4 дня

Каждый может любить по-разному и кого-угодно. Кто-то любит своих детей, а в то же время кто-то другой любит своего возлюбленного или друга. Хайд любит свою коллекцию сушенных цветов в импровизированной тетрадке на 96 страниц. А ещё, он любит рисовать. Блондин много что любит на этом свете. Но возлюбленной у него никогда не было. Он никогда не любил людей так, как это описывают в популярных романах или фильмах. Его это одновременно радовало и расстраивало. Но когда ты опаздываешь на свой поезд, то это очень легко забывается. Солнце печет не по-детски, из-за чего даже в рубашке становится жарко. А когда ты бежишь, сломя ноги, то становится ещё хуже. Через громкоговорители предупредили об уходящем поезде, и волнение в груди лишь увеличивалось. До отъезда остаётся каких-то две минуты, а блондин только-только зашел на перрон, бежав как можно быстрее. Дыхания не хватает, ноги, кажется, уже через секунду отвалятся, но пассажиры вместе с машинистом ждать его уж точно не будут. Хайд до этого, к сожалению, не знал, что его чемодан может быть настолько тяжелым и огромным, из-за чего он тупо волок его по полу, лишь бы успеть. На глазах уже наворачиваются слёзы, а сердце бьется также, как когда блондин в первый раз увидел четырехлистный клевер в 9 лет. И вот, остаётся минута до выезда и Лоулесс, к счастью, успевает. Проводница была не слишком рада «опоздуну», но документы с билетом ей все-же пришлось проверить. Легкие болели так, словно их выбивали, словно подушку, а ноги были готовы сломаться прямо на ровном месте. Спустя пару минут волнение отошло, и вместо него появилась радость того, что Хайд успел. Уже со спокойной душой, блондин ушел искать свое купе. Какие у него соседи, он не знал, ведь покупал билет в самый последний момент. Ему крупно повезло, когда он увидел на сайте единственное пустое купе, на которое он сразу купил место. Больше он не проверял информации, поэтому это ещё один сюрприз. Да и то, что Хайда нежданно-негаданно пригласили на день рождения старшего брата-интроверта-ленивца-"пидораса" (конечно же, по мнению самого Лоулесса) тоже было не маленьким таким сюрпризом. Обычно тот праздновал его либо один, либо со своим парнем, но в этот раз, кажется, что-то изменилось. И вот, наконец, блондин нашел свое купе, в которое сразу же зашел, постучав, конечно же. Внутри никого не оказалось, но на нижней полке справа находились чьи-то вещи: белый рюкзак, расческа и большие светлые наушники. Молча закинув свой чемодан под кровать нижнего левого этажа, человек почти сразу же лег на свою верхнюю полку. Хайд любил рисовать. Его скетчбуки вообщем насчитывают более двухсот страниц, а потраченных на эти рисунки карандаши даже примерно подсчитать. Хайд любил коллекционировать. Это его вторая тетрадь на 96 страниц, но она уже заполнена наполовину. Блондину интересно изучать разноцветные лепестки, ему интересно аккуратно сушить их, ему интересно их рассматривать. Но такого цвета небесно-голубого Лоулесс никогда не видел ни на каком растении. Зато смог увидеть в зрачках глаз своего временного соседа, который тихо зашел в купе, даже, видимо, не замечая блондина. Хотя, возможно, Хайд мог их сравнить с коммелиной, но когда человек перелистнул на страницу тетради, где находился один из этих засушенных цветков, то идея сразу же отбросилась. Коммелины не могут отражать душу человека, которая словно море, просторное и свободное. Коммелины не могут заставлять тебя тонуть в их окраске, словно камень в воде. Коммелины никогда не смогут показать настолько живой цвет. В это же время сосед спокойно сел на свое место, надел наушники и чуть отдернул шторку, начав смотреть на разные виды из окна. Конечно, он заметил блондина на верхней полке, но сейчас знакомится нет никакого желания. Если бы не та женщина в очереди в туалет, которая тарабанила по двери, как нетерпимая сумасшедшая уже спустя минуту нахождения парня в кабинке, то, может быть, этот человек удостоился знакомства с Лихтом. Почему-то, именно в этом месяце, который юный пианист хотел провести один или максимум с Кранцом, его родители решили, что это самое то для его приезда через половину страны. Лихт не любил поезда. Легче на самолете, но выбора у него, особо, не было, тем более когда местный аэропорт временно перестал работать по техническим причинам. Лихт не любил людей. Не в смысле, что он никогда не влюблялся. Хотя, и это тоже. В смысле, что любой человек, находящийся к пианисту ближе, чем на два метра, сразу становится потенциальной угрозой и при любом неловком движении будет послан куда подальше или, если тому не повезет, ещё и пинками в придачу. Лихт не любит этого блондина. Он слишком долго и подозрительно смотрит ему прямо в лицо, но стоит только пианисту глянуть в ответ, как тот сразу отворачивался. Усмехнувшись в мыслях, черноволосый сравнил соседа с маленькой девочкой, на которую посмотрел ее кумир. Хайд не смог выстоять стойкого взгляда этих голубых глаз, и ему пришлось с поражением отвернутся. Даже мелкие подрагивания поезда не помешали Лоулессу взять в руки карандаш и начать свою 221 страницу скетчбука. Слева листа медленно начал вырисовываться стебель с тремя лепестками, а снизу маленьким и красивым почерком появилась надпись. Коммелина.Словно цвет твоих глаз. К сожалению самого Хайда, цветные карандаши не смогли бы передать красоту небесных очей, поэтому человек решил оставить рисунок бесцветным. Блондин взглянул на волосы пианиста. Черные, словно ночное небо, с белой прядкой, словно звезды в этом самом небе. Похожие блондин видел на другой странице тетради. Вроде бы, на первых. Лепесток черного тюльпана и белая Роза. Уже через секунду те оказались нарисованы на этой же странице, но уже были другие надписи. Тюльпан.Притягивающая темнота твоих волос. Роза.Ты словно ангел среди людей.

***

Прошло больше двух часов с начала поездки. Голод начал напоминать о себе болеющем животом и сухим горлом. Хайду пришлось выйти из своего укрытия и достать чемодан, где находился целый пакет с разнообразной едой на 4 дня поездки. Достав первый попавшийся пирожок, блондин неловко сел за стол, по другую сторону которой все также находился Лихт, неотрывно глядя в окно. Стук колес был единственным звуком, который разбавлял молчание между соседями. Но Хайда хватило ненадолго. Попался пирожок с капустой. С мыслью о том, что Фрейа готовит намного лучше, блондин медленно повернул голову в сторону пианиста. Тот внешне никак не отреагировал, хотя мысленно цокнул, уже представляя, что за разговор сейчас пойдёт. Хотя, какая-то часть Лихта была не против этого. —Прости..те?—, Лоулесс проглотил первый кусок, и стыдливо приподнял указательный палец на столе, но настолько, по мнению парня, незаметно, что уже через секунду пожалел. —М?—,Отодвинув один из наушников, пианист переспросил, глядя в эти алые глаза. Лихт сравнил бы этот цвет с кровью, ранами и болью. Хотя сами зрачки наоборот, отражали волнение и радость вместе с ярким отражением шторки и части яркого пейзажа за окном. Эти глаза не вызывали страха или злости. Все ненависть Тодороки будто вмиг испарилась, оставив после себя лишь спокойствие и немую заинтересованность. Они, как тому казалось, осознанно успокаивали пыл пианиста, даря немые поцелуи. —Вы сидите уже который час в одиночестве. Не хотите, чтобы я составил вам компанию?—, Хайд искренне улыбнулся, вновь утонув в небесных очах, а на щеках будто зацвели персики. —…—, Лихт не мог сказать абсолютно ничего, когда услышал этот голос. Ровный, чуть выше своего и очень, очень мелодичный. Теперь пианист убрал далеко и надолго наушники, даже не планируя вновь их взять. Первое, что сказал парень, было явно не запланировано из-за резко наступившей легкой паники,—Вы случайно не актер? —Что?—,Усмехнувшись, красноглазый смущено посмотрел в окно,—Ну..К сожалению, нет. Почему вы так решили? —Ваш голос очень мелодичный.И мимика тоже. Мне кажется, что в театре вам не было бы равных.—,Лихт уже понял, что терять нечего, поэтому, сжав ткань джинс под столом, продолжил эту тему. Хайд удивленно глянул на собеседника, и он был готов поклясться, что впервые так сильно смущается от комплимента. —Спасибо.. Я никогда не думал об этом.. А вы– —Пианист. —Я так и знал!—,Блондин победоносно улыбнулся, весело задрыгав ногами. —Почему?—, Лихту действительно стало интересно, как именно его внешний вид дал подсказку парню на такое предположение. —У вас руки тонкие и длинные. Будто аристократические. Я и подумал, что вы бы идеально играли на таком прекрасном инструменте, как пианино. —…Спасибо.—, Черноволосый отвернулся к окну, будто там нашлось что-то интересней, чем яркая улыбка четырехдневного соседа. —Я Хайд, и, если можно, то на «ты», пожалуйста.—, Протянув руку с кучей колечек и браслетиков, Лоулесс чуть привстал. —Лихт. Приятно познакомиться.—, Пианист ответил на рукопожатие, заметив, что ладонь собеседника явно приятнее и мягче, чем его собственные,— Хайд?.. Тебя где-то теряли, раз решили именно так назвать?—, Чуть усмехнувшись с шутки, продолжил пианист. -Нет!Но мои братья с сестрой всегда так шутили,ха-ха.—, Снова приступив к трапезе, ответил блондин. Да, Фрейа готовила определенно лучше. Вдруг, в мыслях Хайда проскальзывает мысль, чтобы к приезду накормить Лихта домашними пирожками его старшей сестры, и от представления этой картины невольно стало теплее в груди. Теперь человек сидел на полке, кушая покупную еду с персиковыми щеками, которые цвели все больше и больше.

***

Наступал вечер. Соседи разговорились и многое узнали друг о друге. Например, что Лихт едет к родителям, а Хайд к братьям с сестрой. Или то, что у них достаточно много общих интересов, и пианист с неподдельным восхищением и восторгом разглядывал коллекцию цветов блондина. А ещё то, что скоро черноволосому нужно будет сочинить мелодию, и то, о чем умолчал, что он нашел вдохновение в Лоулессе. Его лицо, улыбка и голос сильно манили, и будто одурманили пианиста. Хотелось слушать его буквально бесконечно, отвлекаясь лишь на сообщения Кранца, которые в те моменты казались самыми бесящими и раздражающими. Для Лихта Хайд стал олицетворением радости и летнего утра на даче, когда на душе спокойно, а в голове приятное ожидание сегодняшнего дня. Пианист никогда не любил людей, но теперь, вместе с Кранцом, исключением стал и Лоулесс. Ночь прошла на ура. Почти до двух ночи парни просто беседовали на разные темы, когда выключили свет, и смотря на еле видные звезды, а затем ещё больше получаса играли в карты Хайда, пока в итоге Лихт не обиделся и не улегся спать. Конечно, он не обижался, но он считал, что выигрывать больше пяти раз подряд явно не честно! Если бы у них была хоть какая-то важная ставка, а не просто тупые желания по типу «расскажи позорную историю из детства» или «принеси чай», то Лихт определенно бы отыгрался. Но узнавать ещё большие подробности того, как Хайд дрался со своими братьями или выступал в детском саду в костюме ежа, не сильно хотелось. Хотя, пианист бы посмотрел на маленького Лоулесса в таком костюмчике. Утро встретило соседей очередной остановкой, на этот раз она была на целый час. Блондин проснулся под шуршание Лихта, и не хотя открыв глаза, увидел, как тот собирается выйти из купе. —Ты куда?… Только шесть утра.. Мы легли в три.—, Хайд зевнул, уронив руку с полки, словно петлю, сонным взглядом наблюдал за соседом. —Я хочу купить сигарет. Мои закончились. —Ты куришь?—, Эта новость почти сразу же выбила весь сон из человека, и тот ошарашено продолжал смотреть. —Да.—, Лихт, не глядя на блондина, вышел из купе, оставив Лоулесса один на один со своими мыслями. Скетчбук снова открылся и там появился новый цветок, о котором тот думал весь прошлый вечер и ночь. Викария.Твой голос очень нежный. Хайд знал некоторые значения цветов на их языке, поэтому оставил двойное послание в этом и предыдущих цветах. Потанцуешь со мной? Лоулесс уже понимал, что сделает со страницей, когда полностью закончит ее за эти четыре дня. Так как ночью не было света и желания рисовать, блондин только сейчас смог изобразить нежный и красивый цветок. И то, что Лихт курит, стала очень неожиданной новостью, так как его голос явно не звучит так, будто он «дымит как паровоз». Их купе находилось прямо возле выхода из вагона, и человеку предвиделся отличный шанс наблюдать, как пианист, сев на скамейку, выдыхал злосчастный дым, что-то печатая в телефоне. Его спокойное лицо притягивало парня, хоть и разглядеть глаза он не может. Такое удовлетворенное, что Лоулесс снова начал рисовать. На его третьей странице тетради есть несколько засушенных незабудок, которые теперь ассоциируется не только с его сестрой, но и с Лихтом. Незабудка.Твое лицо очень красивое. Медленно, но верно уже начал собираться маленький букетик, но Хайд понимал, что это только середина. Если бы блондин мог, то он обязательно бы собрал все эти цветы воедино и подарил бы их пианисту. В это же время Лихт продолжал сидеть на скамейке, иногда заглядывая в окно поезда, видя, как Лоулесс что-то заинтересованно рисовал. Его лицо отражало полную углубленность в работу, и это показалось пианисту достаточно милым. Вдруг, на середине печатания сообщения, ему позвонил Кранц. Радостно взяв трубку, черноволосый сделал последнюю затяжку и поздоровался. —Ну как ты там? Что ты так рано проснулся?—, Голос звучал спокойно, но в то же время обеспокоено. —Да сам не знаю. Возможно, пойду потом спать. Если сосед позволит. —А что за сосед? Он тебя как-то трогает?—, Кранц с интересом и некой злостью спросил,соперевшись на ближайшую стену. —Ну.. Нет, он не трогает. Он хороший. Хайд зовут. Мы с ним до трех ночи просидели и разболтались и оба до конечки едем. Хочу сейчас взять у него номер телефона. —Ого,новый друг? Это просто шикарно! Я очень рад, что ты наконец смог с кем-то подружится!—, Голос стал радостней, и на лице Лихта невольно появилась улыбка. —Да.. У него ещё очень красивая внешность. Я даже удивился, когда узнал, что он не играет в театре или что-то такое. Дальше разговор пошел в обыденное русло и пианист просидел на скамейке ещё минут 20. Солнце светило прямо в лицо вместе с лёгким ветерком, создавая контраст между жарой и холодом. Люди ходили туда-сюда, создавая шум буквально везде. Птицы где-то рядом пели, успокаивая душу пианиста полностью. Тепло окутало его, словно одеяло сегодняшней ночью, а тело приятно расслабилось после сигареты. Наконец, закончив звонок, пианист вернулся в поезд, где его ждал сосед. Да и он сам, в принципе, хотел как можно скорее снова увидеться с ежом, как пианист его вчера назвал после детских историй. —Доброе утро! Как там на улице?—, Подперев щеку, спросил Хайд, сразу же сталкиваясь с взглядом небесно-голубых глаз. В это время на столе лежал покупной салат, который блондин успел уже немного поесть. —Да, доброе. Нормально: тепло, но и не жарко. Будешь чай?—, Лихт потянулся к своему рюкзаку, где лежала пачка пикетированного чая, вытаскивая два пакетика со вкусом дыни и протягивая один соседу.

***

Весь день прошел достаточно спокойно и без всяких происшествий. Разве что Хайду позвонила сестра и тот включил громкую связь. Это был первый раз в жизни Лихта, когда тот заплакал от смеха. Его сестра, оказывается, звонила не одна, и она, вместе с одним из братьев, рассказывала ещё более позорные истории блондина на уровне выпитой воды из унитаза. И в этот раз пианист точно понял, что родственников себе он не хочет. Как только звонок сбрасывается, Лихт, красный как помидор, наконец, смеется на все купе, не сдерживая слез. Хайд, не менее алый, но скорее от стыда, чем от веселья, с обидой наблюдал за соседом. Да, было обидно, но в ту секунду Лоулесс действительно почувствовал себя в своей тарелке. Будто все так и должно быть. Ехать с парнем, с которым познакомился день назад, в свой родной город и смеяться со своих детских историй. Закат,мкоторый светил прямо на лицо пианиста, добавлял все больше красок, и, если бы Хайд это мог чувствовать, то на его щеках действительно бы расцвели персики. Солнечные лучи добавляли красоты идеальному лицу Лихта, а его смех вдребезги разбил весь холод к людям, оставив лишь чистую любовь и тепло. Стук колес на фоне вместе с разговорами незнакомцев за стенкой добавлял атмосферы поездки, но не той, в которой они познакомились вчера, а в той, в которой они дружат минимум лет пять, и едут на общий отдых куда-нибудь на море или деревню. В этот момент все радостные мысли подкрепились вдохновением, так как Хайд понял, какой цветок подойдет к его букету. Лен.С тобой хоть на край света. Солнце светило прямо на скетчбук, будто предавая ему живучесть и красоту. Но, по мнению блондина, персиковое от тепла и смеха лицо пианиста, будет в тысячу раз красивее и живее.

***

Следующая ночь не стала исключением прошлой. К ним, к счастью, все ещё никто не подсел, поэтому в эту ночь Хайд решил спать снизу. Отодвинув шторку как можно подальше, оба парня наблюдали за пронесшимися мимо деревьями и еле видными звездами в небе. Едя шоколадное печенье с одной пачки, конечно же, купленной блондином, они смотрели в окно, словно маленькие дети перед стиральной машиной. Но иногда Хайд поглядывал на пианиста, считая его намного красивым, чем звезды. Он никогда не влюблялся, но,кажется, некоторым вещам свойственно заканчиваться. Он мечтал потонуть в этих голубых глазах, словно в море. Он мечтал прикоснутся к персиковым щекам, словно к настоящему плоду. Он мечтал. Мечты не всегда сбываются. Но любовь, ослепленная шипами роз, будто сама сделала его слепым. И сумасшествием тут, к счастью, и не пахло. Домашняя родная атмосфера окутала их, и время за стенами купе будто остановилось. Вдруг, когда Хайд в очередной раз повернул голову в сторону Лихта, их взгляды алого и голубого встретились. Пианист, на чьих щеках будто начали цвести персики, сразу отвернулся, смущенно оперев голову на кулак. Хайд заворожился этой картиной, закрепив у себя в мыслях утром зарисовать цвет этих щек через растение. Взяв ещё одно печенье, предпоследнее, блондин сжал свободную руку на простыни. Он сам не знал почему. От стыда, или же от запретного плода в виде Лихта.

***

Осталось два дня и одна ночь. Половина еды обоих парней съедена, осталось самое плохое по качеству или вкусу. Хотя, как Хайд знал, рамены быстрого приготовления очень сильно понравятся имениннику. Почему Эш решил праздновать свое день рождения летом-неизвестно. Наверно, потому что зимой не у всех родственников есть возможность приехать. Либо, потому что есть больше разнообразия празднования. Либо, просто потому что старшему брату было лень отмечать. Не каждый может в канун Нового года раскошеливаться сразу на два подарка для одного человека. Но, в любом случае, Хайд уже едет третий день вместе с достаточно интересным и красивым пианистом, поэтому даже если все отменится сразу же, как только он выйдет на перрон, то блондин не расстроится. Но, если Фрейа не приготовит свои фирменные пирожки с капустой и мясом (она всегда шутила насчет того, что когда-нибудь приготовит пирожки из Хайда), то это действительно будет обидно. После ночных гляделок ничего не изменилось, хотя блондин все чаще начал видеть персики на щеках Лихта. День был облачный, и солнце только несколько раз за прошедший час показывало свои яркие лучи, светя прямо в лица парней. Пианист что-то делал в телефоне, пока Хайд рисовал цветок, который хотел ещё изобразить в скетчбуке. Персик.С тобой я словно дома. Хоть они и знакомы три дня, блондин понимал, что этот человек смог расположить парня к себе. Они будто дружат уже много лет, знают друг о друге абсолютно все, лишь осталось только познакомить с родственниками. Так как кроме разговоров им ничего не оставалось делать, так как интернет появлялся нечасто, люди действительно знали много. Персик получился просто прекрасным, и только Хайд хотел дорисовать пару штрихов последнего лепестка, как его окликнули. —Хайд? Что ты рисуешь?—, Лихт отодвинул телефон, пристав на ладонях, из-за чего лицо черноволосого стало намного ближе. Блондин смущенно и с громким стуком закрыл скетчбук, посмотрев прямо в глаза пианиста. —Да не, ничего.. Просто рисунок.. —Ты меня рисуешь?—, Неожиданный вопрос застал Лоулесса врасплох, и его щеки зацвели алыми розами. Лампочка над головой парня будто засветилась, и блондин воодушевленно встал, приблизившись к лицу Лихта почти вплотную. —Нет. Но это можно исправить! Ты хочешь?—, Если бы Хайду сказали, что он будет почти что прикасаться носами с соседом по купе, с которым знаком 3 дня, чуть ли не весь красный от смущения, то он бы, мягко сказано, не поверил. В принципе, он и сейчас не верит в действительность происходящего. Лихт, чуть помявшись, ответил. —Да. Нарисуй меня, но если сам хочешь.—, Персиковые щеки пианиста резко отдалились от лица Хайда, и тот с некой грустью в душе тоже сел на место. Но в груди сразу же проснулось вдохновение, и блондин начал отдавать приказы человеку, как ему правильно сесть и повернуть голову. Лихт сидел на кровати, оперевшись головой об ладонь на столе, повернув лицо к окну. Голубые глаза глядели на пейзаж снаружи, а черная толстовка чуть опущена, обнажая шею и часть ключиц. На поверхности лежал чай в железных кружках вместе с фантиками от дынной конфеты, которые создавали атмосферу расслабленности и детского уюта. Честно говоря, Хайд не сильно хорошо умел рисовать людей. Так как в принципе не изображал их. Его максимум - это сделаный на скорую руку портрет сестры, который блондин подарил Фрейе в 15 лет. Лоулесс боялся, но руки делали, как можно аккуратней и детальней вырисовывая страницу. По мнению блондина, никакой художник не сможет передать даже сотую часть красоты пианиста, его голубые глаза и аристократические пальцы. Теперь, у человека появилась новая заветная мечта: побывать на концерте Лихта, обязательно на первом ряду! Такие мысли действительно давали вдохновение и тепло в груди, даже если что-то не получалось нормально изобразить. Прошло больше получаса, и вот, более менее нормальный набросок готов. Сделав перерыв, парень съедает последнюю дынную конфету и начал подтачивать карандаши ручным ножиком. Ловкие пальцы аккуратно водили лезвием по дереву, создавая стружку, которая падала на подставленную газету. В это время Лихт открыл маленькую форточку, медленно закурив и вдыхая теплый дым. Блондин это увидел, но ничего не сказал, так как запах сигарет не сильно влияет на него. Он до сих пор припоминает жизнь с одним из своих старших братьев, который действительно «дымил как паровоз». К счастью, сожительство с ним в одной квартире никак не притянуло его к этой привычке, но запах вишневых сигарет до сих пор ассоциируется у человека с Лили. Его семья в принципе у него ассоциируется с чем-то веселым и одновременно бесящим. Сестра вкусно готовила, самый старший брат все время ленился, средние отличались обжорством, молчаливостью, курением. Младший гордо мог послать куда подальше от своей персоны, а ещё один брат.. Про него Хайд не сильно хочет говорить. Он все время ревновал отца к родственникам, ненавидел всю семью, а позже и вовсе навсегда уехал, сменив номер телефона и страну жительства. Почему он так сильно их невзлюбил-неизвестно. Возможно, потому что братья с сестрой не очень любили самого отца, так как тот многое делал без их спроса или разрешения. А вот к тому мужчина относился очень хорошо, души в нем не чая. Он явно был его любимцем. Лоулессу даже вспоминать эти две личности не хочется. От них в груди блондина сразу появляется отвращение и злость. Мысленно благодаря Фрейу за то, что она сразу отметила, что этих двоих не будет, Хайд выдохнул и, наконец, доточил карандаш. За время размышлений соседа, пианист докурил до фильтра, выкинув его в окно. Кранц не всегда любил, когда пианист курит, но, к его сожалению, отслеживать черноволосого как ребенка он не может. Сказав «продолжим?», Лихт снова встал в свою позу, но уже с открытой форточкой. Свежий воздух заполнил купе, но запах сигарет все равно исходил от одежды пианиста. На секунду в голове блондина появилось резкое желание вдохнуть черную толстовку человека, чтобы сильнее почувствовать этот аромат, но тот сразу откинул ее, открыв страницу скетчбука. Молчание дарило комфорт им двоим, а стук колес лишь разбавлял ее, добавляя некой атмосферы и вдохновения. Персиковые щеки украшали ангельское лицо пианиста, будто он держал два лепестка прямо возле лица с обоих сторон. В голове Хайда, вдруг, возник ещё один цветок, значение которого тот знал, закрепив в голове. Задний фон в виде стены и незастеленной кровати не сильно хотелось рисовать, поэтому их заслонило кое-что другое. Огромные ангельские крылья лениво раскрылись сзади, полностью все закрывая, оставляя лишь их красоту. Они получились достаточно огромными, но, по мнению Лоулесса, именно так они бы и выглядели, был бы Лихт ангелом. Пару раз пианист показал свои выступления, записанные на телефон, и Хайд в тот момент был готов лично встать перед ним и заобнимать от красоты его мелодий. Даже в разговорах в ответ на «еж», блондин называл его «ангелом», на что получал чуть порозовевшие щеки черноволосого. Прошло больше часа и, наконец, остался последний штрих. На столе, из-за железной кружки, наполовину заполненной чаем, выглядывала маленькая белая магнолия, рядом с которой лежало такого же цвета перышко от ангельских крыльев пианиста. Эту деталь больше всего хотелось нарисовать Хайду, поэтому на ней он попотел больше всего, пытаясь сделать каждую черточку идеальной, такой же, как сам Лихт. Блондин хочет подарить парню целый букет этих шикарных цветов, пока тот не поймёт их смысл. Магнолия.Будто свет во тьме. Надпись, конечно, не попала на сам рисунок, но на скетч с цветами определенно да. Но это Хайд сделал чуть позже. Наконец, рисунок закончен. На нем Лихт изображения в виде ангела без нимба, но с огромными красивыми крыльями, которые определенно, по раздумьям блондина, могли закрыть их обоих с головой. Пианисту тоже натерпелось посмотреть на результат, но Хайд, красный прямо как его глаза, не сильно хотел показывать, так как думал, что ему не понравится ангельская затея. Спустя пять минут колебаний, Лоулесс все-таки отдал скетчбук, сразу же отвернувшись от лица черноволосого. Молчание длилось всего пару секунд, но для художника за это время перед глазами пролетела вся жизнь. Сердце билось, словно хотели вырваться из груди, а ладони чуть подрагивали и начали потеть. Уже выдумав все возможные самые худшие продолжения молчания, как вдруг услышал тихое «вау» от пианиста. Резко посмотрев на Лихта, Хайд сжал руки, вопросительно и одновременно волнительно ждя хоть какого-то пояснения. Тодороки, с чуть алыми щеками, положил скетчбук на вторую половину стола, ближе к блондину. Его глаза сверкали радостью и неподдельным восхищением, прямо как глаза Хайда, когда тот ему показал свои записи выступлений. —Это очень красиво. Твоя идея насчет ангельских крыльев очень хорошая. Но..—, Это «но» было самым ужасным, что когда-либо слышал Хайд в своей жизни. Волнение сново проснулось глубоко в груди человека,—Что это за цветок на столе?..—, Взор черноволосого был действительно недоуменным, и блондина в мыслях это одновременно радовало и огорчало. Выдохнув, человек взял рисунок и тетрадь со своей полки. Подсев к парню вплотную, он открыл одну из последних заполненных страниц, тыкая на второй ряд первой ячейки. —Это магнолия. Прекрасный белый цветок! Он подходит к цвету крыльев, поэтому я решил его нарисовать.—, Лоулесс почти не соврал, но и о значении цветка тот точно не скажет, остановившись на золотой середине. Лихт завороженно глядел на засушенные лепестки разных расцветок и форм, будто маленький ребенок. Нежные огоньки в глазах пианиста будто грели Хайда, и в груди от этого действительно стало тепло.

***

Время шло к ночи, и солнце давным-давно село за горизонт. Найдя у соседей за стенкой скотч, парни обклеили рисунок, подписав его сзади. Почерк Лихта тоже можно было назвать ангельским. Настолько идеальный, что Хайд стал завидовать белой завистью, в шутку, конечно же. Его три штриха в конце подписи в виде иголок ежа развеселили пианиста, и тот поставил под ними две маленьких точки-глазки. Взамен Лоулесс нарисовал мини перо рядом с автографом Лихта. Рисунок лежал на столе, пока у парней был поздний ужин в виде кружек чая и купленных пирожков с капустой на последней длинной остановке. Они не были плохими, но Хайд точно бы не купил их снова. До выключения света осталось совсем немного, и Лихт хотел выспаться перед выездом, поэтому после еды начал собирать уже ненужную одежду и остальное в чемодан. Выходить они будут где-то в 12 дня, поэтому и Хайд задумался насчет долгого сна. Оставив лишь расческу, мыльные принадлежности и остальные важные вещи, пианист поставил будильник на 10 утра. Остальное время до отключения света Лоулесс дорисовывал букет, который теперь можно было назвать законченным. Прекрасные лепестки цветов украшали листок, а надписи как можно более аккуратно расписаны снизу с указаниями, где к какому именно растению это имелось ввиду. И вот, Хайд смотрит на маленький текст, в который он вложил всю свою нежность и недавно появившуюся любовь. А также послание на языке, на котором не разговаривают прямо. Словно цвет твоих глаз. Притягивающая темнота твоих волос. Ты словно ангел среди людей. Твой голос очень нежный. Твое лицо очень красивое. С тобой хоть на край света. С тобой я словно дома. Будто свет во тьме Я уважаю тебя. Хочу умереть вместе с тобой. Мы с тобой равны. Потанцуешь со мной? Не забывай меня. С тобой очень уютно. Я в плену у своей любви к тебе. Хочу любить тебя, ангел. Блондин теперь мог с гордостью закончить рисунок, который собирался в течении трех дней веселья и домашней атмосферы, перемешанный с переглядами и персиковыми цветами на щеках. Хотелось прямо сейчас подарить бумажный букет пианисту, но только Хайд собирался вырвать лист, как свет выключили. Шепотом проматерившись, парень включил лампочку на нижней полке, сложив скетчбук с тетрадью к себе на подушку под смешок пианиста. В это время Лихт, зевнув, предложил снова чуть-чуть посмотреть на звезды, как и до этого, и Хайд охотно согласился. Но в этот раз черноволосый захотел посидеть на полу, так как, по его мнению, это будет более атмосферней. И вот, стук колес стал единственным звуком, которые слышали парни вокруг себя. Хотя, на секунду Лоулессу даже показалось, будто тот услышал громкое сердцебиение пианиста. Их плечи и одна из рук сильно прижаты друг к другу, а луна заливает своим белым светом прямо в лицо, будто открывая врата в свой мир снов и иллюзий. За окном мелькали темные елки, сквозь которые иногда виднелись горы или деревушки. Темнота окутала улицу, словно черный кот, и вместо золотистых глаз животного была яркая полная луна. Маленькие звездочки сверкали вокруг нее, словно в хороводе в детском саду во время нового года, когда множество детей веселились вместе с дедом морозом в разнообразных красивых костюмах. Вдруг, Хайд почувствовал на своих пальцах неожиданное тепло. Блондин повернул голову к пианисту, и оказался настолько близко к его лицу, что он чувствовал своими губами чужое дыхание. Но, в тот момент Лихт наоборот, чуть отвернулся, но действия снизу не остановил. И вот, уже спустя минуту неловких и медленных движений, ладонь черноволосого накрыла чужую, чуть сжав. Хайд не знал, что сейчас он слышит: стук колес или свое сердцебиение, которое сейчас было настолько частым, что блондину даже стало жарко. Луна, будто увидев эту картину, скрылась за одним из облаков, явно насмехаясь над двумя парнями, оставляя их наедине. В темноте глаза у Лихта словно светились небесно-голубым, и тот повернул голову к Хайду. Мысли смешались в кучу, щеки стали цвести алыми розами, а сам Лоулесс невольно начал поглаживать ладонь пианиста одним из пальцев. Черноволосый делает резкое движение вперед, и их носы соприкасаются, создавая некий ток между соседями. Глаза чуть привыкли к темноте, и блондин увидел на губах Тодороки еле видную улыбку. И вдруг, Хайд начинает шептать свои мысли, явно забыв о том, что его слышат. —Твоя улыбка очень нежная.Мне она нравится.—, Лоулесс приподнимает ладонь, тем самым скрестив их руки вместе. Лихт ошарашено глянул на парня, но расстояние не увеличил. Если бы сосед сейчас видел в темноте, то стал бы свидетелем алых тюльпанов на ушах пианиста. Молчание чуть затянулось, но черноволосый ответил настолько тихо, насколько возможно. —Спасибо..—, Тодороки невольно ещё сильнее улыбнулся, немного опустив голову. Глаза блондина загорелись, а его лицо сама озарила улыбка. Взяв второй рукой того за подбородок, художник обратно поднял того к себе, вновь соприкасаясь с ним носами. Губы невольно приоткрылись, будто приглашая сделать первый шаг, но Лихт, который хотел этого в данный момент больше всего, понимал, что лучше остановится, поэтому просто молча смотрел на них. Луна вновь выглянула, и глаза обоих парней засветились белым светом, словно снег на темном асфальте. Сглотнув, пианист резко обнял Хайда, зарывшись головой ему в плечо. Лоулесс замер, но уже через секунду обвил свои руки вокруг талии человека. Сердце бешено кололось, распространяя панику по всему телу. Тепло двух тел разлилось по всему купе, а время будто остановилось. Даже стук колес ушел на второй план, оставив лишь тихое дыхание в области шеи. Блондин не знал, что делать, но явно не хотел, чтобы это заканчивалось. От толстовки Лихта все-таки пахло сигаретами, и Хайду предоставилась хорошая возможность это почувствовать. На ощупь ткань была мягкой и явно очень старой, но, по недавним словам пианиста, это была его любимая одежда. Обоих парней будто окутали невидимые крылья ангела, даря ощущение безопасности и уюта. Хотелось остаться в такой позе ещё надолго, наслаждаясь тишиной и теплом в груди. Будто все так и должно быть. Будто они были созданы друг для друга. Человек и ангел. Человек-художник, который единственный смог изобразить небесную красоту голубых глаз ангела, наслаждаясь видом его огромных крыльев, что словно щит защищают его от всех бед снаружи. Окруженный вниманием существа, он не заметил, как стал готов отдать ему свою душу, словно демону, но тот лишь отказался, полностью доверяя человеку свою силу и крылья, что так сильно его радуют. Эта ночь стала лишь их. Ангел, что осветил луну своим божественным светом, и человек, который нарисовал вокруг маленькие звезды, что охраняют ее. Хайд в тот момент готов был лично достать каждую из них с неба, лишь бы ещё увидеть улыбку этого пианиста. Взяв одну из его рук, не разлепляя других, Лоулесс нежно и аккуратно, еле прикасаясь, поцеловал ладонь, сразу же прижав ее к своей щеке. Блондин был готов поклясться, что в тот момент будто прикоснулся губами к реальному ангелу, настолько нежной была кожа Лихта.

***

Как они легли спать, человек точно не помнил, но на утро пианист вел себя как обычно, даже как-то радостней. Солнце за окном сообщала о том, что сегодня будет очень жарко, что не сильно понравилось блондину. Но делать было нечего, поэтому человек, потянувшись насколько возможно на своей кровати, спрыгнул на первый этаж. До конечной оставалось два часа, так как они, как и хотели, встали по будильнику. Рисунок все также лежал на столе, и от одного взгляда на него в груди стало тепло. Пианист уже ушел умывать лицо, пока Хайд налил кипятка в кружки, чтобы выпить последний чай в этом поезде. Эта поездка изменила многое. Во-первых, у блондина появился друг. Во-вторых, этот друг-пианист с ангельской внешностью. В-третьих, Лоулесс смог почувствовать на себе то, когда твои уши с щеками краснеют не хуже алых роз или персиков, а сердце в тысячный раз готово выпрыгнуть из груди от простой улыбки. И в-четвертых, теперь в его душе делили место не только рисунки с цветами, но и назойливый паренек-ангел. С его сапогами, он растопчет все в пух и прах, если не уже. Хайд любил рисовать и коллекционировать. Но больше всего, он любил ангела. Сам Лихт тоже многое осознал. Например то, что, оказывается, не все люди бывают раздражительными, а даже наоборот, притягивающими и очень-очень красивыми. По приезду, он обязательно первым делом начнёт писать новую мелодию, смотря в мыслях в эти горящие жизнью алые глаза. Но Лихт все ещё не любил поезда. Если там не будет Хайда. Лихт не любил людей. Если это не Кранц или Хайд. Лихт теперь любит этого парня. Ведь он-Хайд. Остальные два часа прошли хорошо. Парни просто разговаривали на разные темы, пока им звонили родственники, что уже собирались выезжать к вокзалу. Рассказав пианисту про праздник старшего брата, Хайд невольно стал снова вспоминать веселые моменты с Адамом за их детскую жизнь. Когда тот случайно уснул в ванной, перепугав всю семью, когда он притворился больным настолько, что пришлось вызывать скорую или когда он впервые привел того черноволосого парня с золотыми глазами домой, представив его родственникам как возлюбленного, с которым они все ещё вместе. Усмехнувшись, Хайд ответил на очередной звонок сестры, которая своим обычным, то есть злым, голосом спрашивала, где они уже находятся. Именно «они», ведь блондин абсолютно все разболтал ей про своего соседа-пианиста-ангела-друга, ведь ему больше некому говорить. Прилипнув к окну, сосед сказал, примерно где они на громкой связи, почти сразу же садясь обратно. Лихт же, отправив сообщения Кранцу, поздоровался с сестрой, на что она ответила что-то типо «и тебе,пианист-вор кое-чьего сердца», явно усмехнувшись со своей шутки. Черноволосый, конечно, виду не подал, но его персиковые щеки явно выдавали его с головой.

***

И вот, наконец, парни стоят возле выхода из купе, волнительно осматривая его на наличие оставшихся вещей. Остановка через пару минут и Хайд в панике стал придумывать причину, по которой он сможет оставить свой рисунок в рюкзаке пианиста. К его счастью,случай подвернулся тогда, когда Лихт попросил поддержать его рюкзак прямо перед выходом. Когда человек отвернулся, блондин, не мешкая ни минуты, сразу как можно аккуратней засунул листок, надеясь, что тот не откроет его раньше дома. К его же счастью, парень не заметил еле видную усмешку пианиста, когда его предположение оправдалось с головой. Он не видел рисунок, но видел Хайда, который нервно мял эту бумажку, словно дневник с двойкой перед злобной мамой. В груди разлилось тепло от осознания, что Лоулесс оставил ему не только самые лучшие воспоминания, но и некий рисунок, который на все сто процентов, по мнению Лихта, будет просто шикарным. Пустота купе сильно огорчала Лоулесса, но понимание того, что они уже приехали, заполняло душу радостью до самых краев. Сердце пылало от волнения и радости до белых костяшек в кулаках, и вот, поезд медленно останавливается, открывая свои двери на улицу. Хотелось взять своего пианиста за руку, но радость настолько заполонило блондина, что тот смог лишь с искрами в алых глазах глянуть на соседа. Свежий воздух сразу заполнил легкие, и Хайд почувствовал себя будто в раю от облегчения и вида родного города. Людей выходило немало, поэтому, все-таки взяв пианиста под локоть, те стали вместе искать родственников, пока кто-то чуть ли не упал прямо на Лоулесса сзади. Запах вишневых сигарет сразу же забил нос, и блондин, чуть развернув голову, сказал: —Лили! Не думал, что ты тоже будешь встречать. —И тебе привет, Хайд! Я та-а-ак долго тебя не видел! Я очень сильно скучал!—, Лили, еще сильнее обняв брата, чуть приподнял его, прокрутив вокруг себя. Лихи усмехнулся с этой картины, пока их не окликнул кто-то ещё. —Эй,Лихт! —Кранц!—, Парень подбежал к мужчине, сразу обняв его, радостно сжав костюм в своих ладонях. —Привет-привет. Как ты? Устал? А Хайд где? Ты с ним выходил?—, Вопросы сразу посыпались с того, и пианиста пришлось проигнорировать половину из них. —Да. Вот он.—, Кивнув в сторону двух блондинов, Лихт протянул его к ним, взяв рюкзак в руки. —Ну, здравствуй, Хайд.—, Протянув руку к Лоулессу, Кранц чуть улыбнулся. Тот ему ответил, пожав руку. —И вам здрасьте! А это Лили, мой старший брат. —Я уже знаю. —В смысле?—, Голоса Хайда и Лихта прозвучали одновременно, от чего Лили усмехнулся, повернув голову куда-то назад и махая рукой. —Пока мы вас ждали, разговорились, вот и вышло такое совпадение, что они Хайда ждали, а я-тебя. —Они?—, Хайд с ошарашенными глазами начал всматриваться в людей, пока не заметил фиолетовую макушку с черной, которые быстро к ним шли,-Ой.. —Хайд! Лихт!—, Фрейа подошла к парням, сразу сгребая их в обьятья, в которые с радостью присоединились Лили и Кранц. Последним оказался Джи-джи, который не сильно любил тактильность, из-за чего просто стоял рядом.

***

Люди, словно муравьи, ходили туда-сюда, встречая своих знакомых и друзей. Холодный медленный ветерок разливал по всему телу приятное чувство контраста с паленым солнцем высоко в небе. Так как люди уже буквально стали толкать компанию родственников, Фрейа всех повела к лестнице на выход с перрона. Царила радостная и домашняя атмосфера встретившихся близких, и Хайд от этой мысли невольно улыбнулся. В его глазах засверкали счастливые огоньки, а на щеках расцвели нежные персики. Лихт был ближе всего к блондину, и очень быстро заметил настроение бывшего соседа. На солнечных лучах его волосы блестели словно настоящее золото, а глаза стали еле видного оранжевого цвета. Из-за того, что пианист слишком долго глядел в чужое лицо, тот чуть не споткнулся на последних ступеньках, но его успел придержать Кранц, что все время находился сзади. Другой поезд отправлялся в путь на противоположной линии, и на проходном мосту вокзала людей было в два раза больше, чем Лихт мог представить, но они все будто меркли возле оранжевого солнца в виде Лоулесса, который заметил на себе взгляд небесно-голубых глаз и ещё сильнее покраснел. Наконец, родственники дошли до огромного такси, которое девушка вызвала ещё за пару минут до этого. Хайд молча остановился и его улыбка исчезла также быстро, как солнце за очередным облаком. Он посмотрел на Лихта, в то время как тот смотрел в пол, думая, что сделать. Они оба понимали, что нужно прощаться, но никто из них этого крайне сильно не хотел. Блондин увидел на лице пианиста немой вопрос, даже просьбу, и Лоулесс глянул на сестру. Та раздраженно осмотрела их, и фыркнув, сказала «можно»,будто бы тоже поняв немой язык двух парней. Тоже самое проделали с Кранцом, и тот ответил практически сразу после того, как на него обрушились взгляды красного и голубого. —Не смотрите на меня так, будто я какой-то тиран. Можешь ехать, Лихт. Только не наглей там сильно, хах.—, Мужчина усмехнулся и подмигнул Фрейе, которая уже придумывала, какой именно шуткой начать представлять черноволосого остальным братьям. Радость вмиг вернулась к обоим, и Хайд сразу же обнял свою сестру, словно в последний раз, говоря «спасибо». Та чуть толкнула его в бок, приговаривая наконец садится в машину, где уже как минут пять находился Джи-джи. Попрощавшись с мужчиной, все сели в такси, и уже через минуту те уехали с вокзала. Девушка сидела на переднем сиденье, написав сообщение Адаму о том, что будет ещё один гость. Джи-джи же сидел на втором ряду один, ведь оба парня очень уж захотели резко остаться наедине, насколько это возможно в данной ситуации. Машина, внутри которой играло какое-то радио с песнями девяностых и нулевых, ехало достаточно быстро, и Хайд невольно вглядывался в красоты своего родного города, как будто бы он мог как-то масштабно изменится за полтора года отсутствия парня здесь. Лихт, у которого появилась идеальная возможность увидеть тот самый рисунок, слишком нетерпеливо раскрыл свой рюкзак, чуть ли не срывая с него случайно крыло. Сердце где-то в груди бешено стучало от волнения, а пальцы чуть подрагивали. Немного мятый листок в руках пианиста, наконец, раскрылся и тот невольно ахнул от красоты. Букет цветов с разными надписями на бумаге настолько смутил Лихта, что тот буквально почувствовал, как горят его щеки цветом алых роз. Парень взглянул на блондина, который все ещё ничего не заметил и чуть ли не прилип к окну, что оказалось на руку черноволосому. Если бы в тот момент Лихт мог описать, насколько сильно ему понравился рисунок и насколько сильно его смутили фразы, то даже самого толстого словаря ему бы не хватило на это. Чуть встряхнув головой, пианист захотел «отомстить» художнику, сразу же придумав как. Хайд, который все ещё ничего не видел вокруг себя, кроме быстро передвигающихся старых зданий и панелек, вдруг почувствовал на одной ладони резкое тепло. Тот сразу же повернул голову и увидел Лихта с красными щеками, в руках которого лежал тот самый рисунок. Только блондин хотел что-то сказать, как конечность сжали сильнее и переплели со своей. Лоулесс вздрогнул и с немым вопросом вперемешку с персиковыми щеками глянул на черноволосого. Тот, чуть усмехнувшись, приблизился лицом к бывшему соседу, прикасаясь своим носом с чужим. Красноглазый невольно почувствовал приятное дежавю, когда теплое дыхание разлилось на его губах, а глаза цвета фиалок столкнулись с очами цвета алой розы и между ними будто пронеслась искра. Так продолжалось недолго, и Лихт резко припал своими губами к чужим как можно неожиданней. Щеки заалели ещё сильнее, по спине прошел табун мурашек, а обе пар ладоней уже скрестились в замок, не отпуская друг друга. Хайду хотелось кричать и прыгать от счастья, но обстоятельства просто сковывали его по-надежней, чем сейчас это делал Лихт с его руками и губами. Поцелуй получился слишком неловким, но очень нежным и долгим. Даже духота внутри машины и ошарашенных женских глаз в отражении зеркала возле водителя не мешали двум парням насладится компанией друг друга. Пианист отстранился первым, но сразу же делает еще один удар, который для Хайда стал фатальным. —Твой рисунок просто шикарный.Мне нравится.—,Шепот черноволосого услышал только блондин, ведь тот приблизился к его уху настолько, что опалил его своим дыханием до мурашек по всему телу. Лоулесс, пораженный в самое сердце, ахнул и тихо сказал «Лихт!», сразу же смущенно глянув прямо в глаза победителя, который все ещё не отпустил его руки, начав поглаживать большим пальцем его конечности с очень явной усмешкой. Уши уже горели не меньше, чем лицо, и Хайд еле видно укусил себя за губу, минуту назад на которых находились нежные ангельские.

***

Фрейа готова поклясться, что видела такого брата впервые. Ошарашенного, смущенного, влюбленного. Теперь блондину придется знакомить пианиста со всеми остальными пятью братьями, иначе фиолетоволосая сделает это намного быстрее, и как она считает, лучше. В честь этого радостного события она даже приготовит его любимые пирожки с капустой.