"Чувак, я хочу, чтобы ты сел мне на лицо".

У Галлахера дома странно. Воздух у него пыльный и душный, пахнет картоном и воском. Где-то с кухни и вовсе тянет церковным ладаном, словно в самой святыни оказался. Двери скрипят, и их противный лязг раздаëтся на всю огромную квартиру. Двери с мутными стеклами, пыльные, а дверные косяки грязные. У него огромный зал - с большим телевизором, мягким бархатным диваном бордового цвета и стенкой с кучей драгоценностей и подозрительной вазой, которая как будто смотрела в душу. – Пойдëм, чай попьëм, Бутхилл. Только не смущайся икон, остались от бабушки. – Произносит Галлахер, и у Бутхилла замирает сердца. Иконы...? Принимать чай от Галлахера было тяжело. А вдруг, он что ему подмешал? И квартира у него странная - вроде бы, большая и красивая, а вроде бы в некоторых комнатах до сих пор висят ковры на стенах и иконы. На коврах булавками прикреплены детские фото Галлахера - тут он пошëл в первый класс, здесть ему тринадцать, а на этом фото он стоит рядом с мамой на выпускном. Галлахер закончил школу давно - лет пять назад точно. Бутхилл сжимает ручку кружки и делает большой глоток. – Ты красивый, – Галлахер кладëт ладонь ему на колено. Бутхилл дëргается, спина и руки напрягаются сильнее. Галлахер пугал и притягивал одновременно. Чëрт. – Я бы даже сказал, что ты обворожителен. Я бы хотел, чтобы ты мне дал. Бутхилл давится чаем и зажимает рот. Галлахер влюбленно смотрит на него и гладит его колено. Он испуганно смотрит по сторонам, двигает ногой, стараясь убрать чужую руку и кладëт собственные на колени. Сидит чрезвычайно прямо и натянуто, как струна. Галлахер кладëт щеку на свободную ладонь и зачарованно смотрит в чужие глаза. Бутхиллу не по себе. Галлахер никогда не был таким странным. Он весëлый и интересный. В меру умный и очень спортивный - его телосложению любой бы позавидовал. Ему шла его редкая щетина и длинные волосы. А также продолговатые, бугристые шрамы на руках. У него был приятный низкий голос, высокий рост и хорошее чувство юмора. Генетика явно поставила на него ставку - и выиграла. Ему доставалась куча женского внимания, от него всегда приятно пахло костром и за километр веяло теплом. Да, у него был не самый приятный характер. Он был лицемером - Бутхилл, друг его детства, не удивился бы, что Галлахер оскорбляет его за спиной. Галлахер ветренный - он никогда не был верен девушкам. Он был похабным и развратным - словно само олицетворение похоти. Он редко злился и по большей части лишь устало покачивал головой. Галлахер умел хорошо рисовать - ещë в средней школе он показывал Бутхиллу аккуратные рисунки с порнографией. Он часто рисовал людей на улице, любил помогать бездомным животным. Несмотря на все пороки, Бутхилл дружил с ним. Три года назад Галлахер переехал на новую квартиру, и у Бутхилла только сейчас дошли руки еë посетить. Он очень удивился всему еë наполнению. Галлахер одевался стильно и современно, никогда не носил очков или брекетов, всегда вкусно пах и выглядел аккуратно. И представить кучу икон, статуэток, ваз и ковров в его доме было странно. Ещë страннее было то, что Галлахер говорил Бутхиллу - словно хотел с ним переспать, или из-за длинных волос перепутал его с девушкой. Но Галлахер был трезв - значит не мог его перепутать. Галлахер резко встаëт, наклоняется к его уху и шепчет: – Я хочу, чтобы ты сел мне на лицо. – Что? Бутхилл опешил. Галлахер давит самодовольную лыбу и хватает его пальцами за бледный подбородок. От шока у него онемело всë - начиная от век, заканчивая пальцами на ногах. – Что ты только что сказал? – возвращается на Землю Бутхилл, потряхивая головой. Ему, наверное... – Я хочу тебя вылизать. – ... послышалось. Нет, ему не послышалось. – Что ты несëшь, мужик? Я зашел твою квартиру посмотреть, а ты мне предлагаешь... что? – Бутхилл встаëт и складывает дрожащие руки на груди. Галлахер поднимается за ним. – Забудь, случайно вырвалось, – Галлахер в извинительном жесте поднимает ладони и приглашает его в зал. Что это было? Бутхилл знал, что он мог довериться Галлахеру. Знал его паршивый характер, помогал ему с девушками, хвалил его рисунки. Он воспринимал Галлахера как лучшего друга - человека, который мог вытащить его из любой задницы. И он мог вытащить его. Они прожили всю школу бок о бок, прошли университет и работу. Галлахер стал барменом в местном баре, медленно зарабатывая на переезд с другом. Бутхилл же пошëл по специальности - теперь он служил в полиции. Он считал Галлахера единственным, кто способен его понять - и ждал того же. А Галлахер предлагает ему... что? – Да ты успокойся, чувак, я пошутил, – заметив напряжение друга, Галлахер поспешил его успокоить. У Галлахера точно не такое чувство юмора. – Пойдëм, поиграем в приставку. Ну конечно. Они точно просто поиграют в приставку. Галлахер совершенно не ведëт его в ловушку на злосчатсный мягкий диван, чтобы там же осуществить свои... желания. Бутхиллу мерзко даже вспоминать о том, что произнëс его товарищ - он хочет вылизать его. Что? Бутхилл не знал, как это комментировать. За все года он и трахался однажды - это была его первая и последняя девушка. Тогда она сказала, что Бутхилл неопытен. А Бутхилл перестал в принципе лезть к девушкам. Но это в ту же секунду не сделало его геем - ему никогда не нравились мужчины. Наверное. – Зацени, какой диван. Моë любимое место. – Галлахер простодушно улыбается, включая телевизор. Похоже на начало какой-нибудь гомосексуальной порнухи. – Ужасно мягкий, люблю такое. – Бутхилл ложится на поверхность, вытягиваясь во весь рост. И в голове доделывает фразу за Галлахера - "Самое лучшее место для первого нашего раза". Стало противно от себя же. – Я знал, что тебе понравится, – Галлахер смотрит на друга, оглядывая его с ног до головы. – Он очень уютный и просторный. Места на троих как ты хватит. – Кстати, что это за странная ваза? Пыльная такая в стенке, – Бутхилл наконец задаëт этот вопрос. Галлахер садится около него и выбирает игру. – Прости за вопросы, но я бы всю ночь не уснул. – А, ты про ту, с цветочками? Это ваза с прахом моей бабушки. Не беспокойся, она не будет против, что ты тут. Бутхиллу кажется, он упал в обморок. Он глубоко вдохнул и подскочил, садясь на диван и скрещивая ноги. – Что ты сказал? – Что слышал, Бутхилл. И вообще, хватит всë переспрашивать, ты же прекрасно меня слышишь. Конечно, он всë слышит. Он просто не верит ушам - вдруг у него на нервной почве слуховые галлюцинации пошли? Галлахер двигается ближе к нему и снова кладет руку на колено Бутхилла. Чëрт. – Ладно. Нашëл игру? – Бутхилл пытается не обращать внимание на навязчивые касания друга. Это просто колено, просто друг, просто Галлахер. Просто они сейчас перепихнуться на диване напротив этой чертовой вазы с прахом. – Нет. Но, я думаю, мы найдем, чем заняться. И Галлахер подмигивает. У Бутхилла в груди что-то рвëтся, и он со вздохом падает назад на подушки и диван. Галлахер воспринимает это как сигнал к действию, подается вперëд, упираясь руками в чужую твëрдую грудь. Он бессовестно расположился на парне снизу, по-хозяйски усевшись на его живот и поставив руки на плечи. Нет, он точно его не раздавит. Он хватает чужие руки ладонью, обвивает их мозолистыми пальцами, скрепляя. Бутхилл чувствует, что не может ими шевелить - а затем их и вовсе вытягивают вперëд. Они неудобно зависают в воздухе, пока вторая рука снова хватает его подбородок. Галлахер неспеша наклоняется, горячо дышит ему в губы. Он честно пытался выбраться - пока окончательно не смирился с желанием друга. Потом пусть только попробует слово вякнуть. – Наконец-то. – У Галлахера кружится голова. Он шепчет в самые губы и медленно, невесомо касается их. Бутхилл лежит, не двигаясь и даже не моргая - не хочет рушить момент. Галлахер всë делает достаточно романтично - не настаивает, гладит рукой щëку, шею, подушечкой пальца проводит по ключицам. Он плавно отдаляется от чужих губ, не заходя далее простых касаний - что-то томно шепчет, запуская руку под чужую футболку. Медленно ведëт по кубикам пресса к сильной груди, задирая одежду. Из-за градуса его наклона Бутхилл оголенным животом чувствует чужое возбуждение. Он терпит все касания - молчит, нервно прикусывая губу или отворачиваясь, когда ладонь останавливается на соске. Галлахер с нежностью накрывает его, целуя закусанные губы. Он прикрывает глаза от удовольствия своими действиями, отпускает чужие руки. Бутхилл шевелит онемевшими конечностями и тут же размещает их на крепких плечах. – Чувак, ты бы знал, как я хотел это сделать. – Галлахер снова шепчет это на чужое ухо, целуя висок. Бутхилл всë ещë молчит. Он не издал ни одного стона, только встревоженно дышал и наслаждался. Когда его последний раз ласкали? А когда его ласкали так - с грязными разговорами, похабно тычась пахом в его живот, наблюдая за его реакцией. У него красное всë лицо, шея, уши - и он продолжает краснеть, задыхаясь в поцелуях. – Будь громче. Моих родителей ещë неделю дома не будет, а соседей до вечера не бывает. Это наш шанс, – Галлахер тянется к чужой груди, оставляя там мокрый поцелуй, прямо посередине между мышцами. Он отстраняется и облизывается, заставляя Бутхилла закрыть глаза. – Я хочу слышать твои стоны, чувак. Бутхилл раздосадованно стонет и нервно дышит. Его грудная клетка быстро поднимается и опускается, глаза чуть прикрыты, а губы расходятся в улыбке. В мерзкой и сексуальной улыбке. Галлахер стягивает с него футболку. Он тут же падает к чужим плечам - легонько кусает их, оставляет засосы, пока руками трëт соски. Бутхилл и правда тихо стонет - обрывочно и робко, словно пытается войти во вкус. А его дружище только рад - льнëт к чужим губам, как кот, кусается и пытается продвинуться дальше. В один момент ему удаëтся - и его язык тут же оказывается в чужой ротовой полости. Обводит острые зубы, надкусанные изнутри щеки, десна. Казалось, что от его напора они начнут кровоточить, и противный вкус крови будет кружить голову всë оставшееся время. Галлахер сплетает их языки - и слюна оказывается в чужом рту. Она стекает по подбородку, обволакивает язык, заставляет все их касания сопровождаться гулким причмокиванием. Галлахер резко заканчивает поцелуй - обрывает влажную нить между ними и тянется к его лицу. Он целует щëки - нежно, по очереди, и так часто, что Бутхилл начинает думать, будь у того помада, он бы весь в ней оказался. Галлахер переходит на лоб, каждый сантиметр покрывается поцелуями. Парень под ним начинает ворочаться - но молчит, терпеливо ожидая. – Хочу зацеловать каждый сантиметр твоего тела. Галлахер шарится с ремнëм его джинс. Он утыкает своë колено между чужими ногами, седлая бедро парня. Хватается рукой за другую ногу, сминая и массируя мышцы под пальцами. Бутхилл хватается за лицо, закидывает голову назад и стонет от боли. Галлахер двигает коленом, Бутхилл подаëтся вниз и обворожительно и коротко мычит. Галлахер накрывает его пах рукой, даже не расстегнув ширинку, и медленно проводит. На глазах у Бутхилла появляются слëзы желания. Он весь красный и продолжает краснеть - он не может это контролировать, лишь продолжает закрывать глаза от стыда. Нет, в свой первый раз у него всë было по-другому. Он целовал еë, поджимал под себя, ласкал и доводил до пика. Ему было хорошо, ей тоже. А сейчас тоже хорошо, но по-странному, необычно. Необычно ощущать себя под представителем своего же пола - стонать от его прикосновений, желать большего, умолять и просить. А ведь он правда это делает и наслаждается. И Галлахер сверху тоже рад - он подбирает его под себя, руками и коленом стимулирует его член, целует, кусает, щипается, сжимает и дышит. Горячо и прерывисто шепчет ему всякие пошлости. – Я хочу оказаться внутри тебя, – Галлахер снова наклоняется к его губам, сцеловывая вскрик. – И языком, и членом. Он только что сказал "языком"? Чëрт. Бутхилл стыдливо выгибается в спине, касаясь чужого бока. Галлахерна это лишь хмыкает и расстëгивает его ширинку. Теперь он пальцами касался чужих мокрых трусов, пока Бутхилл царапал его спину и грудь. На плече и так уже остались впадины от чужих ногтей - он перестарался ещë по время простых поцелуев, чувствуя нарастающее возбуждение. Оно било по его черепной коробке, заставляло извиваться и изгибаться, молить о продолжении, прикусывать губы и закрывать глаза. Секса у него не было уже несколько лет. Серьëзная работа, университет, спорт, общение с друзьями, и вот на личную жизнь ни черта не остаëтся времени. Нечего говорить о том, что и девушки не горели желания с ним связываться - возможно, он просто не умел общаться с женским полом. Он это признавал и жил спокойно своей жизнью не-девственника, пока не появился этот чëртов Галлахер со своими идиотскими предложениями. – Знаешь, не затеивалось, что этот диван будет местом для секса. Люблю такое. – Галлахер копирует фразу друга и начинает быстрее двигать рукой. Бутхилл выгибается навстречу трению, словно уже готовится ловить оргазм. Галлахер улыбается и доводит его до пика. У Бутхилла крупно дрожат ноги и руки. Голос во время протяжного стона тоже шатается по тональностям, осипая. Он прикрывает глаза, а по щекам стекают маленькие слëзы. Ему не больно - приятная судорога наполняет тело, когда собственная сперма пачкает трусы. Галлахер убирает руку с ткани и садится ровно, заглядывая в самую душу. – Я всë ещë хочу, чтобы ты сел мне на лицо. – О Боги, зачем тебе это? И так неплохо же идëм... – Бутхилл недоволен. Он косится на вазу с прахом и мигом отворачивается, нервно сглатывая. – Успокойся, я пошутил про прах. Я всегда об этом мечтал - оказаться между твоих ног. У тебя такие крепкие и очаровательные бëдра... – Господи, Галлахер, перестань. Ты фут-фетишист, что ли? – Да. Так что собирайся с силами. Я быстро. Галлахер уходит в свою. комнату, оставляя Бутхилла одного. Парень встаëт с нагретого и уже не-святого-дивана, потягивается и начинает снимать джинсы. поднимает свою футболку, снимает носки и остаëтся лишь в трусах. Щëки жжëт от колкости чужой щетины - во время поцелуев это только больше заводило. Он скрючивается и ставит локти на свои колени. Теперь его бьëт осознание - он только что кончил от стимуляции мужчины. Бутхилл не думал, что прогнëтся под кем-нибудь так легко, но с Галлахером в позиции спорить не хотелось. Если Бутхилл начнëт возражать, его определенно точно возьмут ещë с большей силой и вдвойне жëстче, так, что он точно не сможет ходить. Он прекрасно это знает - общался с некоторыми такими же несчастными, связывающимися с Галлахером. Страшный человек, на самом деле. Галлахер заявляется в комнату в одних своих домашних штанах и тапочках. Выглядит мило, а в пушистых тапках он почему-то напомнил медведя. Большого, сильного и горячего. В руках у Галлахера смазка и его недопитая кружка грëбанного чая. Серьëзно? – Зачем ты притащил сюда чай? Мы здесь трахаемся или чаи гоняем? – Бутхилл встаëт с дивана, пока на нëм удобно размещается Галлахер. Точно в центре, с подушкой под головой и невероятно довольным взглядом. Он подзывает его к себе, словно котëнка, и регулирует, как ему садиться. Бутхилл повинуется. Доверяется ему - садится спиной, одну ногу размещает дальше другой, садясь как бы диагональю. Сначала он опускается на чужую грудь, косо смотрит из-за плеча на то, как отчаянно сжимает его бëдра Галлахер и как громко он при этом дышит. Словно удовлетворяет свою базовую потребность - теребит чужие ноги, заставляя людей его седлать. Галлахер руками двигает его ближе к лицу. Бутхилл замирает и хмурится. С одного раза же не заделаешься в геи, правильно? – Чувак, не ломайся. Потом ещë просить будешь. – Галлахер снова ему подмигивает, но он не видит. Не хочет сейчас смотреть на это самодовольное лицо, которое через пару минут сольëтся с ним воедино. Бутхилл не жалеет, что несколько раз в день принимает душ. Галлахер оказывается губами близко к ягодицам. Он мокро целует их, прокладывает влажную дорогу, в этот момент крепче сжимая чужие ноги. Он мечтал оказаться между этими бедрами всю жизнь - даже когда в средней школе Бутхилл словно на палках ходил. А сейчас мышцы приобрели форму и начали тянуть ещë сильнее. Иной раз хочется, чтобы его просто ими задушили - медленно и упиваясь своей победой. Ведь Бутхилл мог. А ещë у него была классная задница - упругая и пышная, приятно гармонировала с тонкой талией, оставляя в голове памятные острые изгибы. Бутхилл весь был таким аппетитным и сладким, что Галлахер не сдержался. – У тебя такая вкусная задница, так бы и съел. Готов кончить от одного еë вида. – Не отвлекайся давай. А то уйду к чертям. Ложь чистой воды. Чëрт. Галлахеру не нужно повторять дважды: попросили не отвлекаться - он и не отвлекается. Стягивает чужие трусы до колен. Ударяет по чужой заднице ладонью, легонько, но резко, отчего Бутхилл вскрикивает. Он оборачивается и в мгновение чувствует, как чужие пальцы разводят мышцы в стороны. Бутхилл рефлекторно разворачивается, плотно зажмуривает глаза и прикусывает руку. Вроде бы был готов тому, что чужой язык окажется там в окружении влажных и теплых стенок. Но что же знал, что любое действие будет настолько пошлым и похабным, что его мозг захлебнулся в собственной серой жидкости. Галлахер мягко целует промежность, и у Бутхилл окончательно сносит крышу. Он глупо и громко стонет, сжимая чужой пояс штанов. Снова чëрт. Галлахер водит по кольцу мышц горячим и влажным языком, а Бутхилл вздрагивает при каждом касании. Галлахер причмокивает, когда пытается протолкнуть язык глубже. Парень сверху шипит, словно ему больно, и закусывает щëки. Очень хотелось поцелуев - страстных и жадных, нежных и простых, пошлых и долгих. Хотелось задыхаться, пока губы трогают его шею и грудь. Выгибаться, когда грубые пальцы касаются члена через ткань. Стонать чужое имя, когда бедный, но энергичный язык проникает на сантиметр, ворочаясь и раздвигая чужие стенки. Всë-таки, даëт он кому-то первый раз... И это явно из лучших разов. Когда тебя ублажают нежно, с размеренной жестокостью, но продолжительно, отчего член начинает болезненно ныть, а мысли в голове путаться. Бутхилл ненавидит чувство, когда он не может связать слова, потому что язык заплетается, а разум покрывается туманом. Но он готов из раза в раз это испытывать, если до этого его доводит Галлахер. Пока он думает, Галлахер проникает глубже. Он толкается постепенно, нерасторопно раздвигая чужой анус. К языку добавляются руки. Они исследуют все его ноги - съезжают по коленям, которые так хочется свести, проводят по внутренним частям бëдер, царапая кожу. Он давит на мышцы, отчего на утро там точно будут синяки, щипает и гладит близко к члену. Галлахер довольно мычит, старательно продвигая орган на максимум, обильно смачивая слюной чужую промежность. Бутхилл скулит, как собака, и хватается за чужой член. Он на сухую проводит по нему, отчего парень снизу сгибает ногу в колено, заставляя убрать ладонь. Галлахер вытаскивает язык из чужих мышц, желанное тепло изнутри пропадает, а он вытирает скопившуюся слюну. Парень целует чужие ягодицы, оставляет на них засосы, кусает. Бутхилл стонет чужое имя и раздосадованно хныкает. – Чувак, это прекрасно. Я довольный, как слон. – Галлахер победно улыбается и двигает Бутхилла назад на грудь. – Мне кажется, мы не особо закончили. – Бутхилл уже успел развернуться и сесть на чужой живот. – Ты прав. Вставай, будем тебя готовить. – И Галлахер снова мерзко подмигивает. Чëрт. На этот раз это даже звучит как комплимент - пошлый и странный, но комплимент. Бутхилла заставляют встать на четвереньки. Выглядит это ужасно - он похож на собаку, только без хвоста и ушей. Галлахер словно по линейке разводит его колени в стороны и вклинивается прямо напротив чужого зада. Он давит на широкую спину, и руки парня прогибаются, а он поворачивает голову в сторону. Бутхилл уверен, что Галлахер улыбается лучезарно и нежно. Он чувствует, как его снова похлопывают по ягодицам - успокаивают, готовят. – Ты бы знал, как сногсшибательно выглядишь в такой позе. – ...Мне не понять тебя. Галлахер хмыкает и утыкается назад. Он двигает своë колено вперëд, устраиваясь поудобнее, и наконец открывает тюбик смазки. Бутхилл довольно вздыхает, зажмуривая глаза. Галлахер трëт эту субстанцию в руках, аккуратно большим пальцем касается кольца мышц. Его друг закусывает губу и виляет задом в разные стороны. Галлахер улыбается, целует чужую спину и проталкивает палец на фалангу. Бутхилл вздрагивает, но молчит. Первые пару сантиметров уже были разработаны ртом, поэтому палец скользнул спокойно. Он толкает его глубже, и парень под ним задыхается. Галлахер шевелит длинным пальцем в стороны, мягко касаясь стенок внутри. Он медленно добавляет второй, работает ювелирно и точно, словно с Бутхиллом трахается не первый раз. С единственной попытки угадал его слабые места - и нагло этим пользуется, выбивая стоны, мольбы и своë имя из чужого рта. Его друг устало дышит под ним, когда пальцы двигаются на манер ножниц - мерно раздвигаются и смыкаются, вращаясь по часовой стрелке. Все его спину и ягодицы осыпали градом поцелуев, укусов и пошлых комплиментов. – Ты чувствуешь мои пальцы внутри себя? Ты такой горячий и мокрый, так сжимаешь меня с непривычки, что от моих мыслей у меня кружится голова. Ты такой привлекательный, Боги. – Галлахер... Не тормози. – Бутхилл поднимается и смотрит в его развратные глаза. Они словно раздевали его, хотя на нëм давно нет одежды. – Чувак, ты даже не представляешь, как я ждал. Ждал момента, чтобы хорошенько тебе присунуть. – Иногда я думаю, что ты говоришь это просто так. – Бутхилл недоверчиво косится на него и снова на вазу. Чëрт. – Нет, это всë от чистого сердца. Разворачивайся назад, самый сок будет. Бутхилл что-то бурчит себе под нос и снова становится на четвереньки, опираясь на локти. Послушно разводит ноги, терпит новый шлепок по своей заднице. Галлахер торопится - быстро стягивает с паха штаны, наконец-то освобождая член. Подумать только - он терпел всë это время, хотя это похоже на годы практики. Он смазывает член и даже не собирается надевать презерватив - возможно, он отправит Бутхилла в душ, где с радостью бы снова его отымел, но тот не впустит его на порог. Ни за что. Поэтому остаëтся наслаждаться им так - раскрепощëнным, живым и сексуальным. – Я обещаю быть нежным. – Да вставь ты мне уже, надоел. И он слушается. Проходит только головкой, придерживая член и чужую талию. Бутхилл даже не пытается двинуться назад - всë равно ему не дадут. Галлахер двигается вперëд, проталкивая член ещë на пару сантиметров. Голова начинает кружиться. – Чувак, ты сжимаешь меня, как несовершеннолетняя девственница. – он шепчет это на ухо без доли стыда и сожаления. – Ну простите, что в мою задницу первый раз вставляют член. – Прощаю. – И Галлахер хихикает. А потом вставляет до конца. Перед глазами аж искры пролетают. Вроде бы, чертовски хорошо - приятно тянет живот, член лишь слабо ноет, в нëм словно открылось второе дыхание. Галлахер словно ловит это и начинает двигаться. Размеренно, с математической точностью до секунд толкается членом вовнутрь ещë глубже, вгоняя по самые яйца. Бутхилл нервно дышит и сглатывает, сминая под собой обивку и поднимая плечи. Галлахер лениво втрахивал его в этот злосчастный диван, терпеливо давая привыкнуть и подготовиться. Бутхилл сгибает пальцы на ногах и прозносит через силу: – Ты можешь ускориться, молю тебя? Я хочу кончить. Он сам себя от такого не ожидал. Он точно не стал фанатом этих грязных речей за всë это время общения с Галлахером. Его точно не возбуждает его горячий шëпот. Он точно ненавидит, когда с ним обращаются грубо и по-хозяйски... Чëрт. Галлахер и правда ускоряется - теперь он всë чаще слышит шлепки кожи о кожу, получает грëбанные касания и удары по заднице. А ещë куча комплиментов и глупых подкатов. Его рука опускается на чужой член, и Бутхилла ведëт. Он зажмуривается, прогибается, хочет быть ближе с Галлахером. А он уже везде и всюду - сжимает его бок, обвивает его член и долбится в него. Последнее так вообще приносит дикий кайф. Бутхилл редко стонет чужое имя - и этого хватает, чтобы Галлахер его похвалил. Снова осыпал порцией поцелуев, шлепков и комплиментов. Боже, да он просто Господь Похоти! – Я жду момента, когда смогу кончить в тебя. А потом ты снова сядешь на моë лицо. – Последнее - явно перебор. Бутхилл кончает первее. Он удивляется стальной хватке его партнëра - у него, похоже, с личной жизнью всë отлично. Это ему можно кончать хоть все 10 раз - пачкать этот несчастный диван, вновь и вновь ощущая каменный член внутри. У Галлахера даже член был идеальный - красивой формы, величественный и длинный, большой и горячий. И он сдаëтся ему - всему такому почти идеальному - давая возможность себя отыметь. Он клянëтся, что это последний раз, идëт на слелки с совестью, не осознавая, что ему нравится это. Нравится принимать в себя чужой орган. Нравится наслаждаться действиями другого в пассивной роли. Любоваться им и собой. – Чувак, я кончаю. Галлахер не врëт, Крупно дрожит и изливается внутрь, падая на чужую спину. Тело накрывает в приятном послеоргазменном спазме. – Ты великолепен. – шепчет одними губами, утопая в долгом и нежном поцелуе. Через время они будут сидеть всë у того же дивана. Ваза с прахом по-прежнему стояла на стенке, притягивая взгляд скучающих глаз. Галлахер занял комфортное местечко на чужом животе - прямо между излюбленных и обкусанных бëдер. Бутхилл непоколебимо таращился то на вазу, то на телефон, рассказывая о произошедшем знакомому. Тишина и идиллия, но проклятая ваза... Чëрт.