Пыль

Колючий ветер гонит по улице клубы пыли: апрель оказывается в этом году непривычно холодным и сухим. Резкие порывы треплют полы сутаны и фасцию и швыряют волосы Астольфо в лицо. Тот встряхивает головой, отбрасывая пряди назад, и облизывает тонкие губы. От того, какая улыбка на них блуждает, у Марко неприятно скребется в груди. — Скажи всем окружить квартал и не выпускать никого, — глаза Астольфо смотрят темно и хищно, а голос хриплый — это от холода и долгой погони, уверяет себя Марко. Они гнались за вампирами добрую треть Марселя и, кажется, наконец загнали в тупик — но… — Капитан, там еще могут быть обычные люди. Разве нам не стоит их поискать? Если вампир на них нападет или возьмет в заложники… — Плевать, — резко обрывает его Астольфо, и Марко так хочется верить, что расползающийся по его щекам бледный румянец — тоже следствие погони. — Наша работа — истребить вампиров. Если вдруг те кого-то все же поймают — по визгу просто найдем быстрее. Горло сводит судорогой. Это не тот Астольфо, которого Марко знает, проносится в голове. Тот добрый и светлый мальчик из прошлого ободрал до крови колени и ладони, но вернул в гнездо выпавшего и отчаянно пищавшего среди травы птенца. Он нес сестру на себе с самого конца парка пешком, когда она подвернула ногу. Он искренне переживал, когда Марко однажды покусала за руку собака, и готов был сам перевязывать ему рану. Он не был таким. Он не должен был стать таким. Это совсем не тот Астольфо. — Но ведь… — слова срываются с языка сами собой — Марко не хочет, не может поверить, что от того заботливого и милосердного ребенка не осталось ничего. — Если отправить небольшой отряд, мы еще можем проверить и, если что, спасти… Астольфо резко оборачивается, и все слова застревают в горле. — Давай. Если так хочешь — вперед, сделай это сам. Я тебя останавливать не буду. Голос у Астольфо низкий и опасный, а глаза смотрят темно и тяжело. Его лицо бледное — не осталось и следа румянца, — зрачки ненормально расширены, а губы сжаты в тонкую нить. Сейчас он напоминает скрученную до края пружину: одно неосторожное движение — и она сорвется. Так, как сейчас на Марко, он не смотрит даже на вампиров. Так он смотрит на Роланда — и Марко понимает: если он попытается настоять на своем, если скажет еще хоть слово, возврата назад не будет. Ему простили то, что он сбежал во время нападения вампиров, позволили быть рядом, но если он отвернется, если уйдет сейчас, этого не простят никогда. Он не может предать во второй раз. Не после всего. Мгновение Марко яростно ненавидит церковь, охотников и Роланда — это они, это их вина, это из-за них Астольфо стал таким, — а потом гнев стекает, оставляя после себя лишь ощущение бессилия и пустоту в груди. — Н-нет, капитан, простите, я не… — бормочет он неразборчиво, пряча взгляд. — Тогда заткнись и делай, что сказано, — холодно бросает Астольфо и отворачивается. Марко кивает — знает, что его не увидят, но не может заставить себя произнести хоть слово. Холодный ветер налетает, резким порывом дергает полы сутаны и насмешливо бросает в лицо горсть пыли.