Лучше, чем человек.

Отношения Итадори с Сукуной были.. не сказать, что они правда были, но друг друга они несказанно хорошо понимали. Понимали, когда Двуликому стало привычкой впускать мальца в свои владения лишь для того, чтобы поговорить. Понимали, когда Сукуна стал разрешать сидеть на своих коленях и трогать свои волосы. Понимали, когда Юджи, на тех же коленях, стонал, прикусывая чужое плечо, лишь бы не выпасть из мира от удовольствия. Понимали, когда единственным решением из ситуации стало потрахаться и оставить всё, как было, но с некими изменениями. Изменения по праву должны были как-то называться, а с этим трахаться было не так приятно, как с Сукуной. По дружбе секс – совсем иное, ибо дружбой там даже не пахло. По любви – так и любви там не было. Да, они определённо нуждались в присутствии друг друга, да, им точно было по душе разговаривать обо всём на свете до конца ночи. Прийти к очередному итогу авось-само-разрулится после вылетевшего "скучаю" стало быть дуростью, а пренебрегание подобными отношениями с Двуликим – сулило разрушить постановки магического мира. И ещё не поняли, что секс – людей, как правило, сближает, очень уверенно это игнорировали, потому что стоило задуматься о правильности происходящего. Именно по этой причине, Юджи полноценно перестал отвечать на любые вопросы Сукуны, что касались чего-то помимо самых обыденных, скучных вещей. Несмотря ни на что, он прекрасно помнил, что сам огласил условие той неправильной ночи, их последней: «Я точно от тебя отвяжусь и отстану, если ты сейчас не остановишься, Сукуна..» Сукуна, господи помилуй, не остановился – продолжил возносить паршивца на край похотливого света, когда тому так захотелось, вдавливая бёдра в его ягодицы так, что тому пришлось подставить в месте соприкосновения руки. Отличный секс, во время которого всё, в общем-то, шло замечательно. До момента, как Юджи не откопал в себе, в самой глубине дурной головы, резонную причину не отвязываться морально – Рёмен был и оставался настолько привлекательным, насколько могла быть ебучая Дженифер Лоуренс, одиноко висящая на плакате у кровати, ни разу в своих дрочибельных целях не использованная – спасибо большое, превеликий и щедрый на удобный хер и целовательный рот Сукуна. Разговоры с ним стали бок о бок с жизненной необходимостью – настолько правильно и приятно слуху звучали чужие размышления о жизни дивной, о людях второстепенных, что Юджи подумывал записывать на диктофон и переслушивать на репите. Его личные, несравнимые ни с кем манеры, личностные повадки, да, даже банальная привычка зачёсывать патлы к затылку была ценной реликвией в памяти Итадори. Он буквально заел одной и той же пластинкой «нравишься-нравишься-нравишься», что Юджи ни то, что оглашать, он это признавать не собирался. Думал ли Итадори о том, к чему могут привести игры с проклятыми пальцами – конечно, нет. С проклятыми членами – тоже, в итоге пришел к невообразимому выводу, по совместительству и оправданию, что минус на минус даёт плюс, значит пальцы и член – замечательная штука для великолепной ночи и хорошего духа. Ни себе хуже не делает, ни окружающим – что было главным. Первое время, достаточно мирное, они смогли наладить своё общение до обыденного, а после и до интимно-сокровенного. Двуликий поначалу совсем не шёл ни на какой контакт, выгонял из своего кровавого измерения по первому же косому взгляду в сторону своих обтягивающих лосин. Выбешивал этим до ужаса, но Итадори – терпеливый, он подождёт. Так и дождался такого взаимного, божественно-заебательного непонимания с обеих сторон: ни трахнуть, ни поговорить по душам, ни признаться. В момент своих размышлений о очередном наставшем дне, несущим в себе порцию мыслей про предстоящую миссию, Юджи чистил зубы. Годжо ему рассказывал, что чрезмерное употребление алкоголя приводит к плохим последствиям, но не уточнил, что мизерная доза блядского Рёмена приводит к такому побитому состоянию уже который день. Возможно, доза была не мизерная, возможно, превышала все критические лимиты. И не сказать же, что они в ссоре – вовсе нет, просто держать свои обещания – это стойкий принцип Юджи Итадори, земля ему пухом. Сукуна же, оперевшись на эдакую принципиальность Итадори, просто напросто запретил ему входить в своё пространство – чисто ради издёвки над чужими словами. Не верил он в принципы людские. Реакции друзей на своеобразный контакт с Двуликим Юджи запомнит на всю жизнь, как пищала от ужаса Нобара и с какой хлеборезкой стоял Мегуми. Для Итадори это показалось смешным. Мегуми предпочитал рассуждать о их отношениях, как о пересчёте пальцев Сукуны в Юджи. На первый — они вообще не ладили, на второй – били друг другу морду, на третий – доблестно сосались, по словам Итадори, а на четвёртый — их общение пошло под какой-то откос, в котором от «мы помирились» до «он расчленил меня и вырвал глаза» было трудно увидеть временной промежуток. Нобара же приставала с расспросами, ибо самостоятельно додумывать и запоминать не хотела – от того и Фушигуро был одним из случайных слушателей. Помимо бесполезных слов о алкоголе, сильнейший уточнял и о миссии – им нужно всего-навсего наведаться в заброшенное офисное здание, обоснованное, с виду, ещё в эпоху Сукуны. Там развелось слишком много омерзительной нечисти, что появлялась с каждым днём всё больше и больше. Ну и, из убедительного – там пропадали люди. Вот, так и получилось, что Юджи и Нобара оправились на своеобразную переломную миссию, во время которой Итадори для себя вынес один большой вердикт: принципиальность – нихуя не самое главное качество в человеке. *** Спустя долгие часы расходования проклятой энергии у Итадори сдают нервы. Он не может оторваться от мыслей про предстоящую перспективу помнить, что произошло между ним и Сукуной, но ничерта после этого не делать. Просил ли сам Двуликий от него отстать? Да, неоднократно, но не заставлял давать ему обещание на самом деле отцепиться и забыть. Можно подумать, что Юджи сам себе выдумал проблему, вот только насчёт её исправления стыдился открывать рот. Что ему, в лоб сказать Рёмену, мол, «ладно, я пошутил, давай мы просто продолжим делать то же самое, что делают люди в отношениях, но не будем называть это отношениями?» Фальстарт с самого начала вопроса. Миссия сулила стать худшей – начиная от появившегося полупервого ранга проклятия, заканчивая сраным Махито и поломанной ногой Нобары. Собственная сквозная дырка в боку Итадори ныла, не давая перемещаться с должной скоростью, ибо на то, чтобы защитить себя и лежащую на кафеле подругу, сил не оставалось вовсе. Просить помощи у Сукуны, что нагло не отзывался на любые просьбы помочь хотя-бы регенерацией, было делом гиблым. Юджи этот день нарекнул последним, когда эмоциональный срыв норовил выплеснуться вместе с желчью желудка на поверхность пола. — Вы таки-ие скучные! — Махито появляется свисающим с дырки в обваленном потолке, по детски раскачивается со стороны в сторону, хлопает в ладоши и радостно, задорно смеётся. — Как вам мои новые друзья-слизни?! Последним он перестал казаться по одному, многообещающему условию, что прозвучало в голове настолько сердито, что Итадори посмел послушаться: «Ебашь его, сопляк. Победишь – впущу к себе.» И Юджи ебашит. Стена рядом с Махито рушится на глазах у того, пока от мотивации показать Сукуне, на что он способен, кулаки разбиваются в кровь. Всего себя вливает в отточенные удары, уклоняясь от извертливого Махито, когда тот спрыгивает с потолка на стену, а после и на пол. Штопаный смеётся до момента, пока чёрная молния не рассекает ему брюхо, заставляя отлететь на добротные десятки метров. Маг тут же сокращает дистанцию, подкидывает в воздух ударом ноги по кафелю, чередуя левую-правую руку, бьёт и бордовая кровь застилает вид. Кугисаки приоткрывает глаза, сразу же заходясь в надрывном кашле, поворачивает голову в сторону, дабы не задохнуться. Перед глазами то и дело мелькают разного цвета вспышки, а в ушах трещат звуки сломанного телефона. Девушка фокусирует взгляд не сразу, но стоит ей всмотреться в происходящие на поле боя, сердце заходится в бешеном ритме. Волосы зачёсаны. – замечает та, щурится и вновь кашляет. – ..Сукуна? – Нобара старается приподняться, однако руки дрожат только от одной мысли о движениях. – Нет.. Итадори. –  В глазах предвиденно темнеет и она бросает попытки встать. Смотрит лишь на то, как летает со стороны в сторону бледная тушка Махито, чьё лицо заметно потускнело, украшаясь ярко красными каплями. Юджи только брови хмурит, пока его конечности отрабатывают чечётку в воздухе. Он движется с намеренным желанием не ранить, а убить. Поразительно быстро вбивает ногой по груди Махито и тот скользит кувырком по грязному полу, настороженно сглатывает, вытирая тыльной стороной руки свой лоб, когда останавливается. Итадори стоит на месте, выжигая золотыми радужками в нём остатки жизни, руки его горят от ранений, а во тьме искрит в бешеном ритме молния, эхом стрекоча. Трещины в полу шумно расходятся, когда он делает первый шаг и душа у Махито уходит в пятки. Ему страшно. Он не хотел умирать, конечно, никогда не думал о том, что такое возможно. Смерть для него – неизведанное и сказочное событие, которое, ни при каких условиях, не должно было тронуть его процветающую душонку. В голове отдаёт громким и не подлежимым оспорению «беги!», множество раз кричащим. Махито отползает назад, упирается в стену, глаз отвести от оглушающей походки не может. У Юджи конечности подгибаются, он стоит исключительно за счёт бушующего адреналина; ещё немного и тело сдаст свои позиции от недостатка крови, коей пропиталась одежда. Взгляд его туманный, кажется, что идёт он лишь на звуки, с которыми Махито хрустел костями, в попытке найти способ убежать. «Твоя дыра в боку некрасиво кровоточит, а я перфекционист, знал?» Штопанное тело трансформироваться не спешит, не слушается, когда мелькают красным глаза, прежде, Юджи. Та самая дыра затягивается, стоит отдать Сукуне контроль на долю секунды. Махито кричит звонким, хрипящим голосом, когда стена за ним рушится от удара, а в душу заглядывают безумные ока. — Думал, я позволю тебе умереть быстро? — Голос Итадори тихий, грубый, не принадлежащий ему вовсе. Красный свет в радужках потух, стоило Махито снова посмотреть своему страху в лицо. Душа разрывается, кости в перекрученных конечностях отказывают превращаться во что-либо иное и Махито смеётся, но только себе в боль, раззевает огромную пасть и ржёт во весь голос, когда подошва чужого ботинка давит в колено, с щелчком его ломая. Штопаный корчится. Глазные яблоки едва не выпадают из уродского лица, когда Махито неестественно сгибает шею при попытке закричать вновь. Крики заполняют пустое пространство, отражаясь от стен и побитого кафеля, звучным писком разрушая ушные перепонки. Юджи рывком вздирает голову Махито вверх, размазывая кровь с его затылка по стене. Тот не перестаёт орать, ощущая, как под чужим давлением нога отрывается от тела, вдребезги разрывая ткани искусственной кожи и бережные швы, оставляя между ним и конечностью жалкие ошмётки мышц. Слёзы брызнули из его глаз в примесь с кровью. — Кричи правильное имя, когда будешь умирать. — Оскал на лице Юджи кажется последним, что мог увидеть Махито перед тем, как чужие пальцы вонзились в глазные яблоки. Процесс хотелось растянуть, невероятно сильное желание причинить как можно больше боли покалывало под рёбрами, отомстить за всех невинных, и за всех виновных. Кроме крови, что брызнула в лицо, когда два глаза с щелчком лопнулись, на Итадори оказались снежно-голубые волосы, что отодрались с кусками скальпа. — Имя твоей смерти – Итадори Юджи. «Заглаголил, так заглаголил. Жду благодарности за вовремя подоспевшую регенерацию, паршивец.» — Пиздишь! — Изуродованный рот разрывается от уголков губ, обрекая щёки на скоропостижную гибель. Когда Юджи вырвал клочок скальпа, оставляя полуголый череп на чужой голове, штопанная душа раскололась, не поддаваясь владельцу, точно что пытаясь разорвать тело изнутри. Итадори делает один взмах кулаком, бьёт со всей силы по лицу, от чего крошатся костяшки. Махито уже не кричит, несвязно булькает кровь в его глотке,  он вот-вот должен захлебнуться. Второй удар разбивает вдребезги череп, оставляя на стене после себя месиво из мозгов и крови, от души в теле Махито не остаётся ничего. Пустая грудная клетка ломается после третьего удара – рука проходит словно сквозь и пострадавшая, ранее, стена принимает на себя смертельный урон. В ней остаётся дырка, ведущая в один из кабинетов старого здания, однако Юджи не останавливается. В левой руке всё также висит голубенький хвост, отодранный вместе с кожей и остатки чужой головы липнут к стене, приятно слуху хлюпая при каждом ударе. Махито оказался похожим на человека внутри: такого же цвета кровь, такая же на ощупь плоть и такой же звук ломающихся костей. Итадори, подметив, что держать уже некого, отбросил в сторону волосы, тут же принимаясь за открытые внутренности. Нобара лежала на полу неподвижно, боясь лишний раз вдохнуть запах горячей крови. Её тошнило так, что желудок сворачивался, а глаза закрываться не хотели. Она видела то, как азартно размазывали бездыханное тело по горизонтали и вертикали, как отлетали от ударов разорванные органы, как её неуравновешенный друг выдирает кусками рёбра и замечает, как по полу катится чёрное сердце. Нечеловеческое. Её друг всего-навсего расправился с проклятьем, так ведь? Может, он думает, что Махито ещё не умер? Шестерёнки в мозгах Кугисаки работали медленно, заступорённо, будто крутились в неправильном направлении и ей становилось до ужаса мерзко и страшно. А ещё холодно не менее, чем жарко. Температура явно зашкаливала и от жара было невозможно дышать. Или, думает она, тому причиной окровавленный Итадори, испепеляющий кулаками остатки тела, не жалея свои руки. — Итадори.. — Хрипло тянет, стараясь перебить звук постоянно соприкасающихся с полом кулаков, что бессмысленно били по расчленённому животу. На чистоту, от живота осталось только название и бил он буквально грязный пол, с головой пропитываясь чужой кровью. — Юджи! Нобара почти жалеет, что позвала его так громко, потому что лёгкие после этого отказались принимать кислород вовсе. Парень уничтожил, наверное, последнюю целую кость, неожиданно затих, замирая в одном положении на корточках. Обернулся на подругу и та не заметила прежне радостного взгляда, что появлялся на лице Юджи, стоило им одержать победу над проклятиями. В его глазах была лишь всемирная злоба, сумасшедшая неадекватность. Сломанная нога рефлекторно дёрнулась, в порыве смыться от предполагаемой опасности, заставив болезненно втянуть воздух через зубы. Итадори поднимается, смотрит на абстрактные кровавые рисунки, что тянулись вдоль стены и пола, украшая собой добрых пару квадратных метров и вновь встречает взгляд подруги. Аккуратно переступает через, кажется, руку Махито, начиная подходить к Кугисаки. Голова работала так плохо, что некоторые фразы Сукуны пролетали мимо ушей, когда он бездумно избивал подавно мёртвые куски мяса. Неужели, мотивация бывает настолько полезна? Девушка на полу сжалась, обливаясь холодным по́том, от угрожающе крадущегося Юджи. Ей не нравилось: было ужасно страшно, что тот слетел с катушек и её телу грозит такая же судьба, как у лежащих неподалёку ошмётков. Нобара не поднимает головы, когда он подходит ближе, она наблюдает с пола и забывает дышать. Кислорода не хватает критически, всё вокруг пропахло запахом гноя и металла. Она уже не помнит, какого цвета была одежда Юджи, потому что бордовым стало всё – с ног до головы тот погряз в остывающей крови своего врага. Глаза у него, такие золотистые, привычные, в которые хочется смотреть и слушать идиотские шутки с обыденными подначками, или на крайний случай очередное несерьёзное нытьё. Но не видеть в них свою смерть – Кугисаки её чувствует всем телом, всей душой ощущает, как огромное лезвие косы льнет к её шее. Итадори смотрит вниз, прямиком на пострадавшее лицо девушки, медлит почему-то. Когда резко опускается, чтобы просунуть под коленки и спину руки, Нобара не выдерживает и кричит, закрывая глаза. Её и так грязная форма пачкается об мокрые рукава Итадори, когда он медленно отрывает Нобару от пола, нежно к себе прижимая. — Ты чё орёшь, дурочка? — Итадори перебил тихий скулёж Кугисаки, когда ровно встал и убедился, что крепко держит её в своих руках. Она не сопротивляется, просто не может, не находит в себе сил даже частично показать своё возражение. Нобара в страхе зыркает из-под ресниц, не обращает внимания на ноющую ногу и ей кажется, что смерть на неё с сожалением косится, словно прощаясь. Юджи, впредь, не оборачивается назад, где части обугленной от чёрной молнии плоти обрамляют пол, шагает вдоль коридора. Глядит лишь на Нобару, с таким невидимым беспокойством, настолько ему не подходящим. — Сейчас мы вернёмся, Сёко тебя подлатает, поставит швы какие-нибудь. — Он говорит мягко, как может позволить севший от нервов голос, мимика на лице не меняется ни в какую. Сам находился в состоянии аффекта, не мог здраво мыслить, пока с его волос капали бордовые капли, впитываясь в синюю форму подруги. Позади остаются неровные следы, явно обозначая, кто был карателем неузнаваемого трупа. Маги не обратили внимание на то, что тот так и не исчез. — Итадори.. — Кугисаки, покорно прижатая к сильному телу, опускает голову на плечо Юджи, воспринимая чужие слова как доказательство здорового рассудка, впредь не боится показаться слабой. Полностью расслабляется, стараясь в лоб игнорировать свою искалеченную ногу. — Как ты.. себя чувствуешь? — Ммм, — Юджи задумывается, забывает моргать, от чего белки глаз краснеют и сами они болезненно щиплют. Ненароком прижимает девушку чуть ближе, рефлекторно стараясь защитить хрупкое тело от любых угроз, пока спускается по ступенькам на первый этаж. — Отлично, только голова болит. Выпью таблетку, когда в общагу вернёмся. «Это сотрясение, полоумок.» — Хорошо. — Соглашается с ответом Нобара и взгляд мутнеет, стоит свежему воздуху достать её дыхательные пути. Она отключается так же быстро, как Юджи выходит на улицу, отпирая и закрывая дверь ногой. На старой деревяшке остаётся кровавый отпечаток его стёртой подошвы. По ночному городу он идёт в мнимой тишине; в ушах непозволительно громко пищит, слёзы из высохших глаз катятся по заляпаным, в крови, щекам. Думай, Итадори, думай о том, как будешь объяснять сенсею, что произошло. Думай, как будешь отмывать от себя части чужой плоти, намертво въевшиеся в тело и душу. Думай, хорошо это или плохо, оценивай ситуацию трезво и рассудительно, не обращая внимания на скачущую от трясучки линию горизонта. Думай, какого чёрта ты перешагнул свой потолок лишь по просьбе отбитого Сукуны. Он думает кропотливо, не в силах перестать видеть лицо с пустыми глазницами, громко кричащий распахнутый рот и собственное желание уничтожить каждую живую клетку в теле Махито. За всеми моральными трещинами не заметил, что словил дикую дизреализацию. Не верил, что Нобара выжила, что прямо сейчас её сердце, тревожно, но бьётся, а грудь от дыхания вздымается. Что последние слова, которые прокричал ей Итадори, таковыми не были и сегодня они смогли обойтись без потерь. Руки предательски дрожат и он ускоряет шаг, с целью добраться до ближайшего места, где их смогут увидеть маги из общежития. Себя он сейчас ставил на второе место, оставляя в приоритете Кугисаки, безвольно лежащую на нём. Её ни в коем случае нельзя было оставить, ни при каких условиях не успеть донести до медпункта. «О себе подумай. Или обо мне, на крайняк, может, замотивирует.» Юджи впервые за ночь может разобрать чужой голос, привычно спокойный и язвительный. Тот отдаёт грубостью, но кажется каплей свежей воды после обезвоживания. Итадори чувствует волнение глубоко внутри, осмеливаясь предположить, что принадлежит это чувство Сукуне. — Замотивирует. Спасибо, Сукуна. — Фраза эмоциями не кишит, но Юджи на самом деле благодарен. Благодарен за помощь и за то, что не позволил забыть о своём существовании, возвращая контроль над яростным желанием свалиться на землю. Разговор отрезвляет, позволяет пройти оставшиеся метры до ворот их общаги и ноги передвигаются в следствии необъяснимого чуда. «Какой-то ты неблагодарный. Не выгодно с тобой возиться, сопляк.» — Почему тогда возишься? — Итадори вглядывается в лицо Нобары, с осторожностью щупает пульс на горле, чисто механически. Доказывая себе, что он несёт не кусок мяса, что та в порядке. Ноги идут по коридору, который кажется сейчас особенно длинным. Ожидает услышать от Сукуны обыденный и короткий ответ, по типу того, что следить за своим сосудом – его единственная задача, прежде чем он обретёт свободу. Подобное Юджи слышал множество раз, даже после того, как Двуликий перестал видеть в нём своего врага. Предполагал, что, несмотря на их заметное приближение к статусу близких людей, тот не найдет нужным отвечать иначе. Сволочь, настолько любимая, что на самом деле мотивирует дойти до кабинета доктора Сёко. Из двери слышаться голоса, самый громкий принадлежит Годжо, в этом сомневаться не стоит. «Мне нравится.» Юджи промаргивается, хочет услышать это ещё раз, но не успевает покраснеть, как дверь перед ним резко открывается, и в лицо попадает белый яркий свет, слепящий больные глаза. Сатору восхищённо кричит. — Дети мои!! *** Итадори думать боится. Мыслей слишком много и все они тяжёлые такие, что рухнуть хочется прямо возле двери кабинета Сёко. Та, конечно, напихала в него на скорую руку каких-то психозных таблеток, дабы тот внятно объяснил, что произошло, не упав при этом в обморок. Она смягчилась, когда поняла, что кровь на одежде Итадори принадлежит, в большем количестве, не ему. Он выслушал поучительную историю, достаточно банальную, по типу того, что дедушка говорил, когда Юджи шёл гулять: незнакомые предметы не трогать, (а как же), и в неприятности не лезть. Так как из рассказа было понятно, кто был инициатором начала битвы, Годжо достаточно флегматично, вынужденно пообещал провести беседу по этому поводу со всеми участниками их команды. Юджи рассудительно делает вывод, что не брать с собой Мегуми – было идеей хорошей. Боится признаваться себе, что Фушигуро бы только мешал ненамеренно, в попытках помочь. Конечно, всё хорошо, что хорошо кончается, но пережить подобный переворот в собственной голове было нереально тяжело. Многое казалось абсурдным: он едва не потерял лучшую подругу, чуть не умер от кровотечения сам, (спасибо Сукуне, что всё-таки нет) и хорошенько разгневал начальство. Возвращаясь с медпункта в свою комнату, Юджи даже не думал заморачиваться о том, что от него пасёт мертвечиной и сыростью. Подошва больше не оставляла мокрых следов, лишь застывшая кровь иногда отклеивалась от глянцевых носочков на ботинках. Самое главное желание Юджи было таковым, чтобы ему объяснили вкрадчиво, что Махито являлся ничем иным, как проклятием. Костяшки пальцев не обманывали, кровь была тёплая, как у людей. В голову лезет непрошеное сравнение с Сукуной – тот, по сути, проклятый предмет, тоже имеет право зваться проклятием в общих кругах. Кровь Сукуны, наверняка, тоже горячая. Собственно, такая же, как у Итадори, но неужели человечность ныне в температуре крови измеряется? Из всех всплывающих воспоминаний, голова подкидывает самое оптимальное, что не заставит винить себя за произошедшее. Рёмен Сукуна. Юджи ох, как надеется, что тот не спиздел при оглашении условий. — Значит, тебе нравится обо мне заботиться? — Неосознанно произносит вслух, так как стараться выделить вопрос среди каждой пролетевшей думы не может. Уголками губ улыбается, впервые за наступившее утро. — Твой повреждённый мозг любит нарываться на  проблемы? — Сукуна тут же появляется на щеке, охотно продолжая разговор. Всё время, пока Годжо распинался и оправдывался перед Сёко, тот тихо говорил про него всякие гадости, мол, не смог уследить, не пришел, хотя мог и тому подобное. Считал, что Сатору звания "сенсей" не достоин из принципа. Сейчас же увлечённо прислушивался к неровному сердцебиению сосуда, контролируя состояние того, на всякий случай. — Задавать такие конченые вопросы, надо же было придумать. — А что тогда значат твои слова? — Итадори подходит к своей комнате, хлопает себя по карманам и удручённо вздыхает, когда ключи звякают в одном из них. Прикладывается горячим лбом в дверь, обессиленно сползает по ней вниз, понимая, что в скважину не попадёт, даже если потратит битый час. Или то обе конечности решили подвести его прямо около цели, потому что согнулись при первой же возможности, судорожно потряхиваясь. Двуликий на подобный выкид цокает, с неким отвращением наблюдая приоткрытым глазом за тем, как парень валится с ног. Он поворачивается спиной к двери, пачкая и ту тоже, оставляет слабый вертикальный след из грязи и крови на ней. — Ммх..ты это.. почему молчишь? — Слова превращаются в несвязный фарс, когда глаза начинают слипаться. Сердце стучит бешено-бешено, а дыхание учащается и становится громче. Не замечает, что Сукуна, вообще-то, говорил. Всё время, пока тот мостился около комнаты, беспорядочно расположившись на холодном полу. — Заботишься.. точно заботишься. Я не думаю, что ты решил просто меня.. — Громко сглатывает, ударяясь затылком о поверхность. — ..оттрахать, чтобы я отвязался. Я ведь много об этом думал, даже с Нобарой обсуждал, представляешь? Ну.. не совсем то, но приблизительно. Нас с тобой. И реген твой, тоже, так помог сегодня.. — Говорить было сложно, но удобно, потому что гневно перебивающий голос не был уху понятен. Предложения вытекали изо рта, как по маслу, говорилось всё, что он хотел сказать вслух, но не решался. — Ты, так-то, нравишься мне. Бесячий пиздец и слишком сильный, чтобы чё-то с этим сделать. Тебя так приятно трогать. И слышать тоже, хоть и несёшь хуйню иногда..  — Итадори издаёт звук, похожий на всхлип, когда голова валится вбок, прижимаясь щекой к плечу. Рот тут же перемещается на другую, однако впредь молчит. — Я хочу нежностей, чтобы ты мне говорил что-нибудь такое, постыдное для твоего невъебенного статуса,  чтобы я мог тебя.. о-охх, я так хочутебяобнятьСукуна-а-а.. — Итадори пьяно хнычет, шкрябает ногтями по полу. — Я тогда пошутил, правда.. не хочу я от тебя деваться никуда, честно-честно.. Дверь по соседству с громким хлопком открывается, кажется, слетая с петель и из комнаты вылетает разъярённый Мегуми – Сатору запретил ему строго настрого идти на миссию, потому что парень слегка приболел. — Они меня, суки, заперли! — Он явно не испытывает смущения за то, что может разбудить половину корпуса своими криками. Быстрыми шагами подходит к Итадори, что лениво приоткрывает один глаз, сразу же закрывая. В секунду молчания тупо лыбится и бормочет что-то под нос. Присаживаясь напротив него, Мегуми оценивает внешний вид друга, встревоженно прыская губами, трогает ладонью его лоб, не обращая внимания на следящий красный глаз – уже не было потрясением, Сукуна частенько вылазил из чужой щеки, дабы поглазеть. — Как тебя только из медпункта выпустили.. кошмар. — Не трогай, ему и тут хорошо. — Спокойно твердит Рёмен, на что Мегуми сердито рычит, впивается в порванную форму Юджи на груди, аккуратно потряхивая. — Итадори, ёб твою мать, скажи мне, где ключи? — Фушигуро мысленно подчеркивает, что, раз Сукуна может говорить, значит Итадори ещё в сознании. — Многого хочешь. — Сукуна вновь встревает. — Он тебе не ответит, даже если очень захочет. — И тебя это, мразь, устраивает?! — Мегуми переволновался за всё время, что сидел в запертой комнате и нервы постепенно сдавали. Винил себя невероятно, что не смог выбраться из комнаты раньше, чтобы помчаться на помощь ребятам.  Злился на Сукуну пуще прежнего, на что он только гневно вздохнул. — Сделай что-нибудь, мудак! И Двуликий, удивительно, делает. Просит у податливого сосуда контроль, под конец перехватывая силой, как только тот нерешительно ослабел и грубо откидывает от себя Фушигуро. Пнул не сильно, просто освобождая форму от чужих рук, устремил на шокированного Мегуми взгляд, который в готовности выставил кулаки. — Как ты.. — Он сам позволил. — Частично врёт Сукуна, поднимается с пола и вся прежняя истощенность Юджи переходит ему. В голову слабо отдаёт раздражительный писк, а ноги, всё-таки, нещадно ноют и просят расслабиться. — Там у вас девка умирает, иди, вон, ей покричи. Фушигуро поверить не может, что Сукуна предпочёл лениво прощупать карманы и достать завсегдатый ключ с дурацким брелоком, нежели лишить его жизни. Он непонимающе пятится, думает, что могло произойти с Нобарой, если друг в таком состоянии, но больше ему не говорят об этом ничего. Дверной замок щёлкает два раза и прежде, чем разорвать зрительный контакт с Мегуми, Рёмен сводит брови, кривляя рожу второго. — Брысь, ничтожество. — Слышит Мегуми, после чего дверь захлопывается с противоположной стороны. Давление сходит на нет и ему чудится, будто это всё не сон. Мегуми не позволяет себе думать слишком долго, стартует сразу же в медпункт. *** — Жалко как. — Произносит Двуликий, в который раз осматривая скудную прихожую. Подобно Итадори забрасывает издали ключи в миску на тумбочке и чувствует, как навязчиво липнет одежда. — Впервые, за столько времени, я завладел тобой. И что я сейчас, сопляк, по-твоему, делаю? — Одинокая пуговица на кофте беспечно летит на пол, когда раздраженное фырчание доносится от хозяина. – Бездарь, разорвал бы в клочья. — Непрошеное недовольство выражается на лице, выделяя мелкую горбинку на носу и, Сукуна не говорит вслух, что разорвать он хочет всех, кто его сопляка посмеет так трясти за грудки. Пропитанная кровью одежда так же попадает на пол и, впредь обнаженный, Сукуна плетётся в ванную. Кран включает, дабы смыть с лица всякие остатки крови и более не заморачивается. Остальные дела пусть делает Юджи, когда придёт в себя. — Оттрахать, чтобы отвязать? Интересная догадка. — Рёмен падает на кровать спиной, неудобно ёрзая и не понимает, как на таких матрасах можно спать. И подушка ему не нравится, ткань слишком грубая и одеяло скомкано у нижнего бортика. Он в тот раз даже обещание это мимо ушей пропустил, чего только сопляк так замаялся с этими принципами. — Я просто не хочу, чтобы ты умер. Если ты смог меня побудить к этой сраной заботе, то имеешь смысл своей жизни. — Сукуна морщится, когда понимает, что говорит сам с собой и, чтобы упасть ещё ниже, остаётся только расплакаться. В самом деле, что этот Юджи себе думает? Сукуна такое одолжение ему сделал, давая возможность разобраться в себе прежде, чем запрыгнуть на член и после этого загнаться. И времени у него было дохрена, чтобы свою привязанность "вылечить". По мнению Рёмена, достаточно, чтобы понять, насколько она абсурдна. Он почти физически ощущал, как подросток в его ласке нуждался и постоянные навязчивые мысли довели до крайности. Хотя, посмотрел бы на себя, король проклятий. Он вроде и понимает, что чувство любви ему чуждо, однако продолжает топиться в своих гонениях, стоит ли ему это озвучить. Юджи – хороший парень, сильный, терпеливый. Сукуне его сильные стороны нравились. Совершенно не нравилось то, что слабые начинали нравится тоже. Рёмен падок на Итадори, сил скрывать не нашлось – было в нём что-то такое, что заставляет короля проклятий вести себя покладисто. На хорошие вещи стоит отвечать тем же, но, разве, Сукуна был одним из тех, кто придерживался каких-то правил? По людским меркам, Итадори достоин хороших отношений и мало того, с хорошим человеком. Как выражалась когда-то Кугисаки, хотя бы с человеком. Но Сукуна, по мнению сладко спящего сопляка –  лучше, чем человек.