По комнате дым

Дым вокруг, а сознание уплывает в далекие дали. Точнее скоро уплывет, пока что наступила приятная расслабленность. Фред знал — скоро его потянет целоваться. Для этого он и накурился — как только узнал что в таком состоянии тянет сосаться и рассказывать секреты. К брату тянуло невероятно, но признаться в здравом рассудке он так и не смог — казалось, что правда, о том что он любит, любит до невозможности, вот эта правда — полная чушь, которую он сморозит и тут же поймет что это ложь. А врать Джорджу он не имел права. Мысли атаковали сознание юноши, то припоминая, как он лежал на кровати и умолял, чтобы сердце не так сильно болело, то били предрассудками, страхами и границами, за которые он так и не смог зайти. Джордж скоро вернется и узнает правду — какой бы она не была, Фред уверен, что скажет именно то, что чувствует. А пока он лежал на кровати и полностью отдавался своим ощущениям — по телу приятно пробегали мурашки, становилось немного жарко, а кислорода было все меньше. Фред расстегнул рубашку и привалился горячим лбом к подушке — побочные эффекты не самая приятная вещь, но ради правды и себя он готов потерпеть. В душе легко было признать себя полнейшим эгоистом, ведь его целью было освободить себя от проблемы любви, свалив часть на братика, под маской страданий и вранья, которого он якобы пытался избежать. Но они были — Фред и правда страдал, ограничивая себя и заставляя беспокоиться Джорджа, и он правда врал, ведь Джордж, беспокоясь, спрашивал, а все ли в порядке? И Фред врал, отшучиваясь или отмахиваясь, спасая самого себя. Хлопнула дверь и по телу пробежали мурашки. Он сразу представил Полдень, и горячее солнце выжигает землю. Вокруг много людей, но только он один не вписывается в толпу — рыжие волосы отпугивают народ даже лучше кандалов. Металл быстро нагревался и запястья уже неприятно обжигало. Жжется солнце, кандалы и волосы. Люди начали расступаться, и Фред увидел палача — высокий, в черном балахоне, из-за чего разобрать телосложение сложно. Голову тоже не видно, даже глаза в прорезях ткани казались черными. Палач остановился возле Фреда и насмешливым жестом безмолвно пригласил его пройти наверх первым. Фред улыбнулся и неровной походкой подошел к лестнице. Шагая, считал ступени. Первая, третья, пятая, восьмая, уже больше десяти точно, пятнадцать, двадцать, двадцать четыре, семьдесят. Мир поплыл и очнулся Фред уже когда палач снимал с него кандалы, аккуратно придерживая за руки. Придерживал, чтобы если преступный элемент дернется бежать, ловить было легче, но Фреду это показалось милым жестом. Он даже проникся к палачу небольшой симпатией, особенно когда посмотрев ему в глаза, увидел голубую радужку и рыжие ресницы. Или они были русыми, и это он все себе придумал? Но глаза точно были голубыми, как мамины цветочки в горшках на столе или горная речка, если Фред правильно представляет себе горную речку. Кандалы отложены в сторону и палач достает длинный кусок темной ткани из мешочка на поясе. Завязывает Фреду глаза, пальцами задевая уши и щеки. Если бы Фред умел, он бы покраснел, но это не вызвало у него смущения, скорее самодовольство и радость, если так можно назвать ощущения перед смертью. Теперь мир был другим — из звуков и касаний. Палач подвел его к чему-то твердому и невысокому, надавливая носком ботинка на коленную чашечку. Фред упал на колени и опустился грудью на, казалось деревянный, ящик. Он не знал, есть ли у места для рубки голов название, и не очень-то хотел знать. Мир начал смешиваться — от страха звуки и ощущения притупились, но Фред чувствовал все. Палач развернул его на спину и стащив с своей головы черную накидку, прикоснулся к губам в поцелуе. Фреду все еще страшно, поэтому он лежит как бревно и не шевелится, и только когда палач снимает с него повязку, открывает глаза — Джордж! — хотел радостно воскликнуть Фред, но получилось лишь обессиленно прошептать. — Фред! Ты что сделал? Нет, я вижу что ты накурился, но мог бы окно и открыть, дышать невозможно! Да, его брат никогда не задавал лишних вопросов. Какой замечательный. Фред не открывает глаза, а только прислушивается к чертыханиям и стуку подошв по деревянным доскам пола. Пара секунд — и Джордж открывает окно нараспашку, а Фред надеется, что от свежего воздуха его вштырит сильнее, чем от травки. И неожиданно желание сбывается и он видит Вокруг позолота, кувшины и пестрые стены. В глазах рябит и пространство качается. Огромная комната освещается только свечами в канделябрах, стоящих на комодах. Окна не видно, его загораживают тяжелые шторы. Фред стоит перед зеркалом в человеческий рост. В нем отражается почти вся комната: кровать с пологом, разноцветные клеточки пола, шторы и свечи. Отражение Фреда улыбается, хотя сам он в недоумении. Такой же рыжеволосый юноша в зеркале вдруг шевелится и меняет позу. Он проводит рукой в перчатке по стеклу, и кладет ладонь на его поверхность. С надеждой смотрит Фреду в глаза. Тот жалобно мотает головой и молчит. Они неуловимо обмениваются эмоциями, и с каждой секундой пространство вокруг меняется. Стало светлее, появились запахи. Ветер колыхнул Фреду волосы, а отражение ему подмигнуло. Оно свело брови домиком, а потом скрестило пальцы и перекрестило себя. Фред недоверчив, но уже поддался чарам зеркала и снимает перчатку, кладет её в левую руку, а правой дотрагивается до прохладной поверхности. Двойник в нем радостно скалится и сжимает чужую руку. Поверхность зеркала трепещет, как смятая простыня, но уже через пару мгновений, когда двойник выскальзывает из зазеркалья, вновь застывает. Ненадолго, но он свободен, и вот юноша уже в плену у самого себя, его мягко ведут в незамысловатом танце. Вдох, поворот, ноги стоят близко и еще один шаг. Фред чувствует, как чужая рука плавно спускается вниз, властно обхватывая его талию. Вальсируя, они подходят к кровати и отражение обнимает Фреда, опрокидывая его на одеяла. Обхватывает ладонями лицо — Фред чувствует бархат перчаток на своих щеках, и целует, а губы у него холодные-холодные — Ты в порядке? Нет, я вижу, что ты не в порядке, но… Фред! — обеспокоенное лицо брата плавало перед глазами. Фред схватил его за руку, пусть и не с первой попытки, но смог убедиться, что Джордж теплый и живой и опять затих. — Не хочу. Мне и тут хорошо. — Ладно, но я никуда не уйду, пока ты не придешь в себя. Хватит терять сознание, ты пугаешь. — Я не замечаю. Сиди тут. — Кстати, откуда ты знаешь мелодию вальса? Которую ты напевал. — А ты откуда знаешь, что это вальс? Джордж, у меня так кружится голова-а-а. Я сейчас… — Не-не-не, давай живи, ты мне еще нужен, дурак! Фред расплылся в широкой улыбке. — Приятно это слышать. Сколько времени? — Э-э-э… около восьми. — Еще часа два и пройдет. Все пройдет. — Что «все» пройдет? — Ну это все, что я вижу. Джордж сел на край кровати и тяжело вздохнул. Как бы ему самому не надышаться этой гадостью. Его половина сама себя медленно убивала и этим губила еще и Джорджа впридачу. Фред уже час валяется тут и только он знает, каких галлюцинаций ему подсунуло опьяненное сознание. — Джордж, не уходи. — Я не ухожу никуда, вот, рядом сижу. — Ты уплываешь. Дальше… и дальше… Второй тяжелый вздох и Джордж придвинулся к близнецу еще ближе. — Вот. Теперь ты уплываешь близко. Ты такой потрясающий! Фред развел руки в стороны и прикрыл глаза. — И вот зачем ты это делаешь? — Потому что ты самый лучший, словами не сказать как. Даже с рогами! — Зачем ты накуриваешься до галюнов? — Они будут в любом случае. А я. А у меня душа. Душевная травма. Вот и страдаю. — И я из-за тебя страдаю. Не жалко тебе меня? — Джордж. Я знаю, что я эгои-и-ист. Но я надеюсь, что больше себя люблю тебя. Даже с рогами! — Ты повторяешься. Молчание. Фред уже чувствовал, как близко потеря контроля. Он успел поднять свою руку как раз чтобы она упала на лицо. Конечно, Джордж тут же её убрал, и тут ничего не поделаешь — бессилие растеклось по телу, а язык развязался. — Я тебе сейчас кое-что расскажу. Только никому не говори, хорошо? Я тебя люблю. Сильнее всех, это вот точно. Даже с… Даже когда ты меня убивать собрался. И не шути про то, что мы близнецы. Я не про внешность. Вроде с тобой уже целовался, а еще хочу. Или это был не ты, а? Фред хитро прищурился, и тут же опять расслабил лицо. Брат все еще сидел рядом. А он точно что-то ему сказал? Или это было только в мыслях? — Сказал, не переживай. Раньше я с тобой не… Ну вот, заразился от тебя, язык теперь заплетается. — Пусть он заплетается об мой язык. — заявил Фред и припечатав Джорджа этим ужасным подкатом, схватив рукой его за рубашку, притягивая к себе. Ткнулся губами в щеку, в кончик носа и наконец попал в губы. Близнец хмыкнул в поцелуй, но ответил. А в голове его было пусто и тепло. Как будто она лежит под одеялком и спит. Кажется, под марихуаной оказался не только Фред… Или он и не курил? Братья уже вдвоем ходят по старинным и не очень улицам, со смехом щипая друг друга и кусая за щеки. Вместе они лежат на одной постели, обдуваемые холодными ветрами из распахнутого окна. Но приторный запах уже осел на вещах и стенах.