Луч солнца золотого
Тьмы скрыла пелена…
Когда-то атаманша уже слышала эту песню. Она до сих пор помнила, как жители Бремена застывали со счастливыми лицами, когда маленький мальчик с большой гитарой начинал петь. Сейчас вместо ребенка с золотыми кудрями и светящимися радостью глазами она видела лишь черный угловатый силуэт. Голос, пусть и ставший ниже, заставил ее застыть… Не просто застыть, оцепенеть. Чувство, которое он вызывал, не было счастьем.И между нами снова
Вдруг выросла стена…
Луизу пронзил страх. Много лет назад, когда она еще была маленькой, в лесу ночью у костра другая атаманша рассказывала своим разбойникам — и Луизе среди них — историю о Гамельнском крысолове, за дудочкой которого все дети ушли из города и исчезли навсегда. Никому и никогда Луиза не признавалась, но ничего страшнее в жизни она не слышала. Ее не пугала кровь, не пугало предательство, не пугали чудовища, но сила, способная лишить воли, ужасала. Вот и сейчас, с песней Трубадура, она будто почувствовала ледяное дуновение истории о Гамельне, только вместо крыс и детей оказалась она сама. Все внутри нее требовало убежать, но голос Трубадура не позволял ей сделать этого:Ночь навек, не жди ты утро ясное,
Знаю, ужас лишь тебя ждет…
Не переставая перебирать струны, Трубадур приближался к атаманше. Луиза напрягала все силы, всю волю, на которую была способна, но ноги не двигались. Она попыталась закричать, выдавить хоть слово, чтобы вывести разбойников из оцепенения, но звуки застряли в горле. Старая песня Трубадура была доброй, вдохновляющей, слова новой не оставляли надежды:Ночь придёт, настанет ночь бесстрастная,
Тьма оживёт…
Луиза плохо помнила цвет глаз Трубадура, но точно какой-то светлый, серый или голубой. Сейчас его глаза были черными, и только в глубине, вместо зрачка светилась яркая точка, будто медленно тлеющий уголь из того костра, у которого старая атаманша рассказывала историю о крысолове. — На колени, Луиза! — приказал Трубадур, возвышаясь над ней, а потом громче добавил: — Все на колени! Краем глаза атаманша видела, как стоявшие на площади люди начали валиться на землю. Не только ее разбойники, но и простые жители Бремена. Они падали, словно у них всех разом из ног выдернули кости. Голос Трубадура требовал немедленного подчинения:Петь птицы перестали,
Свет звезд ты не различишь,
Век грусти и печали
Ты никогда не прекратишь…
Приказ расходился волнами по городу, охватывая все новые и новые улицы и добираясь до крепостных стен. Он пронзал разум каждого жителя и лишал воли. — На колени! — тихо повторил Трубадур, и Луиза, из последних сил сумевшая устоять, упала на землю и, тяжело дыша, распласталась у ног черной фигуры. На лице Трубадура больше не было того глупого испуганного выражения, которое так смешило и одновременно бесило ее, в его глазах она теперь видела лишь пустоту. * Король находился в нервном состоянии. Он не знал, как вести себя с Трубадуром. С одной стороны, тот привел в город разбойников, но, с другой, он же навсегда и освободил от них Бремен. Учитывая первый пункт, Трубадура следовало казнить, а по второму его нужно было наградить. Как выбрать? Проще, конечно, было вздернуть предателя на виселице. Но существовала ещё одна проблема. Король хорошо помнил, как голос Трубадура заставил его упасть на колени и корчиться от желания исполнить любое требование певца. Эта неприятная способность Трубадура усложняла возможность казни, если вообще не отменяла ее. Когда весь город склонился перед музыкантом, тот отдал приказ страже посадить разбойников под замок, а если кто-то из бандитов пытался сопротивляться, его тут же прижимало к земле песней. Избавиться от человека с голосом, обладающим силой подчинения, конечно, хотелось, но не повернет ли в этом случае Трубадур свое умение против короля? Так что поводов для беспокойства у правителя было немало. А кроме того, существовала ещё принцесса. Ах, боже мой, что за напасть — быть отцом юной девушки! Король старался поменьше вспоминать о том, что его дочь провела с Трубадуром и его звериной бандой много времени и, кажется, испытывала к ним нежные чувства. Что там случилось за это время? Ах, лучше не думать… Одолеваемый этими сложными размышлениями, король со свитой двинулся к сидевшему у сцены Трубадуру. Если бы слуги заранее не сказали, куда идти, король и не узнал бы музыканта, слишком уж тот был непохож на Трубадура, который задорно пел на сцене со зверями и неуклюже танцевал с принцессой во дворце. Разве что по росту? Как вообще в королевской тюрьме мог вырасти такой дылда? На него же еды не напасешься! Явно кто-то из тюремщиков плохо выполнял свои обязанности! Трубадур в темной куртке и штанах сошел был за разбойника. Король поморщился, глядя на его черные слипшиеся не то от черной краски, не то от смолы волосы и испачканное лицо. — Уважаемый Трубадур, — прокашлявшись, начал король и сделал паузу, ожидая, что названый сейчас вскочит и начнет кланяться, как того требует этикет, но тот продолжил сидеть и бесстрастно смотреть себе под ноги, — кхм… — Король постарался не придавать этому значения. — Жители славного Бремена выражают вам признательность за спасение города и… Трубадур наконец оторвался от созерцания брусчатки на площади и поднял голову. Король невольно отступил и забеспокоился: уж не ошиблись ли его советники? Действительно ли этот человек с мрачным взглядом был Трубадуром? Королю с трудом верилось, что тот мог исполнять какую-то глупую песенку, кажется, сочиняемую прямо на ходу. — И… — попытался вернуть себе самообладание и продолжить король. — Кажется, ваше величество, вы опять не хотите мне платить, — произнес Трубадур. — Ну почему же, почему же? — забеспокоился король. — Как раз об оплате речь и идет. Какая сумма вас удовлетворит? Конечно, в разумных пределах и… — Мне не нужны деньги, — перебил его Трубадур, и король опять недовольно подумал о том, что музыкант нарушает все нормы приличия. Но что взять с простолюдина, проведшего полжизни в тюрьме? Кто вообще посмел его выпустить? — Это прекрасно! — воскликнул король. — Бескорыстность всегда украшает героя и… — Мне нужна справедливость, — вновь прервал его Трубадур. — Да, да, конечно, — тут же согласился король. — Атаманша и ее разбойники будут осуждены и казнены. — Это не та справедливость, — покачал головой Трубадур и поднялся. — Я хочу большего. — Чего же? — нахмурился король. Он снова подумал, что музыкант слишком вымахал в тюрьме и сейчас неприлично возвышался над его величеством черным пугалом. — Я хочу справедливости для всех! Король поморщился, потому что последние слова Трубадура звякнули, словно оборвалась струна, но тут же улыбнулся, наконец чувствуя свое превосходство над музыкантом. Справедливость для всех? Какая забавная глупость. Ну как этого можно добиться? Ах, этот мальчик ничего не смыслит в политике… — Даже не знаю, что вам сказать, — быстро заговорил король. — Наше королевство из так самое справедливое в мире. Единственной проблемой были разбойники, но теперь и это решено… — Нет! — рявкнул Трубадур и ударил по струнам. Король не видел, как гитара вновь оказалась в его руках, но сейчас он услышал аккорды, и мурашки побежали у него по спине. — Господин Трубадур! — воскликнул король, отступая и замечая, как разбегается вся его свита. Музыкант запел, и правителя пригвоздило к месту. Ох, почему же тебя когда-то не казнили?..Луч солнца золотого…
— Остановись, Трубадур! — голос принцессы пробился сквозь песню, и та оборвалась. Девушка подбежала к музыканту — не слишком ли близко она встала к нему? — и приложила ладони в его щекам. — Это не ты. Трубадур, которого я знаю, никогда бы так себя не повел, — проговорила принцесса, вглядываясь в его лицо. — Ты мягкий и добрый. — Я глупый и наивный, — ответил он, отодвигая ее руки. — Каждый раз верю обманщикам — то атаманше, то королю. — Мой отец не обманщик, — принцесса в возмущении чуть притопнула ногой. — Он просто выбирает лучшее. — Лучшее? — рассмеялся Трубадур, и у короля по спине вновь побежали мурашки, потому в смехе опять послышался гитарный аккорд и отзвук волшебной песни. — Для кого? — Для всех! — воскликнула принцесса. — Он же правит целым королевством. — Справедливо правит? — Конечно. Король мысленно похвалил себя за правильное — в большинстве случаев — воспитание дочери. — Я был ребенком, когда меня осудили и посадили на много лет. Это справедливость? — Ты был единственным, кого поймали, — принялась объяснять принцесса. — Конечно, судьям пришлось признать, что это по твоей вине жители Бремена были ограблены. Да, им нужно было лучше разобраться в происходящем, но.ты должен понять… — Понять? — закричал Трубадур, и пальцы левой руки крепко сжали гриф гитары, отчего струны жалобно застонали. Принцесса замерла с открытым ртом. — Я понимаю, что ты очень обижен, — нашел в себе силы вмешаться король. — Но быть королем — весьма сложная задача. Нужно всем угодить, нужно обо всем подумать. Не каждый сможет… — Я смогу, — тихо сказал Трубадур. — Что, простите? — король подумал, что ему послышалось. — Я знаю, как быть справедливым правителем, — произнес Трубадур громче. — Подождите, подождите, — засуетился король. Он обернулся, что бы найти поддержку в своей свите или страже, но на площади не было никого, кроме застывшей принцессы. — Вы не можете стать королем, потому что я король, а после меня королем станет муж моей дочери и… Он попятился, видя, как в глубине глаз Трубадура зажигается красный огонек, но мелодия остановила его.Луч солнца золотого
Тьмы скрыла пелена…
* Герольды из Бремена мчались во все концы королевства. На каждой площади каждого города, до которого они добирались, можно было услышать их призыв:Приезжайте в Бремен! Привозите свои семьи! Лучше места вам не найти! Это самое честное и справедливое королевство. Здесь нет ни разбойников, ни воров, ни убийц. Здесь можно гулять ночами, и ничего с вами не случится. Потому что правит тут самый мудрый, великодушный и беспристрастный король.
А если вы все-таки приедете в Бремен с дурными мыслями, то песня его величества исправит вас, сделает лучше.
Приезжайте в Бремен!