Механика чувств

Утро дофина Серены, как повелось с недавних пор, началось с похмелья и дурного предчувствия. Грядущий день не принесет ничего хорошего — в этом Константин был уверен, едва разомкнув налитые свинцом веки. Под стать его настроению, за открытым настежь окном над Сереной сгущались грозовые облака. Но, несмотря на непогоду, Серена — на зависть тому же дофину — набиралась сил и цвела, переживая Золотой Век и закрепляясь в гордом статусе столицы Торгового Содружества. Когда в спальню с деликатным стуком вошел камердинер дражайшего Papа́, Орсей с трудом отнявший тяжелую голову от подушки, лишь убедился в верности своих безрадостных суждений. Предприняв попытку встать, он невольно поморщился от безжалостно усилившейся мигрени; судя по узнаваемому ритмичному лязгу, вдоль мощеной улицы бодро шагала похожая на золоченого паука самоходная карета — одно из последних эксцентричных вложений отца. Стоило новейшему транспортному средству оправдать себя, князь сразу же заказал и несколько автоматонов для охраны дворца. Им, согласно его железным аргументам, в отличие от Монетной стражи, не требовались сон и еда, они не нуждались в жаловании и уж точно не поставили бы под сомнение свою верность. Будучи начальником охраны, Курт, само собой, такой подход не одобрил и искренне оскорбился, но чужое мнение никогда не играло для Клода существенной роли. — Чем я не угодил ему на этот раз, Шарль? — вымученно вздохнув, полюбопытствовал Константин, наспех приводя себя в порядок. — Вопрос чрезвычайной важности, Ваша Светлость, — ровным тоном отозвался вытянутый по струнке Шарль, так ни разу и не шелохнувшись с самого своего появления. Его тоже можно было бы принять за автоматон — до того механически выверенными были его движения. — Это касается Вашей безопасности. Брови дофина невольно поползли вверх. Конечно, князю донесли о его последнем кутеже. Теперь он точно запрет своего нерадивого отпрыска в какой-нибудь высокой башне на окраине континента, где он позорно сгинет от смертной тоски и нестерпимого одиночества. Атмосфера в кабинете князя была неизменно удушающей: громоздкая, солидная мебель из дерева благородной породы хоть и смотрелась богато и внушительно, но жадно скрадывала большую часть пространства, отчего воздуха разом становилось меньше; и посреди всего этого великолепия — как подгнившая вишенка на торте — сам князь с извечно суровым выражением лица и сокрушительным авторитетом. Виски моментально сдавило невидимыми тисками, и Константин привычно ощутил себя незначительной, дрейфующей в столбце света пылинкой. — Надо же, ещё даже не время обеда, — раскатистый голос Клода, приправленный неприкрытой иронией, разнесся по кабинету, как рокот грома. — Ты делаешь успехи, сын. Сын. Щеки дофина вспыхнули, как от звонкой пощечины. Из уст отца, разочарованного, казалось, одним фактом существования столь «бесперспективного наследника», это обращение звучало, как натуральное оскорбление. Он прижал зубами кончик языка, чтобы не сорваться на ответную колкость. В конце концов, в его же собственных интересах сделать эту встречу как можно короче, а очередная словесная дуэль с Papа́ этому явно не способствовала. Сегодня, правда, князь был относительно миролюбив и держался не так воинственно; заметив это, Константин немного расслабился, надеясь, что в этот раз его минует новая порция нелестных эпитетов. — Вчера тебя вновь видели в портовой таверне, — отложив перо, Клод поднялся из-за стола. Статный и широкоплечий, он походил на оживший памятник, вроде того, что возвышался на площади возле дворца. — Ослиное упрямство, с которым ты продолжаешь испытывать моё терпение и свою удачу, однажды не доведёт тебя до добра. Предусмотрительно молча, Константин проводил его глазами и только сейчас заметил присутствие лишнего в кабинете. Красивый молодой человек, всё это время так удачно изображавший предмет фурнитуры или манекен с витрины фешенебельного магазина в Парчовом районе, выглядел совсем незаинтересованным происходящим. Судя по деликатным чертам и изящно пошитому камзолу, он был не из Монетной стражи, а если учесть, что со всеми знатными ровесниками Константин тоже, так или иначе, знаком, это не чей-то титулованный преемник. — Твои выходки — настоящий пир для врагов нашей фамилии. Ты веселишься с челядью, но эти люди терпимы к тебе до тех пор, пока ты платишь за их пойло. Я даже не говорю о том, что в Серене полно агентов де Весп, — поравнявшись с объектом жадного созерцания Константина, князь хозяйски опустил ладонь на плечо незнакомца. Тот, будто отмерев от нахлынувшей на него летаргии, наконец, соизволил обратить на дофина внимание и, идеально изобразив поклон, учтиво, с едва уловимыми механическими нотками произнёс: — Ваше Высочество. Автоматон, пораженно осознал Константин, а ведь так сразу и не поймешь… Отцу вновь удалось выбить почву у него из-под ног. — Раз благородное общество тебе наскучило, а душа жаждет приключений, будешь коротать время под присмотром автоматона. По крайней мере, до тех пор, пока не возьмешься за ум. Неторопливо, словно с опаской, дофин подошел ближе — ювелирное сходство с обычным человеком потрясало и пугало одновременно. Константин так и не решил, что шокировало его сильнее — внешний вид автоматона или факт владения речью. Должно быть, князь ещё не отчаялся от бесплодных попыток оказать на наследника влияние, раз не поскупился на столь импозантную игрушку. — Он кажется настоящим, — теперь Константин, пренебрегая манерами, неприлично смотрел на него во все глаза; впрочем, едва ли откровенный взгляд был способен смутить предмет его изучений. Вблизи, в полной тишине, было чуть слышно, как внутри автоматона, подобно напольным часам, тихо дрожат пружины и ходят шестеренки, а чуткий нос уловил слабый масляный запах. — В этом его преимущество, — князь, очевидно, гордился им так, словно это — его собственное изобретение. — Тончайшая работа. И крайне дорогостоящая. Так что будь добр, не выведи его из строя в первую же неделю. Это сложно, но у тебя исключительный талант к тотальному разрушению. С чувством выполненного долга, Клод поспешил вернуться к столу. Перо вновь заскрипело, скользя по бумаге — негласный намек на то, что князь продолжил работу и желает, чтобы его оставили в покое. — Так ты действительно предлагаешь мне таскать его за собой, как декоративную собачку на привязи? — не выдержал Константин, не до конца веря в происходящее. Методы отца, фанатично нацеленного ограничить его свободу, становились всё более изощренными. — И он, вернее, этот апофеоз инженерного гения, конечно, также будет докладывать тебе о каждом моем шаге? Клод хмыкнул, явно раздосадованный, что капризный дофин не удалился и продолжил отрывать его от первостепенных обязанностей. — Тебя поразят его умения и интеллект. Называй его, как хочешь. Можешь представить его хоть своим кузеном, который впервые вышел в свет. Придумаешь что-нибудь, ты умеешь сочинять убедительные небылицы. — Все знают, что у меня нет кузена, — нахмурившись, пробормотал Константин. О каком интеллекте могла идти речь, когда дело касалось автоматонов, оставалось для него чем-то непостижимым. — А это зачем? Странная метка на левой половине лица автоматона напомнила витиеватый узор, выжженный на древесной коре. Объективно — это не умаляло общей привлекательности его новоиспеченного надсмотрщика, делая его ещё более особенным. — Считай, подпись творца, — раздраженный князь сделал небрежный жест рукой, будто отгоняя назойливое насекомое. Теперь разговор был официально окончен, и Константин, закатив глаза, заволочился на выход, нарочно прошаркав по олимскому ковру как можно небрежнее. Оставалось лишь инфантильно хлопнуть дверью напоследок, демонстрируя отцу недовольство очередным его решением, но тошнотворный приступ головной боли на корню зарубил эту идею. — Ваша Светлость. Я всецело в Вашем распоряжении, — беспристрастный, благолепный до зубного скрежета автоматон ожидаемо увязялся следом, и смешок, сорвавшийся с губ дофина, вышел предательски нервным. Что с ним делать — Константин пока не имел ни малейшего представления.