***
После долгого, двенадцатичасового перелёта из Милана, где его последний художественный показ в Dep Art Gallery вызвал восторг среди людей со всего мира, спешивших посетить выставку знаменитого художника, Хёнджин приземлился на Маврикий. В июне, когда лето распускало свои золотые крылья над Миланом, город оживал в ожидании солнечных дней. Теплое солнце ласкало кожу, а воздух был наполнен сладким ароматом цветущих акаций. Хёнджин любил Италию летом, проводя отпуск на сицилийском берегу вместе с Минхо и Чонином, но приземлившись на острове и вдохнув тропический воздух влюбился. Июнь предзнаменовал собой начало зимы, ветер, проникающий сквозь пальмовые листья, приносил с собой шепот прибоя индийского океана. Хёнджин сидел на кожаном сидении Maserati Levante, ничуть не удивившись, когда со взлётной полосы его на серебристом автомобиле забрал личный водитель. Бан всегда любил дорогие машины, собирая коллекцию в родной Корее. Сквозь тёмное стекло зелень острова казалась насыщенной и тёмной, словно изумруды, утопающие в глубинах океана. Пальмы мягко колыхались на ветру, создавая иллюзию танца в замедленной съёмке. Цветы, яркие и пышные, вспыхивали красным на фоне зелени. По мере приближения к закрытому клубу, ландшафт становился более ухоженным, но не менее величественным: газоны были аккуратно подстрижены, а водоёмы, зеркально отражающие чисто голубое небо, манили своей прохладой, рассекаемые мелкими насекомыми. Подъехав к полю, Хёнджин пересел на ожидающий его тёмный гольф-кар, на котором красовалось название закрытого элитного гольф клуба. Машина плавно тронулась, и перед его глазами начали раскрываться огромные просторы поля, утопающие в солнечном свете. Каждый уголок здесь был продуман до мелочей, от идеально подстриженной травы до элегантно расставленных песчаных ловушек. По мере движения по полю, Хёнджин заметил компанию молодых людей. Их смех и радостные возгласы наполняли воздух, создавая атмосферу непринуждённости. Они были одеты в стильную спортивную одежду, и каждый из них выглядел так, будто только что сошёл со страниц глянцевого журнала, который Хёнджин читал в полёте. Когда гольф-кар остановился, Хёнджин вышел, чтобы присоединиться к игре. На фоне величественных деревьев и безупречно подстриженной травы поля, Чан выделялся своей атлетичной фигурой. Его кожа была будто покрыта тонким слоем меда, блестящим под лучами уходящего солнца. Широкие плечи выделялись, словно высеченные из мрамора умелыми руками лучших скульпторов, чьи работы красовались в музеях по всему миру. Чан, почувствовавший липкий заинтересованный взгляд, проскользнувший по его фигуре, обернулся с улыбкой, которая сменилась лёгким оскалом и подрагивающим уголком красивых губ. — Benvenuto, mio tesoro, — проговорил Чан, обращаясь к Хёнджину на итальянском. — La tua eleganza e la collezione di dipinti che hai presentato a Milano hanno conquistato tutti! — с этими словами, Чан нежно взял руку Хёнджина, украшенную дорогими кольцами и браслетами, целуя, слегка прикусывая костяшки тонких пальцев. Хёнджин, с лёгкостью и изяществом, которые всегда его отличали, ответил на приветствие Чана. Его улыбка была непринуждённой и тёплой, а в глазах играли искры легкого, едва заметного возбуждения, которые не остались не замеченными мужчиной, напротив. — Sei sempre così affascinante, signor Ban , — сказал он, слова текли легко и естественно, как мелодия, — Ваш джет как и всегда прекрасен, а пилот доставил за такое короткое время из солнечной Европы на этот райский остров, — Хёнджин наклонился и поцеловал Чана в щёку, задевая мочку уха мазком тёплых, слегка липких от бальзама, губ. Отойдя на шаг назад, его взгляд невольно скользнул по мощному силуэту: форма для гольфа облегала его фигуру, словно была создана именно для него. Ткань мягко повторяла каждый изгиб его тела, подчёркивая покатые плечи и ярко выделяющиеся мышцы, которые свидетельствовали о многих часах, проведённых в тренажёрном зале. Оттенок поло гармонично сочетался с медовым оттенком кожи. Запястье мощных рук украшали часы, напоминающие о недавнем дорогостоящем подарке, что был доставлен на его адрес в Милане, который был подарен в честь открытия выставки. На голове красовалась белая кепка, идеально сидящая и защищающая пронзительные тёмные глаза от солнечных лучей, в то время как изящные перчатки на руках обеспечивали идеальное сцепление с клюшкой, позволяя ему совершать безупречные удары. — Коллеги, хочу представить вам моего давнего друга, известного миланского художника, который своими творениями вдохновляет мир, — сказал Чан, представляя парня, — Хван Хёнджин. Хёнджин, чьё сердце и душа были пропитаны итальянским духом, подошёл к каждому из друзей Чана и поцеловал их в щёку. Этот жест вызвал лёгкую волну ревности в глазах Чана, но тот скрыл её за милой улыбкой и протянул Хёнджину бокал с его любимым шампанским: — Il tuo champagne preferito, tesoro. Месье Люмьер удивляется зачем я скупаю его лучшее игристое вино каждый раз, но узнав для кого оно предоставляет лучшие бутылки из своего погреба, — сказал Чан, вручая тонкий бокал, наполненный розоватой жидкостью. — Grazie, mia caro, — сказал Хёнджин, заметив тень ревности в глазах Чана и принимая бокал, — Ты как всегда несдержан в своих эмоциях, — отпивая проговорил парень. — Тебе ли не знать, где я несдержан, сейчас же держусь, но у нас целая ночь впереди, — проговорил мужчина, ухмыляясь. Игра обещала быть интересной, а отдых набирал обороты после фразы мужчины. — Прекрасный ландшафт, если я не ошибаюсь его спроектировал Петер Маткович. Имею честь быть знаком с ним, невероятное мастерство, — попытался сменить тему Хёнджин, рассматривая небольшое ложе. — Всё верно, tesoro. Он спроектировал поле в соавторстве с чемпионом Луисом Остхейзеном, который почтит нас послезавтра. Он обещал отыграться с прошлого раза, — усмехнувшись сказал мужчина, — А пока давай насладимся прекрасной игрой, ты вряд ли выйдешь из номера в ближайшее время, — понизив голос и подойдя ближе сказал мужчина, — У меня есть для тебя ставка. В случае моей победы...•••••••••••••
На зелёных холмах гольф-клуба, солнце золотым, едва заметным, диском склонилось над полем. Вдалеке можно было услышать пение цикад. Чан, сосредоточенный и спокойный, взял в руки свою любимую клюшку. Его друзья наблюдали, как он целился, рассчитывая траекторию мяча, который должен был преодолеть последнее препятствие. Воздух был насыщен ожиданием, когда Чан совершил свой решающий удар. Мяч полетел, идеально описывая дугу, и приземлился рядом с лункой, а затем покатился прямо в неё. Победа. Хёнджин, который всю игру шёл вровень с Чаном, не смог скрыть улыбку, несмотря на своё поражение. Он медленно подошёл к мужчине, шаги были лёгкими, едва ощутимыми, но полными решимости, когда он достиг Чана, то аккуратно заключил его в мягкие объятия, а в тишине наступающего вечера раздался шёпот. Чан, с лёгкой улыбкой на устах, прошептал: — В конце игры я сдерживался, чтобы не закончить её раньше положенного и не показать тебе номер раньше времени, — прошептал Чан, с лёгкой улыбкой на устах. Хёнджин почувствовал, как сердце Чана бьётся в такт с его, а взгляд был полон томного ожидания. — Ты должен полюбить наш номер, он выходит на Индийский океан, и завтрашний восход будет великолепен, — он приблизился к уху Хёнджина и добавил на итальянском, с лёгким смешком, — E saremo occupati fino al mattino. — Боже, Бинни, скажи мне что мы не были такими же, — скривившись сказал Сынмин, — Я клянусь, меня щас вывер... — Минни, помолчи! Чан усмехнулся, вспоминая что из-за своей музыкальной карьеры Сынмин частенько бывал в Италии и похоже, что все их разговорчики были не тет-а-тет, а у них был слушатель. — Знаешь ли, Сынмин, мне стоит тебе напомнить про то, как за тобой бегал, Чанбин-а ещё в самом начале? Все уши мне прожужжал миленьким пианистом, которого увидел в ресторанчике. Послышался шум колес, как только последние лучи солнца коснулись зеленых холмов, на горизонте показался маленький гольф-кар, который буквально пару часов назад привёз Хёнджина на поле. Он медленно подъехал к группе друзей, оставляя за собой след из пыли, Чан заметив растерянный взгляд напротив, стоявшего рядом парня, протянул ему руку в приглашающем жесте. — Простите, Чанбин, Сынмин, но нам уже пора, — сказал Чан, его голос звучал ниже обычного, — Надеюсь, вы не обидитесь, что мы уходим так рано. Чанбин подмигнул и ответил с двусмысленной улыбкой: – Только не пропадайте слишком надолго, а то мы только познакомились с таким прекрасным человеком и хотелось бы с ним тоже пообщаться, а у нас, увы, осталось пару дней на острове, у нас знаете ли скоро выступление Минни. Сынмин, стоявший рядом, фыркнул и легко стукнул его по затылку. — Не слушайте его, ему завидно, он вряд ли что-то получит в ближайшее время, — сказал он с улыбкой. — И это ты мне говоришь! Прямо в самое сердце...Хёнджин, давай бросим этих дураков, а сами.., — увидев взгляд Чана, поднял в руки в примирительном жесте, — Всё, всё не смотри на меня так, я перестал на кого-то претендовать еще 9 лет назад, когда увидел его, — указав на Сынмина, что сидел с бокалом за столом, вытянул губки на что получил закатывающиеся глаза. Чан лишь усмехнулся в ответ, махнул друзьям и направился за руль гольф-кара, но развернувшись обошёл его и открыл пассажирскую дверцу. — Пожалуйста, присаживайся, tesoro — сказал он, протягивая руку Хёнджину, который с легкой улыбкой принял помощь и устроился на мягком сиденье. Чан закрыл дверь, обошел машину и сел за руль. Машина плавно тронулась с места. Хёнджин начал внимательно рассматривать окружающие их пейзажи. Ночь преобразила ландшафт, и каждая тень и луч света создавали новый, неизведанный мир. — Как странно, что сумерки могут так изменить все вокруг, — задумчиво проговорил он, удивляясь игре света и тени на зеленом бархате поля. Они медленно ехали по извилистой дорожке, огибающей плавные холмы и ухоженные лужайки. Вокруг них расстилался пейзаж, окутанный мягким сумраком, что тёплыми лучами уходящего солнца постепенно ложился на зелёную гладь. Тишина ночи нарушалась лишь звуками природы: далёким криком птиц, возвращающихся в свои гнёзда, шепотом листьев, колышущихся в лёгком вечернем бризе, и тихим журчанием ручья, что петлял где-то неподалёку. Хёнджин восхищённо вдыхал прохладный воздух, наполненный ароматами цветущих кустов и свежескошенной травы, над поддержанием её в таком виде трудилось огромное количество людей каждый день. Парень просто не мог удержаться от восторженных комментариев, восклицая при каждом новом открытии: "Чанни, это цикады?" или "Смотри, как ярко светят звёзды!" Взгляд Хёнджина невольно скользил и к Чану, чей профиль вырисовывался чёткими линиями напротив ночного неба. Лёгкий румянец от слишком жаркого дня играл на щеках мужчины, и волосы, непринуждённо завивались из-за влажности. — Тебе действительно идёт этот остров, — тихо произнёс Хёнджин, и в его голосе слышалось неподдельное удивление и восхищение, — В последний раз, когда мы встретились с тобой в Сеуле, ты был слишком устав… Чан резко нажал на тормоза, и гольф-кар остановился посреди поля, оставляя позади себя склоки пыли, что мгновенно оседала на дорожке, под давлением влажного воздуха, оставляя лёгкий запах, напоминающий недавно прошедший дождь. Хёнджин вздрогнул от неожиданности. — Что случилось? — спросил он, оглядываясь в поисках причины остановки. Чан медленно потянулся к Хёнджину. Его большие руки осторожно обрамили маленькое лицо парня, пальцы нежно скользнули по его щекам. Взгляды их встретились, и в этом молчаливом обмене было больше слов, чем они могли бы выразить вслух, были ответы на каждый незаданный вопрос. Сердце Чана билось быстро, когда он приблизился, сокращая последние сантиметры между ними. Их губы встретились в поцелуе, который был мягким как первый снег, который вряд ли можно увидеть на просторах этого острова, но страстным, как бушующий огонь, он был наполнен всей той тоской разлуки, которую они испытали будучи так далеко друг от друга, и всей надеждой на воссоединение, которое теперь казалось таким близким, которое можно было ощутить сладостью таких желанных губ. Хёнджин откликнулся на поцелуй, его руки обвились вокруг шеи Чана, прижимаясь к сильному телу, в котором хотелось утонуть. Мир вокруг них исчез, оставив их одних среди звёзд, которые были рассыпаны на тёмном небе. И когда они наконец отстранились друг от друга, чтобы перевести дыхание, в воздухе ощущалось возбуждение, прокатившееся между двух так долго тосковавших тел, что в каждом касание пытались восполнить каждую минуты разлуки. Как держался Чан было непонятно, он всегда был более напористым, страстным, Хёнджин же наоборот остужал этот напор своей сдержанностью, но всегда был готов упасть в пропасть, куда его утягивал Чан. Чан, с лёгкой улыбкой, потянулся к Хёнджину, чтобы вновь вовлечь в его в поцелуй, скорее добраться до этих сводящих с ума губ, но в этот раз, вместо глубокого поцелуя, его губы лишь мягко коснулись щеки Хёнджина, оставив после себя лёгкий чмок, когда тот с мягкой, слегка дразнящей улыбкой увернулся всё еще находясь в объятиях. Чан принимал правила этой игры, зная, что сможет взять вверх позже, протягивая ладонь к волосам парня, куда приземлился небольшой зеленый листок. Хёнджин, слегка удивлённый этим нежным жестом, на мгновение потерялся в своих чувствах, но затем его губы разомкнулись в тихом выдохе, не несущем слов, а лишь эмоции. Глаза Хёнджина засияли восторгом, и он, не отрываясь от Чана, тихо прошептал: —Посмотри на небо. Давай останемся здесь немного, — предложил он, его голос был спокойным, но в нём чувствовалась уверенность. Взгляд Чана поднялся вверх, и он увидел ночное небо, усыпанное звёздами, которое казалось бесконечным и в то же время таким близким. Этот момент, наполненный чувствами и красотой ночи, стал для них обоих напоминанием о том, что мир вокруг полон чудес, и каждое из них стоит того, чтобы его разделить вдвоём. Чан молча указал вперед. Там, на фоне ночного неба, раскинулся великолепный вид: миллионы звезд сияли над ними, создавая иллюзию бесконечности. — Иногда стоит остановиться, чтобы увидеть настоящую красоту мира, — сказал он, и в его голосе звучала нотка восхищения. Хёнджин молча кивнул, понимая, что некоторые моменты действительно стоит запечатлеть в памяти. Чан вышел из гольф-кара и открыл дверь Хёнджину, протянув руку, чтобы помочь ему выйти. — Пойдем, — предложил Чан тихим голосом, и в его глазах играло отражение звезд, уже начинавших мерцать в сумеречном небе. Они медленно поднялись по извилистой тропинке на холм. С вершины открывалась панорама поля для гольфа, утопающего в сумерках, а за его пределами — спокойный океан. Чан и Хёнджин уселись на траву, чувствуя, как прохлада вечера окутывает их, и подняли взгляд к небу. Звезды мерцали, заставляя сердце замирать — Смотри, — шепотом сказал Чан, указывая на созвездие, — Это Орион. А если посмотреть вон туда, над Орионом, то можно увидеть созвездие Близнецов. Звезда, расположенная на ступне южного близнеца в созвездии Близнецов – Альхена, её название принято переводить с арабского как «клеймо», — Хёнджин улыбнулся, его взгляд не отрываясь следил за рукой Чана. Они лежали так, не считая времени, погруженные в мир, где только они, звезды и тишина. Хёнджин мягко прикоснулся к руке Чана, ища в его глазах разрешение спросить что-то личное. — Расскажи мне историю Чанбина и Сынмина, — попросил он тихим голосом, который сливался с шепотом ветра, — Я видел взгляд, который каждый раз кидал Чанбин на Сынмина, когда тот забивал, сколько они вместе? Чан улыбнулся. — Я был изначально знаком только с Чанбином, мы ходили в один спортивный клуб в университете, на фоне гольфа мы и стали друзьями 11 лет назад. С Сынмином меня он познакомил уже позже, — начал он, его голос был полон тепла, — Ты помнишь французский ресторан, куда я тебя водил в Сеуле? Чанбин пришел туда с отцом на деловую встречу, но его внимание было украдено не беседой за столом, а музыкой, которая лилась из-под пальцев пианиста, который каждый вечер играл вживую. — Сынмин играл на фортепиано? Он пианист? — перебил Хёнджин, его интерес был явно разожжен. — Да, именно так. Сынмин пианист, и его музыка была настолько завораживающей, что Чанбин влюбился с первого взгляда. Помню через несколько дней Бин потащил меня туда, хотя сам приверженец нашей корейской кухни и прежде мы ходили есть только в корейские рестораны. Он начал сразу же ухаживать за Сынмином, который вначале казался равнодушным, тот был из обеспеченной семьи и работал в ресторане, чтобы доказать что-то своим родителям, ему были не нужны дорогие подарки. — И что же произошло дальше? — спросил Хёнджин, его глаза блестели от любопытства. — Как я уже и сказал, Сынмин, в свою очередь, казался равнодушным к ухаживаниям. Он был занят своими планами — подготовкой к поступлению в престижный вуз, и последнее, что ему было нужно, это отвлекающий роман. Но Чанбин не сдавался. Он узнавал о любимых композициях Сынмина, о его мечтах и стремлениях, и со временем начал пробуждать в нём интерес. Чан мягко поглаживал ладонь Хёнджина, который к свою очередь хихикал от тёплых, щекочущих пальцев мужчины — Чанбин очень долго ухаживал, пока не начал сдаваться. Сынмин всё больше был холоден к нему, у него тогда были проблемы с семьей, мать не хотела ничего слышать про музыкальную карьеру. Прошел год, полный мелких жестов внимания и случайных встреч, пока однажды Сынмин не улыбнулся Чанбину так, как не улыбался никому другому. И в тот момент Чанбин понял, что его усилия не были напрасны. Он смог добиться расположения, и теперь перед ними обоими открывались новые горизонты. Горизонты, которые они могли исследовать вместе. Судьба пишет красивые истории, и их история не исключение. Отношения, начавшиеся так странно, быстро переросли в нечто большее. Не продержавшись и года, они решились на решительный шаг — уехать в Европу, чтобы заключить брак. Сынмин, сжёг все мосты в Сеуле — будущее в университете, ожидания родителей — последовал за Чанбином, чтобы начать новую жизнь. Тот, в свою очередь, сделал все возможное, чтобы поддержать мечту Сынмина. Он помог ему поступить в одну из лучших музыкальных академий и даже открыл музыкальный лейбл, чтобы Минни мог полностью посвятить себя музыке и продюсированию. Вместе они строили будущее, где каждый из них мог быть самим собой. Хёнджин вздохнул, улыбаясь. — Какая прекрасная история, — сказал он, снова устремив взгляд на звезды. — Прошло семь лет, и они все еще живут бок о бок, воплощая в жизнь свои мечты и амбиции. Несмотря на то что Сынмин всегда казался холодным и неприступным, Чанбин всегда видит тепло в глазах Сынмина, когда тот смотрит на него. Чанбин безумно любит Сынмина, — Чан улыбнулся чему-то что только вспмнил, — Я помню, как прибыл, чтобы быть свидетелем на их свадьбе, она была в Ницце. Бабушка Сынмина была замужем за французским послом, поэтому тот в идеале знал французский. Когда он вошел, весь зал замер в благоговейном молчании. Он шел к алтарю, где его ждал Чанбин, и в его глазах — в тех самых глубоких глазах, которые однажды влюбили в себя Чанбина в том далеком ресторане — горело пламя безграничной любви. Это был взгляд, который мог растопить самые холодные сердца, взгляд, который говорил о том, что Сынмин отдал свою душу и сердце этому человеку.•••••••••••••
После того как они насытились звёздным небом, Чан и Хёнджин вернулись к гольф-кару и направились к парковке. Там их уже ожидал серебристый Maserati Levante, блестящий под лунным светом. Личный водитель Чана стоял рядом с открытой дверью, ожидая их прибытия. Чан кивнул водителю, и тот сразу понял его намерения. — На виллу, — коротко приказал Чан, и водитель кивнул в ответ, садясь за руль. Парень подошёл к машине, и Чан, держа его за руку, помог ему устроиться на заднем сидении, затем сел рядом, и, с лёгкой улыбкой, пригласил Хёнджина сесть к себе на колени. Хёнджин, не скрывая удовольствия, устроился поудобнее, обняв Чана за шею. Машина плавно тронулась с места, и они отправились в сторону городских огней. В салоне царила уютная атмосфера, а мягкая музыка дополняла их тихие разговоры. Они оба знали, что эта ночь будет особенной, каждый держался из последних сил. За окном машины мирно сменяли друг друга огни уличных фонарей, но внутри царила своя атмосфера. Хёнджин осторожно прикоснулся к его руке, и Чан, оторвав взгляд телефона, повернулся к нему. Их взгляды встретились, и он нежно подвинулся ближе, чувствуя тепло его дыхания. Время замедлило свой бег, когда Хёнджин приблизился и коснулся его губ своими. Это был мягкий, едва уловимый поцелуй. Чан ответила на его поцелуй, и мир вокруг перестал существовать. Всё, что было для них важно, – это тепло друг друга и биение сердец в унисон. Они нашли убежище от внешнего мира, их дыхание смешивалось с тихой музыкой. Мир вокруг них исчез, оставив их одних в этом маленьком пространстве тепла и близости. Поцелуй стал глубже, страстнее, и Хёнджин обнял Чана, прижимая его ближе к себе. Время, казалось, остановилось, пока они исследовали новые грани своих друг друга. Но внезапно, резкий звонок мобильного телефона разорвал тишину. Чан вздрогнул, их губы разомкнулись, и Хёнджин посмотрел на экран телефона, который безжалостно мигал в темноте. Звонок был от кого-то, кто мог подождать, но момент был безвозвратно потерян. Хёнджин сидел на заднем сидении автомобиля, наблюдая за Чаном, который взял трубку телефона. Голос Чана был напряжённым, и он говорил на повышенных тонах. Из кусков фраз Хёнджин понял, что у Чана возникли проблемы в компании. — Прости, Хёнджин, часовые пояса мешают нам, —шепотом извинился Чан, отложив телефон в сторону, — Я так хотел провести это время с тобой. Хёнджин кивнул, понимая сложности ситуации. Он знал, что бизнес не терпит отлагательств, и хотя ему было обидно, что их общение снова нарушается, он ценил искренность. Хёнджин мягко взял Чана за руку, и его голос был спокойным: — Ничего страшного, мы все сталкиваемся с трудностями, — Чан кивнул, пытаясь сдержать свои эмоции, вздохнул и снова поднял трубку, продолжая разговор. Хёнджин откинулся на сиденье, глядя в окно. Он знал, что впереди у них ещё вся ночь, и надеялся, что они смогут насладиться ею вместе, несмотря на все препятствия. Телефонный звонок продолжался, и Чан начал говорить всё громче, его голос наполнился раздражением. В какой-то момент он даже начал рычать в трубку, словно пытаясь выпустить весь накопившийся стресс. Хёнджин, чувствуя напряжение в его теле, положил руку на шею Чана, массируя её, чтобы помочь ему успокоиться. Чан вздохнул, его дыхание стало ровнее, и он перехватил руку Хёнджина, поднёс её к губам и начал нежно целовать каждый пальчик. — Всё, Феликс, успокойся и найди Джисона, решите этот блядский вопрос как-нибудь без меня, ты не зря занимаешь должность андеррайтера, — с раздражение сбросил звонок Чан, сжимая сильнее обычно тонкие запястья, вызывая легкую боль, — Прости, Хёнджин. Смотри-ка, мы доехали, — злость заменилась чем-то более первобытным, напряженные губы растянулись в ухмылке, которая не предвещала ничего хорошего. На берегу широкого и бескрайнего Индийского океана стоит величественная вилла. Её белоснежные стены сияли под тёплым светом уличных фонарей, а изящные колонны украшают просторные террасы. Вилла была окружена пышными пальмами, которые шелестят своими листьями. В этом райском уголке Чан и Хёнджин находятся наедине. Стоя около машины, Чан обернулся к Хёнджину с улыбкой и сказал: — Знаешь, я так скучал по твои прикосновениям и поцелуям, не понимаю почему не могу добиться твоего да. Но сколько понадобилось времени Бину? Я намерен потратить на тебе столько времени, сколько тебе понадобится. Но сегодня я не отпущу тебя... как минимум на сутки, —Его голос звучал игриво, но в его словах чувствовалась нотка серьёзности. Они оба знали, что предстоящие сутки обещали быть незабываемыми.