мамонт

— Профессор Селезнёв, подойдите, пожалуйста, вас зовут. У профессора Селезнёва была очень сложная неделя. Ещё до путешествий во времени, пиратов и выстрелов, до писем из прошлого и воссоединения семьи вошёл в финальную стадию проект по воссозданию колумбийского мамонта. Никто ведь не предполагал, что в октябре профессору Селезнёву будет совсем не до мамонта. Игорь с удовольствием переложил бы руководство проектом на чьи-нибудь плечи, но никто из его стажёров пока не дорос. Впрочем, сперва мамонт подождал. Когда Игорь осмеливался мечтать о воссоединении семьи (под покровом ночи, вдали от дома, чтобы не отправиться бродить по коридорам, преследуя тени), он представлял именно ту идилию, что длилась первые пару дней: Кира и Алиса рассказывали обо всём подряд, а он, растянувшись в улыбке и вытянув ноги (на колени тут же примостилась лохматая Алисина голова), слушал своих девочек, переполненный благодарностью за то, что теперь они в безопасности. А потом на Киру градом посыпались дела, Алиса с удвоенным упорством стала готовиться к поступлению в кадетский корпус, мечтая найти безопасный способ путешествия во времени — что ж, может, смешливый мальчик Коля, которому очень не хотелось стрелять в профессора Селезнёва и который, как в сказке, спас всех, даже стоил того. А Игорю — с утра и до самого позднего вечера квартира пустовала — остался мамонт. Точнее, пока мамонтёнок: всего метр в холке, разве это рост? Малыш ходил по саду, неловко переступая конечностями и совсем по-щенячьи ластился к Галочке, приносившей ему еду. Стажёры наперебой пытались придумать зверю имя, но Игорю казалось, ни одно пока не подошло. Кроме мамонта он занимался ещё кое-кем, заботу о ком тоже не мог переложить на чужие плечи — в этот раз потому что попросила Кира, а Игорь не умел отказывать и в прежние времена. Когда Алисе было лет пять, она принесла от подружки, кошка которой совсем недавно обзавелась потомством, крохотный шерстяной комочек с глазами в половину мордочки и сказала: «Он теперь будет жить с нами!». И глаза у неё тогда тоже были в пол-лица. Котёнок остался, вырос во вредного длинного кота, и потом сбежал из дома в ночь, когда на миссии пропала Кира. А теперь Кира вернулась и совершенно в том же духе притащила к ним домой пирата с ПТСР. У них в семье было принято обсуждать всё открыто — по крайней мере, раньше, о письме, десять лет пролежавшем в ящике стола, Игорь старался не вспоминать, — и он спросил Киру прямо: зачем здесь Весельчак У? Её лоб рассекли морщинки, нахмурившись, она свела брови и, глядя исподлобья, ответила: — Я у него в долгу. — Не отводя потемневшего взгляда, добавила: — И он мне нужен. Игорь не успел поинтересоваться, когда она успела задолжать Весельчаку. Зато потом Вертер в красках рассказал, как умирал славный пират, прежде уложив толпу, чтобы Кира и дети успели спастись. Вертеру вернули родную прошивку, подлатали корпус, но никто, конечно, не покушался на его память о прошедшем веке — это, в конце концов, было бы просто негуманно. И порой, закончив анализ данных, вместе с результатом Вертер выдавал очередную историю о его с Весельчаком жизни в столетии, которого не было. — …А в 2074 году, на пятидесятилетнюю годовщину Контакта он начал сочинять стихи. На мой взгляд, они крайне далеки от эстетического идеала, однако до сих пор хранятся в моей памяти, и я могу прочитать… — Не стоит, — отмахнулся Игорь. Страшно было представить, что сочинял бывший пират спустя полвека в антиутопии. Он не то чтобы очень доверял Весельчаку, скорее, который день, как стилус в пальцах, вертел мысль, что и сам бы необратимо изменился, пробыв век изгоем среди бывших союзников. И конечно, в такую рань Игоря вызывал некто иной как его второй после мамонта подопечный. — Профе-ессор Селезнёв, доброе утро, — протянул он, крутанувшись на стуле. У него была своя палата, россыпь медицинских датчиков на теле, а ещё негласный надзор за его перемещениями по корпусу. И Вертер, навещавший каждый вечер. Наконец, сам профессор Селезнёв, прибегавший по малейшему его требованию. — Доброе, товарищ Весельчак. — Игорь оглядел палату и заметил, что забытый им в прошлый раз отчёт раздёрган на бумажных человечков и крепость, воздвигнутую на столе. — Так и не скажешь, как тебя по имени? — Между прочим, спрашивать деднейм у приличных людей невежливо. — Он шутливо надул губы. Игорь закатил глаза. — И у неприличных тоже. Я тебя чё позвал-то. Рука плохо фурычит. — Демонстративно Весельчак попытался поднять левой — человеческой, заново выращенной парой дней назад — рукой одну из бумажных кукол, но на полпути хватка разжалась, и фигурка полетела на стол, а Весельчак помахал ему кистью, словно искусственной. — Клади на сканер, сейчас посмотрим. Весельчак удивительно спокойно уселся в кресло и уложил ладонь на сканер. Спасибо, что для простого сканирования не нужно было фиксировать пациента — в прошлый раз он воспринял это… не очень хорошо. — Слушай, а чего твои стажёры как в воду опущенные? Я за прошлый век выучил столько земных анекдотов, а никто не смеётся, будто я им сводку новостей пересказываю. Игорь оторвался от экрана и посмотрел на Весельчака: свободной правой рукой он крутил какой-то шарик и выглядел… слегка потерянным — от прежнего пиратского облика осталась только серёжка и шрамы: над бровью и через глаз на пол-лица — и с тем, и с другим он наотрез отказался расстаться. Не будь шрамов, в свободной футболке и штанах вполне сошёл бы за какого-нибудь инженера, после работы заглянувшего на обследование. (У Киры тоже был шрам — на плече. Он был спрятан под одеждой, и, кажется, она легко вновь вписалась в свой мир, но шрам сводить не пришла.) — Ты меня извини, но с шутками вековой давности ты для стажёров выглядишь как ископаемое. — Игорь хмыкнул, боковым зрением поймав обиженный взгляд. — Вроде нашего мамонта… Так, можешь убирать руку, я всё понял. В двух словах, твой мозг привык отправлять определённый тип импульсов для управления протезом. А для настоящей руки нужны немного другие сигналы, и мозг пока ещё не перестроился. — Ага, то есть, мозг подвисает от нового софта? — фыркнул Весельчак, сжав шарик в левой руке. — Вроде того. — Игорь пожал плечами. — В ближайшие дни должна произойти полная адаптация. Если нет — будем делать инъекции, с нефункционирующей рукой точно не останешься, — он коротко ободрительно улыбнулся стандартной врачебной улыбкой. — Ничего, эта рука хотя бы не коротит и не искрит по вторникам, — пациент хохотнул, спрыгнул с кресла и подошёл со спины, разглядывая экран. — Спасибо, — вдруг добавил он. А Игорь, внезапно растерявшись, ответил только: — К слову, если тебе нужна бумага, или пластилин, или глина, ты бы лучше попросил. — И качнул головой в сторону модели битвы на столе возле кушетки. Кажется, это было одно из сражений Альянса пиратов и Космической федерации десятилетней давности. То есть, десятилетней — для Игоря. — Извини. — Он неловко дёрнул плечом. — Привычные действия успокаивают, и всё такое. Кстати, что за мамонт? — Мы в КосмоЗо по ДНК выращиваем вымерших земных животных, — не без гордости ответил Игорь, — а потом отправляем их на необитаемые планеты с наиболее подходящим для них климатом. Колумбийский мамонт — один из самых крупных представителей семейства. — Он вывел на экран 3D модель. — Ну что за прелесть! — протянул Весельчак, кажется, даже не издевательским тоном. — Теперь понимаю, что в тебе нашла… Покажешь? Старательно не замечая оборванной фразы, Игорь кивнул. Почему бы и нет: едва ли бывший пират решит причинить вред мамонтёнку, а если и решит, сад хорошо защищён. Со смотрового балкона в правом крыле открывался великолепный вид на весь сад. Вдалеке, между берёз и яблонь, отяжелевших от плодов, неуклюже, но уже более уверенно носился мамонтёнок. Пара стажёров — с балкона не было видно их лиц, только комбинезоны — с упоением подкидывали ему надувной мяч, а он отбивал тот хоботом и радостно гудел. — Вот это зверюга, — протянул Весельчак, повиснув на перилах. — Как звать? — Пока никак. — Тогда вот что скажу: он вылитый Крыс! — Весельчак обернулся, расплывшись в улыбке. — Почему Крыс? — Игорь поднял бровь. Мамонтёнок, устав играть с мячом, рухнул на землю, чуть не придавив в последнюю секунду отпрыгнувшего стажёра. — Как-то раз Глот пытался приручить всяких крысиков: вот у них были точно такие клыки. — И как, приручил? — Игорь не знал, хочет ли знать финал истории, но всё равно спросил. — Приручил, конечно, как ему-то и не приручить. — Он фыркнул и мотнул головой, серёжка звякнула. — А потом они ему надоели. — Кстати, разочарую тебя, это она, самка мамонта. — Сказал Игорь, выждав полминуты вязкого молчания. — Потом будет целое семейство, но она первая. — Э-э-э, тогда Крыска? Игорь не удержался от смешка, и Весельчак рассмеялся и сам, как-то живо и не натужно. Мамонт лениво потянулся хоботом к ветвям и, кажется, стянул себе яблоко. Игорь шагнул к перилам и устроился в полуметре от собеседника. — Почему ты нужен Кире? — спросил он, не сумев больше блуждать в отвлечённых темах. И ждал бахвальства, но на лице напротив прорезалась кривая улыбка, когда он наконец ответил: — Тебе надо спросить у неё, я не знаю. — Я не успел, она улетела добиваться твоей амнистии. Казалось, за десять лет он привык к неизбывной подспудной боли жизни без Киры — должен был справиться с несколькими днями без неё, но он так нелепо не справлялся. От этого и болтал куда больше, чем хотел. — Знаю, она заходила перед отлётом. Я тоже не успел спросить. — Весельчак дёрнул плечом. — А что, ревнуешь? — Ожидаемого задора в вопросе не прозвенела, голос был совсем глухим. — Нет. Мы друг друга не связывали. — Серьёзно он посмотрел в глаза ровно напротив его: когда Весельчак снял сапоги на платформе, то оказался одного с Игорем роста. — Просто не понимаю, почему ты. Пожалуй, Игорю нужно было что-то осмыслить ещё лет двенадцать назад. Когда на шутку о том, что среди всех пиратов Кира поставила метку на одном-единственном, и это не главарь, она зыркнула на мужа и ничего не ответила. Что-то изменилось ещё очень давно. Весельчак хмынул; звякнув серёжкой, повернул голову в сторону мамонта, самозабвенно катавшегося по траве. Помолчал, поджав губы, и повернулся обратно, расплывшись в улыбке: — Пока ждём возвращения Киры, могу показать фокусы. За век на Земле я оч-чень расширил свой арсенал. Так что, может, даже поймёшь. — Весельчак подмигнул и сверкнул своими стеклянно-голубыми глазами. Вдруг вспомнилось предание Вертера о благородном пирате, в одиночестве умиравшем на руинах Земли. В этих глазах было много смерти, чужой и своей, но ещё больше там было желания смерть одолеть и высмеять. Вообще-то он любил это в людях — и не только в них. Игорь улыбнулся — не по-врачебному, просто по-человечески — и ответил: — Может, и пойму.