И пухом с крыл твоих

Диск луны — нимб твой, ты мой ангел, ты мой бог; пред тобою одним преклоняю колени, тебе одному возношу молитвы, мог бы — целовал бы образ твой, как целуют иконы, как целуют распятие, но могу боле — целую кожу стоп твоих, колен твои, бёдер твоих. Омыть бы слезами — так давно разучился плакать; обтереть бы волосами — так давно стали грубой паклей. Оцарапаю ненароком — выступит бусиной жидкое золото; слижу кровь твою мягким языком, вберу плоть твою в свой жадный грязный рот — причащусь, и не денусь потом никуда от тебя. Хотелось бы мне, хотелось — но коли так, не будет потом обратно пути. Прости меня, если сможешь, прости меня, отпусти мне все грехи, закрой мне глаза тонкой нежной ладонью, оставь мне мой вечный покой — болтаюсь песчинкой между адом и раем, между дном и небом, между Кошмаром и Сном; всесилен ли я? Даже тут, увы — ложью горькою пропитан язык мой, как желчью, как ядом; дан обет не врать — что с того? Вру, всем вру, себе вру — что не чувствую, не трепещу пред тобою. В оковах чувств — как в ошейнике: душит, душит до хрипа, душит до крика — мне не положены чувства, отчего ж я страдаю? Отчего ты во мне — кровь моя, сердце моё, душа моя, бог мой; отчего ты со мной? Отчего не бежишь, не прячешься, не кривишься в отвращении, не пытаешься напасть — как смешной зверёныш; я тебя и таким помню, но сломалось что-то ныне, встали шестерни мироздания — или просто ангелам не положены ненависть и страх? Что же случилось с тобою, что же я сделал с тобою — восставшим из осколков, из пепла; блаженен ли ты? Свят ли ты теперь: отпечатки пальцев моих на руках твоих, на коленях, на бёдрах, в тебе моё грешное семя — испорченный ангел, падший ангел, но только ярче горит твой нимб, сжигает мне лёгкие; не могу быть с тобою — сгорю, не могу быть без тебя — задыхаюсь. Ты мой воздух, мой свет, моя боль, моё наслаждение. Блаженен ли ты, свят ли ты теперь? Отчего милость в глазах твоих, елей и мира в устах твоих, всепрощение в разуме твоём — светлом-светлом; кусать бы губы твои — испить крови твоей; спустится к паху твоему — вобрать плоть твою. Причаститься. Куда я от тебя денусь? Ибо бог есть любовь; ты любовь моя, ты бог мой — ты всё, что за душою имею; и всё, что имею, раздам — ибо нет мне спасенья, я и так в аду, на дне, в Кошмаре; ибо нет мне прощения — вновь веру твою предам. Нет мне веры, ангел мой, бог мой, душа моя; пока жив я — живы деяния мои, живы грехи мои, жив порок мой, и отказаться не смогу от них. Лишь срок придёт — вновь терзаемый будешь мною, вновь поглощённый горем моим — по тебе; ты спасение моё, ты проклятие моё: отвергнув тебя — умру, приняв тебя — перестану быть собой. Ибо бог есть любовь; любовь — ложь для глупцов, разменная монета на рынке человеческих чувств. У меня нет чувств, ты — мои чувства; вырвались из груди, упорхнули легкокрылою пташкою — никогда не вернутся. Ты — моя любовь, ты — моя монета; плачу тобой по своим давним счетам, плачу тобой, как вещью, плачу тобой, как золотом крови твоей. Умом знаю: не прощу себе, не смогу, бьётся что-то во мне, клокочет; умом знаю: придётся. Тяжкое бремя выпало мне, тяжкое бремя: нужно так, сердце моё, кровь моя, свет мой, нужно так. Блаженен ли ты, свят ли ты теперь? Точно свят: вновь прощаешь. Пред тобою одним преклоняю колени, тебе одному возношу молитвы, целую руки твои, плечи твои, грудь твою, лицо твоё. Образ твой — в моих снах, образ твой — в каждой моей трещине, образ твой — во мне. Отчего ты во мне; отчего ты со мною? Неужели смог слёз наплакать — стопы твои омыть; неужели смог не ранить — стопы твои волосами своими отереть? Не могу с тобою быть — сгорю. Не могу быть без тебя — задыхаюсь. Стань частью моею, стань сердцем моим, стань светом моим; я испью крови твоей, густой и горячей, я испробую плоти твоей, сырой и нежной — я проглочу тебя. Стань мною, ангел мой; стану тобою, бог мой. И пухом с крыл твоих велю набить лучшие из перин.