—
12 июня 2024 г. в 09:13
— Когда-то этот мальчик в Малиновске признался мне в любви. — голос Антоновой дрожит, и она уже не скрывает подступающих слёз, — Я выставила его за дверь.
Рогозина краем глаза видит, как дрожат руки подруги, когда та натягивает латексные перчатки. Нет, в таком состоянии она не сможет браться за вскрытие.
— Сегодня он пришёл ко мне за помощью. Я снова его выставила, — Валя кусает губы, — и вот теперь он мёртв.
С этими словами она тянется к молнии на мешке с трупом.
— Окоченения ещё нет... — на выдохе шепчет патологоанатом. И действительно, Гринёв на столе морга выглядит так, как будто просто спит. Но они обе знают, что мужчина уже никогда не откроет глаз.
— Я опоздала на... пару часов с результатами экспертизы.
Валентина отворачивается, больше не в силах смотреть на тело знакомого ей человека. Последняя попытка сдержать слёзы... но выходит плохо.
— Валь, это не твоя вина. — наконец говорит Рогозина, и блондинка мысленно пинает себя: нельзя быть такой размазнёй на рабочем месте. Здесь, в морге, она должна быть бесчувственным роботом, идеально выполняющим поставленные задачи. Быстро вытерев влажную дорожку с щеки, а вместе с ней и признаки "слабости", Антонова с прежней решительностью включается в работу. Рассказывает полковнику о том, что делать надрез таким положением скальпеля неудобно, а значит... это не самоубийство.
Рогозина внимательно слушает, но всё это время Валя чувствует на себе её пронзительный взгляд, свидетельствующий о том, что разговора будет точно не избежать.
***
Рогозина уходит из морга, одарив подругу ещё одним многозначительным взглядом. Дверь за ней захлопывается, а Валентина неотрывно смотрит на лицо Гринёва. По телу бегут неприятные мурашки, её вообще всю трясёт. Проходит несколько минут, прежде чем она наконец пытается сосредоточиться, берёт в руки скальпель, но тут же бросает его обратно на стол с инструментами.
Металлический лязг срабатывает как переключатель. Высокие стены помещения внезапно сужаются до крошечных размеров, а к горлу подкатывает желчь. Антонова вылетает из морга в пустынный коридор и дёргает ближайшую дверь. Она ведёт в женский туалет.
Через несколько минут приступ тошноты проходит, и Валя, чуть пошатываясь, возвращается к раковине. Благо, больше ни в одной из кабинок посетителей нет. Что младшие сотрудники подумали бы, увидев, как практикующего более десяти лет патологоанатома тошнит из-за трупа?
Макияж точно придётся наносить заново: подводка и тушь потекли от слёз, а помада смазалась, когда она вытирала рот. Антонова горько усмехается своему отражению, и её начинает мутить от самой себя. И чего ты смеёшься?! Из-за тебя погиб невинный человек! Эти слова, произнесённые почему-то голосом Ромашина, действуют не хуже удара в солнечное сплетение. Почему ты не сделала всё быстрее?! Ты бы успела, позвонила бы ему, он вернулся бы в ФЭС и был бы в безопасности! Бы-бы-бы-бы, бесконечное "бы". Уже ничего не исправить.
Стены снова надвигаются, и она склоняется над раковиной, до белеющих костяшек сжав края. Это ты виновата! В памяти всплывает образ ещё живого Гринёва, настигнувшего её вчера у машины, объясняющего ситуацию... и вот он уже на металлическом столе, в мешке для трупов, на горле зияет кровавый разрез...
Валя опускается на корточки, уперевшись спиной в стену, и тихо скулит.
***
Валентина не прячется по углам ФЭС от своей начальницы-тире-возлюбленной. Знает, что Рогозина давить не будет, подождёт, пока Валя сама появится.
С таким же железным терпением она выжидает преступников во время операций по захвату, приходит шальная мысль.
— Галь... можно?
Разительное отличие. В первый раз сегодня она появилась в кабинете подруги, яростно размахивая распечаткой с заключением экспертизы о пьяном мальчике. А сейчас осторожно стучит в дверь, и, когда Рогозина жестом приглашает войти, в нерешительности останавливается, осматривается.
Все жалюзи закрыты.
Подруга смотрит на неё с таким искренним сочувствием, что у Антоновой щемит сердце. Она делает шаг, два... и сдаётся. Галина ловит её и сжимает в объятиях.
— Я так виновата перед ним, Галь! Я... я... — всхлипы сотрясают тело, но слёз уже почти не осталось после истерики в туалете.
Рогозина только молчит и крепче обнимает подругу, зная, что сейчас нужно просто переждать эту бурю. Поговорить можно будет позже.
Обычно Галина не та, кто утешает. Это Валя всегда знает, что нужно сделать и что сказать, чтобы успокоить внезапную вспышку эмоций у любого другого человека, в том числе и у своего полковника. Но сейчас их роли кардинально поменялись. Рогозина решает действовать согласно инстинкту. В конце концов, за почти пять лет романтических отношений с Антоновой (и ещё более долгую дружбу с ней) перенять некоторые хитрости несложно.
Тем временем Валя уже постепенно успокаивается и чуть отстраняется.
— Получше? — тихо спрашивает Рогозина. Блондинка медленно кивает. Смотрит на стол, на компьютер, куда угодно, только не в глаза подруге. Потому что рядом с холодной змеёй вины появляется жар-птица, имя которой – стыд. За то, что позволила себе такие эмоции на работе. За то, что не смогла самостоятельно взять себя в руки.
Похоже, это всё прекрасно отражается у неё на лице. Рогозина только качает головой, а за этим следует нежный поцелуй в уголок губ. Валя вздрагивает и тут же удивлённо поднимает взгляд: она не привыкла к таким проявлениям любви здесь, в ФЭС. Галина Николаевна всегда очень чётко определяла грань, в пределах которой они оставались коллегами и просто подругами. «Никаких поцелуев на работе» было одним из её правил, и Антонова с этим, безусловно, соглашалась.
— Валечка, я люблю тебя. И я не могу смотреть, как ты мучаешься с этим делом... — начинает Рогозина. Её ладони нежно гладят предплечья Антоновой, и та расслабляется, снова подаётся вперёд, опуская голову на плечо полковника. Тёплые объятия уносят её сознание куда-то далеко, и Валя начинает понемногу отпускать ситуацию. Она слышит, что говорит Галина, и её слова вместе с аккуратными движениями дают незамедлительный эффект.
— Всё, что мы можем сделать для Гринёва – это подтвердить догадку и очистить его имя. И ты в этом не одна, слышишь, Валь?
Патологоанатом снова кивает. Ей действительно становится легче. Словно новый прилив сил...
— Галя?
— Что, зайка?
От этого ласкового обращения из уст Рогозиной Валя готова прямо на месте превратиться в лужицу растопленной сахарной ваты, но она всё же удерживает себя в руках, чтобы задать вопрос.
— Когда мы закончим это дело, можно... можем мы на пару дней съездить в тот домик на озере? Только вдвоём? — она делает полшага назад, чтобы заглянуть подруге в глаза. Радостная улыбка полковника даёт ей ответ раньше, чем та начинает говорить.
— Конечно. Я сама хотела предложить, на самом деле!
Валентина тоже улыбается. Впервые за сегодня.
— Вот и договорились. Спасибо, Галь. — она поправляет макияж в своем отражении на стеклянной дверце шкафа, — пойду я... работать.
— Давай. Приходи, если что-то найдёшь. Да и вообще, — Рогозина выгибает бровь, — просто так тоже приходи!
С улыбкой Валентина выходит из кабинета. Её любимая права: нужно внимательно работать, чтобы правосудие поскорее настигло убийцу, где бы он не спрятался. И лучший патологоанатом ФЭС готова хоть из-под земли его достать, но отомстить за своего ученика!