***
Тихая и прекрасная июльская ночь. Тёплый летний ветерок слегка покачивает пышные зелёные кроны деревьев. Днём всегда был самый разгар жары, но, благо, ночью люди могли отдохнуть и хоть немного охладиться. Редкие прохожие неспешно ходили туда-сюда прогуливаясь перед сном. Когда светило солнце, было проблематично гулять, очень жарко. Это, можно было сказать, аномально для тех краёв того времени. Негромкий скрип двери, едва слышные шаги. Гитлера грубо прижимают к стене. — Ich bringe dich um, Joseph… — шипит Адольф, упираясь руками в грудь мужчины напротив. Этот жест абсолютно бессмысленный и наигранный, ведь ему нравится это. Правда, где-то в глубине души, но всё же… Слегка жестковатые усы щекочут шею, и Сталин вновь оставляет красное алеющее пятно на шее фюрера. Тот рвано выдыхает, сильнее цепляясь за шею грузина. Ноги предательски подкашиваются, и Адольф уже не в состоянии нормально стоять. — Иди сюда… — шепчет Коба и тянет на себя Адольфа. Тот, еле как переставляя ноги, идёт следом за мужчиной, тихо проклиная себя и его. Где-то в подсознании плещется небольшая тревога. Краем глаза Адольф недоверчиво смотрит на дверь, которая вполне может открыться в любую секунду. Мужчина поджимает губы и на время переключает своё внимание на дверь, прожигая её взглядом. Гитлер резко останавливается и «уходит» из реальности. Ему всегда кажется, что все обо всём знают. Знают, но не говорят. Знают, чем он занимается вечерами. Знают, почему у него всегда шея закрыта высокими воротниками рубашек. А ведь все эти проблемы существуют из-за одного очень уж любвеобильного грузина… — Всё нормально? — Гитлер приходит в себя, пару раз моргает и фокусирует своё внимание уже на любовнике, который держал его за руку и с лёгким беспокойством смотрел на него. Вопросительную интонацию фюрер уловил и лишь взглядом показал на дверь. Всё же это плохая идея целоваться в кабинете. Даже если сейчас ночь. Вдруг кому-то понадобиться что-то даже в такой поздний час. Настенные часы нарушают тишину, пробивает два часа ночи. — Успокойся, я запер дверь, — мягко улыбается Коба и садится на диван. Затем он резко тянет фюрера на себя. Адольф еле как успевает среагировать, чтобы, в буквальном смысле, не впечататься в грудь мужчины. Щёки стремительно краснеют, стоит австрийцу аккуратно сесть на колени к вождю СССР. «Gott, ich werde vor Scham verbrennen…» — Гитлер нервно усмехается и тихо шипит. Опять эта зараза кусается. Сталин хитро улыбается и с силой сжимает мягкое место фюрера. Блять, он вообще краснеет? — Behalte deine Hände bei dir… — этот чёртов грузин лишь тихо хихикает и, окончательно обнаглев, лезет руками под рубашку. — Да ладно… Тебе же нравится, — Адольф не слышит, лишь смотрит в эти глубокие тёмные глаза. Гитлер рвано выдыхает и дрожащими руками пытается расстегнуть рубашку Иосифа. Он же сам в это время продолжает беспардонно трогать фюрера во всех местах, до которых только может дотянуться. От таких горячих и желанных прикосновений Адольф буквально плывёт. Оставив в покое пуговицы, которые все равно не поддавались, он зарылся руками в волосы грузина, намеренно нарушая причёску. У Адольфа на голове картина была ничуть не лучше. Чёрные пряди пересекали лоб и частично закрывали глаз. «Eines Tages werden wir aufgedeckt werden…» — Гитлер в этом уверен. Хотя шанс и был один на миллиард. Они же каким-то чудом смогли на протяжении нескольких лет сохранить эти порочные отношения в тайне. — Давай ложись, — буквально командует Иосиф, резко впечатывая фюрера в диван и наваливаясь сверху. Адольф даже пикнуть не успел, как оказался в таком положении, когда практически не может пошевелиться. — Du bist wunderschön… — шепчет на грани слышимости фюрер и зажмуривает глаза. Смущение всё никак не уходит, а щёки Гитлера продолжает покрывать малиновый румянец. Иосиф мягко улыбается и, уперевшись одной рукой о подлокотник, наклоняется и мягко целует мужчину в губы, поглаживая его по щеке второй рукой. Адольф немного расслабляется и отвечает на поцелуй, закинув ноги на талию генсека. Руки вновь зарылись в волосы, слегка сжимая их. Сердце бешено стучит, а дыхание учащается. Хочется больше, намного больше…***
— Cos'hai? — Бенито Муссолини непонимающе смотрит на фюрера, который сегодня сам не свой. Какой-то очень нервный. У Адольфа буквально глаз дёргается и он часто ходит из стороны в сторону, отказываясь сесть и успокоиться. — А где Dov'è quel Joseph? Dovrebbe essere qui anche lui. — при упоминании имени этого человека Гитлер начинает вести себя ещё более нервно, сжимая руку в кулак. Дуче что-то узнал?! Эту странную перемену итальянец замечает и недоумённо смотрит на мужчину напротив. — Halt die Klappe! — неожиданно для обоих кричит Адольф. Бенито от неожиданности аж подпрыгивает. Осмотрев Гитлера с ног до головы, он не находит ничего такого сверхъестественного. Всё как обычно. Но настроение явно не лучшее. — Non hai dormito abbastanza? — тут Гитлер окончательно вспыхивает и резко оборачивается. Щёки вновь краснеют то ли от злости, то ли от смущения. — Nein! Mir geht's gut! — выкрикивает он и, преодолев расстояние до двери, резко её распахивает и буквально убегает в неизвестном направлении, оставляя Муссолини в полном недоумении. — Di cosa si trattava?.. — Ты слишком эмоциональный… — негромко говорит Коба, осторожно гладя Адольфа по волосам. Они сейчас стоят в обнимку где-то в самом дальнем уголке здания. Их никто не заметит и не найдёт. — Halt einfach die Klappe, bitte…***