Бал Сатаны

Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй - плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке - был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках. Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его - поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.   Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью "Пиво и воды".   Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, - никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.   - Дайте нарзану, - попросил Берлиоз.   - Нарзану нету, - ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.   - Пиво есть? - сиплым голосом осведомился Бездомный.   - Пиво привезут к вечеру, - ответила женщина.   - А что есть? - спросил Берлиоз.   - Абрикосовая, только теплая, - сказала женщина.   - Ну, давайте, давайте, давайте!..   Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: "Что это со мной? Этого никогда не было... сердце шалит... я переутомился. Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск..."   И тут знойный воздух сгустился перед ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок... Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.   Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: "Этого не может быть!.."   Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.   Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.   - Фу ты черт! - воскликнул редактор, - ты знаешь, Иван, у меня сейчас едва удар от жары не сделался! Даже что-то вроде галлюцинации было, - он попытался усмехнуться, но в глазах его еще прыгала тревога, и руки дрожали Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: "Ну-с, итак..." - повел речь, прерванную питьем абрикосовой.   Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Дело в том, что редактор заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму. Эту поэму Иван Николаевич сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею редактора нисколько не удовлетворил. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново. И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекции об Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта. Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича - изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он собирался писать, - но Иисус в его изображении получился ну совершенно как живой, хотя и не привлекающий к себе персонаж. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем - простые выдумки, самый обыкновенный миф.   Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в 15-й книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых "Анналов", где говорится о казни Иисуса, - есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка. Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.   - Нет ни одной восточной религии, - говорил Берлиоз, - в которой, как правило непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор...   Высокий тенор Берлиоза разносился в пустынной аллее, и по мере того, как Михаил Александрович забирался в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек, - поэт узнавал все больше и больше интересного и полезного и про египетского Озириса, благостного бога и сына Неба и Земли, и про финикийского бога Фаммуза, и про Мардука, и даже про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике.   И вот как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли, в аллее показался первый человек.   Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй - что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третья лаконически сообщает, что особых примет у человека не было.   Приходится признать, что ни одна из этих сводок никуда не годится Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой - золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду - лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом - иностранец.   Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей.   "Немец", - подумал Берлиоз.   "Англичанин, - подумал Бездомный, - ишь, и не жарко ему в перчатках".   А иностранец окинул взглядом высокие дома, квадратом окаймлявшие пруд, причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало.   Он остановил свой взор на верхних этажах, ослепительно отражающих в стеклах изломанное и навсегда уходящее от Михаила Александровича солнце, затем перевел его вниз, где стекла начали предвечерне темнеть, чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник, а подбородок на руки.   - Ты, Иван, - говорил Берлиоз, - очень хорошо и сатирически изобразил, например, рождение Иисуса, сына божия, но соль-то в том, что еще до Иисуса родился еще ряд сынов божиих, как, скажем, фригийский Аттис, коротко же говоря, ни один из них не рождался и никого не было, в том числе и Иисуса, и необходимо, чтобы ты, вместо рождения и, скажем, прихода волхвов, описал нелепые слухи об этом рождении... А то выходит по твоему рассказу, что он действительно родился!. Тут Бездомный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче, и в этот же момент Берлиоз прервал свою речь, потому что иностранец вдруг поднялся и направился к писателям.   Те поглядели на него удивленно.   - Извините меня, пожалуйста, - заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, - что я, не будучи знаком, позволяю себе... но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что...   Тут он вежливо снял берет, и друзьям ничего не оставалось, как приподняться и раскланяться.   "Нет, скорее француз..." - подумал Берлиоз.   "Поляк?.." - подумал Бездомный.   Необходимо добавить, что на поэта иностранец с первых же слов произвел отвратительное впечатление, а Берлиозу скорее понравился, то есть не то чтобы понравился, а... как бы выразиться... заинтересовал, что ли.   - Разрешите мне присесть? - вежливо попросил иностранец, и приятели как-то невольно раздвинулись; иностранец ловко уселся между ними и тотчас вступил в разговор.   - Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? - спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.   - Нет, вы не ослышались, - учтиво ответил Берлиоз, - именно это я и говорил.   - Ах, как интересно! - воскликнул иностранец "А какого черта ему надо?" - подумал Бездомный и нахмурился.   - А вы соглашались с вашим собеседником? - осведомился неизвестный, повернувшись вправо к Бездомному.   - На все сто! - подтвердил тот, любя выражаться вычурно и фигурально.   - Изумительно! - воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: - Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в бога? - он сделал испуганные глаза и прибавил: - Клянусь, я никому не скажу.   - Да, мы не верим в бога, - чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз. - Но об этом можно говорить совершенно свободно.   Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:   - Вы - атеисты?!   - Да, мы - атеисты, - улыбаясь, ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: "Вот прицепился, заграничный гусь!"   - Ох, какая прелесть! - вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.   - В нашей стране атеизм никого не удивляет, - дипломатически вежливо сказал Берлиоз, - большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге.   Тут иностранец отколол такую штуку: встал и пожал изумленному редактору руку, произнеся при этом слова - Позвольте вас поблагодарить от всей души!   - За что это вы его благодарите? - заморгав, осведомился Бездомный.   - За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, - многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.   Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту.   "Нет, он не англичанин..." - подумал Берлиоз, а Бездомный подумал: "Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интересно!" - и опять нахмурился.   - Но, позвольте вас спросить, - после тревожного раздумья спросил заграничный гость, - как же быть с доказательствами бытия божия, коих, как известно, существует ровно пять?   - Увы! - с сожалением ответил Берлиоз, - ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.   - Браво! - вскричал иностранец, - браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила по этому поводу. Но вот курьез: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!   - Доказательство Канта, - тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, - также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством Берлиоз говорил, а сам в это время думал: "Но, все-таки, кто же он такой? И почему так хорошо говорит по-русски?"   - Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! - совершенно неожиданно бухнул Иван Николаевич.   - Иван! - сконфузившись, шепнул Берлиоз.   Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.   - Именно, именно, - закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, - ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: "Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут".   Берлиоз выпучил глаза. За завтраком... Канту?.. Что это он плетет?" - подумал он.   - Но, - продолжал иноземец, не смущаясь изумлением Берлиоза и обращаясь к поэту, - отправить его в Соловки невозможно по той причине, что он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!   - А жаль! - отозвался задира-поэт.   - И мне жаль! - подтвердил неизвестный, сверкая глазом, и продолжал: — Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то спрашивается, кто  же управляет жизнью человеческой и всем вообще распоряжается на земле? -  Обратился иностранец к Берлиозу и Бездомному. - Сам человек и управляет – поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.        — Виноват, - мягко отозвался неизвестный, — Ваш ответ, Иван Николаевич, и похожие мнения большинства людей в очередной раз доказывают, насколько вы тщеславны и необоснованно раздуваете до заоблачных высот свое самомнение, насколько вы ограничены и примитивны в своем мышлении. — Откуда Вы знаете, как меня зовут? - пользуясь паузой в монологе неизвестного, вставил Бездомный. — Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? - здесь иностранец вытащил из кармана вчерашний номер «Литературной газеты», и Иван Николаевич увидел на первой же странице свое изображение и собственные стихи». Удовлетворенный Бездомный замолчал, а неизвестный продолжал. — Считая себя венцом эволюции, вы не способны осознать, что появляетесь на земле как частица могучего жизненного потока, созданного неведомой силой, дарующей каждому возможность жить расти и развивать свои способности и характер, в соответствии с заложенными Творцом программами. — Барахтаясь в этом потоке, вы как бы случайно встречаясь и сталкиваясь между собой, становитесь участниками различных ситуаций. А ваше скудное мышление и сознание, пропуская информацию об этих ситуациях, словах и поступках друг друга через призму заложенных программ, взращивают ваше эго. Твердо убеждающее каждого из вас в правильности выраженных словесными комбинациями ваших мнений на все случаи жизни, отражающих крайне малый информационный объем. И вот уже нет Человека, предназначенного для развития в себе божественного импульса, а есть человеческие эго, осознающие себя лишь земными людьми, зубами и когтями борющиеся друг с другом за комфортные условия существования. Такой низкий мыслительный потенциал позволяет вам осознавать себя и ориентироваться лишь в созданном вами самими мире, основанном на словесном фундаменте, в котором с помощью слов объясняются все тайны мира и осуществляется взаимодействия людей друг с другом. Этим миром ваши сознания, в силу слабого мыслительного потенциала, и заменяют не замечаемый и не понимаемый вами, мчащийся и изменяющийся с громадной скоростью, информационный поток бытия, созданный Великим творением. А чтобы по-настоящему управлять, Иван Николаевич, необходимо держать под контролем миллионы причин, и изменяя их, изменять и следствия, осознанно влияя на поступки и судьбу каждого человека, что также не подвластно вашей скорости мышления. Поэтому вы обречены барахтаться в мире следствий, и реагируя на них, радоваться, страдать, переживать, запоздало пытаясь их изменить, но по существу изменить настоящее вы не в силах.  Не осознавая при этом, что своими поступками и необдуманными действиями постоянно творите причины ваших будущих, в том числе, и трагических событий. Поэтому никто из людей не может ручаться за свой завтрашний день. — И в самом деле, - тут неизвестный повернулся к Берлиозу, - вообразите, что вы, например, начали управлять и другими и собой, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас…кхе…кхе…саркома легкого… — тут иностранец сладко усмехнулся… — и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме свой собственной, вас более не интересует. Ваше эго, только что упивавшееся своим величием, трусливо сжимается и, пища от ужаса, предчувствуя неумолимо надвигающийся конец, заставляет вас в панике бросаться к ученым врачам, затем к шарлатанам или гадалкам. Но все это совершенно бессмысленно, так как не осознаваемая вами череда причинно-следственных связей, которую ваше слепое, но обольщенное тщеславием и гордыней эго творило в течении всей вашей жизни, неминуемо привело к трагическому концу. — А бывает еще хуже: только что человек собирается съездить в Кисловодск, пустяковое, казалось бы дело, но и этого совершить не может, так как неизвестно почему вдруг возьмет поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управился так? Не лучше ли допустить, что судьба и жизнь каждого человека находиться под контролем могучего сознания, умело манипулирующего чередой кажущихся людям добровольно сделанными поступками во имя благих побуждений, и с легкостью получающего от них необходимый Ему результат, зачастую вопреки целям и устремлениям самого человека.        Потенциал и мощь этого сознания практически безграничны, что позволяет ему с легкостью незримо эмоционально и ментально воздействовать на все сущности, в том числе и на людей. Управлять ими и через них друг другом, сверху вниз по иерархической лестнице. Имена этих сущностей, принадлежащих силам тьмы и света, в том числе и ваших творцов, известны из религиозных источников. Эти сущности с легкостью наводят в сознаниях людей различные образы, голоса и мысли, искушая и обольщая вас, определяют кажущийся вам свободным ваш выбор.        При этом никто из этих сущностей не в состоянии увидеть, услышать или понять суть самого Бога, пытаясь пропустить через свое сознание всю мощь Его потенциала, ибо этим потенциалом любой будет оглушен, ослеплен, раздавлен и испепелен. Поэтому все сущности берут из Его потенциала ровно столько, сколько смогут вместить, и в сотворчестве с Ним строят и живут в своих мирках, в том числе и люди. Среди которых, так называемые верующие, своими фантазиями рисуют примитивный и ложный образ бога, как великого и ужасного надсмотрщика, карающего за грехи и неповиновение. Другая часть людей, так называемые атеисты, считающие себя абсолютно свободными в своем выборе и не допускающие мысль о том, что и они управляемы различными, незримыми для них сущностями, под контролем этого Сознания. — Вот вы, например, считая себя абсолютно свободным в своем выборе, можете точно сказать, что вы будете делать сегодня вечером? – Обратился неизвестный к Берлиозу На что Берлиоз возразил: -Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собой разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич… — Кирпич ни с того, ни с сего – внушительно перебил неизвестный, - никому и никогда на голову не свалится. В частности, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другою смертью. — Может быть, вы знаете, какой именно? И скажете мне? – Спросил Берлиоз. —Охотно, — отозвался неизвестный. -Вам отрежут голову. На что Берлиоз, криво усмехаясь, спросил. — А кто именно? Враги? Интервенты? — Нет – ответил собеседник- русская женщина, комсомолка. — Гм...-промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, - ну, это, извините, маловероятно. — Прошу меня извинить, - ответил иностранец. — но это так. Потому что Аннушка уже купила и пролила подсолнечное масло. Но ведь это вам ни о чем не говорит, потому что потенциал и скорость вашего мышления не способны оценить и сопоставить звенья этих следствий с рядом других, превратившихся в причины, событий ближайшего будущего. Лишая вас возможности не совершать несколько роковых шагов, неминуемо ведущих к трагическому финалу.        К тому же, гордыня вашего уязвленного и раздраженного эго, взращенного всей вашей прошлой жизнью, не позволяет вам усомниться в правильности ваших мнений по обсуждаемым вопросам и серьезно отнестись к услышанному, и поверить в то, что я вам говорил. Поэтому оно не анализирует очевидные факты, а, оторвавшись от действительности, совершает роковую ошибку, мучительно ища ответ на вопрос: как поступить с навязчивым иностранцем, бесцеремонно лезущим в вашу праведную, всеми уважаемыми жизнь, внося в нее смуту?        Закончив мысль, и сделав небольшую паузу, иностранец вдруг встал и продолжил. – Извините меня, что я в пылу нашего спора забыл представить себя Вам. Вот моя карточка, паспорт и приглашение приехать в Москву для консультации. – Пока иностранец совал их Берлиозу, Бездомный успел разглядеть и прочитать «профессор Дофламинго». После этого напряжение, возникшее во время спора, несколько спало, и все трое вновь сели на скамью.   Наступило молчание, и Берлиоз побледнел. Так как заглянув в глаза иностранца, убедился в том, что левый, зеленый, у него совершенно безумен, а правый – пуст, черен и мертв. «Вот тебе все и объяснилось!» – подумал Берлиоз в смятении, — «Приехал сумасшедший испанец, разглагольствующий на религиозные темы, мелющий всякую чепуху про Аннушку и подсолнечное масло, несущий бредовые предсказания про отрубленную голову.» — Открывшаяся истина тут же подсказала Берлиозу, что следует делать. Нужно было добежать до ближайшего телефона-автомата и сообщить в бюро иностранцев о том, что вот, мол, приезжий из-за границы консультант сидит на Патриарших прудах в состоянии явно ненормальном».      —А дьявола тоже нет? - вдруг весело спросил больной у Бездомного. — И дьявола! Ну нету никакого дьявола — рассердившись от всей этой муры, раздраженно вскричал Бездомный. Тут безумный расхохотался так, что из липы над головами сидящих выпорхнул воробей. — Ну, уж это положительно интересно, — трясясь от хохота, проговорил профессор — что же это у вас - чего не хватишься, ничего нет!          Вдруг хохот его резко оборвался, что характерно для больных с его диагнозом, и он сурово произнес: —а вы, я вижу, Михаил Александрович, нашли ответ на мучивший вас вопрос, — обратился больной к Берлиозу. Тот вздрогнул, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество могли быть известны профессору тоже из каких-нибудь газет, и обращаясь к нему, он невнятно произнес — Вы извините меня, профессор, я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы продолжим беседу.        — Позвонить? Ну что же, позвоните — печально согласился больной, вот только поверьте, что наша встреча и разговор не случайны, а являются звеньями одной цепи причинно-следственных связей, добавляющих последние штрихи в формирование русла неотвратимо надвигающихся событий, ставящих финальную точку в управлении вашей судьбой.  Вы же не будете отрицать, что именно   после нашей беседы в вашей голове, вдруг появились четко оформленные мысли благих побуждений помочь больному профессору, и оградить от его бредней добропорядочных граждан. А также в фоновом режиме искушающие и обольщающие мысли, тешащие ваше эго о завтрашней зависти и восхищении вашей мудростью ваших сослуживцев, и т.д.   Вот только учтите, что все эти, и похожие на них мысли, определяющие кажущийся вам свободным ваш выбор и заставляющие вас делать определенные шаги, появляются в вашем сознании не без участия незримых, а порой и зримых, но упорно отрицаемых вами сил.     Учитывая это, а также и то, что мои слова опять не нашли отклика в вашем сознании, существование этих сил будет подтверждено седьмым доказательством, и уж самым надежным! И Вам оно сейчас будет предъявлено. Вот только жаль, что убедиться в его неоспоримости в полной мере сможет только поэт Бездомный.      Но Берлиоз невнимательно слушал, что говорил Дофламинго , так в его мозгу была круговерть других мыслей. «Эге-гей, уж не прав ли Бездомный? А ну как документы эти липовые? Ах до чего странный субъект. Звонить. Звонить! Сейчас же звонить! Его быстро разъяснят! И, ничего не слушая более, Берлиоз побежал дальше». Подбежал к турникету и взялся за него рукой. Он уже собирался шагнуть на рельсы, как в лицо ему брызнул красный и белый свет: загорелась в стеклянном ящике надпись: «Берегись трамвая!», который тотчас и показался из-за поворота, выходя на прямую.        Осторожный Берлиоз, хоть и стоял безопасно, решил вернуться за рогатку, и придерживаясь за нее, сделал шаг назад. И тотчас рука его, скользнув по рогатке сорвалась, нога неудержимо, как по льду поехала по булыжнику, откосом сходящему к рельсам, другую ногу подбросило и Берлиоза выбросило на рельсы.      Пытаясь встать, Берлиоз повернулся на бок и увидел, как на него с неудержимой силой мчится искаженное страхом белое лицо женщины-вагоновожатой в алой повязке, уже успевшей рвануть ручку реверса, так как колеса трамвая бешено крутились в обратном направлении, производя отвратительный визг и скрежет, осыпая парализованного ужасом Берлиоза яркими искрами, пахнущими горелым металлом.         Через мгновение кошмар этих видений закончился, так как неумолимая темная масса трамвая полностью накрыла Берлиоза, и под решетку Патриаршей аллеи выбросило на булыжный откос круглый темный предмет. Это была голова Берлиоза.         Услышав отвратительный скрежет металла по металлу, Бездомный, почувствовав неладное, бросился к турникету и увидел, как голова Берлиоза катилась по мостовой. Потрясенный уведенным, он обессиленно рухнул на край скамейки, чувствуя, что на голове зашевелились волосы, и по спине потекли струйки холодного пота. На некоторое время он потерял способность соображать, продолжая лишь завороженно смотреть на седьмое доказательство, которое невозможно было оспорить никакими словесными доводами.       В то же самое время, когда разыгрался финал трагедии на Патриарших прудах, профессор Дофламинго, с примкнувшей к нему свитой, уходили по аллее все дальше и дальше от злополучного места. При этом Дофламинго продолжал размышлять о результатах только что законченных встречи и беседы с Берлиозом и Бездомным.       Результатами он остался доволен, так как в очередной раз убедился, что люди ни на шаг не приблизились к разгадке его тайны, с помощью которой он заблокировал у них данные от рождения Творцом способности видеть, слышать, ощущать окружающий мир во всей полноте красок, звуков и ощущений. Не позволив людям научить свои сознания впитывать и осознавать до мельчайших подробностей все многообразие информационного потока, воспринимаемого их органами чувств. А научил их говорить, и превращать в словесные описания все, на что устремлены их внимание и взор, трансформируя события, пространство и время до искаженных упрощенных картин, которыми они в своих сознаниях и заменяют яркие и красочные картины мира, преподносимые органами чувств. В мире слов люди научили свои сознания восхищаться писателями, поэтами, режиссерами и сценаристами, авторами различных произведений, кинофильмов и всевозможных шоу-программ.  Страдать и переживать за судьбы многочисленных персонажей, созданных их фантазиями, с использованием одного и того же словесно мыслительного потенциала - последовательного произношения слов и предлогов, имеющего чрезвычайно малую скорость выражения и передачи информации. Не задумываясь о том, что все это очень бледно, упрощенно, односторонне, иллюзорно отражает реальность Грандиозного и Великого Бытия, молчащего на их языке.    С помощью слов и речи люди научились не столько выражать свои мысли, сколько скрывать их, а также свои истинные цели и побуждения. Поэтому сами создавая, люди всю жизнь барахтаются в океане лжи, пытаясь найти истину, но не способные это сделать, создают для поиска истины   многочисленные учреждения и организации, совершенно бесполезные с точки зрения здравого смысла всей Вселенной. Он сумел убедить людей, а они безоговорочно в это поверили, что развитие речи есть величайшее достижение в развитии человеческого сознания. Не осознавая, что речь есть несовершенный выразитель и передатчик крайне малого информационного объема, которого нигде нет больше во Вселенной, где мысли передаются телепатически, яркими картинами, исключая возможность обмана. Что все, мысленно оформленное человечеством, там существует в различных формах проявленности. А мысль человеческая, как единственная реальность, обученная на земле лицемерить, притворяться, лгать, и не приученная к дисциплине мысли и бережному к ней отношению, не будет способна воспринимать и общаться молниями- краткими мысленными посылками, несущими громадный информационный потенциал, а будет блуждать в паутине и лабиринтах своих темных слабых помыслов. А проведя беседу на Патриарших, лично убедился, как мало стоят слова и словесные доказательства, пытаясь целый вечер убедить Берлиоза в грозящей ему опасности, но так и не сумев этого сделать. Потому что все люди живут в своих мирках, имея различные мнения на все случаи жизни. А участвуя в бесконечных разговорах, спорах и дискуссиях, заполняя ими большую часть своей жизни, каждый слышит только себя и любуется собой, не желая признавать аргументы оппонентов и менять свои мнения. Что разрубить гордиев узел этих бесконечных дискуссий может лишь грозная сила или трагические события, приводящие веские, неоспоримые аргументы.      И как итог с удовлетворением для себя отметил, что цивилизация, в основе которой находятся словесные выражения мыслей и взаимодействий людей друг с другом, является благодатной средой для процветания лжи и обмана, а, следовательно, и его власти. — Что случилось? - Грозный почти хриплый голос заставил толпу зевак разойтись Высокий мужчина, на вид сорок с лишним, видны морщины, волосы заглажены, брюнет, держит у себя в зубах сигарету. Мужчина медленно подходил к рельсам. Его глаза узрели нечто страшное. Отрубленная голова Берлиоза на булыжном отскоке. Из трамвая выбежала обеспокоенная комсомолка, хотя она понимала - того кого она задавила, уже мёртв. Следователь смекнув, что к чему начал подходить в комсомолке слыша позади себя шёпот и охи старых бабушек. Равнодушно обойдя труп Берлиоза следователь уже стоял у растерянной и напуганной комсомолки. — Добрый день. Меня зовут Крокодайл, я детектив районного округа. Позвольте узнать гражданочка, что случилось? — Здравствуйте. Мужчина видимо случайно упал на рельсы, а я не успела остановить трамвай и вот… - обеспокоено и потерянно сказала женщина не в силах смотреть на труп Крокодайл же холодно смотрел на женщину. Он гадал вызвал ли кто милицию на место происшествия. Зеваки просто смотрели на все происходящее, детей старались уводить от место жуткой трагедии. — Мужчине плохо!!! - мужской бас заставил Крокодайла, комсомолку и некоторых зевак обернутся в свою сторону На краю скамейки сидел Бездомный и тяжело дыша пытался встать со скамейки, двое мужчин пытались привести его в чувство, но Бездомный лишь что-то неразборчиво шептал иногда поглядывал с ужасом в сторону парка. Крокодайл что-то заподозрив подошёл к Бездомному, который почти пришел в себя и стоял на ногах только благодаря двум неравнодушным людям, который придерживали его. — Добрый день. Меня зовут Крокодайл, я детектив районного округа. Позвольте узнать гражданин, вы в порядке? - Крокодайл с отражением смотрел на Бездомного, который смотрел на него с бледным лицом — Не знаю, - потерянно ответил мужчина не смотря на следователя — Вы знали погибшего? - с подозрением спросил Крокодайл видя, как Бездомный поднял свой мрачный и испуганный взгляд на детектива перед ним — Да, я знал Михаила Алексеевича Берлиоза. Сегодня мы сидели в парке и к нам подошел иностранец, он нам представился как профессор Дофламинго, эксперт по тёмной магии. Он сказал Берлиозу, что он попадет под трамвай, что как Вы и видите произошло… — Где я могу его найти? - Крокодайл заинтересованно поинтересовался у бездомного, который окончательно пришел в себя — Я не знаю, Сэр. Но попробуйте найти профессора Дофламинго в парке Слабый ветер колыхал верхушки деревьев, посаженных в парке. Дофламинго со своей свитой, что-то бодро и весело обсуждали. Дофламинго по-прежнему наслаждался тем, что его предсказание сбылось. Его шаги были медленные, победоносные. Оскал сиял на его лице. Они уже отошли очень далеко от места трагедии. — Стойте! - резко Дофламинго услышал хриплый голос позади себя —Добрый день. Меня зовут Крокодайл, я детектив районного округа. Позвольте узнать гражданин, вы знали гражданина Михаила Берлиоза? - Крокодайл подбежал к Дофламинго и его свите с недоверием смотря на него и окружавших его людей Дофламинго растерянно, но недовольно обернулся в сторону Сэра Крокрдайла. — Да, я его знал. Мы с ним общались в парке, - задиристо ответил Дофламинго смотря на следователя — По словам знакомого с ним мужчиной, Вы предсказали ему смерть под трамваем, что и произошло несколько минут назад, - Крокодайл с недоверием смотрел на Дофламинго, который ему хищно улыбнулся с видом беззастенчивого превосходства. — Да, мой дорогой детектив, это было не обычное предсказание. Это было предупреждение, — холодно отвечает Дофламинго, его злобная ухмылка никогда не дрогнула. Глаза Крокодайла сужаются, расчеты в его голове смешиваются с последствиями этого признания. Его подозрения прямо указывают на лживые мотивы Дофламинго. Тем не менее, что-то в пресловутом пирате заставляет его колебаться: Дофламинго обладает неоспоримой привлекательностью, одновременно соблазнительной и пугающей. Напряжение между ними потрескивает, как электричество, нежеланная третья сторона, которая грозит перерасти в насилие. Они — две стороны медали, каждая из которых ведет свою опасную игру, ожидая момента, когда выскользнет из рук другой. — Вы настоящий обманщик, не так ли, товарищ Дофламинго? Манипулируя судьбой ради своих извращенных развлечений, — бормочет Крокодайл, его голос звучит гневно и недоверчиво. Он делает шаг ближе, его глаза горят решимостью разоблачить человека перед ним. Мрачный смех вырывается из уст Дофламинго, практически мурлыкающего от перспективы их опасной игры. — Возможно, мой дорогой сыщик, но это Берлиоз не умел играть мудро. Не думайте, что знаете истинную природу моих намерений, — ухмыляется он, делая шаг вперед, чтобы сократить расстояние между ними. Тем не менее, Дофламинго упивается интенсивностью этого противостояния, позволяя подозрениям Крокодайла укрепить его собственное превосходство. Крокодайл цокнул языком понимая, что Дофламинго никак не причастен к смерти Берлиоза. Сейчас ему надо идти на место преступления и поговорить по-поводу инцидента со своими коллегами в силовых структурах. Но Сэр взял себе на заметку подозрительного иностранца, который ухмылялся ему. Если Крокодайл найдёт хоть одну улику связанную с Дофламинго, то брюнет с удовольствием повяжет нахала — Он должен стать моим королём на бале Сатаны, который я организую, - Дофламинго с оскалом смотрел на Крокодайла, который уходил прочь от Дофламинго и его свиты — Сэр Крокодайл, я обещаю Вам, в скором времени Вы станете моим спутником на празднике нечисти Эта шутка висит между ними, как паутина, что является свидетельством запутанной динамики, существующей между этими двумя могущественными противниками. Крокодайл предпочитает не признавать насмешку Дофламинго, его разум уже далеко впереди, он вырабатывает стратегию, как лучше всего противостоять этой угрозе, прежде чем она станет невыносимой. Глаза Дофламинго блестят от предвкушения, когда он наблюдает, как Крокодайл исчезает в толпе, оставляя после себя лишь нервирующую тишину. Сатанинский бал – приглашение в хаос, в самую бездну. Это провокация, которая вполне может ознаменовать начало их последней битвы. Танец смерти, подогреваемый амбициями, беспорядками и ненасытной жаждой власти. Возможно, для Дофламинго это всего лишь игра; смертельная игра, в которой жизни — пешки в руках безумца. Но дело не только в этом, чувствует Крокодайл. Есть основная цель, генеральный план, который извивается и извивается, как змея, готовящая свой следующий смертельный удар. Без предупреждения он проносится мимо Дофламинго на пути к выходу, оставляя за собой шлейф вопросов, висящий в воздухе. Теперь ясно, что они не просто противники – это враги, борющиеся не только за территорию, но и за свои души. *** Москву уже окутал вечер. Молодой брюнет с яркой улыбкой на лице явно чем-то довольный идёт по улицам темного города. Мельком он видел людей которые ужалили с заводов и шли домой. Времена нынче были тяжелыми. Но Луффи здесь временно. Продолжая идти, Луффи не мог не заметить мрачное настроение города вокруг него. Люди выглядели усталыми и измученными, на их лицах читались тревога и невзгоды. Было ясно, что времена были тяжелые, и многие изо всех сил пытались свести концы с концами. Но, несмотря на это, Луффи оставался оптимистом, его яркая улыбка никогда не дрогнула. У него была природная харизма, которая привлекала к нему людей, и, когда он проходил мимо, некоторые кивали в знак приветствия или слегка улыбались ему в ответ. Монки Д. Луффи, странное имя и фамилия для советского парня, но Луффи это редкое имя, которое ему дано не в этой людской стране, а там, в астрале. В астральном мире где находятся высшие существа, которые и определяют судьбу людей, вот и по их воле Луффи дали это имя. Кстати по воли этих пятерых Луффи отправили сюда временно чтобы проверить обстановку, ведь грядет Бал Сатаны , что не выгодно правителям астрального мира. Но Луффи за пару месяцев пребывания тут ничего не заметил. И того кто организовывает каждую осень Бал Сатаны Донкихота Дофламинго тоже не видно, совсем он не примелькался Луффи. Луффи даже не знал точно ли Дофламинго здесь. Но с астральными существами, которые отправили сюда Луффи лучше не спорить, они знают лучше. Но все было интересно узнать что сейчас делает Небесный Демон. Он продолжил прогулку, наслаждаясь видами и звуками города. Здания возвышались над ним, их огни бросали на все потустороннее сияние. И все же, среди всего этого хаоса и шума, Луффи чувствовал умиротворение и спокойствие. Пока он шел, мысли Луффи обратились к миссии, на которую его послали. Он задавался вопросом, найдет ли он когда-нибудь того, кто организовал Бал Сатаны, или его присутствие здесь было просто мерой предосторожности. Но сейчас он был доволен тем, что просто наслаждался этим новым миром и смотрел, куда его приведет его путешествие. С улыбкой на лице Луффи напел себе под нос мелодию и продолжил прогулку Резко Луффи почувствовал как кто то своими маленькими коготками цепляется за ткань его пиджака взбирается по нему на плечо брюнета. На минуту улыбка Луффи спала не зная кто ползет по нему, но затем он снова улыбнулся когда увидел гостя на своем плече. Это была его обезьянка по имени Мугивара. Видимо она прибыла сюда из астрального мира чтобы сообщить ему новость. У каждого апостола, который служил пятеро высшими остальными существами были свои тотемные животные. Если у его напарника Зоро был зелёный тигр, то у Луффи это обезьянка которая передавала срочные послания Луффи. — А… Мугивара, привет, случилось что-то срочное если тебя отправили ко мне? — Луффи захихикал и кончиком пальца погладил голову обезьянки, которая охотно поддалась ласкам своего хозяина — Длань Господня хотят видеть тебя в Бесконечной крепости, — ответила мартышка голосом одного из покровителя судеб, одного из члены Длани Господа — Хм, это по поводу Бала Сатаны и Донкихота Дофламинго? Улыбка Луффи исчезла при упоминании Руки Бога. Он знал, что к их призыву нельзя относиться легкомысленно. Мугивара была надежным посланником, и если она сказала, что Длань Господня хочет его видеть, значит, это было важно. — Хорошо, я пойду к ним, — сказал Луффи, кивнув. Луффи не мог не испытывать чувства опасения. Чего могла от него хотеть Рука Бога? А что за беда назревала в астральном мире? Но Луффи отбросил эти мысли, сосредоточившись вместо этого на поставленной задаче. Он с мужеством и решимостью справится с любыми трудностями, которые ждут впереди. внезапно Луффи услышал звук струны бива. Асфальтированная уличная земля пропала из под ног Луффи и заменилось скрипучими деревянными и на вид новыми досками. Улица перед глазами Луффи начала заменятся досками, которые медленно выстраивались перед Луффи и светящимся мягким и тусклым светом фонарей который освещал длинный немного тёмный коридор. Повернув голову в сторону Луффи увидел конец коридора, который показывал многочисленные лестниц и светящихся комнат, которые перемещались и меняли свой ход если женщина с бивой в руках сидящая на коленях захочет этого. Луффи уже ухмыльнулся представив, как амплитуда и адреналин будет бегать по его крови отчаянно мотивируя Луффи чтобы тот не упал и не поскользнулся что обернется летальным исходом, ведь не факт что проводник во время сыграет на биве, чтобы Луффи не разбился на смерть при ошибке своего движения и бега. Его напарник Зоро никогда не любил Бесконечную крепость. Зоро всегда называл её: «Просто смертельная ловушка, ожидающая своего часа». Луффи просто пожимал плечами, зная, что опасность всегда была частью их жизни. Но он понимал, что не всем нравится такой прилив адреналина, как ему. Луффи не мог не почувствовать прилив привязанности к Зоро. Упрямство и стоическое поведение этого человека только сделали его более привлекательным в глазах Луффи. Они пережили многое и их путешествие по Бесконечной крепости это лишь малая часть. Но сейчас Зоро нету. Проводник играл на биве манипулируя перемещением в Бесконечную крепость. Когда Луффи смотрел на светящиеся фонари и извилистый коридор, его сердце начало колотиться от волнения. Он почувствовал прилив адреналина, струящийся по его венам, когда он представил, как бежит по узким доскам, уклоняясь от препятствий и перепрыгивая через пропасти. Он чувствовал, как напрягаются его мышцы, готовые приступить к действию в любой момент. И когда женщина с бива наконец начала играть на своем инструменте, он помчался, как молния, помчавшись по извилистому коридору со всей скоростью и ловкостью опытного акробата. Доски пролетели мимо в размытом цвете и движении, и Луффи почувствовал трепет чистой радости, пробегающий по его телу. Он был в своей стихии, старался изо всех сил и наслаждался каждой секундой этого процесса. Он прыгал и ловко взбирался на перемещающиеся лестницы и прыгал вниз чтобы снова ухватится за новую лестницу что как удачно уже перемешались под ним. Женщина с живой продолжая играть на инструменте развлекала Луффи зная как ему нравится играться с перемещающимися лестницами и коридорами. Снова внезапно один длинный звук одной струны бивы и Луффи оказался перед пятью сёдзи, скрывавшими сидевших там людей. Луффи слегка нахмурился, а маленькая обезьянка села ему на плечо и спокойно посмотрела на нескольких сёдзи. За этими седзи не было даже теней, хоть в комнате и были фонарики освещающие мягким светом. За этими седзи сидели всего лишь пять существ или людей, которые вершили судьбу человека. Луффи, как апостол и верный слуга поклонился в смирении и готовности слушать тех чьи лица он не разу не видел — Трафальгар Д. Ватер Ло, провалил свою миссию год назад и Бал Сатаны по повелению Донкихота Дофламинго состоялся. Ло сейчас отстранен от должности апостола. Монки Д. Луффи, поторопись. Сегодня мы узнали, что Донкихот Дофламинго нашел компаньона для Бала Сатаны, — сказал хриплый голос доносящейся из третьего сёдзи. — Минго так быстро поспешил, и очередная спутница будет принесена в жертву… кто эта несчастная дама? — Луффи с нахальной ухмылкой спросил не зная чей голос и из какого седзи ответит ему — Такова судьба сэра Крокодайла, он сам того не зная впустил в свою жизнь Донкихота Дофламинго, который интересуется им. Сэр Крокодайл будет спутником Донкихота Дофламинго на Балу Сатаны, — ответил второй хрипловатый. голос из пятого сёдзи Глаза Луффи расширились, когда он прислушался к голосам за спиной сёдзи. Итак, Донкихот Дофламинго нашел нового спутника для Сатанинского Бала, и им стал не кто иной, как сэр Крокодайл. Он почувствовал беспокойство при мысли о том, что сэр Крокодайл замешан в этом опасном происшествии. Этот человек был сильным и способным, но в то же время гордым и не желавшим принимать помощь от других. Луффи знал, что ему нужно действовать быстро, если он хочет предотвратить катастрофу. — Длань Господня, — твердо сказал он, вставая и обращаясь к существам перед ним. — Я сделаю все возможное, чтобы остановить Донкихота Дофламинго и защитить сэра Крокодайла. Он чувствовал, как обезьяна на его плече шевельнулась, как будто она тоже осознала серьезность ситуации. Рука Бога какое-то время молча смотрела на него, прежде чем наконец кивнула. —У тебя есть наше благословение, Монки Д. Луффи, — сказал третий голос из первого сёдзи. — Но будьте осторожны: к Балу Сатаны нельзя относиться легкомысленно. Это опасное событие, и даже самым сильным из нас может быть трудно его пережить. Луффи не дрогнул перед лицом этого предупреждения. Он был полон решимости сделать все возможное, чтобы защитить сэра Крокодайла и положить конец планам Донкихота Дофламинго. Снова, звук струны бивы и Луффи снова оказался на тёмной, но уже другой улице, а на его плече по-прежнему сидит мартышка, которая цепляется своими коготками за пиджак Луффи. Улыбка с лица Луффи пропала после визита к членам Длани Господа. Он задумчиво смотрел на обезьянку. Один он не справится, а если не справится Сэр Крокодайл пострадает и снова тот кому приносит жертвы Дофламинго будет набирать силы. Луффи думал пару минут пока не обратил внимание на свою обезьянку. — Один без Ло я не справлюсь, — мягко сказал Луффи с такой же лёгкой но задумчивой улыбкой — Трафальгар Д. Ватер Ло был отстранен из членов апостолов за проваленную миссию несколько лет назад из за того что он допустил проведение Бала Сатаны, — обезьянка служащие посланником из астрального мира в реальный мир ответила своему хозяину Луффи — Ну, Мугивара, мне Ло точно поможет! Мы же были друзьями, — наивно и с легкой улыбкой ответил Луффи погладив обезьянку с бледно-коричневой шерсткой, — но он сейчас в Японии и до сих пор в обиде на членов Длани Господня… Луффи тяжело вздохнул вспомнил уход и недовольство Ло, который одним взглядом тогда был готов все испепелить. Да, у Луффи был свой напарник Зоро, но Ло знает больше Дофламинго и тем более Зоро был на другой миссии и ему сейчас не до Бала Сатаны. Луффи медленно начал свой ход по улице и смотрел себе под ноги. Его улыбка спала с лица, он думал, как попасть к Ло и как поговорить с ним, Трафальгар по-прежнему затаил обиду на Длань Господня, а значит и на апостолов, а Луффи апостол… Мугивара сочувственно кивнул, чувствуя внутреннее смятение Луффи. — Не волнуйся, Луффи, — сказала она. —Мы найдем способ добраться до Японии и поговорить с Ло. Мы не можем позволить такой тривиальной вещи, как обида, встать на пути нашей миссии. Луффи посмотрел на нее, благодарный за ее слова поддержки. — Ты правы, — сказал он. — Мы не можем позволить чему-либо встать на нашем пути. С новой решимостью они направились к ближайшему порту, решив найти путь в Японию и воссоединиться со своим другом и союзником. Но пока они шли, Луффи не мог не чувствовать укол вины. Он знал, что Ло имел полное право злиться на Руку Бога и, как следствие, на самого Луффи. Он надеялся, что сможет каким-то образом загладить свою вину и заслужить прощение Ло. Выражение лица Луффи потемнело, когда тяжесть ситуации легла на его плечи. Он знал, что должен наладить отношения с Ло, чего бы это ни стоило. Пока они продолжали свое путешествие, мысли Луффи задержались на Ло. Он не мог избавиться от желания увидеть его снова, примирить их разногласия, даже если это означало подвергнуть себя опасности — Ну, Мугивара, нам надо попасть в Японию, но как? — Можно попросить помощи у Нами и Санджи, им вроде Чоппер одалживал летучий порошок, — Мугивара точить свои коготки о ткань пиджака Луффи и беззаботно зевнул Луффи посмотрел на Мугивар с блеском надежды в глазах. — Это блестящая идея! — воскликнул он.—Нами и Санджи всегда помогают нам. Они знают, как доставить нас в Японию. Он посмотрел на Мугивару с решительным выражением лица. — Давайте найдем их, — сказал он. — У нас нет времени терять зря. Пока они шли по тёмным улицам города, Луффи почувствовал, как в глубине его разума покалывает срочность. Он знал, что время истекает, что им нужно добраться до Ло, пока не стало слишком поздно.