О цене безопасности

Реммао стоял и смотрел. Смотрел и с каждой секундой всё больше разочаровывался. Через окно, пусть и занавешенное полупрозрачной шторой, было прекрасно видно, как верховный эпистат имеет его ученицу. Эвтида лежала под мужчиной, стоя на коленях и, прогнувшись в спине, грудью вжималась в постель. Рука, столь привычная к пыткам ей подобных, намотала на кулак и сжала её волосы. Бёдра Амена ритмично качались, а по спальне разносились жалобные стоны. Реммао никогда не испытывал настолько сильного отвращения. Поморщившись, он отошёл на некоторое расстояние, чтобы не слышать то, что слышать не хотелось, и, притаившись в тени, стал ждать. Эвтида вышла из покоев эпистата не скоро. А как только её ноги переступили порог, Реммао бесцеремонно схватил её за запястье и потащил за собой. Девушка только испуганно ахнула, волочась следом. Она узнала наставника. Поняла, что он всё знает. Трудно было это не понять, глядя в гневливые глаза и на напряжённые челюсти. Дверь в покои Реммао с грохотом захлопнулась. Эвтида, ощутив, как половина лица горит от пощёчины, со вскриком повалилась на пол. — В кровати охотника накричалась, теперь помолчи, — рявкнул наставник, сдавливая перепуганное личико, которое держал так, чтобы смотреть в глаза. — За то, что ты, грязная девка, позволила ему сделать с собой, высечь мало. Завтра же из храма вышвырну. Будешь в доме любви тело своё продавать, раз тебе это так нравится! Вторая пощёчина рассекла губу. Девушка слизала с неё кровь, затравленно глядя на мужчину. Не отползала в угол. Не боялась. Надломленный дрожащий голос сквозил стыдом и жалостью. — Я хотела как лучше, Рем. Его усмешка резала не хуже ножа. — Ах «как лучше» она хотела. Может, мне тебя за это по головке погладить? Реммао сжал волосы на её затылке. Эвтида вцепилась в его руку, жмурясь и болезненно шипя. — Прекрати, — взмолилась она, чувствуя, как боль становится всё менее терпимой. Но мужская рука сжала волосы лишь сильнее и, казалось, была готова вот-вот вырвать их. — Перестань, ну пожалуйста! — она схватилась за подол его одежд, уже заливаясь слезами. — Дай же мне объяснить всё! Реммао! Интересно. Она никогда раньше не хотела опозориться ещё больше так рьяно. Поглядев равнодушно на её жалкий вид, он отпустил девушку, слабо отбросив. Она рухнула с колен обратно на пол, успевая подставить локти. Эвтида начала оправдываться, загнанно дыша, и в перерывах между фразами, постоянно всхлипывая, вытирала то кровь с губы, то слёзы. — Эпистат Амен сказал... Сказал, что не тронет нас, если я... сделаю это. Поклялся покинуть Гермополь на рассвете и закрыть глаза на все... странности, связанные с нами. Если бы я не дала ему то, что он хочет, нас всех увезли бы в Фивы... И перебили бы там по одному!.. От такого заявления хотелось только рассмеяться. А ведь Реммао ещё считал её лучшей своей ученицей... Как круто всё может изменить всего одна ночь. — И ты поверила? — сказал он, присев с ней рядом на корточки. — Отдалась этому зверю, понадеявшись на что? На его добросовестность? Я ошибся в тебе ещё больше, чем думал, Эва... — мужчина подцепил пальцами её подбородок, чтобы рассмотреть лицо. Оно не выражало ничего, кроме душевной и телесной боли. — Ты не просто развлечься любишь, ты глупа. Ужасно глупа и до смешного наивна. С этими словами он поднялся, отошёл от плачущей униженной девушки к окну и стал размышлять, как с ней поступить. Реммао был вне себя от злости, когда считал, что Эвтида легла с их врагом из-за примитивного «захотелось», но, по видимому, эпистат обошёлся с ней не самым лучшим образом, а она лишь поддалась ему. И это ситуацию отнюдь не делало проще. Заслуживала ли девушка наказание, если сама же своим поступком себя и наказала? — Не прогоняй меня, Рем, — тихо просила она, согнувшись над полом и спрятав от стыда лицо за ладонями. — Я только пыталась обезопасить себя. Единственным возможным способом, — Эва осмелилась взглянуть на спину отвернувшегося наставника. — Как любой черномаг. Мужчина не хотел признаваться ни себе, ни ей в том, что понимает её. Пытаясь выжить, черномагам на его памяти приходилось идти на куда более дурные вещи, нежели простое и всем известное «я тебе – ночь, ты мне – свободу». Возможно, в случае с Эвтидой всё обошлось наименьшим из всех возможных зол. И вполне возможно, им всем крупно повезло, что она согласилась на предложение эпистата. Даже если бедняжка была обманута, по крайней мере, он сбавит пыл, получив желаемое. — Встань, — сурово сказал Реммао, повернувшись к ней. Девушка сжалась и почему-то помотала головой. Пришлось повторить уже громче и нетерпеливее. — Встань! Колени Эвы тряслись, а в глазах читалось желание провалиться в Дуат, лишь бы на неё не смотрели. Пошатываясь, она встала, и, когда лунный свет озарил силуэт девушки, мужчине стала ясна причина её нежелания подниматься с пола. Белая ночная сорочка была красноречиво перепачкана девственной кровью. Ценой, которую заплатила Эвтида ради своей безопасности, была её женская честь. Впрочем, крови было достаточно много, чтобы Реммао засомневался в природе её происхождения. Он спросил без эмоций, осторожно и холодно: — Женский цикл или мужчина неаккуратный? Девушка сжала губы, опустила голову и обняла себя руками. Пытаясь не разреветься, несколько раз начала говорить слово на букву «м», но в конце концов сдалась и заплакала громче прежнего. Реммао тяжело вздохнул. Это как же с ней эпистат обращался, что крови как от ножевой раны... В очередной раз поморщившись, он решил, что девчонка настрадалась достаточно. Сказал спокойно, без раздражения, поучительно, но с каким-то далёким, слабым сожалением: — Будешь знать, как перед охотниками ноги раздвигать, — он махнул рукой в её сторону, указывая на выход. — Иди к лекарю. Эва снова замотала головой. Брови её моляще изогнулись. — Не надо, прошу... — пролепетала она. — Что я скажу?.. Реммао не стал настаивать, ещё раз бегло осмотрев её. Алое пятно не расплывалось дальше – кровотечение остановилось. Он подумал, что, если девушка и была каким-то образом ранена, то, зная её выносливость, сама с этим разберётся. — Тогда ступай к себе и спи, — мужчина подошёл к ней вплотную, продолжил говорить уже строго, без поблажки. — И чтобы с утра на занятиях как ни в чём не бывало сидела, тебе ясно? Эвтида несколько раз быстро кивнула, но не сдвинулась с места и снова разрыдалась. Не приглушённо, навзрыд, почти срываясь в истерику. Произошедшее за ночь обрушилось на неё грузом, вынести который она была не в силах. Ей было больно, стыдно, мерзко и противно. От самой себя, от ситуации, от того, что наставник узнал о её, как она была уверена, позоре. Или же от этого, напротив, было легче. Смогла бы она жить с этим в одиночку? Вряд ли. Слова Реммао отрезвляли, приводили в чувства. — Попробуй только сырость здесь разводить, — чуть ли не рычал он, потряхивая девушку за плечи. — Будешь слабой – убью. Недоугроза внушила Эве, что она не слабая. Пока что. Что в силах вынести то, что случилось. Так считал её наставник. А значит, так и было. Убедившись, что она стоит уверенно и дышит ровнее, мужчина отпустил её. — Свободна. Дверь закрылась с тихим щелчком. Эвтида не помнила, как дошла до своей комнаты и завалилась в постель. Там, где совсем недавно бушевала целая буря эмоций, теперь не было абсолютно ничего – кажется, девушка просто устала испытывать те эмоции. Реммао, в отличие от его ученицы, уснуть не смог. В его голове не было каких-то конкретных мыслей. Скорее он был просто... поражён. В не очень приятном смысле. Утром, когда Гермополь проснулся, верховного эпистата и его отряда в городе уже не было. Видимо, Эвтида выполнила свою работу прекрасно. А вот сама она, вопреки настоянию Реммао, не появилась ни в трапезной за завтраком, ни на занятиях. Дия сказала, её соседка неважно себя чувствует. Учитывая её состояние в предыдущую ночь, так оно, вероятно, и было. Войдя в комнату двух своих учениц, их наставник застал только Эву. Она лежала на своей постели на полу, отвернувшись к окну и плотно закутавшись в одеяло. Даже издалека было видно как она всем телом мелко дрожит от всхлипов. Со вздохом подойдя ближе, Реммао сел рядом. Протянул руку и мягко положил её девушке на спину. Она вздрогнула и притихла, не узнавая в тёплой ладони между лопаток касание подруги. — Ну всё, хватит слёзы лить, — вполголоса проговорил мужчина. — Нет его, слышишь? Уехал. Облегчение, сбросившее гору тревоги с плеч Эвтиды, было таким сильным, что у неё закружилась голова. Вынырнув из-под одеяла, она повернулась к наставнику, чтобы посмотреть на него и убедиться, что он не врёт. Осознание того, что всё то унижение и боль, что девушке пришлось испытать, были не напрасны, принесло успокоение. Но не избавило от неприятно грызущего чувства внутри. Воспоминания о прошедшей ночи приносили Эвтиде страдания, и Реммао видел это. Её бесполезно было бы пытаться утешить, даже если бы мужчина знал, как лучше всего это сделать. Само возвращение мыслей к пережитым событиям лишь разбороздило бы рану девушки. Проще было забыть. Пройти мимо, жить дальше и больше не вспоминать. Как о любом воспоминании, причиняющем боль. Мужские пальцы невесомо обхватили и приподняли на себя женский подбородок. Реммао заговорил без несвойственной ему мягкости, без ненужной Эве жалости. Но его слова были тем, что ей нужно было услышать. — Не было ничего, поняла? — он наклонился к ней ближе. — Не было. И стыдиться нечего. Ты стала женщиной – вот и всё, о чём помнить нужно. Об остальном забудь. Прошлое, которое приносит лишь мучения, бесполезно прокручивать в голове снова и снова, девушка понимала это. Плохое случается. И виноватого в нём иногда невозможно найти. Ей предложили, она согласилась и горько пожалела об этом... Виноват ли он, виновата ли она, какая разница? Эпистат уехал, исчез из её жизни, злиться теперь можно разве что на себя. А это – путь в никуда. Иногда лучше сделать вид, что прошлого не существует. Пережить его однажды и больше к нему не возвращаться. Зачем, если оно лишь пристыжает, не даёт излечиться и из него нельзя вынести какой-то урок? Эвтида же не вспоминает каждый день о том, как умерла её мать и почему она сбежала из дома. Вот и об этом не будет. Во взгляде девушки Реммао видел немую благодарность. Спустя пару минут молчания она обличила её в короткое и тихое: — Спасибо. Мужчина в ответ ничего не сказал и не кивнул. Отстранился, встал и направился к выходу, но перед тем, как уйти, обернулся. — Переоденься и поешь, — будто бы равнодушно бросил он. — Вечером на заказ пойдём. Эвтида наконец улыбалась. Её жизнь не закончилась на постели в спальне эпистата. Она только начиналась.