Идёт коза рогатая!

Удар пришелся по лицу - она чувствовала как рвется кожа, как начинает течь кровь с разбитой брови и верхней губы. Подставиться под удар, чтобы он пришел в себя, воззвать к его совести, что может быть смешнее? Когда Йор увидела его в первый раз лежащим на горе мусора, подумала, что кроме нее вряд ли кто то поднимет его. Безразличие это плохо, оно отравляет человечность. Отнесла его в свою тесную квартиру, пахнущую табаком, от чего он воротил запах. Табак въелся в стены, в простынь, в нее саму, став главным запахом. Если запахло табаком, значит Йор была где то рядом. Общение заладилось почти сразу же, хотя и выглядел он устрашающе, но к ней относился по странному, почти сразу привязавшись. Взгляд у него был такой, будто он ее знал, но Йор была уверена, что видела его впервые в своей жизни. А может быть встречала где то по пути своей жизни, но забыла. Память у нее была короткая, как у рыбы. Так он любил выражаться. Йор была проницательной до отвращения, лезла в его душу и сжимала сердце, обливая ладонь кровью, и вынимала изнутри. И не боялась этого сделать. Его идеологию о разрушении справедливости, героев, сразу списала на трудное детство. Сначала ей было на него все равно, он был для нее "никем". Но он оказался единственным другом, который, хоть и не показывал, старался защищать. Возможно в ней проснулась материнская сторона, или сестринская, которую она никогда не знала в своей жизни. Безразличие это плохо. Поэтому она пошла за ним, ведомая чувством спасения. Быть рядом до самого конца, даже если это означало ее конец. Она никогда раньше и не знала, что так может. Что готова пойти за ним в место, кишащее монстрами. Выжила, потому что он ее спас. А вот от самого себя спасти не удалось. Когда она увидела, во что он в превратился, и когда поняла, что он собирается ударить девушку эспера, у нее будто сердце в пятки ушло. Адская Метель, насколько она помнит, первая в Б классе. Подставила свое лицо под удар, как настоящий альтруист, спаситель, герой. Как тот, кем она никогда не была для себя. Йор еле как смогла разлепить опухший глаз, чтобы разглядеть окружающий мир. Обломки и монстры пропали, вместо них была чистенькая площадка. А в середине детской чистенькой площадки собралась кучка орущих мальчишек, окруживших что-то или кого то. Детский смех врезался в уши, достигая мозга, но он ей не нравился, потому что был злым. По детскому злым, когда дети сами полностью не понимают, что значит "зло" - Походу умерла, - заключила она неутешительный факт. Как только Йор, ведомая непонятным чувством, до боли знакомым, подошла к кучке мальчишек, они в страхе разбежались.Выглядела она устрашающе, отвратительно для таких мест. Одежда в некоторых местах была порвана, кровавые раны неприятно прилипали к одежду. Правый глаз был опухшим, с огромным синяком, губа также начинала опухать. Каково же было ее удивление, когда она увидела поразительно знакомое лицо. Его нельзя было спутать ни с чем. Белые торчащие волосы и яркие, янтарные глаза, из которых не сочилась ненависть ко всему миру, а лишь обида и детская озлобленность. Безразличие это плохо. - Привет, - непринужденно говорит она, садясь перед Гароу на корточки, - нехило тебя отмудохали. Гароу скривился и поднялся с земли, все равно оставаясь наравне с ней. Под глазом алел синяк, коленки были разбиты, а одежда была грязной. В чем то они были похожи. Оба пострадали. Оба оказались в таком положении. Надо было отдать ему должное - страха у него в глазах не было, когда он смотрел на нее. - На себя посмотри, - злобно кинул он, изо всех сил стараясь смотреть ей в глаза, - ты вообще кто? - Да так, мимо проходила, - Мивако устало потерла шею. Тело нещадно болело, возвращая к мысли о том, что она все таки не умерла. А если и умерла, то это был крайне паршивый ад, - обижают они тебя, да? - Обижают, - тихо, со злобой говорит он, опустив глаза, - думают, что раз они популярные, могут делать, что хотят. Выставляют себя героями, хотя у монстров тоже есть чувства! Это несправедливо. Йор с сожалением посмотрела него. Он был крохотным, крохотным комком злости к ненавистному миру. - Ты...сильно злишься? - Конечно злюсь! - выпалил он, по злому скривившись. Он смело поднял лицо, смотря ей в глаза, но тут же опустил. Редко когда выдаётся вот так разговаривать со взрослыми, которые тебя ещё и внимательно слушают, - я почти всегда злюсь. Я просто ненавижу этот глупый мир и то, насколько он несправедлив, но, кажется, никто никогда не замечает. Никто меня не понимает и никогда не поймет. Гароу с силой сжал кулачки, часто задышав. В глазах загорелся огонек, страшный, разрушающий. Как тогда, когда она встретила его в первый раз, когда он с воодушевлением рассказывал, как изменит этот мир. Йор смотрела на него, пытаясь подобрать слова. Что сказать человеку, который в будущем превратится в бушующий ураган, мечтающий разрушать все на своем пути, желающий построить новый мир. - Надо мной тоже в детстве издевались, — начала она, — в основном мальчики. И никто не пришел на помощь. Внимание Гароу переключилось на Йор, как только она сказала об этом. Взгляд Гароу смягчился и он почувствовал облегчение, когда услышал сказанное. Он осознал, что у него с кем то есть связь, независимо от того, насколько взрослая она была. Связь крепкая, нерушимая. Связь, в которой он нуждался, не получивший ее от детей и родителей. Маленькие кулачки разжались, а напряжённые плечи опустились. Он кивнул, показав, что слушает. - Да, это отстойно, - разочарованно сказал он, - почему люди относятся к нам, как к мусору только потому, что мы разные? - Я их простила, - резко сказала она после его слов, - я долго думала об издевательствах, когда стала старше. И тогда я поняла, что бессмысленно нести это бремя и отпустить их, и смогла простить. Это было тупо, невероятно тупо. Нельзя было говорить такое ребенку, пострадавшему от чужих рук, но врать она не умела. Говорила правду, потому что невозможно нести в себе бремя и быть счастливым. В ее жизни тоже было много боли, о которой она не может рассказать маленькому мальчику, но может дать небольшую надежду, что не все люди плохие. Гару слегка нахмурил бровь, слушая ее речь. Он посмотрел на землю, обдумывая то, что она сказала. Наконец он поднял глаза. - Простить? Как я могу простить их, если они превратили мою жизнь в ад? И они, вероятно, никогда даже не извинятся и не поймут, что натворили… - Потому что здесь, - она указала пальцем на его грудь, - будет больно. Очень долгое время. И боль будет усиливаться до тех пор, пока ты не сможешь простить их. Йор чувствовала, что ей становится еще хуже. Пережить атаку Гару было поистине большим достижением. - Ты... ты очень... способный и хороший мальчик, - сказала она, - я надеюсь и верю, что с тобой все будет хорошо, но ты не должен позволять злу проникнуть в твое сердце. Он разочарованно поджал губы, слушая ее речь. Как можно было простить того, кто сделал тебе настолько больно, отравил твою жизнь? Но от похвалы в груди мальчика разлилось тепло. - Слушай, пойдем ка на скамейку сядем, а то у меня ноги затекли, - прокряхтела она, пытаясь подняться. Гароу с беспокойством схватился за ее плечо, когда она рухнула на колени. Как же ему не хотелось терять первого человека, который говорил с ним с пониманием. А ещё у нее были добрые глаза, когда она смотрела на него. Никто никогда не смотрел на него так, как она. - Тебе...сильно больно? - обеспокоенно спросил он, все ещё держа ее за плечо, - кто тебя так? - Да так, с другом поссорилась, - небрежно отмахнулась она, найдя в себе силы встать. Йор тяжело опустилась на скамейку. Тело болело, в разных местах, пульсировало, будто в каждой части тела было сердце. Гароу сначала проследил за тем, чтобы она уселась, затем сел сам, болтая ногами, рассматривая ее. - Как ты можешь называть его другом, если он так сильно тебя побил?! - обеспокоенно прикрикнул он, - друзья так не поступают! - Ну какое же ты золото, - с нежностью выдохнула она, прижав ладонь к лицу. Кто бы мог подумать, что его взрослая версия ударит ее по лицу так, что она отлетит, как маленький камушек, брошенный в воду. Щеки Гароу тут же порозовели, услышав такой необычный комплимент. Первый комплимент, да ещё и таким тоном. Увидев это, Йор улыбнулась, несмотря на разбитую губу. Боль сейчас была не так важна, как его настроение. - Чему ты лыбишься? - Смешной ты. Да ладно тебе, хватит дуться, - улыбнулась Мивако. Придвинувшись поближе, она ткнула его в щеку, - стесняешься? Гароу ещё сильнее насупился, сложил руки на груди и отодвинулся от нее. Йор добродушно улыбнулась такому выпаду - уж очень он был милым. Ей захотелось развеселить его. Увидеть улыбку, детскую, беззаботную и искреннюю, а не ту злую, которой он будет улыбаться позже. Она сжала руку в кулак, выставила мизинец и указательный палец, изображая козочку. - Идёт коза рогатая, - тихо говорит она, начав тянув руку к нему, - за малыми ребятами, - подбирается ещё ближе. Наконец Гароу обратил на нее внимание, вопросительно подняв бровь, - кто каши не ест, молока не пьет, к вам иду... - Что ты делаешь? - недоуменно спросил он, со скептицизмом рассматривая "козу". - Забодаю, забодаю, забоду! Площадку тут же наполнил детский смех. Гароу попытался оттолкнуть ее руки, но делал это вяло, ему было приятно такое внимание. Никто с ним никогда не играл, хоть она и делала это глупо. Он спрыгнул со скамейки, но не тут то было - Йор ринулась за ним, стараясь изо всех сил не обращать внимания на пульсирующие от боли участки тел. Детская радость все залечит, всё простит. - Сейчас забодает! - Не забодает! Со смехом он ринулся бежать от нее, но она продолжала нагонять, периодически тыкая его "козой". "Хотя бы на мгновение, прошу, почувствуй себя счастливым. Забудь о том, что над тобой издевались. Я хочу стать твоим воспоминанием, которое подарит тебе хоть капельку счастливого детства." Йор, не переставая, продолжала двигаться за ним, иногда останавливаясь, чтобы отдышаться. Но ее тут же подгоняли. Как же счастлив он был в тот момент! Никто с ним не играл. Эта девушка заставила почувствовать себя ребенком, самым ни на что есть обычным, с которым иногда играют родители, у которого есть друзья. Посредственным ребенком, не лишенным детства, без тягостей жизни и ужасных мыслей о справедливости. Она ловит его, пытаясь забодать, но тут же сваливается вниз, хватая мальчика за собой. Она принимает более удобную позу, скрестив ноги. Одной рукой она придерживает его за живот, а другой все ещё изображает козу. Гароу не отнекивается, чувствуя необъяснимое доверие и тут же облокачивается спиной о ее грудь, оказавшись защищённым от всего мира. - Тебе понравилась коза? - спрашивает она. Он развернул голову, посмотрев на нее взглядом по типу "Ты что, тупая? Она же ненастоящая." В ответ лишь она пихнула его козой в бок и снова выставила ее вперёд. - Да, да, понравилась, - наконец признал он, решив поиграть в ее спектакль. - И ты мне тоже понравился, беее, - писклявым голосом сказала она, тряся козой так, будто это говорит она. - Козы не бекают, а мекают! - А ну цыц! - она снова осторожно пихнула его плечом, - спасибо тебе за веселье, меее. Йор наклонила голову и увидела, что он улыбается, смотря на руку. Улыбка была усталой, да и сам он был вялым, смиренно положив ручки на обнимающую его руку, держась так, будто он на карусели в парке. - Козе надо уходить. Пока, меее! - Ну ты и дуреха! - сказал он, звонко рассмеявшись. Абсурдность ситуации поражало, но как ему это веселье нравилось! Ему нравилось, что она не боялась вести себя дурашливо у него на глазах, потому что почти все взрослые, которых он встречал, были серьезными, серыми, скучными. А она была веселой, раскрашенная в его мыслях в самые разные краски, самые радужные. - Ну вот, ушла коза, - улыбнулась Йор, наконец приобнимая его второй рукой, запирая в кольцо. А Гароу чувствовал себя так, будто теперь никто и никогда не сможет его побить, потому что он находился под защитой. Тепло рук, обхватывающие его, и небольшое детское покачивание заставило его ненадолго прикрыть глаза, уперевшись головой в плечо девушки. Йор с противным скрежетом сжала зубы, смотря на детское спокойное лицо. Из глаз тут же хлынули слезы, но она стремительно вытерла их, размазав уже засохшую кровь по лицу. Ненавидела плакать. Она сидела, не двигаясь, давая ему почувствовать себя под защитой. Время шло непозволительно быстро, и она мечтала о том, чтобы дать ей ещё пару мгновений. Как только солнце начало садиться, она тут же раскачала его. Гароу медленно разлепил глаза и протер их, не до конца понимая, что произошло. - Вставай, скоро стемнеет. - Проводишь меня до дома? Гароу вцепился в ее руку так, будто не хотел отпускать. Она шла, немного пригнувшись, заглядывая периодически в его лицо. Гароу хотелось, чтобы она стала его мамой или сестрой, навсегда осталась жить с ним. Она бы играла с ним каждый день, а он потихоньку лечил ее раны и радовался, смотря, как они заживают. Он начал ее расспрашивать, где она живёт, что делает, чем занимается. Осыпал ее вопросами и каждый вопрос давался ей труднее, потому что она не могла ему ответить. Поэтому просто молчала, потому что не умеет врать. А врать ребенку это самое последнее, чего она хотела. Поэтому молчание его расстраивало все больше и больше. Йор отпускает руку и толкает его в сторону домов. - Иди. Он сделал пару шагов. Повернулся, убедившись, что она все ещё смотрит на него, дожидается, чтобы он ушел. Двух его размашистых шагов хватило, чтобы со всей силы впечататься в нее, обхватив двумя руками. Мокрое от слез лицо он спрятал в районе ее живота. Йор с грустным лицом погладила его по белым жёстким волосам. - Спасибо, спасибо, спасибо...- глухо шептал он в живот. После того, как они расстались, она ещё долго стояла, наблюдая, как он уходил. Но после того, как он скрылся, она почувствовала удар, что выбил весь воздух из лёгких. Открыла она глаза уже в больничной палате. Тело все ещё ломило, ужасно хотелось набить желудок чем то съестным. - Все таки не умерла, - вновь огласила она неутешительный факт. Приподняться не смогла, но сквозь опухший глаз смогла разглядеть силуэт в черной водолазке и с уже короткими белыми волосами. Янтарные глаза с беспокойством смотрели на нее. Но прежде чем он успел что то сказать, Йор подняла руку, сжала ее в кулак и выставила мизинец с указательным пальцем.