push-ups

— Я-Яку-сан!.. — Лев пыхтит, вроде как восклицает, но в голосе настолько мало недовольства, что Мориске спокойно этим пренебрегает. — Что? — тянет он наигранно безразлично и продолжает поглаживать Льва по напряжённому боку. — Вы отвлекаете!.. Они в очень интересной позе: на полу — Лев, на Льве — Яку, а вместе они, вроде как, должны сегодня упражняться в спортзале. Сначала так и было: в зал пришла вся Некома, все отработали на снарядах кому что надо — даже Кенма был замечен с гантелями в руках! — и, естественно, засобирались по домам. Но не Хайба Лев, нет, конечно же не Хайба Лев. Он у них мальчик особенный, одарённый — альтернативно — и ему простого комплекса силовых мало, он вообще, похоже, живёт по принципу Базза Лайтера: «Бесконечность — не предел!». В этот «не предел» входит и нагрузка не тренировках, и нагрузка на нервы семпаев — даже их простодушный Инуока так эти самые нервы не грузит, кстати говоря. Но, опять же, всё это потому, что Лёвушка у них — мальчик исключительно одарённый — дитя индиго, не иначе! — и после того, как честно согнал с себя семь русско-японских потов, затребовал продолжения банкета. Не пойду никуда, мол, ещё хочу потренироваться! Позвольте, мол, остаться на дополнительные упражнения! Куроо, за чёлкой пряча нервный тик, с горем пополам согласился, но смотрел он в этот момент, почему-то, на Яку. Мориске этому значения не придал, и зря: с «щедрой» руки их «любимого» капитана именно Яку Мориске был назначен супервайзером в добровольно-принудительном. «Кто-то должен проследить, чтобы наш невдуплёныш не надорвался, а тебя он уважает больше всех», хмыкнул он, хлопая Яку по плечу и наверняка мечтая в этот момент обменяться одиннадцатыми номерами с Карасуно. Да, думал тогда Яку, было бы славно. Одиннадцатый Карасуно — сука та ещё, конечно, но это была бы уже проблема непосредственно Куроо и он, одиннадцатый Карасуно, хотя бы умненький и толковый, не то что… Некоторые. Но, увы. Что имеется, того из клуба уже не выгонишь, да и раз в год и лев рычит… Или как там было? Не важно. Важнее то, что Яку бы с удовольствием сейчас сидел дома и вкусно-вкусно ужинал вкусным-вкусным мясом, но их невдуплёныш и правда может надорваться ненароком, если оставить его без присмотра, поэтому Мориске пытается выдержать всё это с честью. С истинно Христовым смирением. Получается так себе. Яку скучно, он устал, он хочет есть и в душ, а в Льва как будто вселился Кролик Энерджайзер — он всё никак не угомонится. Отбегал на дорожке, уже взялся за железо, и тут-то Яку в голову и пришла Мысль™. «Слушай, Лев, а давай мы тебе руки и спину дедовским способом потренируем? Ты же хочешь асом стать, да? Как раз!», сказал тогда Яку и развести Льва, как обычно, оказалось ещё проще, чем ребёнка конфетой. «Конечно, хочу! Что надо делать?», ответил ему Хайба, сияя наивными глазами. И Яку скомандовал ему… «Упал, отжался!» Естественно, это не могли быть просто отжимания от пола — до этого Лев смог бы и сам додуматься даже с его степенью одарённости — это отжимания от пола с весом. И весом этим, естественно, стал сам Мориске — пусть кто-то скажет, что вес этот, в общем-то, небольшой и вообще, однако никто не станет спорить, что вес этот благородный, почётный и незаменимый для команды. Как-то так они здесь и оказались. Лев пыхтит, толкая землю, а Яку, лёжа на его спине, прилагает все усилия, чтобы Хайбе жизнь мёдом не казалась. — Ну Яку-са-а-ан! — гундосит долговязый, прерывая мерный ритм упражнения. — Ну что-о-о? — тянет Мориске в тон, с бока переходя на талию и забираясь под край уже насквозь влажной от пота футболки. — Вы отвлекаете! — отлично, думает Яку, на это и расчёт. Лица он не видит, но зато отлично может разглядеть стремительно краснеющие уши. — Да что ты говоришь? А так? Мориске едко ухмыляется и проскальзывает ладонью сначала вверх, по обозначившемуся от напряжения прессу, до груди, а потом вниз, до самой резинки тренировочных шорт. Поддевает её самым кончиком пальца, чуть проникает под неё, и снова ведёт вверх, чтобы сжать между пальцами уже затвердевший сосок — и чтобы всем телом ощутить, как Хайбу пробирает крупной дрожью. — Яку-са-а-ан! — всё, лев повержен: Хайба выходит из стойки, опускаясь коленями на пол, и теперь просто опирается руками об пол, вынуждая за себя цепляться — зато Мориске, как бесстрашный гладиатор, может почивать на лаврах. Куроо, вообще-то, не врал, и даже не преувеличивал, когда говорил, что Лев уважает Яку больше всех, хоть и причин этого не знает, а всё очень даже просто — Яку сумел найти рычаг давления и без зазрения совести им пользуется. Очень эффективный, надо сказать, рычаг, и, на удивление, не очень-то большой при таком росте, хотя самому Мориске жаловаться не на что — ему же удобнее. — Вы это специально, да? — Лев ворчит, кося на семпая зелёным глазом, но Яку не стыдно ни капли. Потому что да, потому что специально. Потому что против бесконечного двигателя Хайбы Льва — в конструкции которого, подозревает Мориске, наверняка задействовано шило в причинном месте — есть только один приём — и это стояк. Чем крепче у Льва стоит, тем меньше он хочет страдать ерундой в зале поверх отработанной нормы, и тем меньше придётся Яку с ним возиться. Всё, на самом деле, очень просто. А то, что самому Мориске при этом перепадает сладенькое и его стараниями Хайба уже весьма сносно целуется… Ну, это приятный бонус. Нельзя же работать себе в минус, верно? Верно. — А тебе что-то не нравится? — интересуется Яку вполголоса, едва касаясь губами мочки заалевшего уха. — Мне прекратить? — Нет! — реакция от Хайбы следует слишком быстро, чтобы тот мог сохранить хоть какое-то достоинство. — Н-нет, не прекращайте… Просто я правда хотел позаниматься… О, теперь он смущается и не может выбрать между своими амбициями и своими сиюминутными желаниями. Как мило. Но Яку Мориске не был бы собой, если бы не заставил Льва как следует помучиться прежде, чем сжалиться. — Какая досада… Ладно, тогда давай так, — Яку изображает самого обольстительного дьявола, на которого только способен. — Отожмёшься ещё десять раз — пойдём в душ вместе. Идёт? Ну, конечно же, идёт. Бежит. Несётся! Лев ни за что бы не отказался от такого предложения — просто потому что он подросток, у него гормоны чуть ли не из ушей льются, и если потерпеть дурной характер семпая значит в итоге получить какой-никакой, а всё-таки секс — а он, естественно, предполагается, иначе зачем вообще идти в душ вместе? — то игра определённо стоит свеч. И Лев, естественно, не отказывается. — Яку-сан, а вы умеете мотивировать! — ну, ещё бы; а бедный Яку-сан в этот момент только чудом не падает со в миг подорвавшегося Льва, пока тот встаёт обратно в стойку. Всё точно так же, но теперь немного иначе: Мориске ложится чуть ниже, вжимаясь в ягодицы Льва отвердевшим членом — нет смысла юлить, ему это тоже доставляет не мало удовольствия: в конце концов, гормональный подросток здесь не только Хайба — и обе руки запускает под его футболку. Лев честно пытается отжиматься, не отвлекаясь, но Яку — как бы ни было это низко с его стороны — вообще не намерен облегчать кохаю задачу. Теперь Мориске наглее: он не просто трогает, он лапает. Жадно, иногда даже грубо — потому что он жадный и иногда даже грубый сам по себе, и ему нравится не просто касаться, а сжимать и сминать, тянуть за соски, щипать за бока, царапать по груди и животу. Ему нравится, когда Лев терпит, но подставляется, когда позволяет, потом что — сюрприз-сюрприз — Льву это нравится тоже. Как говорится: и львы сыты, и яки целы… Или как там было? Не важно. Важно то, что на шестом отжимании Лев сбивается с дыхательного ритма, а на восьмом у него начинают дрожать руки. Может, это потому, что он устал и такая нагрузка для него пока что великовата… А может, это потому, что Яку сжимает его член — «пульт управления Львом» — через шорты, дразня в самых чувствительных местах. — Давай, Лев, ты сможешь, — Яку подбадривает, но не его однозначно упирающийся в задницу Хайбе стояк, и уж точно не его руки. Лев измученно стонет, но всё-таки дожимает девятый раз. — Давай, ещё один. Парнишке тяжело, это видно, и не столько из-за груза на спине, сколько из-за очевидного возбуждения. Парнишке хочется, очень, очень хочется, он может думать только об этом, и, о, Мориске его прекрасно понимает. Но сделка есть сделка. Всё-таки, Лев дожимает последнее, десятое. Это победа, это триумф — причём, для обоих, потому что загнанно дышащий Лев, дрожащий и обливающийся потом, напомнил Яку прошлые выходные — тогда Лев был точно такой же, только одежды на них было меньше. Хороший был уикенд, надо повторить… А сейчас чаша терпения почти переполнена. — Всё, молодец, — Мориске поднимается с распластавшегося на полу кохая, звонко шлёпая его по ягодице напоследок. — Пошли в душ, два раза приглашать не буду. — Иду, Яку-сан! Ноги у Льва не подгибаются чудом — а может, он всё-таки перенапрягся и не стоило так его нагружать? — но он всё-таки доходит до душевых, старательно вышагивая перед семпаем даже не смотря на помеху в очевидном месте. Эх, ему бы на подиум с такими ножищами… — Раздевайся и под воду, — помимо всего прочего Яку очень любит говорить Льву, что делать, а ещё больше ему нравится, когда тот без лишних слов выполняет. Хайбе иной раз очень идёт быть послушным. Послушным, прямо как сейчас. Он без вопросов подчиняется, даже не возмутившись, что Яку просто смотрит на него и не раздевается сам. Снимает кроссовки и носки, стягивает футболку, а шорты — сразу вместе с бельём, и прямо так, без стеснения — позволяя Мориске во всей красе себя рассмотреть — пересекает пустую раздевалку и скрывается в душевых. Хорош, шельмец. Хорош. Яку ухмыляется и раздевается сам, чтобы присоединиться к Хайбе; тот уже стоит под душем, как ему и было велено, лицом к стене, смывая с разгорячённого тела пот. Как же хорош. Высокий, крепкий, ладный, красивый — метисы редко бывают некрасивыми — просто загляденье. Точно надо на подиум или на обложку журнала. Руки так и тянутся, и Яку себе не отказывает. Он подходит, вжимаясь лицом в широкую спину и перехватывая поперёк живота, а Лев едва заметно вздрагивает, будто не ожидал, будто допускал мысль, что семпай может не прийти; вода поначалу обжигает — Хайба, как обычно, предпочитает мыться в кипятке. Ну, зато расслабляет и настраивает на нужный лад. — Руками на стену и ноги на ширину плеч, — отдаёт Мориске ещё один приказ, но уже значительно мягче — всё, хватит, пора менять кнут на пряник. Лев, естественно, подчиняется, и делает это охотно, доверчиво — и это согревает Яку лучше льющейся с потолка воды. В такой покорной — почти смиренной — позе Лев особенно привлекателен. Хочется его трогать — и Мориске трогает: разминает бока, оглаживает живот и грудь, то и дело соскальзывает на бёдра — пока что просто подразнить. Лев отзывается, подаётся назад, выгибается, подставляется под руки и тихо, на выдохах, постанывает. Хороший мальчик. Яку улыбается, уводя своё внимание как можно дальше от собственного возбуждения: когда Лев так близко, не хочется ни думать, ни сдерживаться, хочется по-простому и помногу, и больше ничего. Но сейчас не время и не место — до выходных, Мориске, доживи до выходных — сейчас есть возможность только вот так, и Яку выжмет из этого максимум. Он даёт Льву себя почувствовать: вжимается в него в ответ, сжимает в руках, снова царапает и снова щипает, чередует легкую боль с мягкими прикосновениями, покусывает и лижет выступающие лопатки — если Куроо заметит следы, это, опять же, исключительно проблемы Куроо. Не хватает скольжения: на ладони не плохо добавить хотя бы мыла, а в идеале — масла, чтобы довести и без того чувствительного Льва до полного экстаза. Но, увы, придётся так, даже без мыла: для тела оно ещё сгодилось бы, а вот пониже… Плохая идея. Ну, ничего, и так жить можно. Лев вздыхает, тянется за прикосновениями, просит и голосом, и всем своим видом — Яку ему не отказывает. Он перемещает руки на нижнюю часть поджарого живота, ерошит дорожку серебристых волос и спускается ниже — в ладонь сразу же ложится горячий — отнюдь не из-за воды — тяжёлый член. Лев вздрагивает и ахает, по инерции ведёт бёдрами вперёд, продлевая стимуляцию, и Яку ему потакает — прямо сейчас вообще не осталось настроения Хайбу мучить, с ним хочется просто быть. — Кончай, когда захочешь, — горячо шепчет Мориске, слизывая с подставленной спины проточные капли; пальцы же его, оттягивая кожицу крайней плоти, обнажают налитую кровью головку и сразу же плотно обхватывают её, пряча от потока воды, чтобы сохранить побольше естественной смазки. — Давай, Лёв, давай… — С-семпай!.. — восклицает младший в потолок — и это для ушей Мориске почти что песня. Правду говорят: ласковый львёнок двух яков сосёт… Или как там было? Не важно. Важно то, что это кратчайший путь к сердцу Яку Мориске — особенно, если его так звонко и соблазнительно зовёт семпаем конкретный Хайба Лев. За это младшего хочется даже побаловать, и Яку балует: плотно обняв ладонью одной руки головку, он технично прокручивает запястье, стимулируя самое-самое чувствительное место, а в ладони второй перекатывает яички — так Льву особенно нравится. Он вообще много знает о том, как и что Льву особенно нравится — и не стесняется этим пользоваться. — Яку-семпай!.. — Давай, Лёв, я с тобой… Лев подаётся навстречу ласкающим его рукам, стонет уже не на выдохе, а полноценно, хоть и не громко, и Яку всем телом может чувствовать, что он уже вот-вот. Хайба мелко дрожит, напрягается, его движения становятся рваными, и Мориске перехватывает его ствол обеими ладонями, создавая необходимую узость и давление: толкнувшись ещё несколько раз, Лев кончает с протяжным стоном, едва не сгибаясь пополам от оргазменной судороги. — Умница, хороший мальчик, — приговаривает Яку и прижимается щекой к тяжело вздымающейся спине, пока выдаивает из него последние капли удовольствия. Какое-то время Лев отходит от пережитого, Мориске его не торопит: сам успел разомлеть под горячей водой, допекает только пылающее между ног возбуждение, с которым хочется срочно что-то сделать… Но Яку не успевает даже додумать эту мысль, как вдруг Лев оживляется, выпутывается из объятий и резко падает перед ним на колени. Первая реакция — дать по ушам за то, что эти самые колени не бережёт, так лихо роняя свои два метра роста на голый кафель; вторая — забыть про первую, потому что следующим же мгновением Лев берёт в рот. Вот так, без спроса, без предупреждения, без уговоров — только импульс и голый энтузиазм. И как ему такому — и по ушам, особенно, когда он так преданно смотрит снизу вверх, пока растягивает щёку членом? А никак. Остаётся только получать удовольствие. Яку вплетает пальцы в его влажные волосы, аккуратно направляет — сосёт Лев ещё неважно, нужно больше практики, и поэтому лучше его не подгонять и на него не давить. Всё равно приятно: рот у него, помимо того, что горячий и влажный, ещё и большой — малогабаритный Мориске помещается там целиком без опасности задеть глотку, а ещё из-за этого Лев каждый раз утыкается носом ему в лобок — и это очень, очень возбуждает. Не продержишься долго даже если захочешь. Да и зачем? — Лев, я сейчас кончу, — предупреждает он, но младший, вместо того, чтобы отстраниться, принимается работать головой лишь усерднее. Яку просто не успевает его оттолкнуть и кончает в рот — ох, это особенно приятно, это же обалдеть, какое доверие, это… — Лев, сплюнь! Не глотай! — Поздно, — тихо отзывается снизу Хайба, и совсем не выглядит растерянным или оскорблённым. Наоборот: изумрудные глаза лукаво блестят, и весь его вид — мокрого, голого, довольного и с натёртыми губами — почти толкает Яку на второй заход. Но уже некогда — время, пора и домой. — Ты этого и добивался, гадёныш, а? А попросить нормально? И вообще, ты с какого ляда так на кафель падаешь, у тебя, может, мениск лишний есть? — Всё, оргазма как и не бывало. Мориске тянет Льва наверх, на ноги, потом хватает шампунь и принимается намыливать пустую львиную голову — ради этого приходится встать на цыпочки. Полутораметровый фюрер — выкл; полутораметровая наседка — вкл. — Чтобы больше так не делал! И рот прополощи! — Ну Яку-сан, — Лев жмурится от набегающей на глаза мыльной пены. — Я хотел вас удивить. — Да ты и так меня каждый день, — Мориске проглатывает ругательство. — Удивляешь! Я на выпускном седой уже буду! — Ну это вы преувеличиваете. И вот их двухметровый невдуплёныш — главное недоразумение Некомы, которое, тем не менее, имеет все шансы добиться желаемого — улыбается с детской простотой, широко и искренне. У Яку на эту улыбку иммунитет ещё не выработался — да и не факт, что когда-нибудь выработается — так что он мгновенно становится её жертвой. Ну вот и как его отчитывать, а? Да никак. Только и остаётся, что улыбаться в ответ.