Resscurect me at sunset

Макс ощущает себя странно подавленным, несмотря на хороший, насыщенный день. Они с Чеко успели за целый день прогуляться несколько раз по городским улочкам, сьесть мороженое, наткнуться на фанатов и расписаться на их футболках и кепках, съесть пиццу в местной пиццерии и вернуться домой. И это не считая рабочих созвонов с Хорнером, по поводу нового сезона и планов на новую битву с Ферарри и Мерседесом. Им пришлось притворяться, что они находятся в разных местах, а не в одной квартире, которую делили вместе последние два года. Но кажется доктор Хельмут Марко всё-таки что-то заподозрил. Но Макс решил не заострять на этом внимания. И сейчас он стоял в гостиной и смотрел на уходящий день, на закат солнца, озаряющий золотым светом его лицо. Тяжёлые и непонятные ему самому мысли одолевали его. И его настроение начало портиться. Но ситуацию попытался спасти Чеко, что так вовремя появился в гостиной и подошёл к нему со спины, тут же обнимая, и прижимая к себе. Крепкая, но такая знакомая хватка на своем теле привела Макса в чувства. — Ты чего такой тихий сегодня? Всё в порядке? — осторожно спрашивает его Серхио, отстраняясь от него и подходя к нему, становясь рядом с ним. — Да так… Думаю об этом новом сезоне… Ничего, всё нормально. — Ты уверен? Нет. Макс ни в чём уже не уверен. Липкий страх неудачи преследует его. А что если он облажается в этом сезоне? И что скажет отец? Макса внутренне передёргивает. Блять. Только не снова. — Поговори со мной, пожалуйста. Я же не могу залезть к тебе в голову. — Чеко нежно касается его руки и Макс позволяет ему взять себя за руку. Макс прикрывает глаза на несколько мгновений, отсчитывает про себя несколько секунд и поворачивается к нему. Чеко едва заметно вздрагивает видя в его голубых глазах страх и неуверенность. — Я боюсь. Я боюсь того, что будет дальше. Я боюсь, что облажаюсь, что отец будет ругаться, что он… — последние слова он не говорит, но Чеко знает о чем он. И это пугает уже его. — Эй, моя любовь, всё будет хорошо. Я не дам ему тебя и пальцем тронуть. Ты же помнишь, что случилось, когда он попытался на тебя наорать? — теперь Чеко усмехается во весь рот. Его зубы сверкают в ослепительной улыбке. — Ты ударил его! Это было круто. — Макс начинает улыбаться ему в ответ. Напряжение немного спадает. Чеко кивает. На самом деле это была защита, а не нападение, но самого Переса уже вкрай заебал Йос Ферстаппен, что он решил преподать ему урок хороших манер в доме своего собственного сына. После этого небольшого «инцидента» Йос не появлялся на пороге их квартиры. И это прибавило несколько десятков очков к спокойствию Макса. А Чеко был просто рад видеть улыбку Макса и его счастье. А хреновый папаша счастью не способствовал. Но вот улыбка Макса снова угасает, как огонёк на конце затухающей спички. Он поджимает губы и разделяет оставшееся между ними расстояние, и обнимает Чеко. Тот с готовностью отвечает на его объятия, прижимаясь так близко, как только может. — Давай трахнемся? Или… — устало предлагает Макс, шепча ему это на ухо. — Я тебя понял. Пошли. — Чеко немного отстраняется от него и целует его в губы, притягивая к себе за шею. Ох уж эта разница в росте… Макс впервые за вечер хихикает ему в рот, не разрывая поцелуя, и Чеко поздно понимает, что с этого и надо было начинать, но лучше поздно, чем никогда. Лекарство от всех бед — хороший секс. Это давно всем известно. Поцелуй не разрывается, и Чеко тянет его за собой, они оба слегка врезаются в дверной проем, но всё отходит на второй план. Их спальня встречает их всё тем же самым мягким светом заката. Чеко падает на постель спиной и Макс падает на него сверху. Одежда снимается в спешке, теперь она разбросана по всей спальне. Но в этот раз они не трахаются как будто в последний раз. Они занимаются любовью. И Макс понимает, что до этого он словно бы и не жил вовсе. И сейчас он был воскрешенным. На закате. Последние лучи солнца мягко касаются их обоих, и Макс понимает, что начинает заново дышать. Между ними так и летят искры, но эти искры мягкие, они не обжигают, они согревают. И поцелуи по телу не остервенелые, а нежные, мягкие, лёгкие. И от этого Максу хочется плакать. Серхио может пересчитать каждую его родинку или веснушку на родном теле, осторожно касаясь бархатной кожи. Поцеловать его кожу… И получить в награду тихий стон, напополам с мольбой продолжать. Они словно бы заново изучали друг друга. Заново открывались друг другу. И это было интимнее самого страстного секса, что у них был. Это был абсолютно другой уровень близости. Они буквально были одним целым. И это не было преувеличением. Кажется, это была та самая истинная любовь… После всего этого нежного безумия Макс лежит на Чеко и в его голове начинают зарождаться иные мысли, но страхи остаются теми же. Он очень боится остаться один. Он боится одиночества. — Тебе достаточно? — едва слышно спрашивает Макс, но в тишине это звучит оглушительно громко, подобно взрыву бомбы. — Чего? — Серхио недоумевает. Достаточно чего? Того, что есть сейчас, или вообще?.. Или?.. — Меня… — ещё на октаву ниже отвечает Макс, и его внутренне передёргивает. Навязчивые мысли о том, что для всех он будет недостаточно хорош преследуют его всю жизнь. И это не даёт ему покоя. — Ты мой ангел во плоти, mi amor, и мне этого достаточно. — Чеко тихо смеётся, не сводя взгляда с Макса. Если бы не темнота их спальни, то можно было увидеть как он краснеет всем лицом. И порывается спрятать своё пылающее лицо на шее у Серхио, но тот не даёт ему этого, заставляя смотреть на него и млеть под касаниями сильных пальцев на своих щеках. Чеко гладит его по лицу нежно, осторожно, словно бы Макс был хрустальным. И он действительно таким был. Внешне сильный, смелый, безрассудный, а внутри — хрупкое стекло, которое может разбиться в любую секунду. Его глаза похожи на огромный айсберг в бескрайнем синем океане, яркие, ослепительно яркие, глядя в которые можно попросту утонуть, без шанса спастись. В голове Макса не может уложиться такая простая вещь как эта: его действительно любят, его действительно ценят, его хотят любить. И во многом это заслуга Чеко, который смог вытащить его из раковины, в которую Макс себя и загнал. — Ну вот я сейчас расплачусь. Что ты наделал, Чеко! — Макс старается сдержать всхлип, маскируя его смешком и закрывает глаза, укладываясь обратно на Серхио. Сердце Чеко готово вырваться на свободу от этого болезненного осознания: что Макс, пусть и верит ему, верит в их любовь, но не может этого до конца осознать. Но у него будет ещё время показать и доказать своему львёнку, что он заслуживает любви, заслуживает быть любимым и любить в ответ. А всё остальное — уже детали — покрытые мраком неизвестности. — Ну что ты… Ты заслуживаешь самого лучшего, что есть в этом мире. — Чеко беззаботно целует его в макушку и улыбается, но в сердце всё ещё саднит боль. — Я тебе верю. Если бы ты знал, как я тебе верю… — Макс цепляется в него в отчаянном порыве сохранить его, оставить его себе. Потому что Чеко был его истинной, настоящей любовью. Он уверен в этом. Потому что он единственный, кто не отвернулся от него. — Спи. Завтра долгий день… — Серхио обнимает его в ответ также крепко, рисуя широкой ладонью на чужой обнаженной спине замысловатые линии. Это странным образом успокаивает Макса и его дыхание замедляется. Вот он. Его Чеко. И он никуда не уйдет от него. Что бы не случилось. Никогда. И Макс клянётся в этом богу и всей остальной вселенной. Сон настигает его неожиданно мягко. Сначала его, а потом и Серхио… На небе Монако сверкают звёзды, окружая их своим мягким ненавязчивым светом, и скрывая их тайну. И ещё одну клятву.

22.12.22