Осадки

И вновь глаза брюнета полны лишь безконечной, густой и единой тьмы, что так и манит утонуть в ней. Вновь невозможно подняться, что уж подняться, даже пошевелиться. Вновь не хватает сил на банальные и базовые вещи. Он вновь не может нормально помыться и поесть. Он буквально гниет заживо, вновь и вновь, из о дня в день, он не может выбраться из собственного кошмара, кутаясь в теплый плед в надежде, что там найдеться лезвие, что изрежет его нежную кожу, тем самым закончив его существование в этом идиотском мире. «Ничтожество. Ничтожество. Ничтожество. Тупое жалкое ничтожество.» - мысль, что регулярно посещает его уже долгое время, единственная постоянная мысль, единственная надоедливая мысль, разъедающая голову, словно болезнь. Гето Сугуру - одна из многих заблудших душ, что всё ещё имеют оболочку, называемую телом, он - парень, что практически не имеет смысла в жизни, но он не может умереть, он не может предать ‘’его’’ - своего белокурого ангела, того, нежно обнимающего , задерживающего темновласого в мире живых. Брюнет, немного сбросив плед, стиснул краюшек и, выдохнув, перевернулся на другой бок. «Когда он прийдет? Который час вообще? Не знаю?» - он лениво перевел взгляд на часы - «21:29, странно, должен был вернуться ещё около десяти минут назад.» - немного разнервничавшись, Сугуру прикусил губу, а затем, закрыв глаза, прпытался вздремнуть. «Черт, не выходит даже поспать.» - Гето, всё ещё не открывая глаз, прикрыл лицо руками, а затем, слегка приоткыв глаза, Сугуру взглянул на свои запястья, он хотел исколечить их, изрезать так, что бы не осталось живого места, но он боялся, боялся даже прикоснуться к ним лезвием, не то, что бы прорезать плоть, брюнету стало ещё хуже - «Мерзость. Мерзость. Мерзость. Почему? Почему я не могу сделать этого? Как же мерзко. Черт. Черт.» - парень зажмурился почувствовав приступ слез, готовых градом скатиться по его поалевшим щекам - «Как же слаб. Ничтожество. Ничтожество. Ничтожество.» Слезы оказались сильнее. Пробившись сквозь зажмуреные очи, те покатились, словно капли дождя, по лицу, а затем и по подушке, моментальна впитываясь в неё. Минуты текли долго, а слезы все сильнее лились из темных глаз. Сильнее и сильнее. Парень начал задыхаться, в глазах потемнело, изо рта вырвался крик, больше похожий на вой раненого зверя. Истерика. Он забился крупной дрожью. Из носа, тонкой струйкой, потекла кровь, мешаясь со слезами и соплями. Комната заполнилась криками и всхлипами, а затем и звуками задыхания. Не встать, не вдохнуть нормально, а слезы все лились и лились, ни на секунду не прекращаясь. Поток мыслей наполнил голову, но думать было больно, буквально физически больно, безумно больно - «Где Сатору? Почему его всё ещё нет? Я перестал быть нужным? Из чего это всё происходит? Как это прекратить? Когда прийдет Годжо? Почему не дома? Где он? Что делает?» - поток мыслей не прекращался, досталяя ещё больше боли. По ощущениям самого Сугуру он пролежал так ещё безумно долго, хотя на деле прошло не больше пяти минут, а затем из прихожей раздался шум. Пришел. Наконец-то. -Сугуру! Прости что опоздал, автобус всё не приходил. - донесся из коридора голос блондина, а за тем и он сам явился на пороге их с Гето комнаты, увидев Гето, белокурый немного помрачнел - Сугуру? - он подошел поближе к кровати, на которой лежал Гето и, присев на корточки, он положил на её руки, глядя на брюнета своими голубыми, словно небо, глазами, которые, кажется, могли разглядеть даже душу - Родной мой, у тебя кровь из носа рекой хлыщет! Давай за салфетками схожу? - он прикоснулся к руке Гето, который, в свою очередь, еле как угомонил слезы и привел дыхание в, не абсолютно конечно, но какой никакой порядок, это давалось ему безумно сложно, поэтому говорить было буквально невозможной, он лишь слегка, одобрительно, качнул головой и, через рвотный позыв, попытался хоть немного улыбнуться, шмыргая носом. «Обними меня. Прошу. Я не выдерживаю.» - думал он, пытаясь вложить эти слова в свой взгляд, но Годжо, хоть, вероятно, и понял, чего брюнет хочет, не стал этого делать, уйдя за тем, о чем говорил - «Я ему противен?» Сатору вернулся буквально через минуту, принес с собой обещаные салфетки и несколько пачек суши с парой баночек любимого напитка Сугуру, вновь сев рядом, он аккуратно вставил в ноздри Сугуру по одному маленькому, скомканому кусочку салфетки, а затем, уже другой, вытер лицо парня от крови и слез. Он не задавал вопросов, за что брюнет был ему безумно благодарен. - Готово! - он провел рукой по запутанным волосам брюнета, а затем нежно, трепетно и безумно мягко обнял Гето, у того отлегло от сердца - «Не противен, значит.» - мысленно улыбнулся Сугуру - «Видимо, он просто торопился за салфетками видя, что крови много, переживал?» - приятное тепло окатило щеки, когда он понял это. - Что делал пока меня не было? - улыбнулся блондин, чувствуя, что темноглазый обнял его в ответ. - Практически ничего, - честно ответил Сугуру - но сегодня руки наконец дошли до книги, что я хотел прочесть, кстати спасибо, что купил её, действительно интересно. - Умница, не благодари, я рад, что тебе понравилось. Кушал что то? - брюнет на это улыбнулся, на этот раз уже не мысленно, а обычно, в последнее время он делал это крайне редко, но слыша от Сатору похвалу его сердце начинало радостно колотиться - Не-а, лень было встать. - Как насчет посмотреть фильм, поедая суши? - Я, наверное, не против. - впервые за день Сугуру чуствовал себя хоть немного лучше. Сатору, слегка отстранившись, подошел к телевизору и, включив его и спросив у Гето, что бы он просмотрел, включил озвученный Сугуру сериал и, подав ему его коробок суши, плюхнулся рядом, взяв и свой. Они ели, говорили и смотрели. Сугуру был безмерно благодарен Сатору за его присутствие рядом. За то, что сейчас он лежит у него на плече. За то, что когда он увидел, что брюнет через чур устало двигает рукой, с трудом подбирая суши палочками, он без вопросов начал кормить его самостоятельно, ложа сверточек риса с нори и рыбой сначала в соевый соус, а затем и в рот самого парня. За то, что он так внимателен к нему. За всё. Абсолютно за всё. Когда Сатору рядом, Сугуру видит нечто, хоть и скудно, но напоминающее смысл. Слхмысл жизни. Сугуру сидит, на его коленях голова Сатору, в чьих волосах его, Гето, рука. Так и заснули. С блондином брюнет чувствовал такое спокойствие, при котором он может даже заснуть, да, ненадолго, но может, естественно это всё ещё сложно, но ему не сняться кошмары, по крайней мере не только они. С Годжо ему хорошо. Это главное. Сатору освещает путь к выходу из черноты. Солнце в безконечной тьме. Свет в конце тоннеля. Проснувшись на утро Сугуру обнаружил всё так же лежащего на его коленях, легко сопящего, Сатору. Воскресенье. Блондин весь день будет дома. Весь день с Годжо. Восхитительно. Гето спокойно прикрыл веки, вдыхая запах Годжо. Он проводит рукой по его спине, ощущая мягкость его футболки. Он почти счаслив. Блондин - это хоть и временное, но решение его проблемы. Он - человек, с которым Сугуру продолжает общаться. Единственный такой. Стоило его семье увидеть, что их сыну плохо, они вышвырнули из дому, как? Зачем? Этого, уж увы, никто, кроме них конечно, никто не знает, но, тем не менее, на помощь, как не странно, пришел Сатору, на тот момент уже живущий самостоятельно и приютивший его. Сам он при этом всё ещё являлся его лучшим другом, которого он чувствовал как нечто большее, но боялся признаться в этом даже себе, а блондину и подавно, молчал он до тех пор, пока Годжо сам не рассказал ему о том, как любит. Это было правда сложно. Особенно с дырой в груди, которую он, брюнет, тогда, буквально, физически ощущал. Но они, хоть и с трудом, но начали встречаться. От любви до ненависти за пять минут. Постоянная ревность. Отстранение. Истерики. Боль. Слезы. Но они выбрались из этого. Точнее не выбрались, всё просто немного сгладилось, не более. Но это их, вроде, устраивает. Как только блондин проснулся, прервав поток мыслей Гето, он, потянувшись, предложил Сугуру позавтракать. Давно уже обоим вошло в привычку то, что по воскресеньям они находяться на кухне вместе, один готовит, а второй сидит рядом, при этом они болтают то ни о чем, то обо всем. Голубоглазый кашеварит просто на ура, а темноволосый просто не в состоянии готовить, ведь если пустить его на кухню, он просто взорвет всё к чертям собачим из за собственной невнимательности. В последнее время его сознание будто накрыто некой пленкой, словно туман, накладывающий путы на мысли, поглащающий разум. День прошел без особых отклонений, если не считать ухудшение в состоянии Сугуру. Он уже не мог сдерживать слезы. Не мог сдерживать поток мыслей. Ничего не мог. Ночь. Сатору спит. Сугуру не может. Он, бросив прощальный взгляд на спящего, взяв листок, ручку и точилку, вышел из их комнаты, пройдя в ванну. Взяв бумагу он начал аккуратно выводить на ней текст. Прощальный текст. «Дорогой Сатору,» - сбился. Он правда собирается умерать? Он правда собирается предать Сатору? - «спасибо, что ты был со мной, что терпел мои выходки, что поддерживал, что был рядом, я рад тому, что ты был со мной, с тобой я хоть немного мол почувствовать себя живым, спасибо тебе за всё, я правда благодарен тебе, последние пару лет лишь ты держал меня тут, в мире живых, но сейчас я чувствую себя абузой для тебя, а ею быть я не хочу, поэтому прощай, не вини себя, никого не вини, кроме, разве что, меня самого.» - правильно написал? Да, вроде. Положив бумагу на полку он начал аккуратно выкручивать лезвие из точилки, немного царапая палец, но не обращая на это никакого внимания, а нужно ли ему это? Ещё ничего не сделав он начинает жалеть. Лезвие вытащено. Рука под горячей водой, стоит распарить перед тем как делать последний разрез. Так будет быстрее. По крайней мере так думает Сугуру. Распаривая он замечает, как по его щеке сьекает горячая слеза. Он не хочет смерти, но он уже начал, его уже ничего не остановит, ведь так? Проснувшись посреди ночи из за кошмара, в котором его любимый Сугуру решает умереть, Сатору, не обнаружив рядом Гето, на эмоциях, вызваных сном, тут же подорвался с кровати, летя к кухне. Вдруг Сугуру решил какой то ложкой повыколупывать глаза? А что если найдет острые приборы? Годжо, естественно, спрятал их когда увидел, что брюнету плохо, но Сугуру в приступе вполне может понять, что всё это торчит за деревяшкой потолка. По дороге на кухню обладатель полных испуга, голубых глаз, обнаружил горящий в ванне свет, зайдя он узрел следущую картину: Сугуру с красной, источающей пар рукой, которую он. вероятно, сувал под ктпяток, стоит с лезвием из точилки в другой руке и тихо ревет, немного заикаясь и задыхаясь, белокурый тут же подошел, а брюнет, выронив режущий предмет, буквально упал в объятия Сатору, тихо шепча что то неразговорчивое, при этом громко рыдая, жадно хватая ртом воздух, он вновь дрожал, вновь чуствовал себя ничтожеством, даже здохнуть нормально не смог, ни на что не годен, полный идиот. Сатору успокаивал его, но его не слышали, Сугуру лишь жался к нему, а затем, слабея, начал опускаться к полу, но тут же был подхвачен на руки и аккуратно унесен назад, в комнату - «Жалкий, какой же жалкий» - шептал одними губами Гето, Годжо еле мог понимать его, отрицая каждое его слово, искренне считая это полнейшим бредом. Уложив брюнета в постель, он, достав маленький крем от ожогов, начал мазать им ошпареную руку Сугуру, а мазал он так нежно, как это вообще было возможно, закончив процедуру он лег рядом, прижав парня к своей груди, гладя во волосам, обнимая, нежно шепча слова поддержки, давая ему, наконец, выговориться, впервые они нормально говорили о сугуровских травмах, переживаниях, вообще обо всем, что его тревожит, ранее подобного не выходило, ведь Гето абсолютно не хотел заставлять Годжо ещё сильнее беспокоиться, но стоило ему всё рассказать - полегчало, значительная часть груза будто бы упала с плеч, стало легче, намного, он даже не знал, что так выйдет. Блондин правда сумел его поддержать, хотя дело больше даже не в словах действиях, а в человеке, что делал и говорил всё это. Сатору всегда был ему дороже всех, он первый его лучший друг, он первый, с кем он слушал музыку в одних наушниках, первый, с кем он гулял все лето напролет, первый, кого рисовал, он, Сатору, можно сказать, был его натурщиком, а когда Сугуру научился рисовать как надо, стал делать это почти всегда, даже если получался только лишь голубоглазый, ему так даде больше нравится, он первый, с кем он готовил, первый, кому хоть немного открылся, первый, который видел его слезы, не считая родителей, конечно, он первый, с кем он играл в приставку, первый, кого полюбил, он первый и последний, и всегда им будет. Уснув в объятиях шепчушего спасительные фразы Сатору, Сугуру впервые за долгое время почувствовал полноценный покой, его проблемы, естественно, не растворились в мнгновенье, но сейчас ему явно лучше. Кошмары ему практически не снились, лишь легкие, мельком, он впервые за долгое время правда выспался, а глаза, наконец, обрели свет и блеск, что вызван не слезами, а умиротворением и чувством собственного, хоть пока что и еле заметного, но искреннего, счастья. А Сатору в ту ночь и глаза не сомкнул, наблюдая за брюнетом всю ночь, следя, охраняя и сохранность тела, и сон, ведь за Сугуру он переживал сейчас больше, чем когда либо, ведь блондин и представить не мог, что темноглазому настолько плохо, а сейчас он понимает, что он не в праве терять его, ведь вместе с ним он потеряет и себя, ведь Сугуру ему куда важнее, чем тот может представить, он первый и единственный, таких в его жизни никогда не было и не будет, он хочет, что бы брюнет был счаслив и он готов ради него абсолютно на всё, даже если за его счастье прийдеться умереть, он без раздумий сделает это.