Венгерское танго в пустом зале

В аудитории, где обычно царила тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц учебников и тихим шепотком учеников, витал совсем другой звук — тихий треск электрических искр. Воздух вокруг них густел, словно от невидимого тумана, а в молчании, которое возникло между ними, чувствовалась глухая, подспудная сила, готовая прорваться наружу. Между ними летали не только слова, но и незримые, горячие стрелы страсти. В их взглядах, в их молчании, в каждой случайной улыбке — было столько невысказанного, что воздух в аудитории буквально трещал. Казалось, что весь мир затих вокруг них, словно ожидая, когда эта неумолимая сила, эта искра, перерастет в пламя. —Снова повторяешься, когда же ты перейдёшь черту разрешённого? Кнайф закрыв книгу и откинув куда-то подальше от себя на стол, повернулся к И Краткому, что держал руки на его точёных от худобы плечах. Огонь юности в парне не утолить никакими словами, даже интимные действия не помогли бы. Но мужчина тоже не был промахом: в третий десяток лет поддерживать молодость души не каждый сможет. Без лишних студент потянулся к преподавателю и слегка коснулся губами его собственных. Косание было, будто совсем лёгким, но в тоже время приятно наполненным теплоты. Мужчина прикоснулся к теплым, нежным щекам своими ладонями. Тепло исходящее от лица грело ладони. Хрупкие руки, легли ему на грудь, не отталкивая, но и не приближая, как преграда разделяющая их тела. Их губы сначала нежно, как цветы, сомкнувшиеся в бутоне. Поцелуй был тихим, почти нежным, но в нем уже таилась сила, готовая расцвести. С каждым новым касанием их губ, сила эта нарастала. Дыхание сбилось, сердца заколотились в унисон. Губы скользили друг по другу, исследуя, наслаждаясь, притягиваясь все сильнее. Его руки, запутавшиеся в волосах собеседника, будто невольно следовали за волной нарастающей страсти. Поцелуй превратился в танец, где каждый шаг был наполнен жаром, страстью, желанием. Отлипнув от желанных губ, И Краткий продолжил поцелуй вниз по шее Кнайфа. Благородная молочная кожа с изъянами, в виде родинков стала для него слаще, чем три ложки сахара в кофе. На бежевом полотне появились красные укусы и фиолетовые засосы. Им стало не важно, что могут заметить слишком долгое «наказание» и проверив, быть шокированными явно не невинными прикосновениями. Всё равно, что Кнайфа могли исключить, а И Краткого оставить без работы. Сейчас для них самое главное — это наконец-то утолить голод, что был внутри них. Мужчина поднял на руки, сидящего студента и разложил его на столе. Ловкие пальцы быстро справились с пуговицами на рубашке и для их хозяина открылся вид юного, болезно худощавого торса. Руки тянулись вверх вниз по груди, игриво касаясь сосков, заставляя Кнайфа трястись то от наслаждения, то от желания, чтобы это не прекращалось. Но, даже вздоха он не издал. Молчание И Краткий принял с благодарностью. Для него ничего не лучше, чем молчание нижнего в сексе. Всё развивалось быстрее, чем скорость света в вакууме. Но этот секс не закончиться вхождением и лишением Кнайфа его анальной действенности. Он закончиться тогда, когда студент издаст стон. И он его издал: И Краткий нагнувшись лизнул сосок, что был как мелкий леденец.