От Парижа до Чикаго

Лью с легкостью находит автомобиль, на котором его могут подкинуть до Парижа. Правда, на этом удача заканчивается, потому что ехать ему приходится на заднем сиденье джипа в компании парочки старших лейтенантов, которые всю дорогу говорят только о женщинах и доме - двух вещах, совершенно Лью не интересных. Он даже раздумывает предложить сидящему впереди подполковнику поменяться местами за фляжку с Vat 69, но в итоге решает, что поездка пройдет легче, если он оставит виски себе. К тому моменту, когда они въезжают в город, алкоголь уже не помогает бороться с тревогой. Лью чувствует, как привычная тяжесть в груди растет, скручивая все нутро в узел. Он не был в Париже много лет, и теперь смотрит вокруг новым взглядом, пытаясь представить, о чём думал Дик, гуляя по этим извилистым шумным улицам всего несколько часов назад. До отеля Лью добирается за полночь, но, несмотря на поздний час, без труда узнает у администратора номер комнаты Дика. Он поднимается по лестнице, останавливаясь на полпути, чтобы допить остатки виски из фляжки. Затем, немного поразмыслив, вытаскивает из холщовой сумки недопитую бутылку дешевого ржаного виски и отпивает из нее тоже. Это настоящее пойло, но знакомая тяжесть тревоги все еще сильно сдавливает грудь, и выпивка - единственное, что может сейчас помочь, даже если ненадолго. Лью в сотый раз уговаривает себя развернуться, сесть в машину и уехать обратно. Но вместо этого он лишь делает еще глоток, трет едва заметный шрам на лбу, где пуля задела кожу, и поднимается дальше. Дик не сразу отвечает на стук. Когда Лью, наконец, слышит знакомый голос за дверью, его сердце уже готово выскочить из груди. - Кто там?... Qui est? Лью хочет в шутку ответить по-французски, но ему с трудом удается выдавить из себя даже простое: - Это я. Мгновение спустя Дик распахивает дверь. Он весь мокрый, словно только что вылез из ванной, белое полотенце обернуто вокруг его стройных бедер. - Никс! - он радостно улыбается. - Что ты здесь делаешь? Ухватившись за дверной косяк, Лью заставляет себя улыбнуться в ответ, хотя ему кажется, что выходит не очень искренне. - Как ни странно, в Англии сплошной туман, так что в ближайшие сутки никаких вылетов не предвидится. Вот я и подумал, что неплохо бы в таком случае убедиться, что ты не попал без меня в большие неприятности, - пока Лью говорит, ужасная запоздалая мысль приходит ему в голову: - Надеюсь, я ни от кого тебя не отвлекаю? Дик усмехается и отступает, пропуская его в номер. - Нет, оставлю эти развлечения тебе и ребятам. А вот твоя подруга в Олдборне будет расстроена, что ты не смог ее навестить. Лью пожимает плечами и старается не смотреть на воду, поблескивающую на бледной коже. Свет в комнате выключен, но сияния полной луны достаточно, чтобы осветить каждую веснушку на теле Дика, пока тот натягивает майку и брюки. Лью сжимает кулаки и прячет их в карманы, отворачиваясь к окну. Он множество раз до этого видел Дика голым в казармах, но сейчас почему-то даже одного случайно брошенного взгляда на упругий зад достаточно, чтобы у него пересохло в горле. Он останавливает Дика, когда тот тянется к выключателю. - Подойди-ка, покажу тебе кое-что, - он указывает на точку на горизонте: - Видишь стеклянную крышу? Это Большой дворец. Его построили для Всемирной выставки 1900 года. Во время оккупации нацисты устраивали в нем свои пропагандистские выставки. Конечно же, ублюдки разрушили половину здания, когда уходили. - Должно быть, там было красиво раньше. - Да. Жаль, что я не могу показать тебе этого. Когда они отходят от окна, Дик уже не спешит включать свет. Вместо этого он присаживается на край кровати. Лью же занимает стоящий чуть поодаль деревянный стул. Некоторое время Дик просто молча рассматривает его своим обычным добрым и внимательным взглядом. - Лью, в чем дело? Прежде чем ответить, Лью делает глоток из бутылки. - Что ты имеешь ввиду? - Тебя что-то беспокоит. Конечно беспокоит. Теперь, когда он действительно здесь, в гостиничном номере Дика, то, что еще час назад было жизненно необходимым: сказать так долго сдерживаемые слова - кажется полнейшим безрассудством. Он боится, что может подавиться этими словами, если попытается произнести их. - Все в порядке. Я должен дать тебе поспать. - Что такое? - настаивает Дик. От волнения у Лью подергивается нога. - Помнишь, как меня чуть не подстрелили по дороге из Нюэнена? - Конечно, - хмурится Дик. - Я все думаю, - начинает Лью, но останавливается. - Что? О чем, Никс? - Если я умру… - Ты не умрешь, - произносит Дик таким голосом, словно отдает один из своих приказов - не властно, но с непоколебимой уверенностью. - Но если все же это случится, - не сдается Лью, - я хочу, чтобы на этом свете был хоть один человек, который бы знал меня настоящего. Не просто кто-нибудь. Ты. Я хочу, чтобы ты знал, что я за человек. - Я знаю тебя, - Дик улыбается. - Лью, ты мой лучший друг. Что на тебя нашло? - Я не такой, каким ты меня считаешь. - Я считаю, что ты слишком много выпил. Давай, приляг и отдохни немного, - Дик начинает вставать. - Нет! - голос эхом отражается от деревянного пола. - Пожалуйста, просто выслушай. Сердце колотится так сильно, что Лью кажется, ещё чуть-чуть, и оно выскочит из груди. - Хорошо, - Дик, больше не улыбаясь, садится обратно. Лью репетировал эту речь в голове тысячу раз, но в итоге выпаливает совершенно не то, что планировал: - Однажды в Токкоа, когда мы все собрались как-то вечером и говорили о женщинах, я сказал, что мой первый раз был с девушкой, которая училась в пансионе через дорогу от моей школы. - Да. Моника Данфилд. Лью моргает. - Ты запомнил ее имя? - Я не был пьян в отличие от всех вас, - Дик пожимает плечами и с легким смешком отводит взгляд. - Что ж. Это была не Моника. Его звали Стивен Данфилд. Ее брат. - Что? - Дик замирает. - Мне было четырнадцать. Как и ему. Может быть, пятнадцать. Наши семьи проводили вместе лето в Хэмптоне. Как-то вечером мы с ним отправились исследовать пляж, - Лью помнит, как твердый песок впивался в каждую клеточку его тела. После он не любил ходить на пляж с Кэти. Это заставляло его думать о том, чего он не мог получить: горячее дыхание Стивена на шее, твердый член, толкающийся в него, боль, уступающая место гораздо большему удовольствию, чем могла бы доставить собственная рука. - Я словно провёл те две недели в раю. Я наконец-то почувствовал себя живым. - Ты был молод, - говорит Дик спустя мгновение. - Был. Но уже тогда я знал. Некоторое время Дик молчит, сохраняя непроницаемое выражение лица и пытаясь осмыслить услышанное. Наконец, он спрашивает: - Что ты хочешь этим сказать? - Я голубой, Дик. Нет никакой девушки в Олдборне, - Лью делает последний глоток виски и вытирает губы тыльной стороной ладони. - Ее зовут Билл. Он служит в ополчении, потому что у него диабет. Или эпилепсия. Я не помню. - Но ты же женат, - говорит Дик, качая головой. - Жена - всего лишь прекрасный реквизит для моего грандиозного представления, - Лью разводит руками. - Я же Никсон из тех самых Никсонов, что живут в Нью-Джерси. Для такого уважаемого человека жена - это обязательное условие, - он резко проводит рукой по волосам. - Слушай, я пытался построить с ней отношения. Правда. Даже несмотря на то, что знал, что я не такой, как остальные мужчины. Мне приходится заставлять себя, когда я иду в постель с женщиной. И все выходит так неловко. С мужчинами же все по-другому, естественно. Я не могу этого объяснить. Дик молча сидит на кровати, переваривая услышанное. Лью с трудом сглатывает комок в горле. - Я понимаю, что это нелегко принять. Но я хочу, чтобы ты знал эту правду обо мне. Чтобы ты знал настоящего меня. Дик открывает рот, закрывает, а затем снова качает головой: - Я не… я не знаю, что сказать. Скажи, что ты все еще мой друг, - от страха его сердце колотится, болезненно сжимаясь в комок, а на лбу выступает пот. Дик просто смотрит на него. Секунды тикают мучительно медленно. Лью, пошатываясь, поднимается на ноги и со скрежетом отодвигает стул: - Я пойму, если ты не сможешь. Я не виню тебя. - Никс, - Дик встает следом, его голос, как обычно, спокоен, - конечно, я все еще твой друг. - Правда? - Да, - он мягко улыбается, но в его взгляде отражается грусть. - Я знаю, что это неправильно, Дик. Я знаю, что должен быть сильнее. Лучше. Дик делает рваное движение, словно собирается дотронуться до его плеча, как делал до этого бесчисленное количество раз, но в итоге неловко опускает руку, так и не прикоснувшись. Лью прилагает все усилия, чтобы не выдать как ему из-за этого больно. - Ты… У тебя было с кем-нибудь со службы? - Нет. Нет, никогда, - и Лью говорит чистую правду. Только он не говорит Дику, что это не благодаря его самоконтролю или чувству ответственности. Он не говорит Дику, что хочет его с того дня, как они встретились, и что любит его со времен обучения в Токкоа. Не говорит, что любой солдат или офицер будет лишь неприятным напоминанием о мужчине, которого он так желает, но никогда не сможет получить. - Давай, тебе нужно немного отдохнуть, - говорит Дик после минуты тишины и кивает в сторону кровати. - А ты? Не могу же я занять твою постель. - Я не устал. Ложись, Никс, - Дик улыбается, - я разбужу тебя через час. Лью больше не спорит и делает, как ему велено, хотя сомневается, что сумеет заснуть. Он стягивает ботинки, прежде чем свернуться под одеялом. Как только голова касается подушки, его охватывает странное облегчение: тяжесть в груди уже не давит с такой силой, сейчас она ощутимо легче, чем была долгое-долгое время. Когда он все же засыпает, ему кажется, что от нее вообще почти ничего не осталось, лишь отголоски. Его будит солнце, ярким светом заливающее комнату. Дик, уже одетый, поднимает с пола запасное постельное белье. Он улыбается, но глаза его остаются серьезными, пока он аккуратно складывает одеяло, на котором, судя по всему и спал ночью. - Готов завтракать? - спрашивает Дик. Лью кивает и плетется в ванную комнату. Сейчас, на трезвую голову, он немного ненавидит себя за то, что взвалил на Дика бремя своего постыдного секрета. Рассматривая в зеркале свое жалкое отражение, он старается думать лишь о том, как ему повезло, что Дик все еще его друг, даже если они никогда не станут чем-то большим. Он умывается, бреется, приводит свою одежду в порядок, а затем выходит из ванной с широкой улыбкой на лице и готовый к новому дню. Он упоминает отличное местечко, где подают круассаны, и после они с Диком оба делают вид, что вчера вечером он не сказал ни слова. * Лью рад, что Дик относится к нему по-прежнему, несмотря ни на что. Иногда ему даже кажется, что он выдумал это признание в Париже. Конечно же, это не так. Когда он смеется в компании над очередной непристойной шуткой или говорит о женщинах, на лице Дика мелькает едва заметное напряженное выражение. Однако за годы Лью научился отлично притворяться, поэтому даже в такие моменты он ни на шаг не отходит от отыгрываемой им роли. Его все еще порой охватывает тревога, но уже не такая удушающая как прежде. Ему приятно осознавать, что в этом мире у него есть хотя бы один верный друг, даже если дружба с ним омрачена всеобъемлющей тоской. Каким-то образом они доживают до конца войны и добираются до Никсона в штате Нью-Джерси. Лью понимает, что только оттягивает неизбежное, когда, испытывая тошноту, предлагает Дику работу. Однажды тот все равно переберется на ферму, женится, заведет детей, а Лью останется в прошлом. Еще один старый боевой товарищ, с которым достаточно видеться раз в несколько лет на встречах с сослуживцами. Но к его огромному удивлению и радости Дик принимает предложение о работе. Постепенно они привыкают к гражданской жизни. Дик находит простую квартирку, расположенную в нескольких милях от огромного пустого дома Лью, который ещё не утонул в пыли только благодаря еженедельным визитам домработницы, и начинает ухаживать за милой девушкой Этель. Лью же достаточно регулярно для того, чтобы избежать лишних вопросов, встречается с девушкой по имени Салли. Она приятная в общении и симпатичная. Лью старательно делает вид, что видит в ней идеальную новую жену, хотя и понимает, что никогда больше не женится. Он выполнил свой долг и произвел на свет наследника. Он постарается мягко завершить отношения с Салли до того, как все станет слишком серьезным. Она хорошая девушка, которая заслуживает намного большего, чем он когда-либо сможет ей дать. Раз в пару недель он ездит в Метачен или Сомервилл, и бродит в поисках по аллеям и паркам. Он никогда не встречается с одним мужчиной дважды. Не спрашивает имен. И пьет много виски. На праздновании Рождества, которое устраивает отец, Лью пожимает руку Стивену Данфилду, испытывая лишь легкую приятную ностальгию. Краем глаза он замечает, как Дик слегка напрягается при этом приветствии. Но в свое время Герберт Собел научил их ловко скрывать презрение, поэтому Дик лишь сдержанно кивает, когда Лью знакомит его со Стивеном. Десять минут спустя, пряча взгляд, Дик говорит, что не очень хорошо себя чувствует и уходит с праздника. Лью смотрит ему вслед, ощущая, как жгучее чувство стыда разъедает его изнутри. Он забирает у официанта очередной бокал с чем-то алкогольным и залпом выпивает, как только Дик скрывается за дверью. * В мае Дик напоминает ему про Чикаго. Они вместе обедают за уличным столиком возле завода. Перерыв у рабочих уже закончился. На улице тихо и солнечно, слышится щебетание птиц. Дик доедает сэндвич. - Помнишь ночь перед Днем Д? Когда высадку отложили? - Конечно, - Лью делает глоток содовой, жалея, что в банке не виски. - Ты сказал, что отвезешь меня в Чикаго. Лью думает о Дике, рассматривающем ночное небо и гадающем, умрут ли они на следующий день. «Да... поглядим». - Разве? Что ж, тогда мы должны съездить. - Хорошо, - Дик откусывает от яблока. - Может, в следующие выходные? Я все организую, - он чувствует, как внутри все непроизвольно дрожит от предвкушения. - Хорошо, - повторяет Дик. - Отлично, - у Лью учащается пульс, и ему приходится постараться, чтобы сохранить непринужденный тон, когда он, прочистив горло, продолжает: - Салли приглашает вас с Этель на ужин и игру в бридж в четверг. Дик долго не отвечает. - Как у тебя дела с Салли? - в итоге спрашивает он. - Нормально. Она отличная девушка, - Лью улыбается, пожимая плечами. - А как у тебя с Этель? - Тоже. Отличная девушка. Они кивают, улыбаясь, и заканчивают обед в тишине, в то время как солнце исчезает за облаками. * Поезд прибывает в Чикаго с опозданием, но Дик словно этого не замечает. Он с интересом рассматривает город в окно такси, пока они едут к отелю «Континенталь» и Городскому клубу. Лью рассказывает про здания, мимо которых они проезжают, Дик кивает и односложно отвечает. Их номера в отеле расположены напротив друг друга, и когда вечером Лью, готовый к выходу в свет, покидает свою комнату, он сталкивается в коридоре с Диком. Сердце Лью замирает при виде друга, одетого в новый идеально сидящий на нем темно-синий костюм. - Как я выгляжу? - Дик оглядывает свою стройную фигуру, нервно одергивая рукав пиджака. - Очень достойно, майор Уинтерс, - отвечает Лью с деланной серьезностью. - Я давно уже не ношу дубовые листья, - смеется тот, пока они идут к лифту. Многие мужчины все еще одеваются в военную форму, но Лью за столько лет она надоела до чертиков, и он знает, что Дику тоже. В последний год войны все, чего они хотели, - это снова стать обычными людьми. Они ужинают в «Gene and Georgetti» превосходно приготовленным стейком. Каким-то образом даже картошка здесь кажется вкуснее, чем дома. Они болтают ни о чем и много смеются. Лью пьет красное вино как воду, но ограничивается одной бутылкой. Он не помнит, когда в последний раз чувствовал себя таким свободным и счастливым. Оказывается, Дик никогда раньше не был в театре. Он завороженно следит за разворачивающимся действием пьесы и смеется над всеми нелепыми ситуациями, в которые попадают Виола, Оливия и герцог. Лью предлагает в следующий раз сходить в театр на Бродвее, на что Дик только улыбается, соглашаясь. Они притягивают к себе несколько неодобрительных взглядов из-за отсутствия в их компании дам, но Лью эти взгляды игнорирует, а Дик, похоже, даже не замечает. Обратно в отель они идут по Мичиган-авеню, проходя мимо темных витрин магазинов и вдыхая сладкий весенний воздух. - Нам туда? - Дик указывает на высокое здание. - Ага. - Что это за штука на крыше? Похожая на, - он задумывается, - луковицу? - О, - Лью усмехается, - эта штука должна была стать частью причала для дирижаблей. Дик понимающе хмыкает. - Да, - продолжает Лью, - после крушения «Гинденбурга» всем показалось, что большой полыхающий шар на крыше отеля не такая уж хорошая идея. Дик тихо смеется, пока они идут дальше. Лью хочет разлить этот чудесный вечер по бутылкам, чтобы пить из них понемногу каждый день. Уже почти полночь, когда они выходят из лифта на своем этаже. Несмотря на поздний час, Дик задерживается у их дверей. - Что видно с твоей стороны? Из номера Дика открывается прекрасный вид на озеро. Лью позаботился об этом. - Только город, но в этом тоже есть своя прелесть, - произносит он и после небольшой паузы добавляет: - Хочешь взглянуть? - Конечно, - Дик пожимает плечами. Они заходят в номер, залитый холодным сиянием яркой луны. Лью не зажигает свет, чтобы можно было как следует разглядеть улицу. Они стоят у окна, практически соприкасаясь плечами, и смотрят вниз на сверкающие огни зданий, раскинувшихся до самого горизонта. - Красивый вид, - говорит Дик. Через несколько секунд он добавляет: - Я рад, что мы здесь. - Я же обещал отвезти тебя в Чикаго. Подходящее место для культурных людей. Улыбаясь, Дик отворачивается от окна, но вместо того, чтобы пожелать спокойной ночи и уйти к себе, он садится на край кровати. У Лью внезапно пересыхает в горле. - Может, воды? - спрашивает он. - Я бы предложил тебе чего-нибудь покрепче, но ты, конечно же, откажешься. - Воды будет достаточно. Лью кидает в стакан несколько кубиков льда, прежде чем наполнить его из графина. Когда он передает стакан Дику, их пальцы на мгновение соприкасаются. Лью не знает, чем еще себя занять, поэтому просто садится рядом. - А ты ничего не будешь? - спрашивает Дик. - Не хочу. На самом деле, Лью не отказался бы от бокала виски, но он старается не думать об этом. Его ноги нервно подергиваются, и, чтобы успокоить их, он кладет руки на бедра. - Во сколько ты хочешь пойти завтракать? Институт искусств открывается только после десяти, но я знаю, что ты встанешь с петухами. - Он задумывается: - У вас на ферме были петухи? В твоем детстве? - Были, - Дик улыбается. - Мне кажется, я все еще слышу их каждое утро. - Тогда просто приходи, во сколько тебе захочется, и вытаскивай меня из постели. - Хорошо. Они смотрят друг на друга в лунном свете. От не понятно откуда взявшегося волнения у Лью зудят ладони. - Хочешь, сыграем в карты или еще во что-нибудь? - Могу я задать тебе вопрос? Внутри у него все замирает. Дик смотрит странным внимательным взглядом, таким знакомым и в то же время совершенно новым. У Лью не получается расшифровать его. - Конечно. - Ты помнишь ночь в Париже? Лью чувствует, как сердце пропускает удар. В ответ он только молча кивает. - То, что ты чувствуешь к мужчинам. Это только физическое влечение? - Нет, - он тяжело сглатывает. - И ты бы был с мужчиной, если бы мог? Для, - Дик запинается, подбирая слова, - чего-то большего? - Да, - тихо говорит Лью, впиваясь пальцами в бедро. - Ты когда-нибудь испытывал к кому-то подобное? Какое-то чувство мелькает на лице Дика, и Лью не сразу понимает, что это страх. Страх, который Дик не показывал даже в самые мрачные дни войны. Лью вскакивает на ноги, потому что ему невыносимо на это смотреть. Он не понимает, что происходит. Ему становится трудно дышать, и он оттягивает воротник рубашки. - Наверное, я все же выпью. Он подходит к столу, трясущимися руками открывает бутылку виски и наполняет бокал. На лбу у него выступает пот, который он вытирает рукавом, не заботясь о том, что испачкает костюм. - Ты бы хотел быть со мной, Никс? - спрашивает у него за спиной Дик дрогнувшим на мгновение голосом. Лью вцепляется рукой в край столешницы и залпом выпивает виски. - Зачем ты это делаешь? - Потому что мне нужно знать. - Зачем? - он отходит к окну, стараясь не смотреть на отражение своего испуганного лица в стекле. - Пожалуйста, остановись. «Ты же все разрушишь», - думает он. После Парижа они сумели притвориться, что все осталось по-прежнему, но если Лью скажет Дику правду о своих чувствах, если он произнесет это вслух - все будет кончено. - Той ночью, когда ты говорил о нем, о Стивене, ты сказал, что это было естественно. Ты сказал, что с ним ты чувствовал себя словно в раю. - Я был пьян, - пытается рассмеяться Лью, - я сказал много вещей. - Я никогда такого не испытывал. - Знаю. Ты не голубой, как я. Ты намного лучше меня, Дик. - Нет, я имею в виду, что я ни к кому такого не чувствовал. Этель милая, из хорошей семьи. Она приятная и добрая и будет хорошей женой. Но я не чувствую к ней ничего глубокого и серьезного. На мгновение Лью забывает, как дышать, потому что отчаянная надежда расцветает у него в груди. Он быстро берет себя в руки, пожимает плечами и, глядя на город, говорит: - Значит, ты пока не встретил подходящую девушку. Но ты обязательно встретишь. - Ты помнишь школу прыжков? - Да, - Лью моргает, удивленный сменой темы. - Как нас учили всегда смотреть на горизонт, когда мы стоим в дверях самолета? - Никогда не смотреть вниз, - он и сейчас не сводит глаз с горизонта, с огней города, уходящих в ночь. - Я так и делал, - Дик глубоко вздыхает, - всегда смотрел только вперед. Я носил с собой фотографию ДиЭтты, написал ей, наверное, сотню писем. Еще до окончания войны мы с ней знали, что никогда не будем чем-то большим, чем друзьями. Когда я вернулся в ноябре, я подумал, что, возможно, был неправ. Я провел несколько неплохих дней с ней и ее подругами в Вашингтоне, показывал им окрестности. ДиЭтта всегда была мне хорошим другом. Но с тех пор я ничего от нее не слышал. - Но как же Этель? Ты же увлечен ей? - спрашивает Лью. - Когда я думаю о том, с кем бы хотел провести остаток своей жизни, Этель не приходит мне в голову, - Дик внезапно подходит ближе, он останавливается прямо позади Лью, и его призрачный силуэт отражается в окне. - Когда мы вернулись домой, я думал, что все встанет на свои места. - Обязательно, просто дай себе еще немного времени, - Лью мутит. - Все кажется нереальным. Кроме тебя. - Не надо, - он прижимается лбом к стеклу. - Почему? Разве ты… Я думал… - Дик делает шаг назад. Лью не может вынести того, как голос Дика дрожит от неуверенности и боли. Он поворачивается и встречается взглядом с широко распахнутыми глазами. - Я думал, что ты… - Дик качает головой. - Ты не представляешь, о чем говоришь, - Лью прерывает его тихим голосом, - ты не можешь. Это невозможно. Дик уверенно удерживает его взгляд, расправляет плечи и говорит: - Я посмотрел вниз, Никс. - Это все разрушит, - он проводит рукой по волосам, резко выдыхает: - Разве ты не видишь? Ты никогда... - Что? - Дик стоит неподвижно и ждет. - Для меня это самая естественная вещь в мире, но мир так не считает. Это грех. И ты точно не можешь быть грешником. - Может, я не такой уж правильный, как ты думаешь. Желание повалить Дика обратно на кровать, прикоснуться к нему и попробовать на вкус становится непреодолимым. Вероятность того, что Дик действительно… Но нет. Он не может. Он сам не понимает, о чем говорит. Лью никогда в жизни не испытывал такого страха, как в эту минуту, а ведь он был в Бастони. - Тебя вгоняют в краску даже лимерики, - пытается пошутить он. - Это не значит, что мне не хватит смелости, - Дик сжимает челюсти, - что я... - Ты даже не можешь произнести это. Сделав несколько решительных шагов, Дик прижимает Лью к окну, и теперь их разделяет всего несколько дюймов. - Я хочу… - говорит он, - когда я прикасался к себе раньше, я не думал ни о чем. Но последние несколько месяцев я думаю о тебе. В лунном свете Лью видит, как румянец заливает кончики ушей Дика. Он не выдерживает и стонет, желание вспыхивает животе, вытесняя страх. Неужели Дик действительно этого хочет? - Ты будешь жалеть об этом. Все изменится. Дик решительно тянется к члену Лью и сжимает его через ткань брюк, а затем наклоняется вперед, обдавая теплым дыханием ухо. - А ты думаешь обо мне? У Лью нет столько силы воли. Скорее всего, к утру он потеряет своего лучшего друга, но от сегодняшней ночи он возьмет все. Он притягивает Дика к себе и отчаянно целует. Они цепляются друг за друга, прижимаясь сильнее, и одновременно пытаются стянуть одежду. Рука все еще зажата между ними. Спотыкаясь, они кое-как добираются до кровати. Лью толкает Дика вниз и сам садится на него верхом. Он расстегивает пуговицы на новой рубашке Дика. Запонки разлетаются в разные стороны, когда он дергает за манжеты. В свете луны Лью замечает, как на груди Дика поблескивают армейские жетоны. Он проводит кончиками пальцев по теплому металлу. - Тоже все еще их носишь? Он стягивает свою рубашку, чтобы показать висящие на шее жетоны. Похоже, как бы сильно им не хотелось снова стать гражданскими, ни один из них не может до конца оставить войну в прошлом. Лью снимает свои жетоны, а затем тянется к жетонам Дика. Под внимательным взглядом он опускает переплетенные цепочки на ночной столик. Лью так давно мечтал об этом моменте, но теперь не совсем знает, что делать. Он проводит руками по обнаженной груди Дика, перебирая пальцами светлые волосы. Дик терпеливо ждет, дыша неглубоко, его наполовину твердый член через брюки упирается в зад Лью. Наклонившись, Лью проводит языком по одному из сосков, медленно облизывает и посасывает его и только потом переходит ко второму. Дик делает резкий вдох. Теперь они оба полностью возбуждены. Лью несколько раз покачивает бедрами, и только потом спускается ниже, чтобы расстегнуть ремень Дика и потянуть его брюки вниз. Сердце бешено колотится, возбуждение и страх охватывают его с невероятной силой, когда он видит обнаженного друга перед собой. Прежде чем тот успевает сказать хоть слово, Лью наклоняется и обхватывает ртом его член. За все годы, что Лью знаком с Ричардом Уинтерсом, он ни разу не слышал, чтобы тот издавал такие звуки. Дик буквально хнычет, когда Лью ласкает его губами и языком, от чего желание обоих распаляется еще сильнее. Лью в еще несколько раз берет член глубоко в рот и отстраняется. Утром Дик наверняка придет в себя и осознает, какую глупость совершил, и если у Лью есть только одна ночь, он намерен почувствовать, как Дик кончит в него. Он встает, быстро стягивая с себя оставшуюся одежду, и достает из сумки баночку с маслом. Дик наблюдает за происходящим, слегка приоткрыв рот, и тянется к Лью, когда тот забирается обратно на кровать и снова устраивается у него на бедрах. Лью обхватывает скользкой от масла ладонью член, смазывая его, от чего Дик тихо стонет. Затем Лью заводит руку назад и проникает внутрь себя пальцем. Дик смотрит на него широко раскрытыми глазами. - Я не хочу… Лью замирает, задерживая дыхание. - Мы можем остановиться, - с трудом проговаривает он. Дик качает головой и притягивает Лью для поцелуя. - Я не хочу сделать тебе больно. - Не сделаешь, поверь мне, - он улыбается, облегченно вздыхая. - Верю, - Дик берет лицо Лью в ладони и снова крепко целует. Когда Лью опускается на член своего лучшего друга, его охватывает всеобъемлющее чувство наполненности. Он не торопится, медленно двигается вверх-вниз, наблюдая за выражением удовольствия, отражающемся на лице Дика. Он полон решимости сделать эту ночь лучшей, что когда-либо была у Дика и будет. Лью знает, что у Дика не так уж много опыта даже с женщинами, но тот быстро соображает, что от него требуется и вскоре уже толкается вперед, сжимая пальцами бедра Лью. Он тяжело дышит, его светлая кожа пылает. Лью видел Дика практически в любых обстоятельствах, но ни разу не видел его таким. Он так прекрасен, что один его вид заставляет сердце Лью трепетать. Лью наклоняется, сжимаясь сильнее вокруг Дика, когда тот приоткрывает рот и, запрокинув голову, кончает. Лью чувствует, как глубоко внутри него становится жарко и влажно. Он каждую секунду боится, что вот-вот проснется. - Боже. Да, да. Он не хочет, чтобы это заканчивалось. Но он так сильно возбужден и понимает, что долго не продержится. Дик обхватывает его член рукой и крепко сжимает, и в это же мгновение волна удовольствия охватывает Лью целиком. Он дрожит, изливаясь на грудь Дика. После он заваливается на бок, вытягиваясь рядом. Их ноги переплетаются. Они оба тяжело дышат. Лью проводит рукой по груди Дика, размазывает свое семя и желает втереть его в глубоко в поры. Он вжимается лицом в шею Дику, страшась встретиться с ним взглядом. Когда тот шевелится, Лью напрягается, ожидая неизбежного. Но Дик не отталкивает его и не говорит, что все произошедшее было ошибкой. Вместо этого он обнимает Лью, прижимая ближе к себе, и шепчет приглушенные слова благодарности в его растрепанные волосы. * Вздрогнув, Лью просыпается. Уже утро. Дика в комнате нет, и простыня с его стороны кровати холодная. Без него тоска и чувство одиночества снова пробираются в сердце Лью. Он оглядывает комнату в поисках хоть какого-нибудь знака. В ванной комнате темно и тихо, а дорожная сумка Дика, с которой тот приехал в Чикаго, пропала. Единственное свидетельство того, что он когда-либо был здесь - наполовину полный стакан с теплой водой, стоящий на прикроватном столике. В ту же секунду, как Лью замечает, что рядом со стаканом все еще лежат их спутавшиеся цепочками жетоны, дверь открывается и Дик заходит в номер. Он одет в повседневную рубашку и идеально выглаженные брюки, мокрые волосы зачесаны назад. Улыбка застывает на его лице, и он хмурится, когда замечает, как Лью смотрит на него. Он указывает на стол в центре комнаты. - Никс, я оставил записку. Лью снова может дышать. Он неуверенно улыбается, садится на кровати и видит, что лист бумаги действительно лежит на полированной дубовой поверхности. Пока Дик вешает мокрые плавки в ванной, Лью замечает у раковины его дорожную сумку. Ему неловко от собственной глупости, так что он переводит тему: - Нашел олимпийский бассейн, да? - Ага, и даже тир для стрельбы из лука. Дик садится на край кровати рядом со все еще завернутым в одеяло Лью и кладет ему на предплечье теплую ладонь, на секунду крепко сжимает. - Я бы не ушел, не сказав тебе ни слова. - Я знаю. Я знаю, что ты бы сперва попрощался, - произносит Лью с трудом и проводит рукой по спутанным волосам: - Как ты себя чувствуешь? - Обновленным, - отвечает Дик с легкой улыбкой. Он опускает руку на бедро Лью, едва касаясь его кончиками пальцев. Тревога, так давно живущая внутри Лью, наконец, исчезает, как будто ее никогда и не было. - Хорошо поплавал? - Да. Вода, конечно, не такая уж холодная, как в Австрии, но и не такая теплая, как дома. Рядом с фермой был пруд, который мы называли Маленьким озером. Летом вода в нем нагревалась так сильно, что едва освежала, но в ней все равно хотелось плескаться весь день. - Уверен, что ты так и делал, - ухмыляется Лью, - думаю, ты родился наполовину рыбой. - В воде есть что-то особенное. Я всегда представлял, как однажды построю свой дом на берегу того озера, и, просыпаясь, буду видеть его прозрачную поверхность. Лью делает глубокий вдох и выдыхает. Если он спит, то ни за что не хочет просыпаться. - Звучит здорово. Дик неожиданно наклоняется вперед и быстро, словно опасается, что решимость может оставить его, целует. Поцелуй выходит нежным и легким, и Лью наслаждается каждой секундой. Затем Дик ложится на него сверху, прямо так, в аккуратно выглаженной одежде. Его глаза сияют, когда он удобно устраивается между ног Лью. - Я отвезу тебя туда.