И плыла по Матушке наша кровь-кровинушка,
Стыла бурой пеною возле берегов.
Владимир Высоцкий «Песня о Волге»
Здесь было тихо. Впервые за очень долгое время им удалось выбраться куда-то вдвоём. Они были свободны, хоть и ненадолго, от всех забот послевоенного времени и могли побыть немного в компании друг друга. Погожее солнце понедельника освещало живописнейший утес на берегу матушки-Волги. Эта могучая река могла предстать отсюда во всей своей величественной красе. Её воды омывают берега двух городов, сидящих сейчас на утёсе, - Саратов и Самару. У Самары, конечно, сейчас другое наименование-Куйбышев. Но Насте оно никогда не нравилось. Почти при каждой встрече она жаловалась Вите про своё переименование и удивлялась, почему Саратов остался Саратовом. Когда никто не слышал Витя говорил: «Ты ж моя родная Самара». Настю это всегда успокаивало. Хотя в эту минуту, пожалуй, не стоит напоминать им, что они великие города Поволжья, пожалуй, сейчас, Витя и Настя простые граждане, как и все пережившие ужасы Второй мировой. Сидят они в обнимку на утесе Стеньки Разина- удалого атамана. Ох и принес же он проблем в своё время. Про утес сложили множество самых разных легенд. Настя много раз спрашивала у Вити про них, он только пожимал плечами и отнекивался: "Может и был здесь, а может и враньё это всё. Мне почем знать. " Самара всегда с подозрением смотрела на него после такого неоднозначного ответа, но больше вопросами не донимала. Витя впервые после войны смог выбраться из города и теперь, во время долгой дороги, предложил посетить утёс как место небольшого отдыха. Сейчас понедельник как никак, не будет лишних глаз и ушей. Все благонадежные граждане СССР были на работе, но Самару и Саратов едва ли можно было назвать таковыми. Города же всё таки, в своё время каких только глупостей они не творили, а впрочем, не зачем вам об этом знать, может ещё и сообщите куда надо, кто ж вас знает. Витя и Настя здесь совсем ненадолго, это так небольшая передышка перед долгой поездкой в Сталинград. Город активно строился, но выглядел до сих пор ужасно. Грише нужна была постоянная поддержка соседей, и поволжские города помогали чем могли. Не оставлять же друга на произвол судьбы с таким багажом проблем. Этот утёс —место спокойствия и умиротворения для них обоих. Поначалу Настя переживала, что это может вызвать неприятные воспоминания у Вити, но он её успокоил и уверил, мол, он уже давно отпустил события трёхсотлетней давности. Самара щурилась, внимательно оглядывая его лицо, ища признаки тревоги или страха, однако выражение лица Вити оставалось абсолютно спокойным. Настя всё равно переживала, когда они отводили лошадей на водопой, но Туров не выражал беспокойства и это может быть совсем немного, но успокаивало её. Насте было жаль покидать утёс, хотя она понимала, что если они слишком долго тут пролежать, то просто не успеют в Сталинград до ночи. Оставалось только наслаждаться последними минутами в спокойствия в обнимку с Витей. Кажется, Самара приняла какое-то решение. Она прикрыла глаза и тихо начала петь: Есть на Волге утес, диким мохом оброс, Он с боков от подножья до края, И стоит сотни лет, только мохом одет, Ни нужды, ни заботы не зная. Обнимая девушку, Витя даже не сразу понял, что она начала петь. Но после первого четверостишья он встрепенулся и прервал её: -Насть -Я только распеваться начала. Не нравится? -Разумеется нравится. Я просто решил предложить, может споём всю песню. Я имею ввиду не советскую. В глазах Самары сверкнуло понимание. Она расплылась в улыбке и с сарказмом прошептала: -А чем это тебе советская версия не нравится? Какие-то претензии к советской власти, товарищ? Потом уже с серьёзным выражением лица добавила: -Ты в этом уверен? Вдруг кто услышит? -Хватит тебе, тут никого нет. Ты что, неужели боишься что ли? -С чего это вдруг я должна бояться? —Самара надула губы. Витя звонко рассмеялся, поцеловал её и, всё ещё смеясь, начал дразнить: «Боишься, боишься, боишься». Настя, не отставая, поцеловала в ответ и сквозь смех приговаривала: «Нисколечки, нисколечки, нисколечки». Вволю отсмеявшись Саратов начал петь: На вершине его не растет ничего, Там лишь ветер свободный гуляет, Да могучий орел свой притон там завел И на нем свои жертвы терзает. Самара прервала его: -Вообще, растёт. Мы же сейчас вроде на траве сидим. -Метафора, Настя, метафора. -Да какая тут метафора. Два города запели в унисон: Из людей лишь один на утесе том был, Лишь один до вершины добрался, И утес человека ого не забыл, И с тех пор его именем звался. И хотя каждый год по церквам на Руси Человека того проклинают, Но приволжский народ о нем песни поет И с почетом его вспоминает. Больше ни Настя, ни Витя не прерывали друг друга. Оба погрузились в воспоминания. Витя думал о встрече со Стенькой и о бесчинстве царских войск в городе. Настя-об обороне города и о том, как трудно было выстоять против войска Разина. А песня всё лилась и лилась прямо как матушка-Волга: Не владыкою он был в Москву приведен, Не почетным пожаловал гостем, И не ратным вождем, на коне и с мечом, А в постыдном бою с мужиком-палачом Он сложил свои буйные кости. ... И поныне стоит тот утес и хранит Он заветные думы Степана; И лишь с Волгой одной вспоминает порой Удалое житье атамана. Но вот пришло время расстаться с утёсом, утешало, что скоро встретятся они вновь, на обратной дороге. Настя и Витя встали, взявшись за руки, и поклонились утёсу с Волгой. -Пойдём? -Пойдём. Впереди долгая дорога в Сталинград…