Ангелы зовут это небесной отрадой, черти — адской мукой, а люди — любовью.
(с) Генрих Гейне
Уэнсдей Аддамс, несмотря на давление со стороны родственников и знакомых, всегда ненавидела день, который посвящался ей. «Я каждый день посвящаю себе. Этот отличает лишь торт и плохая песня», — сказала она однажды Тайлеру, будучи ещё совсем юной девушкой, только переведенной в Академию. Невермор. Да. Кажется, всё началось именно оттуда. Все убеждения, которые казались наследнице Аддамс истинно верными, разбивались о вновь и вновь совершённые ошибки. Хотя тогда Уэнсдей и не считала это своими промахами. Ею двигало всего лишь желание понять замысел череды странных убийств, в которые она неизвестным образом оказалась замешана. Найти ключ к разгадке, хотя Гуди и предупреждала, что юная девушка и была тем самым ключом. Но медиум этого не поняла, не уловила точный смысл слов дальней родственницы, и осознала свою оплошность лишь тогда, когда встретилась лицом к лицу с восставшим из мёртвых Крэкстоуном. Но благодаря многим факторам и людям, которых раньше не воспринимала всерьёз, она выстояла. Они выстояли. Многое изменилось с того времени. Что-то всё ещё бережно хранилось в её душе, тёплым чувством отдавая где-то под рёбрами при каждом повторном воспроизведении в голове. А что-то уже стёрлось из памяти, оставшись где-то на пыльных полках мозга, которые тот откроет хозяйке перед сном, желая вновь и вновь провести её по старой дорожке воспоминаний. Медиум, на самом деле, в тайне сожалела о некоторых вещах, которые изменить уже не могла. Но что она могла сделать сейчас, так это жить новой реальностью, что и делала уже много лет, идя рука об руку со светловолосым оборотнем — девушкой, что украла её сердце, казалось, ещё вечность назад. В самый первый день, когда директриса Уимс представила Уэнсдей её соседку по комнате этой «образовательной тюрьмы» под официальным названием Академия Невермор, она уже оказалась поглощена семейным проклятием, хотя и яро отрицала это, не желая поддаваться. Боялась стать как все. Стать уязвимой. Но, говоря матери слова о том, что никогда не выйдет замуж и не станет домохозяйкой, она почти не врала. Уэнсдей действительно не вышла замуж, ведь ни один мужчина не оказался её достоин. На самом деле… не считая ситуации с Тайлером, который стал её первой ошибкой на любовном поприще, она даже не смотрела на них. Вместо этого она женилась на самой потрясающей девушке, которая была её полной противоположностью. И иногда это пугало. В плохом смысле этого слова. Иногда Уэнсдей действительно казалось, что они с Энид настолько разные, что в один момент их и без того разные интересы просто не дадут им жить вместе. И это был первый и единственный раз, когда Уэнсдей Аддамс была рада ошибиться. Возможно… был ещё один, касаемый их детей, но об этом никто и никогда не узнает. Они с Энид, являясь априори разными по всем составляющим, имели одно общее и довольно значимое качество, которое и помогло их отношениям выстоять и укрепиться, превратившись в многолетний брак. Они умели говорить и находить компромиссы. Да, поначалу для Уэнсдей было чертовски сложно принять то, что иногда она была вынуждена идти на уступки эмоционального оборотня, но со временем Аддамс просто научилась искать в этом плюс. Посмотреть сопливую мелодраму вместо фильма ужасов — хорошо, но весь просмотр будет проведён блондинкой на коленях её девушки. Как можно было догадаться, иногда фильмы они не досматривали до конца. К слову, о физическом контакте. Том самом, так ненавидимом брюнеткой ранее. Осознание этого факта также стало несколько неожиданным сюрпризом, упавшим на плечи юной Аддамс, ведь от прикосновений Синклер действительно не хотелось отстраняться. Да, первое время в Неверморе брюнетка именно это и делала, но тогда она всё ещё была озабочена проклятием родителей и слепой попыткой от этого отгородиться. Что ж, кажется, у неё это не очень получилось. Однако Уэнсдей не выказывала особого возражения против такого исхода событий. Ей нравилась Энид. Нравилось всё в этой временами невыносимой девушке, которую не хотелось выпускать из своих объятий ровно с той ночи битвы с Крэкстоуном. Наверное, именно тогда Аддамс наплевала на собственные убеждения, касаемые чувств, и просто приняла то, что уготовила ей судьба. Приняла быть любимой и дарить любовь в ответ настолько, насколько могла. А Аддамсы действительно умели любить: горячо, страстно, стирая смысл своего прошлого существования, готовые подарить всё, что у них только есть, чтобы любовь всей их жизни просто улыбнулась. И она была Аддамс… Проснувшись утром благодаря внутренним природным часам, которые, к её иногда огромному сожалению, её никогда не подводили, Уэнсдей глубоко вздохнула, наконец выкинув из головы все свои мысли о прошлом. Сегодня был день её рождения. Такой ненавистный ранее, но столь, пусть и в тайне, желанный сейчас. Аддамс нахмурилась и повернула голову, не услышав под ухом привычного сопения блондинки, светлые концы волос которой уже долгие годы не были цветными. Уэнсдей иногда испытывала некое чувство тоски по этому поводу, хотя и никогда не признается в этом ни себе, ни самой Энид. Было в этих едва окрашенных прядях что-то завораживающее, присущее только одному эмоциональному оборотню. Медиум поднялась, метнув взгляд на дверь, которая была так же заперта. Эллен и Маркуса тоже не было видно, что настораживало ещё больше. Обычно эти два проказника ещё до рассвета будили их обеих, залетая в спальню с возгласами-поздравлениями о наступившем дне рождения одной из их матерей. А затем шли в комнату юной Эллен Аддамс, ведь время от времени спать вдвоём стало чем-то вроде их фишки. Детишки с чувством выполненного долга, всё ещё сонные, возвращались в постель, отправленные туда серьёзным взглядом тёмных глаз брюнетки после долгих объятий. Которые опять же не казались Уэнсдей чем-то невыносимым. Напротив, она зарывалась носом в тёмные волосы Маркуса — младшего сына, — вдыхала его запах, а затем делала то же самое со светлыми волосами Эллен и целовала их обоих в макушку. А затем только отправляла тех досматривать свои кошмары. Да, именно так это обычно и было. Энид же, которая, благодаря своему волчьему чутью, просыпалась даже раньше Уэнсдей, слыша шаги за стенкой, с умилением, обожанием и тихим хихиканьем наблюдала за взаимоотношениями своей жены и их детей. Это всегда было до непозволительного мило, но Аддамс не была бы собой, если бы не отвергала каждую попытку жены произнести это вслух. Что ж, сегодняшнее утро в корне отличалось от десятка прожитых до этого. Любопытно. Уэнсдей откинула одеяло в сторону, свесив босые ноги с кровати, и тут же почувствовала под стопами привычный ворс чёрного ковра, который они с Энид выбрали во время обустройства дома, подаренного родителями Аддамс на свадьбу. Уэнсдей всеми силами пыталась отвергать столь дорогой подарок, но они были Аддамс, а значит — у медиума не было выбора. Пришлось смириться и с чувством благодарности принять двухэтажный дом за городом, с видом на лес и озером неподалёку. Место было выбрано специально для оборотня, что заставило ту в день свадьбы немного испортить макияж своими слезами благодарности в сторону родителей Уэнсдей. Это была действительно трогательная картина. Сунув ноги в домашние чёрные тапочки со светлыми усами кота на носках (Энид иногда была особенно убедительной) да наконец поднявшись с кровати, Уэнсдей направилась в ванную комнату, дабы привести себя в порядок перед началом нового, столь необычного дня, который впервые за многие годы её жизни вместе с Энид проходил в одиночестве. Медиум не паниковала. Как минимум, потому что она была Аддамс, хотя сердце всегда предательски обливалось кровью да стучало сильнее, стоило Эллен задержаться после школы дольше обычного из-за пробок на дороге, или Энид, забывшись во времени, не позвонить ей в течение дня. Но сегодня было до необычного уютно и спокойно на душе. Уэнсдей думала, что вероятнее всего, её жена с детьми готовят ей какой-то совместный сюрприз. И кем бы она была, нарушив их план? Поэтому, спустившись со второго этажа вальяжной походкой, брюнетка была удивлена настолько, что её брови даже дёрнулись вверх, когда она увидела свою семью, беззаботно завтракающую и не обращающую на неё никакого внимания. Аддамс сжала в руке пиджак своего чёрного брючного костюма, преодолевая последние ступеньки. Пусть сегодня и был день её рождения, сегодня всё ещё была только среда (как бы ни было тривиально), что означало лишь то, что Уэнсдей не имела права остаться дома. Нет, чисто теоретически оно у неё было, ведь эта маленькая, но успешная компания по логистике, принадлежала ей, но Аддамс никогда не позволила бы себе подобного. Как минимум потому, что не могла подвести людей и отменить собрания, назначенные её ассистенткой ещё месяц назад, ведь у потенциальных инвесторов просто не было другой возможности для встречи. — Доброе утро, mon amour, — с улыбкой наконец проговорила Энид, отодвинув от своих губ чашку с простым чёрным чаем, ведь другие, к её сожалению, не принимал её волчий нюх. И подняла взгляд с утренней ленты новостей в своём телефоне на неё. — Доброе утро… mia vita, — Уэнсдей говорила автоматически, непонимающе хмурив брови, пока проходила к кофемашине, чтобы сделать себе утреннюю порцию кофе, разделив завтрак с семьёй. Она размышляла: разве Энид не должна была сейчас броситься ей на шею с миллионами банальных поздравлений, оставив после этого на её устах поцелуй, от которого Эллен и Маркус хихикали бы и перешептывались, называя их бабушкой и дедушкой версией 2.0. За что получили бы предупреждающий взгляд тёмных глаз, который потеплел бы сразу после того, как те вцепились бы в неё с другой стороны, стискивая в объятиях. — Madre, как вышло так, что mère проснулась раньше тебя в свой выходной? — Не поверишь, дорогая Элли, — Уэнсдей села во главе обеденного стола, поставив чашку на стол, перед этим закинув пиджак на спинку стула. — Но я тоже задаюсь этим вопросом, — брюнетка перевела вопросительный взгляд на свою жену. Которая отложила телефон в сторону, перед этим ответив начальнику, что сегодня её законный выходной и все вопросы должны быть переданы тому, кто её заменяет. — Эллен права, mia cara. Тебе не нужно на работу. И дети сегодня остаются дома. Но ты встала даже раньше обычного. — Второй факт был незапланированным, ведь в их школе нашли какую-то бактерию, и всех детей отправили до конца недели домой, а учебное заведение закрыли на дезинфекцию. Семья Аддамсов была спокойна, зная, что иммунитет их детей пережил бы десяток подобных бактерий без существенного вреда здоровью (спасибо бабушке за отвары и… малые дозы профилактического яда). — Просто не спалось… Полнолуние скоро, ты же знаешь, — со слабой и отчасти неуверенной улыбкой на устах ответила Энид, чувствуя на себе пристальный взгляд тех тёмных глаз, что покорили её с первой минуты. Как и вся эта женщина, с которой она познакомилась в Академии, тогда ещё даже не предполагая, что найдёт в её стенах то истинное чувство любви. Да ещё и в девушке, что была прямым синонимом к слову «страх». Чей «вайб» был схож с вайбом серийного убийцы, а одно лишь непривычное движение вселяло несусветный ужас в половину учащихся академии. Но Энид, вместо того, чтобы бояться, как все остальные, старалась понять и принять странности своей соседки. А с течением времени осознала, что, пытаясь принять невыносимую брюнетку, она её полюбила. И поначалу даже немного боялась этого чувства. И дело было даже не в осуждении со стороны общественности или очередных упрёков, которые посыпались бы со стороны матери (именно поэтому семья Синклеров, приглашённых на свадьбу, была сведена до минимума — лишь брат Лео, который был девушке опорой и поддержкой, узнав про Уэнсдей). С этим-то она как раз была готова столкнуться. Дело было именно в ней, а что ещё более важно — в объекте её воздыхания. Синклер прекрасно знала, как Аддамс относилась к выбору пары, чувствам, эмоциям, да и людям в целом. Одни были ей чужды, другие даже неприятны, о чём те, вероятно, не хотели бы лишний раз знать. Но Энид, одновременно со своими опасениями, не могла не замечать то действительно несвойственное для Уэнсдей поведение по отношению к ней одной. Оно отличалось. Ей было позволено слишком многое, и иногда даже больше, чем матери девушки (об этом она спустя время уже узнала от Пагсли, который поступил в Невермор на следующий год). А потому оборотень всегда находилась под гнётом двух чувств, не зная к какому примкнуть. И лишь ночь битвы с Крэкстоуном расставила всё на места, подтолкнув Синклер к неосознанному выбору. Справившись с хайдом (она всё ещё чувствовала, как сводило желудок от её первого превращения), Энид шла по лесу и боялась, что не смогла уберечь Уэнсдей от чего-то более страшного, чем чудовище с безумным взглядом, жаждой крови и огромными когтями. Внутри неё изнывала волчица, своими когтями царапая душу, пока Синклер не увидела маленькое тело, выходящее из ворот Академии. В тот же момент, стоило голубым глазам заметить фигуру девушки, в ней сработал животный инстинкт, желание, необходимость прижать девушку к себе и больше никогда не отпускать, только лишь потому, что так она могла её защитить. А когда Аддамс ответила на её резкое вмешательство в личные границы, не сказав ни слова против, воображаемый хвост Энид не вилял только потому, что её внутренняя волчица была чертовски вымотана после битвы с Тайлером. С того времени всё пошло по-другому. Они будто стали другими. Более родными что ли. Оправившись после ранений на плече (с которыми Синклер было разрешено помогать — она уже не очень-то и боялась крови… только если самую малость), Уэнсдей пригласила Энид на первое свидание, которое блондинка каждый раз вспоминала с лёгкой улыбкой на устах. Ведь Синклер, будучи абсолютно уверенной, что Аддамс поведёт её в какое-то жуткое место, была бесповоротно удивлена, когда брюнетка привела их… в парк аттракционов. Она призналась, что всегда хотела прокатиться на всех предлагаемых каруселях, но не могла позволить этого своей гордости, считая подобное глупым и отнюдь неподобающим ей развлечением. А количество людей и вовсе вселяло в неё ужас космического масштаба. Энид в тот момент была на седьмом небе от счастья. Ведь: она была с Уэнсдей, не в морге, ещё и после откровения брюнетки. Чего ещё нужно было молодому оборотню?.. Сладкой ваты? Сделано. Игрушка в тире? Выбирай любую (среднего размера панда до сих пор была у них в доме, на чердаке). Ужин в ресторане? А вот это уже было желанием Уэнсдей. Ресторан был в тёмных тонах, но этим и навевал ассоциацию с брюнеткой, отчего Энид тут же почувствовала себя здесь комфортно. Уэнсдей же была наконец признательна своему выбору, ибо тот нёс за собой расслабление глазных сосудов, которые натерпелись ярких цветов на несколько лет вперёд. Больше Аддамс в парк аттракционов ни ногой (ну может только если Энид хорошо попросит). В тот же день произошёл и их первый поцелуй. Столь неожиданный и робкий, что позавидовала бы любая мелодрама. Они танцевали под заказанную Уэнсдей музыку, уверенно ступая ногами по поверхности зала, который был лишь в их распоряжении (спасибо, папа Гомес, за связи). Как вдруг Энид запуталась в собственных ногах и соприкоснулась бы с полом, если бы не уверенные руки брюнетки, удержавшие её в полуметре от столкновения. А затем как в глупых сериалах, которые так любила оборотень: они смотрели друг на друга, в какой-то момент одновременно придя к тому, что должно было произойти. Аддамс наклонилась, с прикрытыми глазами прикоснувшись к таким желанным устам своими в трепетном, нежном, неумелом поцелуе. И в тот момент рой пауков на дне её живота стремительно оживился, желая вырваться наружу. Идеальное первое свидание. Девятилетняя девочка встала из-за стола, за которым всё это время царила тишина, казавшаяся умиротворяющей для всех, кроме, как бы это ни было странно, Уэнсдей. Медиум всегда предпочитала находиться в одиночестве, в тишине и уединении с самой собой, но когда в её жизни появилась Энид, а потом и дети, излишние одиночество и тишина стали для неё удушливыми. И наследница четы Аддамс солгала бы, если бы сказала, что ей это не нравилось. Эллен отнесла собственную тарелку в раковину и поблагодарила Энид за завтрак, получив после этого поцелуй сидевшей над своим чаем бывшей Синклер. И девочка, после слов матери, тут же убежала наверх в свою комнату собираться. Её брат, которому через месяц должно было исполниться шесть, последовал примеру сестры, после чего тоже скрылся на лестнице, оставляя родителей одних. — Энид, что происходит? — тут же начала Уэнсдей, уловив своим натренированным слухом, как хлопнула дверь в его спальню — Маркус всегда не успевал её придержать. — М? — блондинка улыбнулась одной из своих самых удивительных улыбок, которыми каждый раз пленила и сражала брюнетку наповал. И, что было ещё хуже, она прекрасно об этом знала. — Вы всё утро ведёте себя странно тихо, — словно очнувшись спустя время и прокашлявшись, Уэнсдей начала раздумывать вслух. — Учитывая то, какой сегодня день… — она нахмурилась, сделав последний глоток своего кофе, пряча за ним собственную задумчивость, а после отставила чашку. — И какой же сегодня день, mon amour? — Нет, вы точно издеваетесь, — тихо ответила наследница Аддамс себе под нос, уперевшись рукой в край стола да отодвинув стул, чтобы встать. — Посмотрим, что вы удумали, — пробурчала она, накидывая пиджак на худые плечи. А после перевела взгляд на оборотня. — Но знай, что я впечатлена такой выдержке. Энид улыбнулась вновь, и Уэнсдей всё поняла вместо любых так и оставшихся витать в воздухе непроизнесенных слов. Оборотень поднялась следом, потянув женщину на себя за руку и заставив замереть в ожидании следующих действий, когда та закинула руки на её плечи, выдвинувшимися с резким звуком когтями начиная водить по коже шеи сзади. Брюнетка сглотнула, всё ещё тщетно пытаясь держать маску да унять внутреннее напряжение. — Не задерживайся сегодня сильно, ладно? — Энид придвинулась ближе и накрыла своими губами чужие, так и не дождавшись ответа, который, как они обе знали, точно стал бы положительным. Руки Уэнсдей, отчего-то неуверенно, нашли талию блондинки, занимая там своё законное место, пока она углубляла поцелуй, делая его более требовательным и настойчивым. Будто только так могла передать всё то непонимание, которое ходило с ней на плечах с самого утра, словно тянущий на дно груз. Аддамс заставила жену сделать шаг назад, тем самым уперевшись поясницей в столешницу, отчего с губ оборотня слетел жадный выдох прямо в уста напротив. — Уэнс… — промычала она сквозь поцелуй, чувствуя, как пальцы Уэнсдей уже блуждали под её домашней сиреневой футболкой. — Уэнс, дети сейчас спустятся, — добавила Энид чуть более настойчиво, нехотя разорвав поцелуй, задыхаясь от интенсивности действий своей жены. — Будь проклят тот день, когда мы пошли к моей бабушке, чтобы решить проблему деторождения с нашими генами, — выдохнула Уэнсдей на одном дыхании, сжав руки на талии в кольце да уперевшись лбом в плечо своего оборотня, которая лишь тихо хихикнула, прижимаясь ближе для объятий. Энид прекрасно знала, что это значило на языке её жены. Она любила их всех. По-своему, но любила. Словно по зову, с верхнего этажа дома послышался веселый шум детишек, что-то бурно обсуждающих друг с другом, но тут же утихших, стоило им спуститься по лестнице, увидев Уэнсдей на кухне. Они переглянулись отчасти боязливо, ведь не знали, услышали ли родители их планы. — Итак, проказники, — обратилась медиум одновременно и к своей жене, кивнув ей, и к детям, повернув голову. — Какие у вас планы на сегодня? — Поедем в торговый центр за покупками, — флегматично ответила блондинка, неохотно выпутавшись из объятий своей жены, чтобы разобраться с посудой. — Тётя Йоко и Дивина тоже будут там, — весело продолжил Маркус. — Вот как, — Уэнсдей вскинула брови, повернув голову да оценочно пройдясь взглядом по Энид, голубые глаза которой так и кричали, что ничего ей не скажут. И медиум, выдохнув, кивком согласилась с этими негласными правилами на сегодняшний день. Уходя из дома, прежде чем хлопнуть дверью, Уэнсдей услышала встревоженный вопрос своей дочери: «Mère, ты же не проболталась, верно?». Наследница семьи Аддамс покидала дом с лёгкой улыбкой на устах и восторженным чувством ожидания того, что же удумала её семья в этом году. Ожидание уже казалось вечностью…***
День, казалось, не имел ни конца ни края. Поздравления сыпались со всех сторон: и от работников, и от инвесторов, и от друзей, в числе которых Бьянка, Юджин и каким-то образом Йоко. Они с этой невыносимой подругой её жены неожиданно да сумели найти общий язык, пусть тот и оказался языком сарказма и подколов. Противящихся, кажется, не было. Возможно, только возможно, что Танака была бы не против обойтись без шуток про осиновый кол и чеснок, когда речь заходила за отношения Уэнсдей и Энид. Но вампирша не смела жаловаться, ведь сама и была инициатором всех подколов в эту сторону, а значит и расплата должна была быть соответствующей. Так же Уэнсдей получила звонок от родителей, которые не смогли дозвониться до неё по магическому шару, вынужденные воспользоваться сотовой связью, что, по их мнению, было в разы менее практично. Это был тёплый разговор, который, ради Вещи, был проведен в формате видеозвонка, ведь придаток тоже невероятно соскучился. В целом отношения медиума с родителями со временем улучшились. Всё началось ещё после того, как Уэнсдей вместе с Мортишей добилась справедливости для своего отца. Брюнетка иногда даже спрашивала совета у своей матери, когда совсем приходила в отчаяние в их с Энид отношениях. Она была неопытна, но была готова учиться, чтобы не дать своей возлюбленной усомниться в её возможностях. И уж ради этого она могла прибегнуть к помощи со стороны матери. Стоило ли говорить, что Мортиша была вне себя от счастья, чувствуя доверие дочери, которая ещё недавно ходила, словно колючий ёж, не подпускающий никого ближе, чем на метр. Ох, она точно была. Вечер приближался, пусть и со скоростью черепахи. Аддамс за это время провела все запланированные встречи, проверила всю отчётность и закончила составление плана на следующий квартал. А временные стрелки будто приклеили к чёртовым часам. Ну всё, хватит. Уэнсдей встала с кресла, закрыв крышку ноутбука, отправив перед этим все необходимые документы секретарю. Вышла из кабинета, попрощалась с персоналом, услышав в ответ крайние поздравления, и покинула здание. К слову о технологиях. Стоило сказать, что этот этап дался Уэнсдей нелегко. В самом начале её компания работала только в бумажном виде, даже несмотря на век инноваций. Вся документация, которую получали сотрудники, была напечатана на старой, ещё со школьного времени оставшейся у неё во владении, печатной машинке. Но со временем Уэнсдей (не без наставлений своей жены и по мере развития компании) всё же приняла решение облегчить работу сотрудникам, оснастив каждое помещение нужными устройствами. Что в целом пошло на руку и ей тоже, ведь чертовски упрощало жизнь. А скорость печатания на клавиатуре ноутбука оказалось развить куда проще, чем попытки не совершать опечаток на печатной машинке, из-за которых нужно было перепечатывать весь лист заново. Итого: плюс одно беспроигрышное решение в копилку Уэнсдей. Тем временем Аддамс уже подъезжала к особняку за городом, насладившись по пути свежим осенним воздухом и видом вечернего простирающегося по обе стороны дороги леса, над которым солнце окидывало своим остаточным светом верхушки деревьев. Погода на удивление была тёплой и комфортной, поэтому пиджак покоился на заднем сидении её автомобиля и там и остался, когда Уэнсдей покинула салон. Она поправила свою рубашку, уверенно ступая каблуками по мощённой камнем дорожке, ведущей к входу в дом. Оказавшись внутри, Аддамс не услышала посторонних звуков, пройдя чуть дальше. Вероятно, подумала медиум, они всё ещё не вернулись из торгового центра. Уэнсдей не понаслышке знала, как это дело затягивает её жену, а если в это оказалась втянута и её бестолковая подруга, то, можно было считать, всё пропало. Эти двое были ужасными любителями покупок, и Дивину точно взяли с собой, чтобы хотя бы кто-то следил за детьми. Аддамс усмехнулась собственным мыслям, но краем глаза заметила, как её дети были чем-то заняты на заднем дворе, тихо переговариваясь. Уэнсдей не стала их отвлекать или что-то портить, а потому, расстёгивая верхние пуговицы белой рубашки, предпочла подняться по лестнице на второй этаж. Без стука зайдя в комнату, думая, что Энид либо находится с детьми, либо занята чем-то другим на улице, Уэнсдей столкнулась с блондинкой, стоящей у зеркала да поправляющей чёрное прилегающее к телу платье, всё пытаясь справиться с застёжкой на спине. Энид вздрогнула, почувствовав, как открылась дверь, да обернулась, встретившись с тёмными глазами, которые жадно осматривали её тело. Бывшая Синклер победно, даже немного самодовольно улыбнулась, следя за чужим, бесстыдно блуждающим по ней, взглядом. — Уэнсдей! Ты чего так врываешься, а если бы я… — Энид пыталась придумать оправдание. — А если я была голой, — Уэнсдей, отойдя от неожиданно поразившего её шока (да незаметно сглотнув ком возбуждения), на эту реплику лишь усмехнулась, с трудом вернув взгляд в голубую пару глаз. — Во-первых, что я там не видела, — начала перечислять медиум, будто только так могла успокоить своё в данный момент весьма шаткое эмоциональное состояние. — Во-вторых, мне бы понравилось, — она хмыкнула, увидев, как оборотень сглотнула. — В-третьих, это и моя комната тоже, — Энид побеждённо фыркнула, вновь повернувшись к зеркалу, дабы скрыть румянец на щеках от слов жены. — Раз ты здесь, — начала она, не оборачиваясь. — Помоги мне, я уже устала мучаться с этим чёртовым замком. До ушей оборотня дошёл смешок брюнетки, и только она хотела что-то сказать, как тут же закрыла рот, почувствовав за спиной присутствие своей жены, её руки на своей спине, пальцы, которые нежно и без каких-либо лишних усилий справились с её проблемой. Уэнсдей, не опуская рук, встала плотнее и окольцевала чужую талию, после чего, из-за каблуков казавшись выше, была вынуждена наклониться, прижимаясь сухими губами к открытым плечам. Осыпая кожу оборотня мелкими поцелуями, медиум чувствовала, как блондинка прижималась к её груди спиной, как чужие руки легли поверх её смуглых ладоней, как голубые глаза следили за каждым её действием через зеркало. — Уэнс… — закрыв глаза, тихо позвала Энид, когда Уэнсдей прекратила, уткнувшись в шею блондинки носом, вдыхая аромат её духов, смешанный с запахом, принадлежавшим только её любимой женщине. — М? Молчание затянулось, а потому брюнетка открыла глаза, с нежеланием отрываясь от своей возлюбленной. Да, несмотря на прожитые годы вместе, она была, есть и будет её возлюбленной. Той, кого выбрало её сердце, и той, которую она никогда уже не отпустит. — Mio sole? — Энид повернула голову, услышав своё любимое прозвище из уст Уэнсдей. — Я просто… Просто хотела сказать, что люблю тебя. Улыбка Уэнсдей — крайне редкое явление, но оттого и более жданное. Энид всегда нравилось смотреть за тем, как любовь всей её жизни улыбалась, а если она делала это после её собственных слов… Что ж, бывшая Синклер даже не могла предположить, откуда в тот момент вылетали, казалось, сотни бабочек в её животе, разом давая о себе знать. И сейчас видя то, как Уэнсдей беззаботно улыбнулась, вновь уместив свою голову на плечо да уткнувшись носом в шею, лишь крепче сжав её тело в своих объятиях, Энид была счастлива. По-настоящему счастлива. Никогда в семье Аддамс её не считали разочарованием, напротив — Уэнсдей воспевала каждый шрам, полученный оборотнем в том бою, не давала никому даже косо взглянуть на блондинку, не то чтобы сказать что-то лишнее. Аддамс заставила её полюбить себя, показывая то, насколько она любила блондинку. И каждый раз ловя на себе любовные взгляды одних лишь тёмных глаз, она не могла не согласиться с тем, что Уэнсдей отчасти стала похожа на своего отца. И это осознание приятно грело её изнутри, ведь Энид множество раз видела старших Аддамсов, их отношение друг к другу. Она видела мистера Гомеса, и если его дочь была так на него похожа, то блондинка точно оказалась в правильных руках. Энид и так это знала, ведь Уэнсдей была с ней, была её женой уже многие годы, ни разу не дав даже повода усомниться в своих домыслах. — И какова, позволь поинтересоваться, причина столь изысканного наряда? — Уэнсдей своим шёпотом обжигала шею, позволив Энид отбросить собственные дурные мысли, что так и лезли в голову при любом удобном случае. — Неужто поводом служит какое-то важное событие, о котором я предательски забыла? — бывшая Синклер засмеялась, выпутываясь из объятий, чтобы развернуться. Чтобы перестать наблюдать за своей женой через зеркало, вместо этого рассматривая всю её вечную красоту воочию. — А ты как думаешь? — усмехнулась Энид, почувствовав чужие ладони на своей талии вновь. Руки оборотня же блуждали по прикрытым тканью плечам, пока та смотрела в тёмные глаза напротив, стараясь не концентрировать внимание на выпирающих ключицах из-под не до конца расстёгнутой рубашки. — Я уже не знаю, что думать, — призналась Уэнсдей, не отрывая глаз от лица любимой женщины. — Мне кажется, я схожу с ума, — с нервным смешком добавила она, опустив голову вниз, с досадой поджав губы. — Мне кажется, тебе бы понравилась такая перспектива, — Энид улыбнулась, вновь увидев пристальный взгляд тёмных глаз, и прижалась к её щеке, слабо проводя по коже носом, словно ластившийся котёнок. — Прости, не оправдала твоих ожиданий. Как всегда, — прошептала блондинка и усмехнулась, продолжая тереться носом о её щёку, спустившись после на шею да обняв женщину крепче за плечи. — М? — Не могу больше терпеть, — хихикнула она. — С днём рождения, mia luna. С твоим юбилеем, любовь всей моей жизни, — она прижалась губами к шее, так и замерев в этом состоянии, а Уэнсдей наконец выдохнула с облегчением да расслабленно хмыкнула, прижав блондинку к себе так близко, как только могла. Она гладила её по спине, пока Энид продолжала говорить всю ту тонну пожеланий и слов любви. — Спасибо, mio sole, — наконец ответила Уэнсдей, когда её жена тихо всхлипнула у неё на плече. — За то, что ты однажды появилась в моей жизни, скрасив ту своими тошнотворно яркими цветами. — Не говори детям, что я не выдержала. Они планируют тянуть аж до ужина. Пытаются уличить тебя во лжи, ведь ты всегда отмахиваешься и говоришь, что не любишь этот день. — С твоим появлением в моей жизни, мне кажется, некоторые вещи всё-таки изменились. А с приходом на свет наших детей я и вовсе иногда думаю, что от прежней Уэнсдей Аддамс не осталось и следа, — брюнетка усмехнулась, отстранившись. Она продолжала смотреть в голубые глаза напротив, подняв руку да проведя по щеке, заправив выбившуюся светлую прядь за ухо. А после оставила ладонь на щеке, к которой Энид, прикрыв глаза, тут же прильнула, словно котёнок. — Вынудили наследницу четы Аддамс размякнуть и даже не испытывают при этом ни малейшего стыда. — Ты не размякла, Уэнс, ты просто стала собой, — улыбнулась Энид в ответ, положила свою руку на чужую у неё на щеке и прижалась губами к чужим в трепетном, солёном от слёз (оборотень перед полнолунием — слишком эмоциональное чудовище), нежном и, возможно, даже долгом поцелуе, если бы не стук в дверь, который заставил женщин отпрянуть друг от друга, прислонившись лбами да улыбаясь в глупой попытке остановить свои бушующие сердца и сбитое дыхание. Дверь приоткрылась, вынудив влюблённых обратить внимание на две показавшиеся головы так в некоторой степени похожих на них самих детей. И если Эллен внешне была очень похожа на Энид, а характером на Уэнсдей, то с маленьким Маркусом всё было в точности да наоборот — он, так похожий на брюнетку, был мягким, эмоциональным и очень тёплым во всех отношениях мальчиком, а ещё, кажется, он был оборотнем. Время покажет. — Мисс Фриман уже подготовила празд… — Маркус почти скривился от боли, которую принесла ему старшая сестра, сжав его руку. — Ужин, то есть да, просто ужин. Она просила передать, что всё готово. — Хорошо, малыш, мы совсем скоро спустимся. Переодевайтесь и садитесь за стол, — Энид улыбнулась мальчишке и заговорщицки подмигнула дочке, показывая, мол всё шло по плану. Что не скрылось от тёмных глаз следившей за ними всеми брюнетки. Дети довольные зашагали на выход из спальни, не забыв закрыть за собой дверь, а Аддамс вновь повернулась к жене. — Врёшь нашим детям и не краснеешь, — Уэнсдей чуть склонила голову в бок, вперив свои глаза в голубые, отчего-то стесняющиеся, и слабо улыбнулась, прежде чем продолжить совсем серьёзно. — Меня ты столь же легко обводишь вокруг пальца, м? — Кто может обмануть Уэнсдей Аддамс. Это же абсолютно невозможно, — засмеялась Энид. — Возможно, если это тот, кого я люблю, — не подумав, ответила брюнетка, заставив жену стать более серьёзной. — Уэнс, ты же не серьёзно? — она приподняла одну бровь, вопросительно изучая невозмутимое лицо своей женщины, которую, казалось, знала уже вдоль и поперек. Но сейчас её лицо было непробиваемым щитом, и этому Энид временами даже завидовала. Она сама, ввиду своей эмоциональности и взглядов на жизнь, не могла быть настолько бесстрастной, не могла иногда вовремя замолчать, за что получала соответствующие последствия. Впрочем, это случалось со всеми, только если ты не был Уэнсдей Аддамс. — Ты как думаешь? — брюнетка слабо дёрнула уголком губ, и это незначительное действие тут же было уловлено внимательными глазами блондинки, отчего та расслабленно выдохнула и улыбнулась. Она вновь уложила голову на чужом плече, вдохнув аромат женщины, которая затуманивала её разум одним лишь своим существованием. — Я очень люблю тебя, Уэнс. Больше всего на свете. Тебя и наших детей. — А я люблю вас… — выдохнула Уэнсдей, уже давно признав собственное положение не таким уж и уничижительным, как ей казалось ранее. Она была в кругу семьи, в кругу людей, которые любили её, и которым она сама дарила всю свою любовь. И это казалось самым правильным. В этом был истинный смысл её жизни. — Мы не можем заставлять детей ждать так долго. — Ещё минутку, Уэнс, я соскучилась, — отчасти по-детски ответила Энид, показательно прижавшись ещё ближе. Уэнсдей уложила одну руку на лопатки, а другой зарылась в светлые волосы, играясь с волнистыми прядями, пропуская те меж пальцев. — Ещё минутку, — согласилась брюнетка, блаженно прикрыв глаза, наслаждаясь моментом уединения. По истечении почти пятнадцати минут (двенадцати если верить наручным часам Уэнсдей), женщины всё же спустились на ужин, держась за руки. Вынужденно разорвав ладони, Уэнсдей галантно отставила жене стул по правую руку от себя, а сама села во главе стола. Дети отложили телефоны и уткнулись в тарелки, которые поставила перед ними мисс Фриман — женщина, которая была и поваром, когда это требовалось, и сиделкой для детей, если супруги принимали решение куда-то выбраться вечером, будучи в шаговой доступность, ведь жила в отдельной пристройке на заднем дворе дома. Не каждый человек согласился бы жить с Аддамсами, но пожилая Джессика Фриман оказалась не из робкого десятка, чем и заслужила уважение Уэнсдей в своё время. — Madre, — начала старшая дочка, привлекая внимание обеих женщин. Уэнсдей промочила рот салфеткой и внимательно посмотрела на дочь, ожидая продолжения. — Для начала мы хотели бы извиниться, — слышно было, что девочка заговорила чуть тише и менее уверенно. — Извиниться? — Уэнсдей подняла бровь и сложила руки в замок около своего лица, оперев локти о стол. — Мы пытались вывести тебя на чистую воду, делая вид, что забыли про твой день рождения… — Чтобы ты признала, что любишь этот день, — весело добавил Маркус, отпив воды из стакана да поставив тот с грохотом, отчего Энид тепло улыбнулась сыну, протянув ему салфетку в бесплодной попытке помочь. Но мальчишка взял бумажное полотенце в руку и самостоятельно, пусть немного неумело вытер несколько капель, которые пролились на стол. Чем заслужил ещё большую улыбку и толику гордости в голубых глазах. — Да, но ты действительно выглядела так, будто тебе всё равно, твой это день рождения или нет. И мы… немного расстроились. — Уэнсдей всегда считала, что её дочь была умна не по годам, что она всегда поощряла, стараясь научить девочку всему, что знала сама. Вместе с брюнеткой Эллен научилась плавать, стрелять из лука, а благодаря помощи своей бабушки понемногу разбиралась в цветах и их видах. С Юдорой Аддамс они вместе варили зелья в подвале особняка родителей Уэнсдей, и кажется, её бабушка действительно любила проводить время со своей правнучкой, как когда-то это было с самой Уэнсдей. Посещая особняк родителей, брюнетка всегда замечала, как маленькая Элли пропадала из виду, теряясь за дверью, что вела в логово её бабушки, и сама себе улыбалась. Эллен выбрала хорошего компаньона, ведь у Юдоры Аддамс было чему поучиться. — Идите сюда, — Уэнсдей отодвинулась, позвав обоих детей к себе, хлопком ладоней указывая на колени. Маленький Маркус тут же оказался на руках женщины, а Эллен подошла сбоку. После безмолвно полученного разрешения, Уэнсдей обняла её, прижав к себе. — Для меня действительно не имеет значения, какой сегодня день, — начала Уэнсдей, всё так же влюблённо смотря в голубые глаза своей жены. — Для меня важно лишь то, что вы рядом со мной. Ваше присутствие в моей жизни делает любой день праздником. И это необязательно должен быть день моего рождения. — Уэнс, ты не можешь говорить такие трогательные слова, и ждать, что я не заплачу, — Энид привлекла внимание детей к себе, когда, после произнесённых слов, всхлипнула и потянулась за салфеткой, чтобы стереть слёзы из-под век да при этом не испортить макияж. Эллен и Маркус вернули взгляд на брюнетку и получили ответ «да» в виде кивка, а после, высвободившись из её рук подошли к блондинке и обняли её с обеих сторон. — Ваша мама чересчур эмоциональна, но мы любим её за это, — она говорила от лица всех, а дети согласно кивали, не выпуская блондинку из своих детских, но таких цепких рук. Энид в ответ сгребла обоих детей под своё крыло. Уэнсдей протянула по столу ладонь, которую тут же в ответ сжала чужая, сплетаясь в замок. — Да, mère, мы тебя очень-очень любим, — подтвердил Маркус, получив за это поцелуй в макушку. Она потрепала его за волосы, прижимаясь щекой к светлой макушке дочки. — У нас вообще-то ещё есть для вас сюрприз. Но всё после торта, — загадочно начала Эллен, выпутавшись из объятий одной из своих матерей, и зашагала в сторону кухни, попросив несколько минут на подготовку. Маркус тем временем потушил весь свет. — Сюрприз? — вопрос был обращён к блондинке почти шепотом, пока их сын ходил к выключателю, но Энид лишь пожала плечами. — Я знала только про торт и то, что сказала тебе ранее, — бывшая Синклер теперь и сама была заинтригованна. — А, ещё они не пускали меня на задний двор, говоря, что что-то там готовят, чтобы показать потом тебе, — добавила Энид. Уэнсдей слабо улыбнулась собственным детям. Всё-таки тем удалось её удивить, и сейчас она чувствовала себя самой счастливой женщиной, женой и мамой. А тем временем Эллен, благодаря подстраховке мисс Фриман позади, несла в руках чёрного цвета торт с кривоватой белой надписью «С днём рождения, madre», горящей свечой в виде цифры 30 и ещё нескольких маленьких свечей, хаотичным образом воткнутых так, чтобы не повредить надпись. Аддамс поблагодарила женщину за помощь, на что та лишь кивнула и скрылась из поля зрения, дав сфокусировать всё своё внимание на дочке. Она приподнялась со стула и присела на одно колено, чтобы быть примерно на одном уровне с Эллен. — Тебе нужно загадать желание и задуть все свечи, — произнесла девочка с детской улыбкой на устах. Уэнсдей перевела взгляд на стоящую за спиной девочки женщину, и улыбнулась, вернув внимание дочке. — Дорогая Элли, моё желание уже сбылось четырнадцать лет назад, — и после этой фразы, давая детям осмыслить её содержание, она разом задула все свечи, предложив после этого свою помощь, чтобы поставить торт на стол. А Энид улыбалась, ведь действительно прошло целых четырнадцать лет с того времени, как они познакомились, как приняли себя, друг друга и свои чувства. И бывшая Синклер ни за что на свете не променяла бы эти годы, которые она провела рядом с порой такой несносной, но оттого не менее любимой женщиной. — С днём рождения, — хором и трижды начали оба ребенка и Энид с ними за компанию, хлопая в ладоши. Уэнсдей оставалось лишь смерить их всех взглядом и закатить после этого глаза, отчего вся семья звонко засмеялась. Их мать была неисправима. — А теперь пришло время сюрприза. Эллен взяла брата и Уэнсдей за руку, а Энид — в свободную ладонь вложила свою, чмокнув жену в щёку, прежде чем они всей семьёй направились на улицу. Это было весело и неуклюже, но всё-таки они смогли добраться до выхода, куда Энид открыла дверь, выпуская сначала детей, а потом и проходя вместе с Уэнсдей. Аддамс замерла, увидев, во что превратился их задний двор. На какую-то подставку было натянуто белое полотно, на котором, благодаря проектору, виднелся неизвестный стоп-кадр. Вокруг было множество подушек, а на длинных качелях в мягкой обивке разложены пледы и ещё дополнительные подушки чуть меньшего размера. — Вы… вы что сделали это всё сами? — первой голос подала Энид, будучи в явном шоке от того, что смогли подготовить её дети. — Теоретически — да, а практически нам помогала мисс Фриман и дядя Пагсли. — Пагсли? — тут же заговорила Уэнсдей, услышав имя своего младшего брата. Они так давно не виделись. — Как он умудрился вам помочь, находясь на расстоянии в сотни километров? — Сейчас увидишь. Садитесь-садитесь. Я включу проектор. — Это тот проектор, который мы с тобой забрали с выпускного? — усмехнулась Уэнсдей, садясь на качели, повернув голову на оказавшуюся рядом блондинку. — А… думаю, да, — Энид рассмеялась, пожимая плечами. Воспоминание, в котором они вдвоём «испортили» проектор прямо вовремя выпускного, чтобы никто не увидел одно из видео, которое оказалось там по чьей-то (Йоко до сих пор боится даже заикаться о том дне) очень глупой шутке, было одним из лучших за тот день для Энид. После того, в котором они провели последнюю ночь в комнате их общежития, конечно же. Блондинка уложила голову на плечо своей жены, одной рукой обвивая чужую да сплетая пальцы, а второй обнимая севшего на её колени Маркуса. Уэнсдей же опёрлась о чужую макушку щекой, держа на руках их старшую дочь. Они начали просмотр, и брюнетка почти сразу почувствовала, как ткань её рубашки на плече стала чуть влажной, но никак это не прокомментировала, лишь сжала чуть крепче ладонь в знак поддержки, и продолжила смотреть подготовленное видео на основе фото и видео из их совместной жизни. Здесь были и фото с кубка По, и видео с выпускного, свадьбы, любительской съёмки Йоко, Дивины, самой Энид. Общие фото Уэнсдей и Энид, которые оборотень тогда действительно заставила её сделать, состроив щенячьи глазки с фразой: «Я буду скучать по тебе на каникулах, а так у меня хотя бы будет наше фото» (Спойлер: этого оказалось недостаточно и Энид, убедив родителей, тогда приехала к Аддамсам на большую часть каникул). Фотографии с семьёй и родителями. В особняке Аддамс, и за его пределами. Здесь было всё, что только можно было найти, и от этого у Уэнсдей сжалось сердце, а ком в горле подступал всё ближе и ближе. Но она держалась стойко до самого конца. Первые предательские слёзы покинули уголки её глаз, когда вместо фото появились видеообращения. Они следовали одно за другим. И первое было от её брата. — Уэнсдей. Знаю, ты не понимаешь, как мы нашли всё это, и поверь, это действительно было чертовски сложно. Твои дети потрясающие люди, и я горд, что удостоен чести быть их дядей. И твоим братом. Несмотря на наши разногласия в детстве, ты всегда защищала меня и оберегала, за что иногда и сама сталкивалась с последствиями, — мужчина неловко опустил глаза с глупой улыбкой на лице, которая была так присуща ему с самого детства. — Ты любила меня, — он вновь поднял на неё взгляд своих таких же карих глаз. — Любила, пусть и своеобразной сестринской любовью. Ты была мне поддержкой многие годы, а потому я буду рад отплатить тебе тем же. Потому что люблю тебя, сестрёнка. С твоим тридцатым днём рождения. Уэнсдей сожмурила глаза, стараясь совладать с собой и не расплакаться у всех на виду от слов её младшего брата. Она так по нему скучала, что иногда это душило. Она действительно стала как отец, и самое ужасное в этом то, что её это уже абсолютно не волновало. Первое, что она сделает, когда сможет позволить себе выходные — возьмёт своих девочек, Маркуса и отправится к родителям, сделав тем сюрприз. Именно так она и поступит. И те будут запредельно счастливы, увидев на пороге своего дома столь неожиданных гостей. Аддамс открыла глаза, услышав голос Бьянки, затем Йоко, Дивины, Кента, Юджина и многих других её знакомых, к которым брюнетка была так или иначе терпима. — Ты плачешь? — прошептала Энид, отстранившись от плеча Уэнсдей, когда экран стал лишь белым, ведь видео подошло к концу. — Это… — медиум всё ещё пыталась отрицать, что стала столь же сентиментальной, коей были её жена и вся её семья. — Это просто из-за долгой концентрации глаз на экране. — Ты плакала, Уэнс, и это абсолютно нормально, — добавила она ещё тише прямо на ухо брюнетки. Дети уснули у них на руках прямо за просмотром. — И знаешь, я тоже скучаю по Пагсли. — Перестань… — Уэнсдей хотела добавить что-то ещё, но её прервала вибрация в кармане брюк. Медиум аккуратно потянулась за мобильником, и каково было её удивление, когда она увидела там сообщение от Пагсли. «С днём рождения, сестрёнка. Я надеюсь, что тебе понравился наш сюрприз». Она выдохнула, одной рукой напечатав короткое предложение, после чего убрала телефон в карман и позволила Энид вновь обвить её предплечье да прижаться ближе. И равное удивление получил Пагсли по ту сторону экрана, увидев ответное сообщение настолько быстро. «Я люблю тебя». — Интересно, можем ли мы посмотреть ещё раз, — начала Энид, ведь она действительно скучала по всем прожитым моментам, только что вот так внезапно всплывшим в сознании благодаря одному лишь видеоряду. — Уложим детей и пересмотрим его в нашей комнате. — Они подняли детей на руки и направились в их спальни, переглянувшись перед тем, как скрыться за дверьми соседних детских комнат.***
Пересмотрев это видео неисчислимое количество раз, Энид почувствовала, что ещё немного и просто уснёт, а потому выключила ноутбук, отложив его в сторону, и повернула голову к лежащей на её плече женщине, обнимающей её за талию. — Уэнс, ты спишь? — Нет, — тут же тихо ответила ей брюнетка, заёрзав для показательности головой по ткани домашней футболки Энид. — Знаешь, ты самое лучшее, что случилось со мной в Неверморе. Понятия не имею, чему я обязана встрече с тобой. — Дьяволу, по всей видимости. За все совершённые тобою грехи, — усмехнулась Уэнсдей, перевернувшись и уткнувшись подбородком в собственные сложенные на плече оборотня ладони. — Ты невыносима временами. Знала об этом? — Ещё как, одна очаровательная женщина не даёт мне об этом забыть. — Ты имеешь что-то против? — улыбнулась Энид, рассмотрев благодаря улучшенному зрению оборотня тёмные такие сонные глаза Уэнсдей. — Отнюдь. Я буду счастлива, проведя с тобой целую вечность… — она хмыкнула, уткнувшись в шею блондинки, зарываясь меж светлых волос, что хаотично лежали по подушке. — Вечность и ещё столько же после.