Под рукотворным небом

— Я скучаю по небу, — с потерянной улыбкой поделилась Нагито, когда пауза в разговоре затянулась. Осколки Отчаяния проводили свободный час, отдыхая и болтая о всякой ерунде за столиками давно разграбленного уличного ресторанчика, наслаждаясь крохами близости с чем-то кроме рек крови, удушающего дыма и сочащегося безысходностью смеха, и настроение в воздухе витало искренне-весёлое. Обсуждали свои успехи, провалы, ржали над особо идиотскими случаями — слово за словом, разоткровенничались. Когда Сода, подперев голову окровавленным гаечным ключом, уныло поделилась, что скучает по походам на пляж, разговор медленно склонился к чувствам. Стало неловко, но они все знали друг друга довольно долго (и близко) — когда сеешь с кем-то хаос и разруху, так или иначе привязываешься. Иногда можно и поболтать по душам, поэтому тему подхватила Махиру, поделившись, что скучает по хорошему мороженому и долгим прогулкам после школы, чтобы купаться в лучах весеннего солнца и тёплом ветерке, таком непохожем на отравленный горячий воздух бьющегося в агонии города. Один за другим, под общие кивки и понимающие восклики, они приоткрывали свои сердца на щёлку, пока не думая о том, как сильно пожалеют, стоит кому-то повернуть эти слабости против них. Нагито не могла позволить себе даже начать волноваться о таком — не с её жизнью, в одночасье осыпающейся карточным домиком. Поэтому первым голосом после затянувшейся паузы стал именно её сиплый секрет. — Небо... — повторила Терутеру с нескрываемой тоской. За годы её акцент стал только хуже. — Сейчас бы устроить пикник на природе... у озера... в купальниках... — Ой, а ты всё о своём, извращенка старая! Извращенка, извращенка, вонючая извращенка! — Хиёко захихикала так, что резануло слух, и прикрыла губы веером. Взросление сделало её гораздо красивее, чертовски красивее, но нрав не выправило. Нагито иногда казалось, что так для неё безопаснее, но вслух она бы это никогда не сказала. — Признаться, слова нашей седовласой соратницы вызывают сочувствие в моём сердце, — закрыла глаза Гандам, покачивая стакан с неясной жидкостью в руке. — Небесный купол всегда заслуживал моё уважение как достойный соперник. Печально, что наше сражение так и не состоялось. — Ты поосторожнее с выпивкой, а то ведь и правда драться с небом полезешь. Чудачка, — съязвила снова Хиёко, но в этот раз осторожнее — иметь дело с её ручными змеями ей явно не хотелось. Нагито с любопытством посмотрела вниз, где у ног Гандам покорно ждали своего часа разнообразные зверушки, обманчиво-милые на вид и смертельно опасные по сути. До чего красивый талант, в сотый раз восхитилась она, цепляясь живой рукой за плечо под ускоряющееся дыхание. Поколение за поколением выводить животных всё страшнее, всё хитрее, подчинять их своей воле, скармливать им трупы своих врагов... как поэтично, как замечательно, как вдохновляет! И все они, все до единого в этом ресторанчике, они все такие же невероятные. Подчиняют рухнувший на колени мир своей воле, крепкой рукой пригибают за шею ниже к земле, чтобы не смог снова подняться. Разве может на свете повезти кому-то больше, чем ей? Мир исчезает, а она тому живой и почти целый свидетель. Такое безграничное отчаяние обязано разжечь в сердцах выживших настоящую, чистую, неподдельную, самую сильную надежду. От одной мысли она захихикала, как маленькая девочка. — Снежинка в рот попала? — Соня улыбнулась так, как могут улыбаться только принцессы с руками по локоть в крови — будто предложила выпить чай за абсурдно длинным столом с белоснежными скатертями. Шёпот Махиру "Смешинка, Соня, смешинка" потонул в гулком хохоте. С улицы послышались выстрелы. — Я скучаю по чистой воде. И лучшему бренду шампуня, — пробормотала Бьякуя неуверенно, пока крепкие руки протирали линзы очков. Они ей не были нужны. Так, дань привычки, говорила она всегда, но Нагито ей не верила. И тем не менее её талант тоже был восхитителен. С какой лёгкостью она могла стать кем угодно, подделать голоса, закрутить интриги в стремительно разрушающейся власти! Но она была добра, добрее многих здесь, и это ставило перед ней препятствия. Пока не все это заметили, а если и заметили, то предпочли не говорить. Пока. Выстрелы послышались громче, хаотичнее, затем прекратились. Вместо них горячий ветер донёс до ресторанчика смех — грубый, расцарапанный, почти безумный. Нагито мечтательно улыбнулась в свою треснутую чашку — приближается ещё один невероятный талант. Может, она даже успеет посидеть с ними до тех пор, пока все не разбегутся дальше нести в массы отчаяние. — Чёт грустная тема какая-то, давайте ещё о чём побазарим, — предложила Сода, опуская факт, что сама её же и завела. В её глазах блестели слёзы, и Нагито растроганно приподняла подпалённые брови. До чего же прелестно. Безжалостную убийцу, создающую механических монстров, доводит до слёз простая ностальгия. Невероятно поэтично, настолько, что у Комаэды тоже ком к горлу поднялся. Осколки Отчаяния перешли к обсуждению дальнейших планов — их отсутствия скорее, так как сегодня в головах главенствовал хаос, — и вовсю делали ставки друг на друга, когда уже держащуюся на честном слове дверь ресторанчика выбили с единственной петли. — Вдарим рок в этой дыре! — снова захохотала Акане, прерываясь на долгий кашель, и у Нагито с привычной жалостью кольнуло сердце. Вот уж кто из них точно держался на чистых лекарствах и отчаянии, об этом знали все. Её обтянутый кожей скелет, бывший когда-то красивой фигурой, заставлял неловко отводить взгляд даже самых отбитых здесь. — Э? А где Нидай? — Ещё не вернулась. — Махиру пожала плечами. Весь настрой Акане сразу потух, она угрюмо плюхнулась за ближайший свободный столик и подпёрла голову рукой. Никто даже не попытался ей предложить поесть. — Шалава. А я тут через три квартала несусь, понимаешь. Глаза бы ей вырвать, или придушить. Прям этим свистком дурацким. Прям им. — Как романтично, — не удержалась Нагито, и Акане швырнула в неё пустой солонкой. Та с кошмарным грохотом врезалась в стену. — Ну к чему же такая реакция? Я весьма искренне сказала. Или мне не может такое казаться романтичным? — Молчала бы, наркоша, что ты понимаешь в романтике! Только и ноешь, что о небе, дура! — Хиёко взяла Махиру за руку и показала язык. Ещё пару лет, и такое детское поведение перестанет ей идти. Доживёт ли она до этого времени? А Нагито? — Не дёргайся. Были бы силы, Акане бы подскочила, а с ней и все остальные девушки. За разговором никто не заметил, как Изуру встала со своего места, достала из внутреннего кармана крохотную аптечку и деловито вытянула руку Акане на свет. Последняя зашипела — кажется, шок постепенно сходил. Изуру в принципе сложно было заметить. Даже с такой гривой и пронзительными глазами она сливалась с кроваво-красным заревом агонизирующего мира до такой степени, что некоторые точно забыли, что она всё это время сидела с ними, неторопливо потягивая слишком горький кофе и внимательно слушая разговор. Раны Акане привлекли её внимание, а Микан рядом не было, так что она решила не медлить. — Эй, чел, не-не, ты это завязывай, мне оно не надо, я ж... Нагито даже смотреть не надо было, чтобы понять, почему Акане замолчала и послушно вытянула руку. Этот взгляд Изуру знали все. С ней бесполезно было спорить, поэтому со временем все просто перестали пытаться. У Нагито сердце уходило в пятки каждый раз, когда она ловила этот взгляд. Любой, на самом деле, но этот действовал на неё особенно... особенно. Разговор, споткнувшись, пошёл дальше в совсем другом направлении. О царапающейся ностальгии никто предпочёл больше не вспоминать. *** Этот случай должен был забыться среди ежедневной суеты, но Нагито не успела. Уже вечером того же дня она сидела у двери собственной комнаты, прикрывая рот, отчаянно стараясь не плакать, и изо всех сил держала глаза открытыми. Ведь она была не одна, хотя второй человек этого, кажется, не заметил. Изуру всегда выглядела к месту: будь то залитая кровью и другими выделениями крыша административного здания, разрушенный взрывом магазин, воняющие гарью улицы — или, как сейчас, заставленная банками краски стремянка. Лицо было скрыто за маской, а волосы аккуратно собраны, но Нагито знала, что это она. Потому что только она бы запомнила такое, и только она бы решила помочь. Каждый миллиметр потолка был раскрашен небом. У самой двери, где давилась всхлипами Нагито, заря была почти белая, скромная, постепенно набирающая цвет к середине комнаты, где искусственный тусклый свет был обрамлён теперь стилизованным солнцем, ярким, обжигающим глаза, и этот свет стремился дальше, темнел, сгущался, блестел первыми звёздами, там и стояла стремянка с прекрасно выглядящей на ней фигурой в костюме. Она запомнила. Она подумала, что это настолько важно, что Нагито настолько важна, что нужно выделить на художества не один час своего драгоценного времени. На Нагито. На глупое желание снова увидеть чистое, не задыхающееся гарью небо. — Можешь подойти поближе. Комаэда дёрнулась, с досадой посмеялась, подтянув колени к подбородку. Ну конечно же, конечно же она знала, что не одна в комнате. Это же Изуру Камукура. Она всегда знала, и Нагито любила и ненавидела это одинаково сильно. — Я... не хочу мешать. Посижу лучше здесь, если ты не возражаешь. Если же возражаешь, только скажи слово и я сразу уйду куда-нибудь подальше, даже если мне очень хочется ещё полюбоваться на такой сверкающий акт мастерства... — Ты не мешаешь. Сиди. — Даже в маске голос Изуру был слышен чётко и правильно. Нагито задыхалась от восхищения. Звёздный кусочек неба неторопливо, но стабильно приближался к своему завершению. Время от времени Изуру останавливалась и осматривала творение издалека, будто сверялась со внутренней картой в голове, после чего возвращалась к кисти и краскам. Нагито тихонько наблюдала, изредка смаргивая влагу с глаз. Внутри неё всё пело, горело, плавилось. Она хотела что-то сделать. Ей нужно было срочно что-то сделать, показать, как это важно, как это хорошо, и как она умеет быть благодарной, только как? — Вот здесь, — Камукура ткнула в не отличающуюся от других часть потолка, — был бы Юпитер. Хочешь? — Я хочу всё, что сможешь дать, — прошептала Нагито, поднимаясь на ноги и неловко подходя к стремянке. В ступнях были игольницы, в руке лёд, в позвоночник било мелкой дрожью, но она упорно шла. Это её комната, в конце концов. Взгляд метнулся к вялому подобию спального места, и сердце опять сжалось — оно было накрыто газетами, чтобы краска не попала даже случайно. Казалось бы, элементарное действие, но Нагито такое было так незнакомо, что всхлипы снова подкатили к горлу. Нет, она не должна. Попозже, когда всё закончится. Когда она что-то сделает. Изуру снова спустилась на ступеньку, окинула взглядом потолок, нахмурилась. Она такая красивая, когда думает. Она такая красивая, точка. Нагито всю свою жизнь тянуло к талантам, это любой дурак скажет, но здесь ситуация иная. Изуру не талант, она Талант, она самое невероятное создание из всех, она вечна и неоспорима, она прямое доказательство идущих рука об руку отчаяния и надежды, Надежды, Надежды и Отчаяния, и она такая, чёрт возьми, красивая, и она стояла под потолком в комнате Нагито, по воле своей рождая новый небосвод, и она... — Смотри. — Изуру чуть повернулась, указала в сторону размашистой зеленоватой линии, усталым жестом убрала с лица прядь. — Болид. Можешь загадать желание. Ей нельзя даже рядом находиться с такой персоной, как она смеет воровать её воздух, ей нужно срочно что-то сделать, иначе она умрёт прямо на этом месте, её сердце не выдержит, взорвётся от такого количества всего и ничего сразу, ей нужно... Когда она снова начала соображать, из темноты выплыла маска — та самая, которая несколько часов касалась лица Камукуры. Она взяла её дрожащей рукой, вдавила в лицо, затрепетала. — Не падай при мне в обморок, пожалуйста. И осторожнее со стремянкой. Шатается. Очнувшись, Нагито ойкнула и отпустила ножку стремянки. Последнее, что она хотела бы сейчас, это свалить Абсолютную Надежду с такой высоты, пусть даже такое ударило бы кровью в мозг и явно вспоминалось бы потом бессонными и полными вожделения ночами. Свалить божество с её пьедестала... — Прости. Прости, пожалуйста, мне лучше уйти? — Будь здесь. Я почти закончила. Она что, ждёт оценку своей работы? Как Нагито может оценить что-то за пределами её понимания? Она себя-то оценить не может, это же абсурд. Но Изуру сама этого хочет? Правда? Тогда? — Плохая идея, — на одной ноте отметила Камукура, не отрываясь от потолка. Нагито посмотрела вниз и запоздало увидела, что поставила одну ногу на первую ступеньку. Так, это глупо. Какой у неё план? Даже если она залезет, что ей там делать? Обниматься на стремянке, пусть даже под потолком с самым живописным небом на свете, звучало очень бредово (но романтично). Просто хотелось сделать хоть что-нибудь, показать Изуру, что она немножко понимает, и что она тоже хочет, и что ей это важно, и для этого надо только чуть-чуть потесниться на своём узком первом месте, позволить Нагито встать в этот свет хотя бы носком ноги. И пусть там краска, ей бы это не помешало. Честно! — Я просто хочу поглядеть поближе. Не сердись, пожалуйста. Изуру пожала плечами, протянула ей свободную руку. Это было неожиданно, но Нагито только резвее схватилась за неё и забралась почти на самый верх. Стремянка угрожающе закачалась. Ей было плевать, о небо, как сильно ей было плевать. Пусть хоть развалится под ними. Ведь теперь Изуру была ближе, отсюда до Нагито долетал её аромат, отсюда было видно, как взгляд методично следовал за кистью, как от мерного дыхания расширялась ткань строгого пиджака. Было странно понимать, что Изуру дышит. Издалека она казалась куклой. — А какое желание можно загадать? — Теперь она говорила тише. Чувствительный слух Камукуры вряд ли был бы рад предыдущей громкости на таком расстоянии. Та изогнула бровь, не отвлекаясь от последнего клочка незакрашенного потолка. Не ответила. Нагито заметила, что та предпочитала пропускать мимо ушей глупые вопросы. Но этот был важен, так что она повторила. — Какое желание ты разрешишь мне загадать? Это твоё небо, ты его создатель, так что и разрешение нужно именно твоё. Тебе так не кажется? — Нет. Нет. Такой лёгкий ответ, она даже не задумалась. Внутри Нагито всё вибрировало от желания забраться в эту невероятную голову, вспороть застарелый шрам, вскрыть черепную коробку и поселиться там, чтобы наблюдать за происходящими процессами, а ещё чтобы Изуру продолжала о ней думать, как сейчас, когда она решила сделать новое небо. — Знаешь, мне сейчас столько всего хочется тебе сказать, — вместо этого призналась Комаэда, сглотнув. Как сложно говорить, когда лёгкие плавятся. Изуру на это только моргнула, слишком занятая созданием звёзд в густо-тёмной завихряющейся пустоте. Боже, Нагито должна была что-то сделать. Срочно. Срочно! Чтобы занять руку и мозг, она с осторожной наглостью распустила тяжёлый пучок. Изуру не любила причёски. Они ей не мешали, но тратили время, да и сложно было найти на осколках цивилизации достаточно крепкие резинки. Нагито не осуждала — обожала её волосы до смерти, к тому же сама в последний раз трогала резинку на выпускном классе средней школы, когда любимая девочка похвалила её платье и на него тут же уронили торт. "Я не разрешала?" — прочитала Нагито в красиво приподнятой брови и взмолилась всему на свете, чтобы Камукура позволила ей такую слабость. Та ничего не сказала, и от радости к горлу подкатила тошнота. Как же ей чрезвычайно везло сегодня! — Мне так... мне так приятно, я даже не знаю, как доказать это тебе... — Я знаю. — Изуру повела плечом, будто это ерунда. Должно быть, для неё это и было ерундой. Только не для Нагито. Только не для Нагито, у которой теперь своё собственное небо. И, самое главное, это небо только укрепляло веру в застарелые убеждения, вгрызающиеся в воспалённый мозг, как прекрасно-сладкие, но ядовитые сорняки — ведь незачем было делать что-то такое, если Изуру не надеялась на существование завтрашнего дня, так ведь? Так думала Нагито, и так ей было приятнее всего, и поэтому она бойко и неуклюже залезла почти на самый верх стремянки. Небо было готово. По крайней мере, Изуру убрала кисть и теперь внимательно осматривала звёздный угол, будто в её работу могла пробраться ошибка. Как глупо, но Нагито это очень понравилось. Убедившись в совершенстве, Камукура с грацией кошки развернулась. И столкнулась взглядом с умоляющим Нагито. — Позволишь отблагодарить тебя? — прошептала она, сняв наконец маску и вложив в слова всю любовь, которую только могла наскрести в утомлённом и измученном сердце. Как же не хотелось услышать ответ. Нагито знала, конечно же знала, что Изуру откажется, потому что она не любила такие вопросы, нужно было сформулировать иначе, не дать ей возможность выбора, как глупо, как же глупо, какая же она... — Только быстро. Изуру даже не моргнула. Запах краски снова ударил в нос, но Нагито окутывал совсем другой шлейф, она очень рада была тонуть в нём, стоя так близко на шатающейся стремянке среди банок краски. Взгляд кровавых глаз пронзал её насквозь, она могла умереть и убить за неё, она бы легла под поезд, если бы машинистом была Изуру Камукура, честное слово, она дала бы ей всю себя, выжала бы себя до капли, чтобы у Изуру было что попить на завтрак, она была готова на всё, она... она... дрожащей ледяной рукой сдвинула прядь с желанного лица, прикрыла глаза, продолжая обольстительно улыбаться, и наконец потянулась поцеловать, да, это хорошее "сделать что-то", возможно, такого будет мало, а может стать и первым шагом на снегу, который даст дорогу следующим шагам, может же, Изуру не отодвинулась, чёрт возьми и бог с ним же, Изуру не отодвинулась, она всё ещё стояла на месте, позволяя этому случиться, и Нагито была самой счастливой девушкой на свете, ещё вот только капельку ближе... ближе... с протестующим скрипом стремянка наконец накренилась, начала заваливаться. Конечно же. Как это у Нагито может быть хоть один хороший момент, да? Зажмурившись, она представила, как ударом вышибает воздух из лёгких. Её это не убьёт, наверное. Но больно будет. Может, она сломает позвоночник. Ужасная перспектива. Когда удара не последовало, она открыла глаза. Ни один мускул на лице Изуру не дрогнул, пока она крепко держала Нагито за талию одной рукой и потолок второй. Стремянка снова стояла ровно, хоть и с громкими претензиями. Нагито оглядела картину, запоздало ойкнула. Всё посыпалось. Как всегда. Американские горки везения снова подставили её, оставалось только восхищаться их невероятным разнообразием. — Прости... — выдохнула Нагито вместо "спасибо". Рука на талии была такой горячей и нужной, но момент уже прошёл. Она всё испоганила. Снова. Изуру медленно опустила руку, которой держалась за потолок. На ладони осталась россыпь звёзд, кусок еле заметной туманности. На потолке же теперь красовался неуклюжий след. Снова хотелось плакать, только на этот раз не от радости. — Мне так стыдно, боже, прости, умоляю, я не хотела, я не подумала, тебе не больно? Ты в порядке? Конечно же не в порядке, я так виновата, я не должна была лезть, нужно было тебя послушать... Нагито готова была вырвать все волосы, лишь бы заглушить рвущийся наружу вой. Она так устала. Ей так нужно было вырваться из этого порочного цикла, перестать бегать по кругу. Изуру внимательно рассматривала ладонь, будто бы и не слушая вовсе. Нагито не обижалась — незачем слушать, всё правильно. Она никогда не говорит ничего важного и правильного. У неё был шанс, такой красивый момент, и она его просрала. Умора. Так смешно, что больно. — О. Лишняя. Нагито растерянно проморгалась. Изуру указывала на одну из точек на ладони, бывших когда-то прекрасными звёздами. Которые она подарила Нагито. И теперь всё испоганено. Нужно было проморгаться снова, первый раз не помог. — Прости? — Звезда лишняя. Не заметила. Твоя удача внимательнее меня. Что?.. Отведя взгляд от руки, Камукура подняла голову к потолку, где засыхал неаккуратный след, будто в космосе разверзлось торнадо. После небольшого размышления она снова взялась за кисть. — Чёрная дыра пойдёт? О боже. Боже боже боже боже боже. Это не может быть правдой. Так не бывает. Нагито была согласна на всё на свете, даже на чёрную дыру. Пусть та тянет в себя всё плохое и хорошее, но лучше плохое. Может, хоть так у Нагито будет шанс на размеренную жизнь. Она ещё может надеяться. Когда потолок снова был закончен, Нагито с вспыхнувшими щеками вдруг заметила, что рука Изуру всё ещё покоится на её талии. Чистая рука, в смысле. Чистая и такая горячая, как и вся Изуру. Они же больше не упадут, да? Тогда?.. — О чём думаешь? — Ты... ты же знаешь. — Скажи сама. Нагито побеждённо засмеялась, спрятала лицо в плече Камукуры. Жар усилился. Приятный запах принял её в свои объятья так, словно она это заслуживает. — Сокрушаюсь о том, как запорола прекрасный момент, чтобы поцеловать тебя. Аккуратно опустив кисть обратно в банку, Изуру снова посмотрела на свою руку, полную звёзд. Нагито скорее почувствовала, чем услышала её еле различимый смешок. — Не запорола. Болид. Используй с умом. боже боже боже боже боже боже боже боже — Ох... давай только слезем, хорошо? У меня вот-вот голова закружится, — попросила Нагито хрипло и счастливо. Сердце колотилось как подстреленное. Совсем не хотелось выбираться из крепкой хватки Абсолютной Надежды, нырять лицом в пропахший краской воздух вместо волшебного жара чужого плеча. Но перспектива была лучше, кажется, поэтому она со стоном оторвалась и спустилась первая, с претензией на галантность протягивая Изуру руку (живую). На момент показалось, что та приподняла уголки губ, но помощь всё же приняла. Подстреленное сердце приближалось к агонии. Скользнув рукой по щеке Изуру, Комаэда как никогда пожалела о потере второй. Как бы хотелось сейчас обхватить её лицо, ласково сжать, чтобы проверить, что под пальцами такая же кожа, такие же мышцы, что она не божество из золота. Как бы хотелось спуститься на шею, где бьётся пульс, как и у всех людей, и чуть-чуть надавить, чтобы тот сошёлся с током крови в её пальцах. Как бы хотелось притянуть к себе за талию, призывно смотря в глаза, и вести дорожку невесомых прикосновений дальше, дальше, дальше, пока та не остановит или не позволит больше. Но рука была только одна, поэтому ей она замерла на горячей щеке, трепетно поглаживая кожу большим пальцем. Изуру не мешала, но и не помогала. Смотрела внимательно. Интересно, ей сейчас скучно? Было ли ей скучно часы подряд корячиться под потолком из-за того, что какая-то дурочка невзначай пожаловалась на тоску по чистому небу? Нагито точно не было скучно за этим наблюдать, но она другая. И эта другая сейчас ждала с необычайно вежливым выражением лица, когда что-то произойдёт. Ведь что-то должно произойти. Прямо сейчас. Ещё через секунду. Ещё пару вдохов, добавить кислород и без того кружащейся голове. Как же это страшно. Только когда в глазах напротив мелькнула искра знакомой апатии, Нагито толкнула себя вперёд, неуклюже врезаясь в губы Изуру своими. Наконец-то. Наконецтонаконецтонаконецтонаконецто. Только она не особо знала, что делать дальше, поэтому так и застыла, дыша Изуру в губы, умирая уже от этого. Та не отстранилась. Вместо этого чистой рукой сдвинула голову Нагито вбок, мягко надавила на челюсть и поцеловала сама. Невыносимое тепло разлилось по всему телу, лампочки с громким щелчком полопались в голове, а перед глазами стояла пелена, но Нагито изо всех сил старалась повторять за Изуру и не думать больше ни о чём. Последнее было легко. Все мысли выключились, выбросились из головы, оставив только мерное гудение и слух, доносящий спокойное дыхание в паре миллиметров от лица. Изуру целовала неторопливо, почти степенно, её губы так неправильно ощущались на сухих, обкусанных и обветренных Нагито, но ей это не мешало делиться своим теплом, таким вкусным и успокаивающим. О, Нагито могла бы вести войска на верную смерть ради неё. Могла бы никогда не родиться ради неё. Всё ощущалось как сон, как фантазия, как симуляция, и ей смертельно не хотелось просыпаться, жить дальше в мире, где лучшая девушка на свете не поцелует её под самодельным небом, в комнате, пропахшей краской. Такого не бывает, но как же страстно нужно было поверить, что и на её улице может случиться праздник. Давно пора. Кто сказал, что праздники должны закончиться вместе с миром. Спустя вечность или две в дверь заколотили. Нагито умоляла, чтобы их оставили в покое, но стук не прекращался добрую минуту. — Всем жрать! — гавкнула Некомару во всё горло с последним ударом по двери. Изуру медленно отстранилась, вернула непослушную прядь на привычное место. Ничего в её лице не напоминало о том, что они с Нагито Комаэдой минимум несколько минут целовались. Может, это и правда бред. Она надышалась краской. Щипать себя было боязно. — Я не голодная, — шёпотом поделилась Нагито, не желая отпускать, с мольбой глядя в глаза чуть пониже своих. Изуру еле слышно хмыкнула. — А я — да. Сердце раскололось, разбилось вдребезги. Ну а что она ожидала, разумеется. Что Камукуре это тоже будет важно? Нет. Нет, она знала на что идёт. Она знала, поэтому искренне задохнулась, когда Изуру притянула её за затылок, с бережной властью оттянув слабые волосы, и прижалась губами к стыку между линией подбородка, шеей и мочкой уха, опаляя кожу дыханием. — Краска сохнет. Тебе тут спать сегодня нельзя. Приходи. Возьму еду на всю ночь. БОЖЕБОЖЕБОЖЕБОЖЕБОЖЕБОЖЕБОЖЕБОЖЕБО — А. — Уже у двери Изуру снова развернулась, бесшумно подошла к умирающей Нагито, взяла чистую руку в свои и крепко прижала ладонь с рисунком к ладони. Пока Нагито ловила слова по буквам, пытаясь хотя бы попрощаться по-человечески, она отпустила руку, тряхнула волосами и с той же лёгкостью собрала стремянку. — Тебе. На удачу. Проводив её взглядом, Нагито повернула руку ладонью вверх и в третий раз сглотнула подступающие слёзы, сжимая горящие губы в полоску и немо хныча. На ладони, тускло мерцая в слабом свете, рассыпались звёзды.