«Но даже притворство может оказаться честнее, чем у иных — подлинная сущность»
Стивен Чбоски «Воображаемый друг»
Тиканье часов, скрип старых досок и шорох ручки по бумаге — единственные звуки, окружавшие женщину средних лет. Кажется, она провела всю ночь, составляя досье, периодически отвлекаясь на просмотр камер. Ничего интересного, она была единственным не спящим жителем дома №24. На удивление, Филиппа не чувствовала усталости. Глаза не болели, тело было бодрым, но к третьему часу работы голова начала неприятно гудеть. Отложив ручку и сняв очки, она потерла глаза и тут же провалилась в воспоминания минувших дней. Она сидела в кресле, похожем на стоматологическое, но в отличие от него, её руки, ноги и шея были обвиты ремнями. Они сдавливали ужасно сильно, любое лишнее движение вызывало жгучую боль. Конечно, ведь их обратная сторона была из наждачной бумаги. Кажется, это было списанное кресло из «Блаженного сна». Вокруг неё ходила женщина средних лет с пышной причёской и длинным платьем в пол. В её сумочке лежал злополучный препарат. Позади кресла стояли двое полицейских, следивших за ситуацией, чтобы ничего не случилось. Филиппа сидела неподвижно, не в силах полностью осмотреть палату, ведь любое движение вызывало режущую агонию. Её глаза могли рассмотреть лишь небольшую часть помещения. Медсестра с пышной причёской подозвала двух мужчин: один из них подошёл ближе, и она шепнула ему на ухо: — Выйдите, пожалуйста. — Она бросила на Филиппу взгляд, полный сочувствия. Наклонившись к уху офицера, медсестра прошептала, но часть разговора всё же была слышна: — …она всё ещё женщина… что мы можем… будет сильно волноваться. Болевой порог… прошу, милый. — Мужчина вздохнул и кивком показал напарнику выйти за дверь. Тяжёлые шаги послышались за спиной Филиппы. Она всё ещё не двигалась, смотря в одну точку. Наконец, женщина подошла к креслу. Она улыбалась глазами, но в них читалась жалость к прикованной. — Здравствуйте, меня зовут Гертруда. Сегодня я буду проводить вам инъекцию. Пожалуйста, не двигайтесь, и всё пройдёт хорошо. — Достав шприц, она протёрла его ваткой. Всё это происходило в такой близости к Филиппе, что она уловила резкий запах спирта. Сглотнув страх, девушка начала тяжело дышать. Боязнь шприцев у неё была с детства. В уголках глаз появились слёзы. Переборов тревогу, Филиппа подняла голову. Одно только это движение вызвало ощущение пытки, вызвавшая тяжёлый стон, и слёзы брызнули из глаз. Встретившись взглядом с Гертрудой, она смотрела на неё с мольбой о помощи. — Прошу… не надо, — её голос звучал как скрип несмазанных деталей машины. Гертруда изучала лицо Филиппы, и на её лице появилась печальная улыбка. — Знайте, вы мне напоминаете одного человека. У вас одинаковые глаза. — Медсестра перевела взгляд с глаз на шею брюнетки. Произнесла тихое печальное «Ой» и вытерла рану той же ватой. Соприкосновение спирта с разодранной кожей вызвало новую волну боли, и слёзы покатились по щекам. — Этот препарат… на самом деле, вы будете первой женщиной на моей памяти, кому его вводят, — сказала она, проведя пальцами по шее Филиппы. Филиппа всё так же с надеждой смотрела на Гертруду. Прикосновение латекса было неприятно, и отвращение читалось на её лице. — Это… это очень больно? — задыхаясь, проговорила брюнетка. Гертруда отвела взгляд и отрицательно покачала головой. Ложь. Нет, будет не больно, будет невыносимо, словно твой разум пронзают миллионы игл, не оставляя живого места. Закрыв глаза, Филиппа вернулась в исходное положение и прикусила губу. Лёгкое движение руки, и игла вошла в шею. Быстро, не так больно, как ожидала бывшая чиновница, но стоило лекарству проникнуть в организм. Агония, ужасная, несравнимая ни с чем, ни с выстрелом пули, ни ножевым ранением, да даже с родами. Филиппа ощутила неведомую силу, разрывающую её изнутри. Сердце бешено колотится, словно пытается вырваться из грудной клетки, каждое его биение отзывается эхом в ушах. Она чувствует, как холодный пот скользит по спине, как если бы невидимые ледяные пальцы пронизывали её тело. Грудь стянуло тугим железным обручем, дыхание становится поверхностным, прерывистым, как будто воздух внезапно стал густым и вязким, словно патока. Шварц тщетно пытается сделать глубокий вдох, но ощущение удушья только усиливается, и мир вокруг неё начинает смазываться, теряя чёткость и цвет. Кажется, что стены комнаты постепенно сдвигаются, сжимаясь вокруг неё, загоняя в узкую, безысходную тюрьму. В висках пульсирует кровь, каждая мысль разлетается хаотичными осколками. Тело дрожит, как осиновый лист на ветру, а руки становятся ледяными, приобретая трупный цвет. Ей кажется, что сейчас, в этот самый момент, она встретится лицом к лицу с чем-то невыразимо страшным, чем-то, что скрывается в тени её разума. Время теряет своё значение, каждый миг тянется вечностью. Филиппа просыпается внезапно, словно вынырнув из тёмных вод кошмара, её дыхание прерывисто, сердце гулко стучит в груди, как барабан. Комната вокруг неё кажется чужой и мрачной, будто обитель теней, и она невольно встаёт со стула, пытаясь вернуть себе чувство реальности. Она садится на пол, медленно обхватывая голову руками, словно пытаясь удержать разум, который стремится расползтись на части. Грудь стянута тугим узлом тревоги, дыхание неглубокое и учащённое. В висках пульсирует боль, словно остаток того ужаса, который ей довелось пережить, всё ещё держал её в своих цепких лапах. Филиппа сделала глубокий вдох, пытаясь вобрать в себя спокойствие, впустить его в своё трепещущее сердце. Медленно, очень медленно, её разум начинал проясняться. Она понимала, что это уже в прошлом и больше не повторится. Это знание приносило слабое, но ощутимое облегчение. В дом проникали первые лучи солнца, оповещая о начале нового дня. Филиппа поднялась с пола, её тело дрожало, словно её облили ледяной водой. Подойдя к своему столу, она попыталась открыть шкафчик, но руки не слушались. Собрав все силы, она наконец смогла открыть дверцу и достать заветное средство. Успокоительное, которое ей выписала Гертруда, должно было помочь справиться с последствиями нового препарата. Достав две таблетки, Филиппа закинула их в рот и моментально проглотила, но тут же начала кашлять. Она схватила стакан с остатками чая, оставшегося с ночи, и запила капсулы. Снова опустившись на пол, Филиппа тяжело дышала, чувствуя, как медленно возвращается к реальности. Никто из её родных не проснулся. Ещё несколько минут Филиппа смотрела в одну точку на стене, приходя в сознание. Но тут её вырвал из полусна резкий звонок телефона. Один его звук вызвал нестерпимую мигрень. Прерывистым шагом она дошла до телефона, подняла трубку и, выпустив воздух из груди, приложила её к уху. В трубке раздался уже знакомый грубый голос. — Шварц! У нас для тебя неофициальное задание. — В душе появилось неприятное волнение, предчувствие чего-то нехорошего. — Неофициальное? И какое же? — В стране сейчас дефицит пенициллина. — Поразмыслив, Филиппа вспомнила, что недавно читала небольшую сводку об этой проблеме. — Да, я читала об этом в газете. — Верно. Эти преступники — заграничные шпионы, их задача — нанести вред нашей великой нации. — Ну конечно! Вот негодяи! — воскликнула Филиппа, голосом, полным энтузиазма. Хотя сама она всё ещё плохо ориентировалась в пространстве. — Мы подозреваем, что один из жильцов твоего дома торгует на чёрном рынке. Его имя — Магнус Херманн. Сообщают, что он специализируется на торговле пенициллином и другими лекарствами. — И он крадёт их у больных людей? Это ужасно. Что мне нужно сделать? — Собери доказательства виновности Херманна, Шварц! Это не должно быть слишком трудно. — Но всё, что я узнала о нём, я уже отправила в досье. — Из-за кошмаров и нервоза, Филиппа всё ещё плохо соображала. — Проникни в его квартиру. Наши агенты оставили тебе ключи в твоём цветке. Эти ключи от всех квартир в доме. Пока, сними камеру около мусорного бака и поставь в его доме. — Переведя взгляд на своё домашнее растение в кабинете, брюнетка нахмурилась. Кто-то проник к ней домой, пока она спала, в этом же кабинете. — Хорошо, до свидания. — Из трубки послышались гудки, сигнализирующие о конце разговора. «Правила хорошего тона гласят, что звонивший должен попрощаться со своим собеседником. Кажется, на Мюллера это не распространяется,» — подумала Филиппа. Шварц вышла из своего кабинета, забрав ключи от квартир, в коридоре, где утренние тени ещё лениво растягивались по стенам. Прошло совсем немного времени, но звуки звонка всё ещё эхом отдавались в её голове. Она направилась в гостиную, её шаги были тихими, словно она боялась разбудить дом, который спал. В воздухе витал слабый аромат кофе и утреннего бриза, пробивавшегося сквозь приоткрытое окно. В гостиной она увидела свою старшую дочь Ким, которая стояла у окна, затянутая в кожаную куртку с клёпками и черных штанах. Её волосы, с красными кончиками были небрежно растрёпаны. Ким смотрела наружу, её лицо выражало отрешённость и размышления, словно она была погружена в свои мысли, далёкие от этого мира. — Доброе утро, мамми, — тихо проговорила она, не оборачиваясь. Её голос был полон сдержанного тепла, контрастирующего с её дерзкой внешностью. — Доброе утро, Ким, — ответила Филиппа, стараясь скрыть тревогу в голосе. Чуть дальше, за столом, сидел её сын Александр. Перед ним лежали разбросанные учебники и тетради. Он уже был погружён в изучение математики, склонившись над задачей, которую никак не мог решить. Его волосы были аккуратно зачёсаны назад, он выглядел собранным и серьёзным, как всегда. Александр был полной противоположностью своей сестры: в нём сочетались дисциплина и стремление к порядку, что так радовало Стефана раньше. — Привет, мам, — сказал он, даже не поднимая глаз от книги. — Сегодня у нас контрольная по алгебре, и я хочу быть готов. Учитель начал мне снижать оценки, из-за того, что сын матери одиночки, которая работает управляющим дома, не может так же хорошо учится как сын чиновника. — На последних словах предложения он пародировал голос учителя, выдавливая его до абсурда. Филиппа прищурила глаза, тихо цокнув языком. Вся эта ситуации, отражалась не только на её жизнь, но и жизнь её детей. Снова посмотрев сначала на Ким, потом на Александра, мать улыбнулась. Дети были такими разными, но в каждом из них она видела частичку себя и мужа. Ким с её духом бунтарства и независимости, Александр с его усердием и серьёзностью. Такие разные, но на самом деле похожие. Она подошла к окну и положила руку на плечо дочери, чувствуя, как холодное утреннее солнце начинает согревать стекло. В доме №24 вновь начинался обычный день, но в душе Филиппы всё ещё тлели остатки ночных кошмаров и тревоги за прошедшие недели. — Давайте соберёмся на завтрак, — предложила она, стараясь придать своему голосу бодрости. — У нас впереди длинный день. Ким кивнула, отрываясь от своих мыслей, и вместе с Александром они направились на кухню. Филиппа следила за ними, чувствуя, как её сердце наполняется теплотой и заботой. Но в глубине души она знала, что скоро ей придётся столкнуться с новыми трудностями и опасностями, и ради безопасности своих детей она готова была на всё. Брюнетка, преодолевая усталость и ограничения бюджета, решила приготовить быстрый и питательный завтрак для своих детей, чтобы они успели вовремя в школу. В её распоряжении было ограниченное количество продуктов: пара яиц, немного молока, два помидора и огурец и несколько ломтиков хлеба, который она нашла в пакете. Она разогрела сковороду на медленном огне и добавила немного масла. Пока сковорода нагревалась, Филиппа быстро взбила яйца с молоком в миске. Она нарезала хлеб на кусочки, чтобы быстрее проготовить бутерброды. Как только масло в сковороде начало плавиться, она быстро обвалила кусочки хлеба в яичной смеси и положила их на сковороду. В то время как яичные бутерброды жарились на сковороде, Филиппа нарезала свежие овощи. Она также налила чай в чашки. Через несколько минут быстрого приготовления завтрак был готов. Филиппа разложила бутерброды на тарелки, добавила рядом овощи и налила чай. Она выложила завтрак на стол, пока аромат свежеприготовленной пищи начал наполнять кухню. Ким и Александр, зная, что мать старается из-за всех сил, сидели за обеденным столом, на их лицах читалась благодарность, увидев приготовленный завтрак. Филиппа радовалась, видя, как их лица освещаются радостью, от такой простой вещи. — Мммм, эти тосты просто обалденные, мамми! — воскликнула Ким, выговаривая слова, проглатывая их быстро, чтобы не задохнуться. Филиппа выдала небольшой смешок, наблюдая, как её дочь наслаждается завтраком. — Не говори с полным ртом, Ким, — улыбнулась Филиппа, но с лёгким укором в голосе. Ким закатила глаза и отвела взгляд, надув щёки. Взгляд матери скользнул к Александру, который также с удовольствием ел. Увидев материнский взгляд, мальчик поднял глаза и улыбнулся ей в ответ. — Спасибо, мама. — сказал он скромно. — Алекс, надеюсь, ты сегодня отлично напишешь контрольную. — Мам, ну я же просил так меня не называть, — произнёс раздражённо мальчик, цокнув языком. Филиппа неловко покашляла, переведя свой взгляд на окно. — Обычно папа мне помогал с алгеброй, — тихо прошептал парнишка, отводя взгляд. Неприятная горечь появилась в душе Филиппы. Стефан всегда лучше справлялся с домашними обязанностями и воспитанием детей. Даже постаравшись, она не могла превзойти его. Филиппа с трудом подавила подступившие слёзы и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Я знаю, милый, — мягко ответила она, присев на корточки перед сыном и заглянув ему в глаза. — Я не могу заменить твоего папу, но я всегда здесь, чтобы помочь тебе, чем смогу. Александр неохотно кивнул, принимая её слова. Ким, наблюдавшая за их разговором, поставила свою чашку на стол и подошла к ним. — Мы справимся, мам, — сказала она, обнимая мать и брата. — Все вместе. Филиппа с трепетом обняла детей, но холодные иглы исходящие от Александра всё ещё чувствовались. Но когда они начали выходить, Алекс внезапно остановился и повернулся к матери, его лицо было омрачено гневом и разочарованием. — Почему ты всегда так говоришь? — вспыхнул он. — Ты не можешь просто сделать вид, что всё нормально! Филиппа почувствовала, как её сердце сжалось от боли. Она не знала, что ответить. В её глазах стояли слёзы, но она старалась удержать их. — Александр, я знаю, как тебе больно, — прошептала она, её голос дрожал. — Я просто хочу, чтобы вы чувствовали себя лучше. Я стараюсь ради вас… — Стараешься?! — перебил её Алекс. —Да из-за тебя, мне снижают оценки, хоть я и учусь так же! Ким, наблюдавшая за их разговором, внезапно высказалась с натиском: — Да перестань, Алекс! Мама делает всё, чтобы мы были в порядке, а ты только жалуешься! Папы нет, и это не её вина! Алекс, взглянув на сестру с раздражением, попытался возразить, но Ким не дала ему слова. — Ты не единственный кто сейчас скучает по папе, — продолжала она, голос её становился всё громче. — Маме тоже тяжело, а ты только усугубляешь своими жалобами! Но Алекс, сжав губы, лишь покачал головой и выскочил из дома, хлопнув дверью. Ким посмотрела на мать с сочувствием и беспокойством. — Мамми, он просто… он просто скучает по дэдди, и по прошлой жизни не злись на него. — тихо сказала она. Филиппа кивнула, борясь со слезами. — Я знаю, милая. Я знаю. Когда Ким ушла, Филиппа осталась одна на мгновение. Она села на край стола, чувствуя пустоту и боль. Воспоминания о Стефане всё ещё причиняли невыносимую печаль, и её сердце разрывалось от осознания, что даже в собственной семье у неё полный беспорядок. Выйдя из квартиры, Филиппа осмотрела лестничную площадку. В проёме стоял неловкий мальчик с квадратными очками и обмотанный шарфом — Альфред Векерт. Он смотрел на неё с мольбой в глазах. — Здравствуй, Альфред, — приветствовала его Филиппа, улыбаясь. — Что-то случилось? — Мисс Шварц, я потерял свой костюм полицейского, — сказал он, голосом, в котором сквозило отчаяние. — Я его повсюду искал, но оказалось Ида его выкинула. — Попроси помочь маму. — Прямо ответила Филлипа. — Она занята, а вы, как управляющая этого дома, должны помогать всем жильцам. Я тоже здесь живу, значит вы мне должны помочь. — Филиппа вздохнула, но положительно кивнула. — Хорошо, Альфред, я помогу тебе найти костюм, но запомни: в семейные дела я больше вмешиваться не буду, — предупредила она. — Если каждый сосед начнёт просить моей помощи, у меня просто не останется времени на свою работу. Альфред радостно кивнул и пошёл обратно домой. Пораскинув мозгами, Шварц, решила поинтересоваться у Иды, что она сделала с формой. — Ида, — начала она серьёзно, — Ты не видела костюм своего брата? Ида подняла брови, её выражение стало агрессивным. — Да, я выбросила его. Я не хочу, чтобы Альфред ходил в этом глупом костюме полицейского, — прорычала она, стараясь скрыть свою неловкость. — Ну хорошо, Ида, — сказала Филиппа, стараясь сохранить спокойствие. — Я сама поищу его. Если найдётся, верну его Альфреду. Ида молча отвернулась, не желая больше обсуждать эту тему. Филиппа поняла, что дальнейший диалог сейчас бесполезен. Шварц направилась к общим помещениям, где находился мусорный бак. Подойдя к нему, она увидела, что сверху на кучу мусора лежат несколько газет. Филиппа осторожно отодвинула их и увидела, как из-под них выглядывает костюм полицейского. С легким вздохом облегчения она вытащила его из мусора, отряхнув от пыли и грязи. — Вот он, Альфред, — сказала она, подходя к мальчику, который ждал её на лестнице. Альфред с радостью принял костюм, благодарно кивая Филиппе. — Спасибо, мисс Шварц! —Но радость прервал, хриплый и сиплый кашель малька. Материнские инстинкты, дали волю беспокойству. — С тобой всё хорошо? — Шмыгая носом, мальчик отрицательно покачал головой. — Я болею, очень долго. Мама часто, из-за этого грустит. — Только раскрыв рот, женщина хотела что-то произнести, но парнишка уже убежал к себе. Боль за недуг мальчика, сжимала хрупкое сердце Шварц. Такой кашель, не походил ни на аллергический, ни на простудный. Элизабет, была так же одна и тянула на себе детей, пусть её муж и в командировки, они находились с Филиппой в одной лодке. Поняв что от Альфреда, она вряд ли что-то узнает, девушка поднялась на этаж выше, постучавшись в первую квартиру. Дверь открыла мать семейства выглядывая из дверного проёма, на её лице была печаль, на щеках были видны дорожки от слёз. — Мисс Шварц, здравствуйте. — Добрый день, что-то ваш малыш последнее время странно хрипит. Хотела зайти, поинтересоваться всё ли в порядке? — Лицо учительнице изменилось в цвете, став каким-то бледным, глаза сузились и можно было заметить слёзы, которые собирались уже хлынуть. — Всё ужасно Шварц, у Альфреда пневмония! Только сегодня получила анализы. — Филиппа в недоумение открыла рот, как рыба на суше. — А в аптеке кончился пенициллин. Если мы не найдём его в сроки, то Альфред умрёт! —Брюнетка зашла в квартиру, прикрыв дверь от лишних ушей. — Я не знаю что мне делать! — Срываясь на уже на крик, женщина закрыла лицо руками. — Элизабет, давай свяжемся с вашим мужем. Я думаю человек, его профессии сможет найти пенициллин! — Воодушевлённо произнесла Шварц, но такого же энтузиазма, на лице преподавательницы не было, она будто, ещё больше помрачнела. — Нет, не стоит. Филиппа, если вы хотите мне помочь, лучше найдите нам препарат. Прошу вас, я не могу видеть как мой сын угасает. — Одинокая слеза скатилась по щеке женщины. Проводя в голове параллели со своим сыном. Не смотря на то, что они сегодня повздорили, Шварц бы не выдержала, если бы узнала, что тот болен и никто не может ему помочь. — Хорошо, я найду для вас пенициллин, может мне в Министерстве подскажут что-нибудь. — На деле, Филиппа знала, что возможно в доме есть человек, который сможет помочь Альфреду. — Спасибо вам, прошу, поторопитесь, каждая секунда для моего сына важна. — На такой ноте, брюнетка вышла из помещения. Нужно было проникнуть в квартиру номер два. Осмотревшись по сторонам, девушка наклонилась посмотрев в дверную скважину. Чисто. Быстро спустившись с этажа, девушка забежала в общее помещения сняв камеру. По пути, Филиппа так же осматривалась, чтобы не наткнуться на барыгу. Снова подойдя к двери, брюнетка нащупала ключи, на связки каждый ключ был пронумерован. Взяв нужный, руки вспотели, невероятная тревога не давала с первого раза загнать в замок ключ. Наконец-то открыв дверь, Филиппа проскочила в помещение, прикрыв за собой. Её сердце билось как молот, каждый удар отдавался эхом в тишине квартиры Херманна. Она постояла на пороге, пытаясь унять дрожь в руках и успокоить бешеный ритм дыхания. Тусклый свет солнце, пробивающийся сквозь окна, отбрасывал мрачные тени, заставляя её чувствовать себя словно в логове зверя. День был на исходе, и Филиппа знала, что у неё немного времени — Магнус отправился в ларёк за покупками и должен был вернуться с минуты на минуту. В доме стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь редкими шорохами и скрипом старого паркета под её ногами. Она двинулась вперёд, стараясь действовать быстро и бесшумно. Филиппа направилась к гостиной, держа в руках камеру. Её сердце билось как молот, а руки слегка дрожали, когда она устанавливала камерув датчике дыма, так чтобы она охватывала максимальную площадь комнаты. Закончив с установкой, она перешла к следующему этапу — обыску. Филиппа знала, что времени катастрофически мало. Она двигалась по квартире, внимательно осматривая каждый угол. В спальне и на кухне ничего подозрительного не нашлось, и тогда она направилась в гостиную, где стоял старый телевизор. Её взгляд тут же привлекла коробка, небрежно поставленная рядом с ним. Филиппа наклонилась и осторожно вытащила её из тени. Пустая упаковка от пенициллина. Сердце её замерло. Это было именно то, что нужно. Стараясь не оставлять следов своего присутствия, Филиппа вернула коробку на место и ещё раз осмотрела комнату, проверяя, не упустила ли чего-то важного. Её руки больше не дрожали — волнение уступило место холодной решимости. Время неумолимо шло, и она знала, что любая задержка может стать фатальной. Филиппа бросила последний взгляд на камеру, убедившись, что она надёжно скрыта, и поспешила к выходу. Выйдя из квартиры, она услышала ворчание мужчины. Ничего лучше не придумав, Шварц, начала имитировать работу, будто поправляла плакат, а после прошла перед лицом мужчины на этаж выше, с беззаботном лицом. Но остановившись на лестнице, брюнетка прислушалась к звуку открывающийся двери. Как она захлопнулась, женщина снова спустилась на этаж, посмотрев в дверную скважину. Через несколько мгновений Филиппа увидела, как он достаёт из карманов ампулы с пенициллином, аккуратно укладывая их на стол. Её сердце вновь забилось чаще. Она могла прямо сейчас написать на него донос и выбрать соответствующую директиву. Это означало бы немедленный арест Магнуса и конец его преступной деятельности. Но эхом, пронеслись мольба Элизабет, Альфред погибнет, если она не найдёт пенициллин. Шварц уже согласилась помочь, но дело было даже не в этом, брюнетка не смогла бы позволить погибнуть ребёнку. Это значит, нужно поговорить с продавцом здоровья. Приняв решение, Филиппа вышла в коридор и постучала в дверь его квартиры. Через несколько секунд дверь приоткрылась, и мужчина выглянул наружу. — Что вам нужно? — С явным подозрением произнёс мужчина. Она улыбнулась, стараясь казаться как можно более дружелюбной. — Здравствуйте мистер Херманн можно с вами поговорить? По поводу…эээ…мышей! — Бесцеремонно она зашла толкнув мужчину в квартиру, закрыв за собой дверь. Парень не ожидал такой дерзости и наглости попятился назад. — Что ты творишь? Заваливаешься ко мне домой, будто прописана здесь! — На лицо Магнуса отчётливо читалась призрение и неприязнь. — Я знаю про пенициллин. — Твёрдо произнесла брюнетка сложив руки на груди. — Ах ты ж крыса, ну да, я торгую пенициллином. Что, теперь побежишь набирать своему начальник, чтобы меня повязали? — Тихо и грозно произнёс мужчина, сверля взглядом женщину. Лицо Филиппы сменилось с враждебного, на обескураженное. Поджав губы женщина отвела взглядом о чём-то думая. — О, вижу, что ты пришла не за этим. Выкладывай, зачем тебе пенициллин. — Не мне. А твоей соседки по этажу. У неё сын болеет, Альфред, может видел его. У него нашли пневмонию. А лекарства, в аптеке нет — Брови сошлись домиком и брюнетка с грозным взглядом глядела на мужчину. — Из-за таких как ты! —Мамочка, давайте без беспочвенных обвинений. Если бы, не такие как я, то шансы выжить у мальчишки, были бы меньше минимума.— Лицо парня не дрогнуло, оно всё так же с презрением и скептицизмом смотрел на Шварц. — Давай так, заключим…сделку. Ты как мой связной, относишь пенициллин этой Элизабет, забираешь деньги и мы делим долю между друг друга. — Почему ты сам не можешь продать ей препарат? — Потому что, я уже в красной зоне, раз Министерство заставила тебя залезть ко мне домой и следить. Разве я не прав? Одна моя ошибка и с меня шкуру спустят, даже без твоего письма счастья. — На этих словах взгляд мужчины метнулся на датчик дыма, который подозрительно мигал. — И забери свою камеру, думаешь я не знаю ваши крысиные игры? — Женщина закатила глаза, но поразмыслив, она положительно кивнула протянув руку. — Давай сюда, я отнесу Элизабет. — Мужчина улыбнулся одной частью лица. Пройдя к своему книжному шкафу, он достал бутылок с таблетками. Передав его, женщина изучала бутыль в руках, выходя из квартиры. Прижав к себе препарат, чтобы скрыть от лишних глаз, Филиппа подбежала к квартире учительницы и быстро постучалась в дверь. Женщина с круглыми очками открыла дверь, взглянув на Шварц, быстро впустила её в дом, захлопнув за ней вход. — Филиппа вы нашли пенициллин?! — С паникой в голосе, женщина смотрела с надеждой на Шврац. Подняв трясущемся руками бутылок брюнетка передала его, всё ещё удерживая. —Вот, нашла. — Девушка лукаво улыбнулась, после чего полностью передала баночку. — Боже, Шварц, спасибо. Будь я мужчиной, я бы расцеловала вас. Благодаря вам, Альфред будет жить, спасибо Шварц. Спасибо. Сколько я вам должна? — На уголках глаз, выступили слезы, а на лице красовалась радостная улыбка. Положив лекарства на стол, женщина достала из сумочки кошелёк подойдя к Филиппе. И вот она, дилемма, брать ли деньги, у матери, который в одиночку воспитывает детей, или же не брать, оставив Александра без трубы, семью без еды. «Я и так, подверглась риску брав пенициллин у контрабандиста, думаю, мои дети заслуживают за это хорошо поесть.» — Тысяча четыреста. — Четко произнесла брюнетка, взгляд был решительный и требовательный. Руки она сложила у груди, наблюдая как радость женщины исчезает. — Ох, такая сумма ударит по моему кошельку. — Но из соседний комнаты послышался ужасный, хриплый кашель. Это вернула преподавательницу в реальность. Элизабет спокойной достала нужную сумму, и чуть сверху. — Это вам, за то, что подвергли себя риском. Я, никогда не забуду что вы сделали для меня и моих детей. — Протянув деньги, Шварц легко улыбнулась, а после взяла купюры положив их в карман. — До свидания, пусть Альфред быстрее выздоравливает. — Покинув квартиру, она снова вернулась к Магнусу. — Вот твоя доля. — Грубо достав их и практически кинув в руку женщина уже собиралась уходить, но её остановил голос мужчины. — Всё ещё считаешь меня вором, который грабит у бедных и больных? Сейчас, ты пойдёшь напишешь на меня донос, заснув с мыслью, что спасла отечество от ужасной твари. Но вот загвоздка, не будь, «этой твари» сыночек Элизабет был бы уже одной ногой в могиле. Никто бы ей и ему не помог бы, ни Министерство, ни наша хвалёная медицина, никто. — Убрав деньги в карман, мужчина заметил как плечи женщины дёргаются, а сама она стоит как вкопанная державшись за ручку двери. — У меня нет выбор. — Прошептала женщина поджав губы. — В этой стране никогда не было выбора. — Мужчина поправил воротник переведя свой взгляд на окно. — Но всегда есть последствия. Шварц, сделай мне одолжение. Дай мне день, я тебе дам знак, когда писать донос. — Обернувшись к мужчине, в глаза Филиппы читалась неопределённость. Постояв так минуту в раздумьях, она чувствовала как тиканье часов уже начала отбиваться эхом в её голове. — Я подумаю. — Выкинув фразу девушка вышла из квартиры захлопнув дверь, быстро спускаясь к себе. Филиппа сидела за своим столом, устремив задумчивый взгляд на бумагу, разбросанную перед ней. Наступил вечер, и тусклый свет солнца в зените, полз по стенам кабинета. В руках она держал ручку, готовую в любой момент подписать донос на Магнуса Херменна. Магнус утверждал, что без его зарубежного пенициллина ситуация была бы ещё хуже. Филиппа не могла игнорировать этот аргумент. Ей пришлось признать, что Херменн не просто нарушал закон ради наживы. Возможно, он действительно пытался помочь, спасая людей от гибели, которую государство не могло предотвратить. Филиппа снова и снова прокручивала этот аргумент в голове. Она видел образ больного Альфреда, кто знал, сколько ещё детей могут потерять нить жизни, из-за дефицита. Каждый раз, когда она думала о них, её сердце сжималось. Но с другой стороны, не лжёт ли он? Было ли у неё право давать Херменну поблажку? Разве может человек, верный служитель режима, пренебрегать своим долгом ради сомнительного благодеяния? Но что, если Магнус прав, и без его усилий люди умирали бы ещё больше, неужели он не заслужил закончить свои дела, перед пожизненным тюремном заключением или даже казнью? Это было мучительное сомнение, разъедающие Филиппа изнутри. Минуту она ещё сидела, глядя на тени, танцующие на стене, ища ответ в глубинах своей души. Затем, с тяжёлым вздохом, она положила ручку на стол и встала. Решение, какое она приняла, может показаться глупым, но честным. Шварц, напишет донос завтра, а пока, спи спокойно Херманн. Вот и осталось чуть времени на себя. Посмотрев на свою одежду, поняла что давно не принимала душ, одежда уже пахла не свежим телом. Вздохнув, Филиппа пошла в ванную. В маленькой, обшарпанной ванной комнате, где плитка на стенах уже давно потеряла цвет, а старый душ едва держался на своём месте, стояла женщина. Её фигура, измождённая и истощённая, казалась совсем хрупкой в этом тесном пространстве. Голые стены, облупившаяся краска и едва светящая лампочка — всё это придавало месту ощущение безысходности и заброшенности. Она включила воду, и из душа полилась тонкая струя горячей воды, которая напоминала больше кипяток, чем приятное тепло. С первых капель она ощутила жгучую боль: вода обжигала её разодранную кожу, после наждачки, пару ран от ударов стражей порядка, заставляя мышцы напрячься и глаза заполниться слезами. Но это была не просто физическая боль. Каждый ожог, каждая ранка на её теле напоминали о пережитых страданиях, о всех тех моментах, как её жизнь перевернулась в ужасный кошмар. Ни уюта, ни тепла, даже вода здесь не была такой как дома. Она стояла под душем, позволяя воде стекать по её телу, смешиваясь со слезами. Капли падали на старую, потрескавшуюся плитку, и их звук сливался с её приглушёнными всхлипами. Горячая вода продолжала жечь её, но она не отступала, как будто наказание, которое она сама себе назначила, должно было искупить все её ошибки. В каждую минуту этой пытки она вспоминала утраченное. В этом маленьком пространстве, где воздух был густым от пара и безысходности, она чувствовала, как её тело и разум сливаются в одно целое, как будто сама вода впитывала её страдания, унося их куда-то в бесконечность. Тело горело, а душа будто замерзала, лишённая тепла и утешения. Её мысли блуждали в прошлом, возвращаясь к тем моментам, когда она ещё верила в светлое будущее, когда её глаза сияли надеждой. Теперь же от той веры не осталось ничего, кроме пепла, который разносил ветер её сомнений и страхов. Она с трудом заставила себя поднять руку и дотронуться до собственного тела. Её кожа, покрытая синяками и царапинами, отзывалась на каждое прикосновение волной отвращения. Она сжимала зубы, чувствуя, как пальцы скользят по ребрам и плечам, оставляя за собой дорожки липкой мерзости. Её тело казалось чужим, ненавистным сосудом, который она была вынуждена обслуживать. Взяв в руки кусок хозяйственного мыла, она смотрела на него с отвращением. Коричневый, грубый и холодный, он лежал в её ладони, как символ её неудач и разочарований. Мыло было шершавым, и его резкий запах бил в нос, вызывая тошноту. С усилием она начала намыливать его, наблюдая, как появляется слабая пена, словно символ её попыток очиститься от накопившейся грязи, как внешней, так и внутренней. Она поднесла мыло к своим волосам. Пряди липли к её рукам, словно напоминая о всех невыносимых днях и ночах, которые она провела в этом состоянии. Ей было противно дотрагиваться до своих волос, мять и теребить их, чувствуя, как мыло с трудом пробивается сквозь спутавшиеся локоны. Она склонила голову, продолжая намыливать своё тело. Ей было отвратно осознавать, что это её собственное тело, что она вынуждена прикасаться к нему, ухаживать за ним, несмотря на всю свою ненависть к себе. Казалось, что вода была единственным, что могло смыть её страдания, но при этом она только усугубляла её боль. Она стояла под душем до тех пор, пока вода не стала чуть прохладнее, и её кожа, покрасневшая, не начала ныть. Лишь тогда она, обессиленная, выключила воду и, шатаясь, вышла из душевой. В зеркале, покрытом паром, отразилась её бледная, осунувшаяся фигура с глубокими тенями под глазами. Удивительно, как за пару недель, Шварц превратилась в такое бесформенное нечто. Она прислонилась к холодной стене и долго стояла так, пытаясь унять дрожь, которая не отпускала её даже на миг. Почему-то эта волна ненависти, печали и собственной жалости, накатывала её только в одиночестве. Когда Филиппа оставалась наедине с собой. Её муж погиб из-за неё, дети страдают из-за неё, она готова рушить судьбы людей, по звонку из Министерства. Шварц старалась держать себя в руках, но никто не мог её успокоить, приласкать, обнять. Обычного человеческого тепла и поддержки. Но никому не нужна, старая женщина, с прицепом. Даже Стефану она не нравилась, что говорить про остальных. Прошлые коллеги с работы, даже не звонят ей, спросить как у неё дела. Только Ким и Александр, они, остались с ней. А она им не может даже дать минимум. Женщина чувствовала себя никем, пешкой, которую задавили компрессом. Брюнетка обняла себя, скатившись со стены, на холодный кафель. Всё ещё было неприятно трогать себя, но так, девушка хотела наложить на себя иллюзию присутствия кого-то, кто её обнял бы. Этот препарат пагубно влиял на женщину, насилуя сознания. Вздохнув, она встала, вытерла себя полотенцем, стараясь не встречаться взглядом с зеркалом. Одевшись в домашнюю одежду, брюнетка покинула ванную. Взглянув в окно, женщина поняла, что потеряла счёт времени и на улице была уже осела ночь. Выйдя в гостиную, Филиппа встретилась с одиноким Александром в комнате, сердце снова сжалась от боли. Уже хотя уйти в свой кабинет, как мальчик её тихо оклик. — Мам…прости. — Тихо прошептал парнишка, подбежав к матери и прижался к ней, начиная плакать. — Прости меня, мама. Я не знаю, как это всё сказать правильно, но я должен попробовать. Когда я накричал на тебя сегодня утром, я был… ну, я был в ярости и не понимал, что делаю. Мне казалось, что тебе всё равно, что папы больше нет. Мне так больно, мама. Я не знал, как справиться с этим, и я выплеснул свою боль на тебя. Я думал, что ты ничего не чувствуешь, что тебе легче, чем мне. Но я не был прав. Я вижу, как ты мучаешься, как каждый день ты пытаешься держаться ради нас, ради меня. Я был слишком слеп и эгоистичен, чтобы это заметить раньше. Я…я…просто идиот, дурак…прости, прошу мамочка, прошу. — Мальчик проглатывал слова, из-за слёз его речь была спутанной, но он говорил от всего сердца. Филиппа, не злилась на него, она злилась на себя. Ей хотелось показаться сильной, для детей, чтобы они видели в ней стержень, но, оказывается, им это не нужно было. Обняв своего малыша, девушка тихо всхлипывала. — Я не злюсь любимый, я не могу на вас злится, мой дорогой. — Мальчик, начал постепенно успокаиваться, отодвигаясь от мамы, он из кармана достал небольшую, маленькую обёртку. — П-прости меня мам, мне не хватило денег на целую шоколадку, но…добрый мужчина, продал мне чуть-чуть, чтобы…чтобы я мог тебе подарить. — Смотря на санкционный продукт, глаза девушки округлились, но она с улыбкой взяла обёртку прижав к себе. — Милый, не стоило. Больше не покупай ничего такого, мне важно твоё благополучие, а за шоколад тебя могли наказать. — Девушка погладила мальчишку по голове продолжая улыбаясь. — Я…я не буду больше, я буду…буду самым лучшим сыном, обещаю! — Он снова обнял мать, всхлипывая. — Чё за шум у вас тут? — Из ближайший комнаты вышла Ким со вскинутой бровью. Заметив сея картину, она улыбнулась. Это она донесла Александру все эти мысли, а так же подкинула денег на шоколадку. — Котёнок, давай потом. — Филиппа знала, что Александр не любит плакать при всех. Особенно перед Ким, он позволяет себе такое редко. Ким закатила глаза и вернулась обратно в комнату. — Всё хорошо дорогой мой, давай, вытирай слезы, ты же у меня, мужчина. — Вытерев рукавом халата слёзы, Шварц заулыбалась. — Д…да, мам, я…ещё контрольную сегодня написал. Вроде, хорошо… — Вот и умница, а теперь, давай, пошли поужинаем. Пройдя на кухню, девушка позвала старшую к ужину, но открыв холодильник ужаснулась. Он был пуст, а она забыла купить продукты. В ларьке у дома не было ничего полезного. Переместив свой взор на детей, Филиппа поджала губы. Уже хотев опечалить детей, как тут, услышала звонок в дверь. Закрыв холодильник, Шварц прошла к нему, посмотрев в глазок. «Вальтер, что случилось в такое время?» — Подумала брюнетка, открывая дверь. — А вот и я! Я же обещал, что зайду к вам в гости. Конечно поздновато, но я слишком долго пёк для всех пироги! Прости меня, Филя. — С лёгкостью произнёс мужчина, держав в правой руке большой пакет с пирогами. — Булка? Я…не ожидала, что ты к нам заглянешь. Конечно, проходи! — Мужчина радостно улыбнулась, проходя в квартиру и разуваясь. Из дверного проёма гостиной торчали две заинтересованные головы. — Ой, привет детишки! Ким, ты так выросла! А это твой младший сынок? Ну твоя копия!. — Воодушевлённо произнёс упитанный мужчина, проходя в квартиру. Филиппа же, взяла его тяжёлый пакет, немного повалившись в низ. Из него доносился невероятный сладкий и приятный аромат, от чего желудок женщины начал урчать. Удивительно, но она не ела целый день. — Да, неплохая квартирка у вас. Просторная, вообще знаешь неплохо, для дома ранга D. — Ну, не самый худший вариант. — Сказала Шварц скрываясь на кухне. Двое же детей, стояли вкопанные, изучая мужчину. — Филя, а ты что, не рассказывала детям обо мне? Я могу и обидиться. — Шутливо крикнул мужчина, протягивая руку Александру. — Вальтер Буллхаузер. А ты? — Мальчик, словно вышел из транса, пожал руку чиновника, гордо произнеся. — Александр Шварц, пионер! — А вы юная леди, я так понимаю Ким? — Неформалка смотрела с каким-то скептицизмом на мужчину, кивнув ему. — Красавица, как твоя мама. — Но после этих слов, Ким заулыбалась и на щеках появился лёгкий румянец. — Прости Вальтер, куча дел, пытаюсь освоиться на новом месте. — Девушка вышла с кухни, с двумя тарелками, на них были пироги. — Надо бы стол поставить. — Мужчина сразу заметил раскладной стол, с лёгкостью его подвинул к дивану и раздвинул, поставив на ножки. — Присаживайтесь. — Тепло произнёс Булка, сделав галантный жест. Положив на стол тарелки, женщина снова убежала на кухню притащив её тарелки. Когда стол, был накрыт, скудно, но для обычной посиделки подойдёт, то все могли спокойно сесть и насладиться кулинарным шедевром чиновника. Александр и Вальтер быстро нашли общий язык, Ким же радостно поедала пироги, запивая чаем. Филиппа же, наслаждалась этим уютом, тепло снова проникла в её сердце, старый друг, смог скрасить ужасный день. — Ваша мама, клянусь, была второй по красоте женщиной в архиве. Ну, на первом, конечно же была, моя Эльза! — Вальтер травил байки и рассказывал истории со времён работы в архиве Филиппы. Вызывая смех у всех присутствующих. — Ой, Филя, а помнишь того деда, как там его Драник что-ли? — Задумавшись, Шварц вспоминали про какого пожилого человека говорить Вальтер. — Ты про Марка Ранека? — Да-да, представляешь, до сих в архиве работает. — Стой, а ему уже разве не больше восьмидесяти пяти? Как его не отправили на процедуры «Блаженного сна». — Облокотившись на стол, на женщину наплыли воспоминания. Дед, был не из самых приятных, постоянно критиковал работу всех, был крайне привередливый. — В архиве же работает, со времён его основания наверное, вот и может…менять что-то. — На последних словах, мужчина подмигнул Шварц, та лишь захихикала. — Мистер Буллхаузер, а расскажите какие-нибудь секреты из мамины молодости! — Подскочила Ким, вклинившись в разговор. Переглянувшись, брюнетка отрицательно покачала головой, но для Булки это был зелёный свет. — Ваша мама, в молодости, обожала своеобразно одеваться. — Филиппа закрыла голову руками, скрыв смущения. — Вальтер…не надо. — Но хихикая, чиновник продолжил. — Что такое Филя, забыла как ты надевала ту юбку с сапогами. В минус тридцать пять! — О Вождь, та юбка. — От этих воспоминаний, женщина начала скатываться со стула, когда в разуме появилась крайне короткая юбка,, а так же длинные кожаные сапоги на каблуке, ручной работы из отцовских армейских сапогов, сколько она падала на них. Дети коварно улыбнулись смотря на свою мать и продолжили расспрос. Посидев ещё час, компания разошлась. Вальтер отправился к себе, дети же, в кровать. Убирая остатки в холодильник, протирая стол и оттащив его снова в дальний угол квартиры, брюнетка перевела свой взгляд на окно, она увидела большую, яркую, жёлтую, нет золотистую, луну. В разуме отозвался вчерашний разговор с незнакомцем « А вы знали, есть одна сказка о том, что если люди, которые познакомились при голубой луне, а на следующий день она стала золотой, то они встретили родственную душу?» — Скинув всё на совпадения, женщина опустила взгляд, увидела машину, грузового типа, которая была припаркована у дома. Это смутило даму, накинув пальто, которое висело на вешалке, управляющая вышла из квартиры. Возле автомобиля стоял Магнус Херманн, передавая что-то крупному мужчине. Взяв, он запрыгнул в за руль и быстро отъехал. — Так вот зачем вам нужен был день, чтобы допродать свой товар. — С тихим возмущением прошептала Филиппа смотря на спину мужчины. Херманн, развернувшись лишь хмыкнул. — И снова пустые выводы. Раз вы знайте теперь все мои секреты, поделюсь и этим. — Достав пачку сигарет, мужчина взял одну из них, а после зажёг. — Остатки пенициллина, я отправил в больницы и проверенные аптеки. — На лице мужчины не дрогнул мускул, он лишь смотрел с печальным взглядом вдаль. Этот поступок, явно поразил Шварц. — Вы не лжёте? — А для чего ради? Чтобы отчиститься перед Министерством? Я не так наивен, как вы думайте. Нет, не лгу. — Протянув пачку женщине, та взяла сигарету, после чего Херменн без лишних слов поджёг её. — Спасибо вам, Шварц. Вы не такая уже и послушная собака Министерства, как я думала. Я готов уйти. — На такой ноте они разошлись, каждый знал что их ждёт дальше. Вернувшись в кабинет, ей было морально тяжело подписывать и отправлять донос, но…ей пришлось переступить через себя.