stars over our house

У Логана и раньше случались «внезапные» приступы грусти, когда парень мог неожиданно расчувствоваться, а глаза его застилала кристальная влага. Сарджент в такие моменты стремился удалиться с чужих глаз, запереть себя в одиночестве, позволить неясно откуда взявшимся чувствам разбить его. Это происходило накануне важного события, когда он не мог не тревожиться слишком сильно, или после эмоционально тяжелого дня, или после разговоров с патологически грубыми людьми. Просто Сарджент очень чувствительный, это правда. Он не любит психологов, которые доводят его до более глубокого ощущения собственной беспомощности перед колючим и жестоким миром, поэтому с семнадцати ходить перестал. В этом же нет ничего угрожающего ему или другим людям? В школе бы кинули «плакса», посмеялись и забыли. Нет ничего ужасного в том, чтобы быть «плаксой», даже если ты уже не в школе, а во взрослом мире, где обзывательства будут похуже, а забыть уже навряд ли получится. В этом нет ничего страшного, конечно, просто копишь негатив целый день, бурно и эмоционально реагируешь даже на абсолютные мелочи, вроде критики босса или колких шуток коллег. Расставлять границы тяжело, почти невозможно. Чтобы выжить нужно уметь абстрагироваться, держать в себе до определенного момента, пока не окажешься в запертой комнате, в которой можно будет наконец-то залить наволочку слезами, а на утро всего лишь проснуться слегка сонным и вялым. И Логан уживался с подобным распорядком; как по часам знал точное время, когда он сможет вернуться в пустую квартиру и закопать себя в своих мыслях. Но его система «терпеть на улице — рыдать дома» оказалась под угрозой, как только ему исполнилось двадцать. Примерно в это время они съехались с Оскаром. И нет, естественно, Логан был рад этой идее, его глаза сверкали возбужденными искорками, когда он с удовольствием перевозил самые необходимые вещи в их новый общий дом в Майами. Жить с австралийцем — значит посвящать ему всё своё свободное время, а не только вечерние прогулки и выходные. Они не долго думали, просто решили попробовать: в конце концов, почему нет? Терять нечего, это ведь обыкновенный опыт общего быта и постоянного проживания рядом с человеком, которого рассматриваешь как главного кандидата на «долгую счастливую». Родители помогли им снять небольшой домик недалеко от работы Сарджента. Оскару было все равно, он работал онлайн. По правде говоря, ему, кажется, было бы все равно, даже если бы пришлось ехать два часа с кучей пересадок на разном транспорте, а в конце еще идти пешком до офиса. Но, вероятнее всего, он просто уволился бы. Пиастри знал о чувствительности своего партнера: видел, как Логан теряется, когда ему грубят в магазине; как парень выпадает из реальности, потому что какие-то слова самого австралийца показались ему оскорбительными (хотя на самом деле, не являлись таковыми); как он мог залипать, смотря на воду по несколько минут, совершенно не отрываясь, думая о чём-то своем… американском, наверное. И Оскар не нарушал хода событий. Не вмешивался, позволяя спокойно выговориться, пожаловаться, не скрывая эмоций, не осуждал и не обесценивал чужих слёз и переживаний. Он позволял колющей тишине окутать их обоих, только бы та стала для его бойфренда спасительной. На пробу касался ладони, и, не встречая сопротивления, сразу же окружал заботой, тактильным вниманием. Приобнимал за плечи, за талию, элементарно держал за руку в легкие моменты, а в тяжелые — сгребал в охапку чужое ослабшее тело, прижимая к себе, разрешая пугающе содрогаться, пряча лицо в его шее. Гладил по голове, спине и пояснице. И это единственное, что Оскар мог сделать для Логана в такие моменты. Потому что складно говорить он не умел, да так, чтобы за пару минут прекратить чужой порыв сентиментальности. Просто был рядом. Но Сардженту, опять же, и не нужен был психолог. Ему нужен был дом. Дом, в котором он не побоится проявить эмоций, не станет закупоривать их, сдерживаться днями и неделями. Дом, в котором его будут любить с заплывшим от слёз лицом, опухшим и уставшим на утро, с формирующимися стрелочками около глаз из-за частых рыданий, с неприличным «не взрослым» воем и вздохами после и во время очередной истерики. И Пиастри стал этим домом. Нашёл в Логане что-то, чего не находил в других. Что-то хрупкое, разбитое и склеенное как попало, колючее и горячее — то, что нужно было оберегать, защищать, изучать и поддерживать в любой момент жизни. И, видимо, Оскара всё устраивало, раз так много встреч и, в том числе, переезд — были его инициативой. Американец не понимал, что в нем могло так сильно привлекать, но когда задавал этот вопрос, его бойфренд отвечал лишь: «Не думай много. Ты просто интересный, красивый и внимательный. А еще, с отросшими волосами, ты похож на маленькую волнистую карамельную собачку. Я бы завёл себе такую». Нужно сказать, раньше Оскар не мог и представить, что подобные срывы происходят до такой степени часто. В то время, когда они еще не съехались, Пиастри слышал об эмоциональном состоянии от Логана напрямую, лишь со слов представляя, каким чувствительным был его очаровательный бойфренд. Заставал лишь малую долю, когда был действительно нужен Сардженту. И только после переезда ему впервые удалось оценить весь масштаб проблемы… Нет-нет, не проблемы. Ситуации. Логан никогда не был для него проблемой. Для кого угодно в этом опасном требовательном мире, но только не для его «дома». Было тяжело встречать американца по вечерам настолько опустошенным и израненным внешними раздражителями этого дня. Сперва это была жалость, с которой Оскар так отчаянно боролся в своей голове. Ведь это не то чувство, которое должно возникать при виде любимого человека? В конце концов, Пиастри все же выиграл эту борьбу. Просто понял, что относился с жалостью, потому что для него это непривычно, ведь сам он был в разы спокойнее, а заставить его разрыдаться мог, разве что… Да ничего, Оскар не помнил ситуаций, когда боль в сознательном возрасте выражалась через слёзы. Поэтому видеть Сарджента разбитым было так тревожно — должно было случиться что-то глобальное, чтобы он так расстроился, да? Нет. Ничего глобального не будет и не должно быть. Это просто накопившиеся эмоции, которые нужно всего лишь выплеснуть, чтобы быть готовым к следующему дню. Нужен был месяц, чтобы перестать чувствовать жалость, и еще пару дней, чтобы понять… а что вообще он, в таком случае, должен испытывать к своему партнеру, когда видит его в настолько убитом состоянии? Оскару тоже двадцать и он никогда не сталкивался с подобным. Спрашивать было бы неправильным, ведь Логан легко мог подумать, что он доставляет неудобства его новому сожителю. И решение пришло прямо в руки австралийца случайным образом — всего лишь отдаться чувствам и желанию окружить комфортом его бойфренда. Сарджент возвращается домой, и это уже повод встретить его в коридоре, прижать к себе, обвить руками чужое тело, не дав времени даже на то, чтобы раздеться. Не давить, не приставать с расспросами о его дне, не настаивать на диалоге. Логан и сам расскажет о своем дне, когда захочет или когда у него будут силы. На объятиях при встрече его экспресс помощь уставшим грустным щенятам не заканчивается. Следующий этап — как следует позаботиться в бытовых делах: или помочь снять пальто, или стянуть кроссовки, или отнести парня целиком в спальню и оставить его горизонтальной поверхности, аккуратно поглаживая по плечам, волосам и спине. Было одно универсальное средство поддержки в их паре. «Australian kiss» — так представил Сардженту это непопулярное забавное выражение чувств коренной австралиец. Милая и простая история, которая закончилась сильнейшей привязанностью. Когда обоим парням было по 14 лет, они не были особо тактильными по отношению друг к другу, и едва ли их физические взаимодействия выходили за рамки приветственных объятий или совместных ночевок по разным кроватям. Это, кажется, был первый раз, когда Логан не смог сдержать слёз рядом со своим, тогда еще, другом, потому что накануне в его семье произошла череда неприятных событий, которая довольно сильно повлияла на состояние американца. Просто не смог сдержаться одним поздним вечером, пока они вместе сидели на каком-то уродливом камне рядом с рекой. Пиастри тогда не нашелся с ответом на печальную историю своего близкого, поэтому потянулся рукой к чужому затылку, уверенно, но не грубо, притягивая к себе голову Сарджента. Когда они столкнулись лбами, Оскар прикрыл глаза, не отпуская парня ни на сантиметр. — Что ты делаешь? — чужие глаза были на уровне собственных. Так близко, что оба могли почувствовать дыхание друг друга. — «Australian kiss», — серьезно произносит австралиец. Но быстро понимает, что со стороны это может выглядеть настойчиво и пугающе, поэтому спешит объяснить уже с открытыми глазами. — Ну, австралийский поцелуй — это легкое прикосновение лбами. Так делают птички киви, чтобы показать свою поддержку, заботу и привязанность. Киви, к слову, моногамны. Их пара — на всю жизнь. Мне мама рассказывала, — кратко объясняет Оскар и легко улыбается в конце… показывая свою «поддержку, заботу и привязанность» лучшему другу. — В Америке это бы назвали «бычьей разборкой», — копирует чужую улыбку Логан, а после принимает правила австралийского поцелуя и прикрывает глаза. И Пиастри уже не нужно держать его, чтобы друг не отстранялся. И для них обоих этот глупый товарищеский жест стал своего рода опорой в трудных ситуациях или редких ссорах, чтобы показать: «Никакие обстоятельства не заставят меня отвернуться от тебя и перестать любить. Мы справимся со всем. Вместе». Одно касание вместо тысячи слов. Волшебный момент. Нужно сказать, Логан не всегда так беспомощен и разнежен, а Пиастри не приходится ухаживать за ним, как за младенцем, всю их совместную жизнь. Хотя, по правде говоря, не то чтобы этот вариант сильно пугал австралийца. И всё же, его партнёру нужно было максимум пол часа в среднем, чтобы прийти в себя после работы в обычные дни. В особо удачные будни, Оскар даже мог видеть не измученную улыбку на родном лице, которую, по его личным наблюдениям, было еще приятнее целовать с порога. В выходные, практически всегда, Сарджент был самым обычным человеком с утра и до ночи. В целом, всё время с Пиастри было намного спокойнее и безопаснее. И нет, не потому что они могли целыми днями не выходить из дома. Даже в юности, во время прогулок, когда Логану неожиданно грубили на улице или в супермаркете, переживать инцидент с бойфрендом было гораздо легче. Оскар не лез в драку и не геройствовал напоказ; он был сосредоточен лишь на том, чтобы снять напряжение близкого человека, приобнять, подбодрить, перевести тему и отвлечь. Поэтому тратить лишние 10-30 минут пять дней в неделю на то, чтобы поухаживать и побыть предельно внимательным к самому дорогому в своей жизни — было меньшей из жертв. Особенно, учитывая то, как комфортно было самому Пиастри с парнем из Флориды. Сколько нежности и самоотдачи он находит в светлых глубоких глазах, даже если они были покрасневшими и припухшими от слёз; сколько трепета и страсти было в чуть дрожащих после долгих горячих поцелуев губах; каким завораживающим и притягательным казался яркий румянец на щеках американца, когда Оскар мог расщедриться на комплименты или откровенные приставания в виде касаний к шее, талии и бедрам. В целом, чем дольше они вели совместную жизнь, тем лучше Пиастри разбирался в конкретных методах помощи своему прекрасному чувствительному американскому бойфренду. В какой именно момент его нужно отвлечь, вытащить на улицу гулять ранним утром или поздней ночью; в какой момент наговорить разных влюбленных глупостей из разряда «да я ради тебя на все готов!»; а в какой момент заткнуться, окутывая Логана своей молчаливой преданностью и искренностью. Но иногда приходилось быть более изобретательным.

***

Это была ночь пятницы. Всё что нужно было знать о прожитом дне — он прошел самым обычным образом, и даже лучше. В этот раз Пиастри смог себе позволить в кой то веке самостоятельно встретить своего парня с работы и сразу же бессовестно украсть его, забрать себе, огородить от злой надоедливой рутины, которая только расстраивала американца. Сарджент был довольным и гораздо более открытым для него, рассказывая свою специальную подборку хайлайтов его рабочей пятницы. Дома совместно приготовленный ужин — точнее, Логан отвечал за не сгоревшее мясо, а Оскар за настроение, романтику и атмосферу. Распределение ролей их устраивало. Правда, в какой-то момент, они оба чуть не остались без ужина, потому что кое-кто заигрался и явно не собрался отпускать своего американского бойфренда из плотного любовного захвата, дожидаясь, кажется, пока мясо окончательно не превратится в угольки. «Никаких поцелуев, пока я не закончу с готовкой!» — должно было звучать грозно, но смущенный тон с придыхание сдавал Сарджента с потрохами. Следующим этапом, непосредственно, ужин и обсуждения грядущей поездки к родителям. Затем душ, парочка серий нового сериала и спокойный сон перед выходными. Пиастри засыпает почти моментально, как только его голова касается подушки, а крепкая ладонь находит своё место на чужой талии. Он уверен, что проспит до утра самым безмятежным и мирным образом и ничто не разбудит его в 3.40, заставив подскочить в волнении. Ну, конечно, кроме его прекрасного парня, сердце которого в один момент застучало быстрее, дыхание стало неспокойным, а сам он сжался до спасительной позы эмбриона. — Ты чего? — совсем сонно шепчет Оскар, поднявшись на одной руке, чтобы постараться заглянуть в лицо американца. Чужие светлые глаза были прикрыты мешающимися темными прядями, поэтому он поспешил убрать их второй рукой. Приходится подняться полностью, откинув тонкое покрывало, которое сейчас мешало им обоим находиться в большей непосредственной близости. Пиастри самым аккуратнейшим образом притягивает к себе чужое тело, некрепко приобнимая его и ласково поглаживая по прохладной коже плеч. Несмотря на собственный вопрос, объяснений не требует, позволяет привыкнуть к пребыванию в его объятиях. — Меня уволят, — звучит хрипло, напряженно, в попытках сдержать все эмоции по максимуму. — Я не сказал раньше, не хотел портить вечер. Пиастри никак не комментировал, как обычно. Сейчас было бесполезным говорить и то, что Оскар поможет с работой, и то, что Логан никогда не испортит ему настроение, и даже то, что они вместе со всем справятся и в итоге всё будет хорошо. Сардженту нужно отдохнуть, прочувствовать эмоции, которые не успел пережить за день и за вечер, и младший в который раз готов подставить своё плечо. Но ненадолго. Почувствовав через какое-то время, что чужие слёзы не перестают пропитывать его футболку, он решил действовать иным методом. Приходится отстранить Логана самым аккуратнейшим образом, сразу поднимаясь с кровати. — Ты куда? — вопрос утопает в жалобном всхлипе, и, несмотря на темноту в комнате, Оскар может видеть, как Сарджент поднял голову и внимательно наблюдал за ним. — Надевай, — уверенно шепчет австралиец, без сожаления отогнав последние надежды на спокойный сон. Он достал первое попавшееся оверсайз худи (вроде как принадлежащее самому Пиастри, хотя он не уверен, ведь все вещи давным давно перемешались в их гардеробе). Выбрал его, потому что на ощупь оно показалось теплым. После чего он все же помогает надеть темно-голубое нечто на вытянутые руки своего будущего безработного. — И штаны. Я вернусь за тобой, — после этих слов Оскар оставляет рядом с обескураженным парнем домашние спортивные брюки, предназначенные для утренних пробежек. Но бегать они не пойдут. Оскару потребовалось около двух минут, чтобы подготовить всё, что требовалось, а после вернуться к американцу, который сейчас тупил взгляд себе под ноги. Глаза его все еще были на мокром месте, но мозг слегка переключился на происходящее в настоящем времени, поэтому поток был не столь интенсивным. Пиастри берет чужую руку в свою и тянет вверх. Ведет почти через весь их дом, чтобы оказаться на открытой веранде. Ничего необычного, вроде, не было… по крайней мере в такой темноте не сразу можно было заметить старый матрас и небольшую подушку, лежащие прямо посреди летней веранды. Ветра не было, только полуночная прохлада, которая была не столь тревожной, чтобы бояться заболеть. Всё еще оставалось довольно тепло, чтобы не замерзнуть в кофте и не менее теплых спортивках. — Ложись, — Оскар отпускает руку своего бойфренда, переносит её на спину в качестве поддержки. — Мы можем побыть здесь недолго. Если начнешь замерзать — скажи. Они поочередно опускаются на довольно-таки мягкий матрас в таком неожиданном дня него месте. Если Логан правильно помнил, последний раз этот дружок стоял за шкафом, когда они купили новый, и вот, теперь он тут, снова вместе с ними. Сардженту приходится немного спуститься, чтобы устроить голову точно на плече австралийца. Занятый активной обработкой непонятной ошеломляющей информации, он, кажется, совершенно забывает о собственных переживаниях. Либо откладывает их на более удобное время. Этого Оскар и добивался. Логану нужно было поспать. Он слишком слаб и расстроен, чтобы принимать какие-то действия и здраво мыслить. А узнать ситуацию получше или помочь ему сейчас не представляется возможным. Утром Сарджент проснется с новыми силами, они проведут прекрасное утро в объятиях друг друга и спокойно обсудят переживания или уже готовые факты насчет его работы (возможно, уже однозначно бывшей). Поэтому нужно было отвлечь горе-работягу и окружить его чувством безопасности, принятия и любви. — Смотри. Звёзды, — произносит немного странно и по-детски, после чего кивает в неопределенную сторону, пытаясь привлечь внимание парня. Пиастри не следит за Логаном, но точно знает, что его абсолютно нежные светлые глаза сейчас изучают открытое черное небо над их головами. Черные зрачки с светло-болотной радужкой бегают от одной яркой точки к другой, самостоятельно достраивая несуществующие персональные созвездия. Оскар занимался тем же, но с непреодолимым желанием запечатлеть звёзды именно в глазах своего очаровательного партнёра. Почему-то сама мысль казалась ему более чем привлекательной. Идея возникла у Пиастри еще неделю назад, когда он услышал неопознанный скрипящий звук на веранде и в полудреме поплёлся проверять, всё ли в порядке, и могут ли они продолжить спокойно спать. Неопознанным скрипом была какая-то птичка. Оскар был сонным и далеко не орнитологом, чтобы понять, что за зверь перед ним. К тому же, черно-серая крупная гостья достаточно быстро вспорхнула и полетела в неизвестном направлении от их дома. Главное, конечно, чтобы спать не мешала. Австралиец провожал взглядом полуночную гостью, пока окончательно не потерял её в темноте. Взгляд совершенно случайно сфокусировался на редких микроскопических точечках, разбросанных по черному покрывалу ночного неба. Ни одного облака, ни луны в его поле зрения, только эти очаровательные уникальные небесные тельца. Вдобавок к орнитологии, Оскар Пиастри и астрономией не увлекался, поэтому разглядеть созвездия или определить расположение даже самых известных звёзд было ему не под силу. Зато даже его сонный мозг сразу же подкинул гениальную идею — в срочном порядке показать эту красоту его личной красоте. Его красота, кстати, сейчас спала мирным сном, наверняка даже не заметив, как исчезли крепкие горячие объятия со спины, а в загривок перестало упираться чужое равномерное дыхание. Оскар не расстроился, когда обнаружил Логана на том же месте, в той же позе, в которой и оставил американца ранее. Ему остались лишь аккуратнейшим образом вставить себя обратно в этот идеальный тёплый пазл и не разбудить Сарджента. Вышло отлично, поэтому, в награду, Пиастри позволил себе легкий смазанный поцелуй в плечо партнёра. Ну а после уснул с мыслями о звёздном небе. — Завораживает, — разрезает тишину глубокой ночи чуть хриплый голос Логана. После его слов, Пиастри всё же поворачивает голову, чтобы лучше видеть своего бойфренда, следить за его эмоциями и движением глаз. — Завораживает, — повторяет австралиец, но отнюдь не о звёздах. Откровенно любуется чужим профилем в полумраке. Самый красивый человек, которого Оскар только мог видеть, сейчас лежит так доверительно близко. Такой изнеженный, пугливый, чувствительный, переполненный эмоциями и исполосованный небольшими шрамами от прожитого дня и прожитой жизни. Такой родной, заботливый, милый, интересный и забавный. Такой, какой только и нужен Пиастри. Его неповторимый Капитан Америка. — Над нами малая медведица. Видишь Полярную звезду? Она сейчас самая яркая, — указывает в примерном направлении, и Оскару приходится оторваться от чужого лица… тяжело, но терпимо. Он видит яркую звезду, но не может быть уверен, что это та, о которой говорил Сарджент. — Значит рядом еще дракон. — Давно ты астроном? — отвлекается от звёзд обратно, к своему любимому виду. Теперь он разворачивается всем корпусом, укладываясь на бок. Устраивает ладонь на животе парня, мягко оглаживая большим пальцем рельеф чужого пресса. Ненавязчиво. Логан знает, что всегда может отстраниться от партнёра или попросить его не прикасаться. Происходило такое до невозможного редко, но точно было пару раз. Оскар не обижается, наоборот, он безумно рад, что Сарджент может держать с ним личные границы, говорить, если ему дискомфортно, не опасаясь, что его просьбы проигнорируют. Значит, Пиастри всё делает правильно. — Нет, — легкая улыбка на ответе заставляет австралийца почувствовать себя самым счастливым и гениальным человеком во всем мире. Самостоятельно добиться расслабления Логана после непрекращаемого потока негативных эмоций — это его личная победа. И награда, естественно, эта самая улыбка на губах его возлюбленного. — Просто звёздная карта Майами мало чем отличается от других городов Флориды. А про Флориду нам ещё в школе говорили, — спустя пару секунд Сарджент и сам поворачивается к чужим карамельным глазам, всё так же осторожно улыбаясь. Рука перемещается ближе к чужому лицу абсолютно бессознательно. Оскар не думает ни секунды, прежде чем медленно и ласково погладить скулу партнёра. Каким же гипнотизирующим был такой расслабленный уставший вид Сарджента. Великолепно. Правильно. — Хочешь остаться здесь? — Хочу. — Я принесу одеяло, — Пиастри оперативно поднимается, чтобы не упустить это всеобъемлющее, но такое шаткое чувство спокойствия. Но его очень быстро останавливают перехватывая за локоть, из-за чего приходится прерваться. — Утром может стать попрохладнее из-за ветра. Замёрзнем. Но Логан и не протестовал. Его взгляд был таким вымотанным, но чистым, искренним и доверчивым. Он заставил Пиастри просто повиснуть в воздухе в ожидании хоть какого-то сигнала. И тот самый «сигнал» не заставил себя долго ждать. Сарджент приподнимается и сам, чтобы быть сейчас с австралийцем примерно на одном уровне. Достаточно близко, чтобы без лишнего напряжения коснуться чужих губ своими. Оскар отвечает моментально, как только понял, чего хочет Логан. Его не нужно просить дважды. Сейчас слишком подходящее время (раз так решил сам американец), чтобы проявить тактильно собственные чувства. Благодарность за заботу, покой, терпение. И парень был более чем счастлив такому ответу на свои старания. Нежно, медленно, чувственно. Пиастри никогда и никого не целовал с такой любовью. Конечно, до Сарджента у него было не так много поцелуев в жизни… Но даже самый первый однозначно проигрывал любому из тех, что были между ним и Логаном. — Спасибо, — Логан отстраняется первым от чужих губ, но так же мягко касается лбом чужого. Australian kiss. Кажется, даже самого Оскара в этот момент пробрало до мурашек. Уйти за одеялом теперь было критически тяжело. Хотелось задержаться на подольше в этом неудобном по сути, но приятном по смыслу положении, а не портить их эмоциональную атмосферу. Но всё же, секунд через десять, австралиец мелко целует своего партнёра в щёку, медленно отстраняясь. — Ложись, скоро приду. Оскару кажется, что он отсутствовал пару секунд, это ведь не так тяжело: пересечь весь дом, забрать с кровати одеяло, подумать о том, что утром ему и самому будет прохладно, положить одеяло, найти себе еще одну толстовку, которая окажется тонкой, поменять её на рождественский свитер со странной кривой ёлкой, закинуть его на одеяло и принести весь этот комок на веранду, вернувшись тем же длинным путём. Но, когда Пиастри скинул все вещи на матрас, подложив мягкий элемент одежды ближе к подушкам, он едва может заметить, что американец уснул, не дождавшись его. Не сильно расстроившись, парень всё же расправляет одеяло, накрывая равномерно их обоих. Теперь ему снова нужно было аккуратно лечь, чтобы не разбудить Сарджента. Возможно, у Оскара никогда и не получалось быть тихим, и Логан просыпался, но делал вид, бдуто выгнать его из царства Морфея не так-то просто. Да и не так ужасно просыпаться от мягкого захвата чужих рук, которые однозначно не причинят вреда и боли. Только безопасность, тепло и любовь. Это — было главным.