Good morning

Луч солнца игриво пробирался через лениво зашторенные окно, опадая на двух людей, что нежились в кровати в такое прекрасное весеннее утро. За окном было светло и даже относительно тепло, солнце в преддверии лета учтиво начало вставать значительно раньше, радуя жаворонков, но терроризируя бедных сов. С крыш зданий стекали тонкие струйки растаявшего снежка и подтаявшего льда, время от времени, капая на головы пробегавших под навесами домов и всяческих заведений бродячих и не только кошек и собак. Где-то, не смотря на ещё крепко вцепившийся в землю полу лёд полу снег, начала проклёвываться молоденькая девственная травка, а голые деревья, желая наконец вернуть свою природную красоту и блеснуть шармом, обзавелись почками. Словно понимаю, что скоро голые веточки вновь расцветут зеленью, всевозможные птицы, что решили вернуться, облюбовали себе по веточке ещё голых красавиц. Всё было прекрасно. Двое, чей сон не тревожило даже откровенно фальшивое птичье пение за окном, мирно продолжали дремать. На циферблате будильника не было и шестого часа утра, куда им торопиться? У пирсера почти законный отпуск в связи с полетевшей, от вечных подмен весны зимой, а зимы весной, проводки. Серьёзно, пора бы госпоже Зиме завязывать со спиртным и пропускать свои смены находясь в совсем не благотворном запое, а потом бегать и отрабатывать, подменяя свою подружку Весну. А то их салон такими темпами обанкротиться и Дриму придётся идти работать по специальности, у пирсера к слову от одной этой мысли глаз начинал дёргаться, так, что лучше такое в слух при нём не озвучивать. То ли дело Томми, вот у этого парниши вполне законный выходной. Его шарага активно готовилась к великому дню всех времён и народов, к дню её открытия. Да так активно готовилась, что преподы то и дело отменяли занятия к чертям собачьим, от чего у доброй половины, а то и больше, попросту не было пар, да даже если бы одна единственная и была, то та непременно оказывалась физрой. В общем на учёбу Томс не ходил уже около недели, чем был изрядно доволен и не в коем случае не хотел, чтобы эта благодать так быстро закончилась, а закончится она должна через пару дней. В прочем даже этой паре дней он будет рад, будто месяцу, особенно, когда по воле Прайма и Госпожи Фортуны жить ему приходилось больше не в общаге. Ну как не приходилось, просто уже полгода он стабильно пять дней прозябает в весьма уютной квартире, недалеко от студии, принадлежавшей одному вредному забитому шкафу, а остальные два упорно делает вид, кукурузя перед всеми, кому надо было, максимально серьезную физиономию, всем святым, что у него есть, убеждая, что живёт он в ней и не в коем случае не обладает возможностью съехать. Был ли в этом всём смысл? Ну вероятно да, правда только для Томми, но это другая и очень интересная история, которую Леонид Каневский поведает вам в другой раз. Сейчас же это дурачёк-афферист, как наглый котяра, уютно прижимался к боку своего, уже почти как полгода, парня, млея от того насколько, тот тёплый. Да и что греха таить, подушка из него тоже ничего такая, вполне себе лежабельная. Младший, как молодая коала, обхватил Дрима во сне и прижался настолько сильно насколько был способен, будто мужчина самое лучшее дерево эвкалипта. А он вероятно мог им быть. Ведь тот не стеснялся проявлять в ответ такую же ничуть не уступающую по силе привязанность. То и дело в полусне заключая Томми в медвежьи объятия или просто придерживая того рядом с собой, будто бы отпусти он его на секунду и тот испариться по волшебству. Пуф и нет его. Такого конечно не произойдёт, в магию Дрим не верит лет так с пяти или с четырёх, однако отпускать этот кусок энергии и хаотичности он не намерен, даже под дулом магнуса. Вот и сейчас упиваясь приятной идиллией, эти двое, как те самые слипшиеся два пельменя со дна упаковки, прижались друг к другу, даже несмотря на то, что под одеялом было жарко, а объятия ни капли не помогали, напротив делали ещё хуже. Быть может они и дальше продолжали бы так нежиться в объятиях друг друга, однако у судьбы на них были другие планы. Дрим вдруг проснулся, да вот так, без будильника, мыслей, что куда-то опаздывает, ему определённо не снился кошмар иль того хуже мокрый сон, было бы весьма неловко. Организм пирсера попросту вдруг решил сказать ему: «Так приятель, всё подъём, да сейчас, да тебе никуда не надо, я знаю, просто поверь мне и проснись». И судя по всему отказать он в потугах своему собственному организму — не мог. С некоторым недовольством он разлепил веки, открыв глаза, и уставился в стену. В комнате не было темно, но и особым освещением похвастаться она не могла, однако пирсеру хватило его с лихвой, чтобы, опустив глаза чуть ниже, увидеть взлохмаченную копну вьющихся светлых волос, что сейчас казались русыми. Дрим мягко улыбается, ощущая опаляющее дыхание на своей шее и вес чужой головы на свой руке, за ночь та неплохо так затекла. Возможно стоило бы постараться вызволить многострадальную конечность из плена этой обворожительной головы, всё же кровоток не шутка, так можно и конечности лишиться. Но Дрим так не считал, Томми засыпал на его руке не впервые и каждый раз всё было в порядке, чего сейчас лишний раз переживать? Вот и пирсер, подумав так же, решает ничего не предпринимать. Продолжая делить с подростком чудное мгновение близости. Томс во сне сильно вспотел, футболка, благородно позаимствованная у Дрима, промокла, прилипнув к телу, так же, как и волосы вблизи ушей. У парниши была странная, по мнению пирсера, особенность. Перед сном тот начинал неимоверно мёрзнуть, хоть сам на ощупь был далеко не холодный, надевал самые тёплые футболки и пижамные штаны, кутался в одеяло и укрывался пледом. И всё бы ничего, только вот в итоге ему становилось жарко, плед падал на пол, одеяло было вынуждено ретироваться куда-то в ноги, лишь чудом не разделяя участи пледа, только Дриму деться было некуда, а он и не против. Потугов младшего он, к слову, не разделял, в одежде спать ложился только зимой и то, если отопление накрылось. Сейчас же, весной, он в одних лишь домашних шортах лежал на кровати и наблюдал за тем, как его спутник жизни спит. Скорее всего он бы мог заниматься этим до тех пор, пока Томми бы не проснулся, ну или каким-то чудом опять смог бы заснуть, только вот произойти ничему из этого не дал звонок в дверь, что трелью разнёсся по всей квартире. Что ж, Дрим был готов поклясться, он сменит этого противного дверного голосилу на, что-то менее отвратительное сегодня же. Ну или завтра, да определённо лучше завтра. Трель повторилась ещё раз, пока старший пытался, как можно более аккуратно вынуть затёкшую конечность из-под очаровательного мальца. Потянувшись и размяв руку настолько насколько это было возможно, он встал с кровати, та предательски скрипнула, радуясь уходу не маленького груза, благо хоть пол соизволил не повторять за ней; вероятно это заслуга пледа, что в этот раз упал аккурат на сторону Дрима и так удачно смягчил его шаги. Встав во весь рост, мужчина потягивается уже всем телом и прежде чем пойти открыть дверь, и возможно разбить лицо придурку, что посмел звонить в их дверь в такую рань, накрывает Томми ранее упомянутым пледом. Парниша раздосадовано мнётся во сне, явно недовольный исчезновением своей телогрейки, он ворочается в поисках тепла, пока плед мягко не отпускает на него. Пару мгновений и вот он снова спокойно дремлет, не двигая ничем, кроме грудной клетки, что теперь очень явно вздымалась, поднимаясь то вверх, то вниз. От такой картины в сердце пирсера расплылось, что-то тёплое, он еле сдерживается, чтобы не нагнуться и не поцеловать того, однако прекрасно понимает, что тот может легко проснуться от сея действия. Дрим покидает комнату настолько быстро насколько это возможно, стараюсь издавать, как можно меньше звуков, по коридору же до прихожей пирсер идёт, куда более расслабленно не страшась скрипов пола, стены у них плотные и двери тоже, повезло с ремонтом. К двери он подходит лениво с неохотой, «Может ну его» — думает Дрим, но как будто, читая мысли, трель звонка раздаётся в третий заключительный раз. Бог любит троицу? Может и так, пирсер бы предпочёл не слышать этот ужасный звук ещё раз, он точно обязан купить новый сегодня же, к чёрту отговорки. Дверь отпирается быстро; Томми опять закрыл лишь на один оборот, не смотря на все просьбы пирсера. Дрим даже в глазок не смотрит, а зря, Джордж с Паффи изрядно позлорадствовали бы над ним и этой его вредной привычкой, сейчас. Перед ним стоял внушительный мужчина, он был не сильно выше пирсера, но от чего-то казалось, как будто он возвышался над ним минимум на одну голову, если не больше. Облачённый в длинный кожаный плащ с педантично выглаженной под ним рубашкой, он излучал ауру серьёзного, сдержанного человека. Его лицо не выдавало каких-либо эмоций и выглядело несколько скучающе, однако тёмно-карие глаза с какой-то красноватой искринкой говорили, что ему не всё равно или по крайней мере не в полной мере. Однако больше всего впечатлило его не это, а волосы мужчины. Собранные в небрежный пучок, розовые локоны то и дело выбивались из неустойчивой конструкции, опадая на плечи и обрамляя лицо, сродни дорогим портьерам. Но даже не смотря на явно сделанную наспех причёску, волосы выглядели ухоженными и прибывали в очень хорошем состоянии. Ещё раз подтверждая серьёзность и ответственность человека, но уже в отношении себя и своего внешнего вида. Казалось бы, Дрим, так бы и продолжал стоять в, таком не привычном для него, чувстве шока и некоторой уязвимости перед собеседником. Можно ли считать собеседником того, с кем и словом не обмолвился? Вероятно, можно. Мужчина прочистил горло, прежде чем низким, спокойным тоном произнести. — Дрим Вэс’Тейкен? Пирсер сначала и не понял, что от него хотят, а когда до него дошло недоверчиво кивнул, на явный вопрос. Мужчину двусмысленно хмыкнул в ответ. — Чудно, ты мне нравишься, выглядишь, как славный парень, — Хохотнул мужчина, положив руку на плечо Дрима. Тот от такого действия опешил, но руку сбрасывать с плеча не стал, незнакомец не казался опасным, напротив был весьма дружелюбен, не смотря на свои габариты. — Копия ключа. — Протягивает розововолосый упомянутый ключик. Он по забавному маленький со свисающим брелоком свинюшки в короне и плащике. Брелок раза так в три больше ключа, связан то ли крючков, то ли спицами, выглядит потрёпанным временем, но в довольно хорошем состоянии. Мужчина явно хорошо умеет ухаживать за вещами. Пирсер послушно принимает ключ, протягивая руку. Свинюшка свисает чуть, не утягивая ключи за собой вниз, но Дрим вовремя подхватывает ту второй и не осознанно прижимает к груди, чтобы она точно не упала на пыльный коврик в прихожей; нужно вытряхнуть уже как пару недель. — Передашь гремлину, скажешь от Блейда, после двенадцати не купать, сладким не кормить, — С ухмылкой на губах продолжает незнакомец, хотя теперь не совсем незнакомец. Блейд поднял руку и убрал с кисти рукав плаща, давая себе и Дриму увидеть то что он скрывал — наручные часы. Не дорогие или нарочно вычурные, напротив аккуратные и скромные, не электронные, классический часовой механизм на кожаном ремешке. Вэс’Тейкен мало понимал в часах, но этих пару секунд хватило с головой на не сложный итог — мужчина перед ним сдержанный человек, любящий практичность и надёжность, а ещё старые вещи девяностых годов. — Узнаю, что проебался — сломаю колени. Это была не шутка. Дриму хватило мгновения чтобы понять это, не меньше не больше. Что-то в глазах его собеседника резко потемнело, взгляд тяжелел с каждой секундой, пирсеру начало казаться, что его буквально раздавит от этого давления. Холодок прошиб спину разрядом электротока, он отчётливо контрастировал с чужой горячей рукой, лежащей на его плече. Мужчина не сжимал его, что, казалось бы, в такой ситуации является сабо собой разумеющимся. Нет, он просто оставил её там, где разместил ранее. Просто держал. Не было и намёка на какое-либо физическое воздействие, Вэс’Тейкен кровью готов поклясться — этому человеку не нужно демонстрировать физическую силу для угрозы. Одно отношение — угроза. Интонация — угроза. Взгляд — угроза. Этот человек знает о том какое давление может оказывать и умеет им пользоваться. Без лишнего пафоса. Ему не нужно что-то демонстрировать или доказывать. Зачем? Всё и так понятно, всё и так очевидно. А если нет… Это уже проблемы того идиота, до которого не дошло с первого раза; второго не будет. — Я понятно изъясняюсь? — Это не вопрос, хоть построен и звучит таковым. Дрим более чем понимает, сказанное не вопрос, сказанное — утверждение. И лучше бы Вэс’Тейкену не противоречить уже заявленному ранее. Да они два взрослых человека, пусть Блейд старше и всё же. Да они на территории Дрима; порог его квартиры чёрт возьми. Да при угрозе жизни у него есть полное право обратиться в соответствующие органы. Но нет. Правила устанавливает розововолосая принцесса, что нагнёт всех конкуренток; если одним взглядом не распугает. — Да сэр, — Ответ непроизвольный, но чёткий. Так кажется учил его дед, старый морпех по маминой линии, когда он ещё был юнцом. Грозный мужчина с сединой у висков и колючей щетиной и пальцем внука не трогал, но ту немую угрозу и опасность он помнит до сих пор. Блейд излучал нечто идентичное. Не такое грубое, выбитое на сердце армейскими берцами. У мужчины всё выточено, точно и чётко, совсем не армейская жёсткость, хоть и похожее, очень похожее. Это не искусственно выработанное силой, кровью и болью. Это природное, присущее этому человеку с рождения, то с чем он не уживается, как душевнобольные терпящие свои недуги, желающие их скрыть от глаз общественности, похоронить в себе. О нет. Блейд не уживался, не мирился, не подстраивался; зачем подстраиваться, если тебе от этого никакого прока? Не зачем и мужчина лаконично не стал. Дриму бы в пору испугать или хотя бы насторожиться, но снова нет. Это уже даже не про шестое чувство или слепая уверенность. Это уже про доверие, доверие его, Дрима Вэс’Тейкена, к Томми, всё ещё сладко спящему в комнате в конце коридора. Если что-то за их не особо долгие отношения он и узнал об Инните так это то, что тот с дерьмовыми людьми не водиться; с ними только и водиться по ощущениям, но с хорошими дерьмовыми, реальных отбросов сторониться и психов всяких тоже. И раз уж и с этим человеком Томми действительно знаком, то выбора у него нет. Только немое согласие, покорное смирение. — А вы?.. Это?.. — Мямлит Вэс’Тейкен, сам не совсем понимая, что хочет спросить, нет не любопытства, не конкретных формулировок. Только неприятная склизкая недосказанность и желание обозначить для себя чуть больше чем есть на руках прямо сейчас; Блейд это имя чёрт побери, фамилия? — Хмм? — Мужчина некритично, еле заметно приподнимает одну бровь, однако быстро возвращает ту в прежнее положение. — Техно Стивен Блейд. Крёстный. — Отвечает он чётко, делая особый акцент на начале и конце, опуская середину; что-то не нужное, неуместное, нелепое, несуразное. Он протягивает руку для рукопожатия. Вот теперь они действительно знакомиться. Дрим наконец отпускает брелок, одной руки хватит с лихвой чтоб его удержать. Хватка у Техно сильная, но без излишней грубости, хотя мужчина даже не старается. Вэс’Тейкен готов поставить четырёх-пятизначную сумму, этой рукой можно вырубить человека на раз. Нет, Дрим уверен, что Блейд вырубал людей одним чётким ударом и не раз. — Дрим Вэс’Тейкен. Партнёр. — Слышал бы Томми сейчас его тон точно ляпнул бы что про излишний пафос и напущенную серьёзность; подумав чуть дольше не постыдился подметить и пикантность. Хватка обоих ослабляется спустя пол минуты в немом согласии её большей ненадобности и неуместности. Синхронно кивают друг другу будто бы согласовывая что-то негласное между собой, одно им понятное. А затем Техно разворачивается и уходит. Без лишних слов и пояснений; он уже всё сказал, больше нечего, нет, не нечего сказать, а нечего больше знать Дриму. Вэс’Тейкен стоит, смотрит, не знает даже, что сказать то. Пока думал новообретённый знакомый и вовсе скрылся где-то на нижних этажах. И как это понимать? Никак — сам для себя отвечает мужчина и закрывает входную дверь, на два оборота, как следует. Сна ни в одном глазу, Дрим тихо идёт до спальни, Томми всё ещё спит, свернулся клубком на кровати, сжав подушку в объятиях. Вэс’Тэйкен смотрит на это и улыбается, по-глупому так, увидь кто засмеял бы. Да и всё равно. Дверь в спальню он прикрывает уходя, не закрывает полностью, ни к чему. Дрим прикидывает чтобы приготовить на завтрак и как рассказать о ключе, поручении и прочем. Гренки звучат чертовски привлекательно; вкус уже почти на кончике языка, да определённо стоит приготовить гренки. А расскажет обо всём прямо, как Иннит проснётся, нечего юлить. На кухонных часах и девяти нет, кучу времени чтоб подобрать слова.