* * *
Одиннадцать часов назад. Дима не находил себе места под козырьком, крепко сжимая сумку. Ему нельзя было уносить дело Волкова, а Грома не пускали в участок после всего. Прогноз погоды помешал собраться в их местечке на крыше. Гром и Юля вышли из машины у кафе. – Извини, что заставили ждать. Пробки, – сказал Лжеигорь. Зазвенел колокольчик над дверью. – А почему именно здесь? – спросил Дубин, вытирая подошвы о входной коврик. – Ну ты же по апельсиновым маффинам? Я как-то... Всё время шаверму брал нам, может, стоит и вам скормить мне что-то новенькое? Расширим рацион, – Гром тепло улыбнулся. – Не кисни, Дима-сардина. И так киснет Юля-косуля, ей нужно больше сладкого, чтобы полегче стало. Хотя всем нам не помешает. Дубин открыл и закрыл рот в удивлении. "Он помнит, что мне нравится? И он какой-то... Ласковый? Чего?!" Лжеигорь не стал помогать Юле снять джинсовую куртку, чем приятно удивил её, потому что девушка сотню раз безрезультатно повторяла Грому, что ей так неудобно, самой лучше. Она даже на всякий случай поцеловала своего парня в лоб. Нет, температуры не было. Неужели на него так повлиял страх потерять их с Димой? Сколько будет длиться марафон невиданного понимания и внимания? Игорь с дачи вернулся каким-то... Даже за прокладками сбегал без нытья про немужицкое дело. Дима грел руки о кружку с чаем, ожидая. Гром молча пролистал папку и передал обратно. Дубин застегнул её в сумку и спрятал, зажимая между спиной и сидением. "Если сделать щенячьи глазки, усыпит ли Архипова гуманно? Она вроде бы симпатизирует... Может, и проканает?" Лжеигорь сделался чертовски грустным. – Юль, Дим... – он вздохнул. – Я хочу выйти из игры. Юля издала "ха!" и сказала: – Не смешная шутка, Гром. Если это уловка!.. – Я серьёзен. Вы все, кто у меня есть. А из-за моих ебанутых методов работы, я вас потеряю. И о тёть Лене кто позаботится? Она тоже одна осталась. – Ого... Оу, – Дима ткнул ложкой с кусочком маффина мимо рта. – Он и впрямь серьёзен. Так и до ухода в отставку недалеко, – Дубин положил ложку и стряхнул с себя крошки. – Может быть. Я к Самуилу Яковлевичу запишусь, пока жду суда. Чтоб мозги на место поставил. Проблемный я какой-то. – Всё настолько плохо? – спросил Дима, подаваясь вперёд. Гром снял кепку, сложил на ней руки и устроил сверху подбородок. Юля приобняла за плечи. – Слушайте, я не говорил вам... Я хочу объяснить, почему я вот такой. Такой осёл. – Ну Игорь, – Юля прижалась к нему виском. – Никакой ты не осёл. – Иа-иа, и я того же мнения, – сказал Дима, ловя строгий взгляд Юли. Он пожал плечами. – Игорь просил не киснуть. – Волков сейчас заныкается с концами и всё, – сменил тему Гром. – Зачем ему Разумовский? Похоронить? – спросила Юля. Лжеигорь закрыл глаза. – Типо того. Они же в детдоме одном выросли. Я их вспомнил. Прежде чем Федор Иванович меня забрал, я попал в "Радугу". Ну и эти двое приходили подружиться с новеньким. Прикиньте, Разумовский обещал нарисовать меня, чтобы я плакать перестал, а я ему: "Девочка, иди играй в куклы". Он патлатый был, еще и Волков его за ручку водил, скалился на тех, кто косо смотрит. Я подумал, что там история первой любви. Юля с Димой смутились. – Я не ошибся, – уголки губ Лжеигоря опустились, а он поднялся с кепки. – Переговорил с Татьяной Михайловной, воспитательницей, о Волкове и Разумовском. У них как в меме. Брат за брата, брат за основу взято, ауф. Волк будет зализывать раны и оплакивать. Высока вероятность, что он может, – Гром изобразил верёвку на своей шее. – Разумовский в злодейской речи вещал о "любви к деньгам", но мой информатор, вышедший на оффшоры, сказал, что их никто не трогал. Призрак пиздец с городом сотворил не в качестве наёмника. Никаких денег. Он мстил за... друга. – Что за ганнибальщина? – возмутилась Юля. – Ну и взялись бы за ручки снова эти друзья Дороти и свалили бы по радуге из дурки. Нахрена это было... Все эти многоходовочки. Жми на рычаг, Олег! И ради чего? Твою репутацию испортить? Дима и Лжеигорь ничего не поняли. – Я имею в виду, они же могли просто сбежать. И у всех хэппи-энд. На что им ты? – Я получил то, о чем мечтал маньяк-миссионер, а сам он оказался взаперти, униженный и озлобленный. И он решил перевернуть всё с ног на голову. Третировал Разумовского. Рубинштейну в голову залез, чтобы тот с Волковым связался. А Волков и без доктора был в курсе. Сам спешил освобождать принцессу из башни, сражать дракона. Меня. – Про Рубинштейна, – начала Юля. – Ты только не ругайся. Я когда копала инфу, пробралась в его офис. Не хотела пока об этом, мы и так выжаты после Призрака, ещё и суд... Но, Игорь, не вздумай! Психиатр мутит что-то. Он меня натурально пытал гипнозом. Пытался выудить информацию. И... и выудил. Я за то, чтобы ты так просто не сдавался, сейчас вот вообще не время. Если Призрак и впрямь заляжет на дно, то у нас появляется свободное окно для кейса Рубинштейна. У него есть папки с пометкой "Сверхлюди". То, что я про Разумовского успела прочесть... Вам не понравится. И папок у него таких... Какие-то: Кризалис, Поэт вместо нормальных Ф.И.О. – Тогда поищи мне другого специалиста. Я не в порядке. – Хорошо. Так почему осёл? Игорь откинулся на спинку. – Я виноват. Мой отец... И Фёдор Иванович... И весь город... Из кафе они вышли через час. Игорь и Дима с красными глазами. Юля сдержалась. Ливень кончился, но ещё моросило. Туча, захватившая треть неба, давила на жителей Санкт-Петербурга. Пчёлкина ковырялась в кармане джинсовки и как-то выпала из беседы, активно ища, вместе с тем выглядя всё напуганнее и напуганнее. Схватила Игоря за плечо, тоже вырывая из беседы с Дубиным. – Дима, – голос сел. – Ты можешь вернуться в кафе и заглянуть под стол? Моя перцовка, она, наверное, выпала. – Конечно, – он поправил очки. – Ты... Ты только дыши, окей? – Быстрее, прошу, – хватка Юли на плече ужесточилась. Лжеигорь аккуратно отцепил пальцы и прижал к себе Пчёлкину. Юля зажмурилась и попросила: – Не отпускай меня. Накроет. Я не чокнутая, потом, потом объясню. Она засчитала от пятидесяти в обратном порядке, судорожно ощупывая заклёпки на своей куртке, когда они кончились, переключилась на кожанку Грома. – Тридцать четыре, тридцать три. – Вот, – запыхавшийся Дубин отдал ей баллончик. – Он был в туалете, отдали официантке, а та мне, – отчитался он. – Ты как? – Лучше. Спасибо, спасибо.* * *
– Юль, извини за недодедукцию, но не могу я не сложить картинку из тех пазлов, что ты мне подкидываешь то случайно, то нет. Я вижу, не можешь заговорить об этом, но открыться хочешь. Рассказать за тебя? Юля отвела взгляд. Они сидели на разложенном диване. Домашняя кофта одним рукавом сползла, и Пчёлкина, снявшая макияж выглядела совсем уж уязвимой. – Говори. Опять срывался дождь. Чёртовы майские грозы. – Ты была студенткой. Юля кивнула. Она продолжала кивать до конца рассказа, поджимая губы. – Тебя никто не касался до этого ублюдка. Ты не была виновата, просто шла в общагу из метро. Поздно закончились пары в тот день или ты ехала с практики. Что-то вроде того. Ты ещё не была дерзкой, не красила ярко волосы и не носила перцовый баллончик, который теперь даже под подушку кладешь тайком от меня. Потому что если потеряешь, то накроет паническая атака. – Меня не изнасиловали, но он лапал... – Юля стиснула руку Грома, ее ладони сильно вспотела. – Мимо проходила компания, очень громкая. Вспугнули, – она старалась заземлиться, вернуться из воспоминания, почувствовать Грома рядом. – Меня уже накрывало при Диме. Он такой хороший, он успокоил, нашёл. Я боялась, что из-за этого ты разорвёшь отношения. Настоящий – невидимый для Юли Игорь опустился перед ней на колени. "Я тебя к ней не выпущу, ты нихрена не умеешь успокаивать. Слышу твои стрёмные мысли." "И не выпускай. Наговорю, что сделал бы с той сволочью... Юля и меня испугается. Хреновый я бойфренд, раз она решила, что брошу её из-за этого... Я столько не замечал, забывал о важных датах, о нашей годовщине... О том, что у нее есть нужды и переживания." "О, ну ты вовремя с самобичеванием! Я ей ничего не скажу. Знаешь, иногда советы, заверения, такая вот чушь не нужна. Стоит лишь побыть с ней." Лжеигорь обнимал Пчелкину и гладил по волосам. Гром, уложив Юлю, коротко поцеловал её. Зажёг лампу и устроился с девушкой на диване. – Я тебя не оставлю. Ты всегда можешь обратиться. Поделиться тем, что мучает. Вообще-то... Лучше б нам обоим походить бы на психотерапию. Твой страх уйдет. И мои загоны тоже. – Есть не только страх. Ещё деталь от этого пазла. Попался ли он тебе? Хотелось, чтобы ты сам спросил для чего это, – сказала Юля, беря лицо Птицы и всматриваясь. – Кое-что попробовала после того случая. По-другому не выходило. И с тобой... Не каждый раз, но я притворялась. А вчера вечером и ночью у меня получалось... Мы можем обсудить? – Если ты хочешь сейчас, то и я, моя Госпожа. – Подкалываешь? – Больше нет. Юля сглотнула. – Так ты видел?