Умоляю, открой глаза...2.0

- Так ты был жив... - вынес из себя зелёный ниндзя, ныне мёртвый. Он не мог поверить своим глазам. Ненависть и боль ушла, осталась лишь печаль от осознания того, что он больше не существует в живом мире. Лишь тут, среди бескрайних полей мира, где он уже бывал когда-то, он увидел то, что должен был заметить намного раньше, то, что он так страстно хотел, но не смог разглядеть за занавесой боли из прошлого, злости за то, что он был без отца так долго. Здесь, уже после того, как ему был дан шанс позволить заботиться о себе, он увидел, что он был нужен. Отцу не было наплевать.... Он будто все ещё был там, внизу, рядом со своим трупом, и видел, как мужчина, всё-таки оставшийся в живых, оплакивал его гибель. Необычно видеть слёзы на лице, которое раньше никогда их не показывало. Прямо мурашки по коже, которой уже нет. Он видел, как Гармадон умолял его вернуться, стиснув зубы, практически шепча на ухо, уже не дёргаещееся при столь близком источнике звука, как он аккуратно сжимал мёртвое тело, стараясь как можно сильнее вместить в то, что исходило из окаймлённого искусанными губами рта, нежность, запоздало пришедшую. Он слышал, как он говорит слова, ещё больше уничтожающие его самого, и несущие боль ему, от осознания того, что он был мастер ранить отца, мастер нахамить, и он наносил глубокие удары, не видя кровотечения. Из них двоих - он монстр. Боль, которая и так истерзала, уже ничего не говорящего отца, молча обнимающего труп, медленно остывающий в окровавленных руках, передавалась, так, будто её вылили из ведра, Ллойду. Он молча, невидимый и неосязаемый, сидел рядом с ним, положив руку на плечо, а после, чувствуя, как душа плачет, разрываясь на части снова, обнял живого, обхватив так, чтобы не проваливаться за оболочку тела мужчины. В невербальном состоянии, он не мог почувствовать запах, не мог дотронуться. Кроме зрения и слуха, и то, все слова и шум доносились так, будто они говорились сквозь воду. - Пап... - неслышно никому живому, сказал Ллойд, утыкаясь в дрожащие плечи отца, не чувствуя тепла, но греясь.- Мне правда жаль.- слёзы не существовали, но он их ощущал, боль взялась капканом за него. - Ты прости... пожалуйста... Ответа не было. Безмолвие как-то само появилось в их отношениях, оба молчали о том, что им хочется, оба молчали, иногда срываясь, и это было плохо. Это не было желанным, но это было. Непонятно, сколько раз Гармадон винил себя в сказанном, его голова была туманным скоплением, а вот младший из потомков Первого Мастера Кружитцу не раз потом копил себя за сказанное на горячую голову. Он часто злился. Гармадон часто злился. Но, несмотря на это, они оба любили друг друга, даже если никогда об этом не говорили, или, в случае отца, даже не думали. Все было сложно, а разгадывая головоломку, у которой ты сам определяешь конец, можно только запутаться ещё сильнее. Гармадон пытался помочь, однажды даже спас сына от атаки Они, забежавшего со спины, старался выступать вперёд, когда могла быть опасность, он хотел оберегать, но не всегда то, чего мы хотим является доступностью, в этом особенном случае, мешали обе стороны. Никто из двоих не умел говорить о том, что думает на самом деле, следуя чему-то. Но стоило Монтгомери увидеть боль в кровавых глазах, заглянуть в столь уязвимую на самом деле душу, сейчас не прикрытую, как обычно, тяжёлым и крепким слоем брони, полностью обволакивающую её всегда, за исключением сегодняшнего дня и времени, когда яд не давил на мозг, мешая жить, он понял, что уже не может. Не имеет права злиться. Не сейчас, не на того, кто запачкал зелено-золотое окровавленное кимоно слезами. Ллойд знал, что ему пора уходить, отправиться на заслуженный, или же нет, покой, и что, чем дольше он будет находиться в мире живых, тем меньше будет желание уходить в мир мёртвых. Он уже не хочет, не хочет, потому что тут - все и всё, что он любит. Он их бросит, если пойдёт в свет. Он не хочет из бросать... он хочет быть живым. Почему его просто не могут снова отпустить, как это было сделано в прошлый раз? Почему, когда ему есть, что сказать( и главное, кому) и есть то, что не было завершено? Каждая фраза Гармадона, которая достигала неосязаемых ушей, несла в себе глубокий диструктивный заряд. Сколько же осознания того, как сильно был ранен и разрушен лорд, как сильно разрушает фраза, слово, брошенная с ненавистью от того, кого любишь. Ллойду знакома эта боль. Знакома, как никому другому. Сожалению не было начала, сожалению не было и конца - он так себя чувствовал лишь несколько раз в своей недлинной, но насыщенной жизни. Когда ему пришлось победить Оверлорда, он подумал, что убил и папу, затпертого в теле злобной твари, тогда это не было долгим, но он потом просыпался несколько раз в холодном поту, после очередного кошмара, где отец так и не вышел из под обломков. Страшно. Потом, после того, как он изгнал его в царство Проклятых- чувство того, что он будет один и того, что он сам в этом виноват, кстати, бывшее с ним и после разрушения мира Проклятых. Вот тогда он понял, что отца больше не будет с ним никогда. После проигрыша в Криптариуме, уже после того, как ниндзя пропали в первой реальности, тогда он думал, что потерял их. И это его вина . И сейчас, когда он понял, что из-за своей же ярости, он оставил шрам в душе отца. Точно такой же, какой он оставил ему.... Теперь рыдал Ллойд. Судьба никак не могла позволить им быть вместе, воссоединение поломанной семьи не могло произойти. Было так же страшно, как было всегда в такие моменты, наверное, вопрос Гармадона был невероятно актуален, потому что испуг, переходящий в панику, был везде. И уже не утешишься, ибо твой хладный труп безвольно лежал в тёплых отцовских, таких близких, но бесконечно далёких родных руках и тут ничего уже не попишешь. Судьбописцы распорядилсь обеспечить им двум моральные муки. - Я никуда не пойду - прошипел почти зелёный ниндзя. - В прошлый раз - ответил ему спокойно его дед, создатель всего Ниндзяго. - я давал тебе выбор. Но сейчас его у тебя нету. Ты идёшь со мной, ты заслужил то, что называешь покоем. Ты выполнил то, что должен был. - Значит, для тебя весь мир делится на роли!? - горько закричал Ллойд, чувствуя, как влага на глазах не собирается прекращаться.- Для тебя, все мы - просто игрушки?! Которые должны красиво поиграть и уйти за кулисы? Мы для тебя, просто... просто....- он не был в силах подобрать нужное слово.- Да тебе просто наплевать на чувства людей, ты играешься с ними!! Хочешь ты этого, или нет, но я остаюсь здесь!!! Лицо ребёнка Они и Дракона исказилось: слова младшего Они не понравились. - Глупое дитя, ты ничего не понимаешь, но лезешь. Ты обязан пойти со мной. У тебя нету выбора. - Выбор, поверьте мне, есть всегда! - А ты бы согласился вернуться в это искалеченное, убитое тело!? - перешёл на строгий, осуждающий тон голоса Первый Мастер Кружитсу. - Ты просто умрёшь в нём, как только окажешься там! - Так помогите! Вы обладаете несказанно большими возможностями, вы можете! - У этого нету смысла и толка!!! Ты был создан мною! - Значит, создайте меня ещё раз! Даже меньше работы! Просто исцелить раненное тело! Это, что, так сложно!?! - Ты не понимаешь! - Так объясните!! Зелёный ниндзя и создатель его мира, сын Гармадона и сын Они и Драконов, оба застыли между друг другом, выжидая того, чтобы одна сторона сдалась, но упрямство было не одинаково. Ллойд был ослом, тянуть его, когда он не хочет идти, за собой - не по силам даже Первому Мастеру Кружитцу. Он закатил ему сейчас скандал, такого не было с тех пор, как Гармадон ушёл из отцовского монастыря, покидая не родной ему дом. Ллойд зарычал: - Вы не понимаете. У меня в кой-то веки появился отец. Мой. Единственный. И вы, такой весь из себя хороший, хотите его у меня отнять, и хотите снова отнять меня у него. Это только жестокостью можно назвать, не иначе... - Жестокость этого мира закаляет его обитателей, я делаю то, что должен. - Поймите. Те, от кого требовалось быть закалённым, уже закалённы до предела. Ещё несколько градусов- и они сломаются. Что вы скажете тогда? - Ллойд склонил голову набок, всхлипнув.- Я уже сломан. Он тоже. Бог мира Ниндзяго замер на месте. - И если вы скажете, что мы сломаны, потому что не были крепки, то вы не будете правы. Мой отец-самый крепкий человек из всех, кого я видел. А я пошёл в него. Такой же упёртый баран. Ллойд не мог видеть лица деда, но видел, что он колебается. - Неужели вы не хотите счастья хотя бы своему сыну? - добил он предка. Тот аж вздрогнул. Слова точно попали в цель. У Первого Мастера было также много поводов для сожаления, но к немногим он возвращался, тем более, после стольких лет. Тема отношений с старшим сыном была очень напряжена, первый знал, что из-за него, по его воле, Гармадон рос один, хотя был окружён людьми. Он знал, что именно имеет ввиду внук, так хорошо подобравший слова. Гармадон никогда не получал столько же любви и похвалы, сколько его младший брат, он был оружием, которое воспитывал в нём отец. По его вине, он считал себя монстром. Распределение внимания было нарушено, и старший сын был брошен. И вправду, разве он не хочет, хотя бы теперь, хотя бы немного исправить свою вину? Заряд энергии прошёлся сквозь мир мёртвых, выталкивая кое-кого обратно.