Памяти минувших дней

      Стоянка в Арзамасе длилась две минуты.       На улицу выходить им проводница строго-настрого запретила, и курили прямо в тамбуре. Было холодно, под свитер и джинсы задувал морозный апрельский ветер. За окном не было видно ничего, кроме подсвеченной таблички с названием населённого пункта.       Марат затянулся, почувствовав на себе изучающий взгляд своего соседа по купе, Виктора Герасимовича — ему было около пятидесяти лет, он был тренером по футболу и теннису, но, как и многие тренера ещё со времен СССР, последние лет десять был скорее барыгой, чем спортсменом.        «Тащили всё», — говорил ему Виктор Герасимович пару часов после того, как они выехали из Москвы в Казань. — «Одежду, в основном. Из Турции. Поначалу стыдился, когда на рынке стоял за прилавком, глаза прятал под козырьком кепки, а потом смотрю: да тут же все свои! Все наши, спортсмены».       Марат и о себе ему тоже рассказал — то, что казалось приемлемым.       — А не трогают? — спросил у него Марат сквозь завесу густого сигаретного дыма.       Виктор Герасимович пожал плечами, выдохнув и тихо хмыкнув.       — Да кто ж меня тронет? Я у них физру в школе вёл, они меня все знают. Уважают. И менты, и эти вот… Приезжают иногда, говорят: «Виктор Герасимович, можем поиграть?». Я говорю: «Можно, конечно… Чего бы нет-то?». Вот и приезжают то одни, то другие… По пятницам, по выходным их полный зал. Иногда еду, останавливают, мол, документы предъявите, а я окно опускаю, говорю: «Петров, ты, что ли?», и сразу: «Всё-всё, Виктор Герасимович, проезжайте, никаких вопросов». Я же их всех детьми помню, Марат. Вот такими — по пояс мне все были. А сейчас вот видишь, как получается… А много кого и нет уже, спрашиваю: «А что там с Ваней Ершовым?», говорят: «Виктор Герасимович, да уже три месяца как нет Вани», — он покачал головой и замолк.       Поезд тронулся. Сигареты затушили, выкинули окурки в заранее подставленную проводницей пепельницу. Марат поёжился от холода и открыл дверь в вагон. Дошли до своего купе в СВ, Марат дёрнул дверь в сторону, вошёл внутрь и плюхнулся на свою полку, откинувшись затылком на перегородку. На мгновение прикрыл глаза и тяжело вздохнул, прежде чем снова поднять взгляд на Виктора Герасимовича, который уже приземлился на своё место напротив него и со слабой улыбкой взглянул на Марата.       — Так ты, Марат, Россию-то и не видел, выходит?.. — спросил он. На лице у него уже не было ни тени той горечи, что Марат наблюдал на нём ещё пару минут назад.       Марат кивнул, расправив на столе скатерть и отодвинув свой стакан с водой подальше к окну.       — Получается так. Я последний раз в России был в мае девяносто первого. Закончил учиться в прошлом году, поработал, решил, что пора уже наведаться, с родителями встретиться. Бабушку с дедушкой четыре года не видел уже.       — Это был совершенно другой мир… — сказал Виктор Герасимович с едва слышимой тоской в голосе и потянулся к коробке с конфетами, достал из неё парочку, одну передал Марату. Марат улыбнулся, приняв. — Ну и как тебе Лондон? У нас здесь, вообще-то, «Лондон, гудбай», а не «Лондон, хеллоу».       Марат снова широко улыбнулся, закинув в рот «Птичье молоко» и подумав о том, что все четыре года он «Птичье молоко» в глаза не видел, уже успел забыть, какое оно на вкус. Знал, что оторвётся в ближайшие недели, перепробует всё, что только сможет найти на прилавках магазинов — которые теперь, по словам родителей, были забиты до отказа.       — Лондон… — задумчиво пробормотал Марат. — Да не знаю, обычно. Для тех, кто оттуда, почти шикарно. Но это если побогаче родился.       — Ну, это везде так, — задумчиво сказал Виктор Герасимович, и Марат кивнул. — Как королева?       Марат криво усмехнулся.       — Здравствует.       — Это хорошо, что здравствует… У нас вот непонятно, когда что-то изменится. Не лучшее ты время выбрал для визита, Марат…       Марат усмехнулся.       — А оно хорошим-то бывало за последние лет семь? В Казани-то особенно.       — Это ты верно говоришь… Не поспоришь, — сказал он, задумчиво потерев подбородок. — Но опасно сейчас здесь, понимаешь? Для стариков-то опасно, а для молодых ребят и подавно. Сколько тебе?       — Двадцать один.       — У меня сын всего на год младше. Может, слышал? Саша Гречихин. Вы, получается, в одной школе учились.       Марат покачал головой.       — Не слышал. Я там всего полгода проучился… А сейчас вы где живёте?       — Вахитовский.       Марат присвистнул. Виктор Герасимович закатил глаза.       — Нормальное у вас там соседство! И что, ваш непришитый?       Виктор Герасимович поджал губы и склонил голову набок. Взгляд у него потемнел.       — Пусть только попробует, — сказал он, словно отрезал. — Я ему такое устрою, мало не покажется. Нет, конечно, — смягчился Виктор Герасимович. — Саша учится, в КГУ на юридическом, подработку нашёл себе. Раньше всё время дома сидел: я его ни в теннис, ни в футбол так и не смог заставить играть. Из школы домой сразу, ни друзей особо, ни девчонок, а тут, смотрю, дома почти не появляется. Но я не переживаю, что о нём переживать, явно задружил с какой-нибудь девчонкой в универе, всё-таки лоб здоровый, выше меня уже! Вот у тебя какой рост?       Марат вздохнул.       — Метр семьдесят три.       — А Сашка уже метр восемьдесят пять! У нас таких в роду не было! А Сашка у нас пошёл в дедушку по матери. Дочь вот обошло, и слава Богу, девушке быть высокой не надо.       — Да тоже нормально. — Марат пожал плечами и шмыгнул носом. — Красиво.       — Сложнее им. Не надо. Дочери моей двадцать три, невеста на выданье уже, а всё никак — не дружит ни с кем. С подружками ходит, работать начала, но парня не приводит. — Виктор Герасимович мотнул головой и засунул в рот ещё одну конфету. — У тебя самого как с этим дела обстоят?..       — С работой или парнями? — Марат улыбнулся. Поезд покачивался и стучал колесами. За окном проносились редкие дома.       — Тьфу ты! — воскликнул Виктор Герасимович и неожиданно широко улыбнулся. Всё его лицо разом засветилось. — Ты больше ни с кем здесь так шутить не вздумай, зубов не соберёшь! Они у тебя вон какие белые!       Марат хмыкнул, по-прежнему слабо улыбаясь уголками губ. На плечи навалилась усталость от раннего подъёма и перелёта. Клонило в сон.       — Нет у тебя девчонки-то?       Марат слабо покачал головой.       — А чего так? Ты парень видный. Неужели не нашлось на весь Лондон той самой?       — Да я больше по нашим, — сказал Марат, потянувшись и широко зевнув.       — А это ты правильно! Краше наших нет девушек! Машка у меня тоже красотка. Познакомить бы вас…       — Спать надо ложиться, Виктор Герасимович.       — Успеем. Ещё даже одиннадцати нет. Вот, знаешь, Марат, родители твои молодцы. Да любой бы на их месте детей своих куда подальше отправил. Это мы ещё ничего, справляемся, а ведь не всем так повезло. Я говорю, то убили, то спились, то снаркоманились. Наркош этих сейчас у каждого дома! А девки в проститутки пошли… Ну разве ж это жизнь? Правильно, что родителя тебя подальше отправили, ты хоть этой дряни не видел…       — Да наркош и в Лондоне у нас хватает, — сказал Марат, прижавшись затылком к стенке и лениво взглянув на Виктора Герасимовича из-под ресниц.       — Ну дела, — он помрачнел. — Так разве ж это дело? Разве ж это — то, к чему стремились? — вопрошал он, уже на Марата не глядя.       Марату эта тоска по утраченной стране была незнакома. Вдали от дома было легко представить, что там всё осталось как прежде.       Во время учёбы в Лондоне снимал квартиру вместе с Юрой из Киева и Серым из Москвы, и не было ни дня, чтобы не общался по-русски, но почему-то только сейчас, сидя с едва знакомым человеком в поезде, следующем из Москвы в Казань, чувствовал себя больше дома, чем за всё время жизни в Лондоне. Иногда казалось, что Англия не стала ему ближе ни насколько с момента, как он впервые туда приехал. Поначалу там восхищало практически всё, потом — столько же и отвращало. Со временем на смену этому пришла апатия. Первые несколько месяцев как ребёнок радовался каждый раз, когда слышал русскую речь где-то за пределами университета. Ему говорили о том, что для успешной ассимиляции рекомендуется ограничить контакты с носителями твоего родного языка, но не знал, как это сделать, когда вокруг было столько соотечественников, и, если быть честным, никогда не видел в этом смысла. Довольно быстро понял, что в Англии он не останется. Задержался на время учёбы, потому что не имел понятия, чем ещё может заняться. Давили родители. Отец говорил: «Отучись и делай что хочешь». И Марат отучился. Диплом бакалавра менеджмента так и остался лежать на полке в съёмной квартире.       За время учёбы попробовал и то, что в Россию последние пару лет завозили — не понравилось. Многое попробовал, если говорить на чистоту. И работать тоже — ещё на втором курсе Серый с Юрой предложили ему стать посредниками для продаж в Россию, и дело пошло — пошло очень хорошо. Отправляли в Москву электронику, одежду, косметику, мелкую кухонную технику — что только не отправляли. Марат не раз задумывался о том, что со знанием языка и связями в Англии смог бы заниматься тем же самым, даже будучи в России, но идею эту отвергал. Пытался быть хорошим для отца, которого смерть Вовы подкосила так, что первое время они всей семьёй даже боялись оставлять его наедине с самим собой. Но время шло.       Свет в купе выключили. Марат слышал, как Виктор Герасимович уснул — минут через десять после того, как они легли.       Сам он ещё около получаса ворочался с бока на бок. Скрипел и качался поезд, мимо купе ходили люди, из коридора слышались редкие приглушенные голоса.       Марат перевернулся на спину и уставился на тени, пляшущие по стенам. Было странно возвращаться туда, с чего всё началось.       Он заснул под мерный стук колёс.       Поезд прибывал в Казань в восемь утра. Марат проснулся за полтора часа до выхода, не сразу понял, где находится, поднялся на локтях и сонно поглядел на Виктора Герасимовича, который сидел на уже заправленной койке с газетой в руках.       — Доброе утро, — сказал он.       Марат тяжело вздохнул и кивнул, снова улегшись и прикрыв глаза.       — Молодёжь, — Виктор Герасимович цокнул языком и усмехнулся. — У меня Сашку тоже не поднимешь по утрам.       Марат выдавил из себя тихое «угу» и ещё какое-то время провалялся. В купе постучались, дверь открылась, вошла проводница и предупредила о том, что через сорок минут поезд прибудет в Казань. Марат нехотя поднялся, оделся, умылся и сложил постель.       Выходя из вагона, пожали с Виктором Герасимовичем друг другу руки, и Виктор Герасимович сразу двинулся в сторону вокзала. Марат, перекинув сумку через плечо, оглянулся по сторонам. Отца в толпе встречающих увидел сразу же. Сердце в груди затрепетало, чувство сдавило грудь. Отец за четыре года, что Марат видел его только на редких фотографиях, в отличие от мамы, которая прилетала к нему на выпускной, почти не изменился, но слегка постарел и будто бы осунулся. Их взгляды встретились. Марат выпрямился, натянул на лицо улыбку и двинулся ему навстречу. Отец не улыбался в ответ, но привычно суровое выражение на его лице смягчилось.       — Привет! — сказал Марат и потянулся, чтобы неловко приобнять его за плечи.       Отец, к его удивлению, улыбнулся так мягко, что всё лицо засветилось, и сам крепко прижал его к себе, погладив по спине.       — Сынок, — сказал он. — Как я рад тебя видеть.       Марат прикрыл глаза.       Мама ждала дома с празднично накрытым столом. Когда увидела Марата, не сдержалась и расплакалась, улыбаясь и пряча лицо в его плече. У Марата и самого невольно навернулись на глаза слёзы, но всё-таки не зарыдал.       Мама нисколько не изменилась за последний год, и от этого было спокойно. Не мог на неё насмотреться. Неловкость сохранялась, как и бывает, когда впервые спустя долгое время кого-то встречаешь, но довольно быстро всё вернулось на круги своя. За окном стемнело, песни были спеты, вино выпито. Отец к вечеру совсем растрогался, крепко обнял Марата и какое-то время не отпускал. Марат стойко выдержал объятия, но, как и прежде в такие моменты, не знал, куда самого себя деть. С отцом всегда было сложно.       Отец отстранился, неловко прочистил горло и сказал:       — Ну, рассказывай.       Марат откашлялся, поведя плечом.       — Что рассказывать?       — Надолго к нам?       — На неделю, а там посмотрим.       — А потом?       — А что потом?       — Обратно в Англию?       Марат стушевался, коротко взглянув на маму в поисках поддержки, но мама лишь нахмурилась и непонимающе посмотрела на него в ответ.       — Да ну наверное…       — Это что ещё за ответ? — с нажимом в голосе уточнил отец. — Говори как есть.       — Да я просто думал ещё в Москве побыть…       Брови отца взлетели вверх. Марат невольно напрягся всем телом.       — А что ж ты там делать собрался, в своей Москве?.. Побывал уже, хватит.       — Пап, ну какой побывал? У меня там несколько часов было между самолётом и поездом.       — А этого более чем достаточно… — Отец кивнул сам себе. — Сейчас не лучшее время для туризма. Приедешь, когда угомонятся, — сказал, будто отрезал, отец, поджав губы и отведя взгляд. С какой-то злостью насадил на вилку кусок мяса.       — А у нас оно когда лучшим-то было, пап?.. Ну побуду немного, осмотрюсь да поеду.       — Нечего здесь смотреть, я тебе ещё раз повторяю.       — Кирилл, — предостерегающе проговорила мама. — Давайте не начинать.       За столом повисла напряженная пауза. Марат прочистил горло и шумно выдохнул, откинувшись на спинку стула. Какое-то время молчали. На стене тикали часы. Марат оглянулся. Сдавило сердце странное чувство. Снова находиться здесь было так же непривычно, как и правильно. За четыре года почти ничего не изменилось. Даже он сам не чувствовал себя изменившимся. Казалось, что ему всё те же семнадцать, а будущее — большое, неизвестное, ждёт его за дверью. Казалось, что всё ещё впереди. Тот же тёплый свет, те же фотографии, тот же пейзаж за окном, не меняющийся на протяжении многих лет. И вот ему уже не двадцать один и даже не семнадцать, а двенадцать, и все дома. Вова только вернулся с улицы, сразу накинулся на еду, и Марат снова подсел к нему за стол, чтобы послушать истории про друзей, про школу и улицу. Вове всегда хватало на него терпения. Это отец долго не выдерживал, быстро уставал от его эмоциональных расспросов, а Вова стойко выдерживал всё, что на него вываливал его шебутной младший брат.       — Ильдуса видел на днях, — вдруг сказал отец, внимательно глядя на Марата.       Марат напрягся. Ильдуса он не видел три года — под конец второго курса, когда его отец, хороший знакомый отца Марата, больше не смог оплачивать обучение в Лондоне, Ильдус забрал документы из университета и вернулся в Россию.       — Да? — нарочито спокойно спросил Марат, постучав пальцами по столу. — А что говорил?       — Он спешил куда-то, — отец отмахнулся. — Мы толком и не успели пообщаться. Башка бритая… — сквозь зубы процедил отец.       — Марат, — вдруг сказала мама, перебив отца и мягко улыбнувшись, — ну, а девочка у тебя есть?..       — Да, жениться-то собираешься? –спросил отец.       Марат натянуто улыбнулся. Всё лицо казалось сделанным из камня.       — Да нет пока…       — Ну, а как же эта… — Отец взмахнул ладонью в воздухе. — Катя твоя.       — Пап, да мы ж с Катей ещё полтора года назад расстались, — глухо ответил Марат.       — И больше ни с кем?..       Марат пожал плечами.       — Некогда было. Диплом, защита, то-сё.       Отец задумчиво кивнул.       — А это ты правильно… — вдруг сказал он. Напряженные плечи Марата слегка расслабились. — Успеется ещё. Кати, Маши, Ани… Тебе ж надо сначала на ноги встать. Работу найти нормальную… — Отец выразительно на него взглянул, молчаливо намекая на то, что перепродажи он нормальной работой не считал. Марат его взгляд выдержал, но внутри него всё равно будто бы что-то сжалось. Вспомнилось, как и раньше здесь же приходилось выслушивать, почему все его решения неправильные, почему весь он какой-то неправильный. Обстоятельства показались до боли знакомыми. — А там, ближе к двадцати пяти, надо будет уже и уже задуматься! Развлечения кончились, взрослый мужчина уже всё-таки. Пора об ответственности задуматься, как жену и детей обеспечивать будешь… Я в твои годы уже…       Был напряжен как натянутая струна. Было так знакомо, так гадко, что едва хватило сил на то, чтобы выслушать до конца. Так знакомо было снова выслушивать нотации.       Он поднялся с места, ножки стула со скрипом скользнули по полу. Отец поднял на него удивлённый взгляд. Марат прочистил горло и натянуто улыбнулся одними уголками губ.       — Я пойду… До магазина дойду.       Отец фыркнул и потянулся к магнитофону на тумбочке. Поставил кассету. В гостиной тихо заиграл «Снег кружится».       — Да так уж и скажи, что курить пошёл. Вроде взрослые все. Что, думаешь, не знаю, что куришь?.. Уже полчаса еле терпишь.       Мама махнула на него рукой.       — Маратик, купишь чай? Только заметила, что чая почти не осталось…       Мама проводила его до двери и как-то нехарактерно замялась, пока Марат одевался. Марат видел, что она хотела что-то сказать, но так и не сказала. Он слабо кивнул и выскочил за дверь.       Магазин находился на перекрёстке у дома, напротив музыкалки. На улице было темно, дорогу освещали редкие фонари и вывески. Марат открыл тяжёлую дверь, из магазина послышалась музыка: по радио пели про долгожданную встречу и сгоревшие свечи на балу. Он зашёл внутрь и мельком огляделся по сторонам. Помимо него внутри находилось ещё четверо: продавец и трое посетителей. Среди посетителей Марат сразу обратил внимание на молодого амбала под два метра, короткостриженого, в чёрном — типаж однозначный и легкоузнаваемый. Амбал внимательно смотрел на Марата в ответ, тенью возвышаясь над двумя девочками лет десяти — блондинкой и брюнеткой, весело обсуждающими что-то и показывая друг другу что-то в витрине. У одной из них на плече висел чехол от скрипки. Марат отвернулся и подошёл к прилавку с чаем и кофе.       — Здрасьте! По чём у вас этот чай? — спросил он, тыкнув пальцем в первый попавшийся.       Продавщица с ярко накрашенными глазами и красными губами смерила его скучающим взглядом и тяжело вздохнула, жуя жвачку.       — Майский по три восемьсот — как и вчера, и месяц назад. Краснодарский по три сто. Индийский по…       — Давайте первый. Два таких.       Он протянул десятитысячную купюру и обернулся, затылком почувствовав на себе изучающий взгляд. Девочка со светлыми волосами не сводила с него глаз, склонив голову набок. На ней было обычное детское пальтишко и светло-голубая шапка. Серьёзный взгляд голубых глаз показался Марату смутно знакомым.       Марат снова отвернулся, нахмурившись. Блеснула догадка.       Он забрал пачки c чаем и выскочил на улицу. Закурил, зайдя за угол магазина. На улице уже совсем стемнело, и свет теперь исходил только от вывески с названием магазина: «Виктория». Было прохладно, завывал ветер. Марат застегнул куртку до подбородка.       Спустя пару минут дверь магазина снова распахнулась, и из неё вышел тот самый амбал с девочками. Марат затянулся, провожая их взглядом. Мужчину девочки знали хорошо, по крайней мере, та, что со светлыми волосами — это было заметно по тому, как она то и дело тыкала его в бок и указывала на что-то в своих руках, смеясь. Он сдержанно кивал, ведя их к автомобилю — Марат прищурился и разглядел в нём BMW. Скорее всего, E34. Мужчина открыл заднюю дверь машины, и девочки, улыбаясь, залезли внутрь. Он закрыл за ними дверь и обернулся, посмотрев в ту сторону, где стоял Марат. Марат с места не сдвинулся и не был уверен в том, что его, стоящего на углу здания, в такой темноте можно было рассмотреть. Он докурил, развернулся и пошёл обратно, не дожидаясь, пока они уедут.       Так и не понял, она это была или нет — слишком много прошло времени, а дети в её возрасте меняются не по дням, а по часам. Схожесть определённо была — может быть, даже не с девочкой, которую он знал, когда ей было шесть — её он уже почти не помнил. Схожесть была с её братом, лица которого он забыть так почему-то и не смог.       Марат пошёл к дому, но в последний момент завернул за угол и направился в противоположную сторону.       Их дом был в семи минутах ходьбы от дома Марата.       Когда его только забрали, Марат помнил, как иногда тоскливыми вечерами возвращался в его двор. Курил, сидел на качелях на детской площадке, зачем-то заглядывал в окна, в которых свет за весь тот год, что Марат ещё прожил в Казани, больше не горел никогда. Не хотел признаваться в этом себе, но в глубине души всегда знал, что скучал — даже после всего того, что было, очень по нему скучал все месяцы до переезда и ещё какое-то время после. Последний учебный год прошёл как в тумане. Коневич тогда делал всё, что только мог, чтобы вдохнуть в него жизнь — конечно, тогда Марат этого не понимал. Не замечал — было не до этого. Понял после, когда самому исполнилось двадцать — почти столько же, сколько было Денису, когда он вёл себя так, словно уже знал всё на свете, и столько же, сколько было Вове, когда он умер. До этого не понимал — по-настоящему не понимал, каким на самом деле молодым он умер — вчерашним пацаном, вчерашним школьником, взвалившим на себя ношу, которую осилить не мог.       Когда исполнилось двадцать один, было странно — странно стать на год старше старшего брата.       Время шло, а это чувство неправильности его не покидало. Казалось, что Казань поджидает его на каждом углу, в каждом русскоговорящем прохожем. Не понимал, как можно было тосковать, когда последние полтора года жизни там потери не переставали сыпаться на его плечи, и всё же — тосковал. Казалось неправильным быть так далеко от дома, будто бы вдали от него боль не пережить сполна. Со временем, конечно же, полегчало, как всегда и бывает.       Дорога была слабо освещённой и такой знакомой, будто бы прошло не четыре года, а четыре дня. Ничего не изменилось, даже фонарей было всё так же три.       Казань засыпала. Из окон пятиэтажек горел тёплый свет. Ветер задул сильнее, стало ещё холоднее. Марат засунул пачки с чаем карманы куртки, а следом за ними — и руки. Прижал их близко к телу, сохраняя тепло. Было очень тихо, непривычно тихо — в Лондоне в это время жизнь кипела.       Он завернул во двор — ностальгия снова схватила его за горло — и поднял взгляд на дом. Четвёртый этаж, первые два окна справа.       Света в окнах не было. В соседних окнах горел свет и мелькали тени.       Марат скользнул взглядом по припаркованным у дома автомобилям и не нашёл среди них чёрного BMW. Прошёл дальше, к слабо освещённой детской площадке, присел на качели и задумчиво уставился вперёд. Тянуло обратно, просидеть здесь хоть до самого утра, вспоминая — снова переживая каждый миг. Здесь было легче, чем дома, где всё напоминало ему о Вове. Все его вещи родители убрали, оставили только фотографии и медали с кубками в их с Вовой комнате — по-прежнему «их». Думал, что ещё в первый год после смерти Вовы успел привыкнуть к теперь навсегда пустующему месту за столом, но спустя четыре года его отсутствие чувствовалось будто бы только сильнее. В детстве всегда на него рассчитывал в такие моменты — Вова умело переводил внимание родителей на себя, когда чувствовал, что пахнет жареным — когда отец начинал злиться и напирать на Марата всё сильнее. Вова ненавязчиво его успокаивал, за что Марат всегда был ему благодарен, даже если никогда в этом не признавался. Едва не лез на стену те два года, что Вова был в Афгане.       Марат ещё какое-то время так и просидел, прежде чем в последний раз оттолкнуться ногами, заставив качели слабо качнуться, остановился, поднялся и пошёл обратно, думая лишь о том, как холодно было этим апрельский вечером. Замёрзли уши и нос.       Машину с включенными фарами у своего подъезда заметил сразу же после того, как завернул за угол дома. Окинул её безразличным взглядом и ускорил шаг. Он уже почти поравнялся с ней, почти прошмыгнул в подъезд, оставались какие-то метров семь, как вдруг фары погасли, дверь со стороны водителя открылась, и из неё показалась высокая мужская фигура в длинном пальто. Лица было не разобрать. Он подошёл к подъезду Марата, и Марат замедлил шаг, видя, что мужчина внутрь заходить не спешил.       Марат нащупал на дне кармана куртки кастет и поджал губы, напрягшись всем телом и подумав о том, чтобы ещё постоять покурить, хоть и курить не хотелось. Подумал пройти мимо, но не было желания больше шататься по улице в такой холод. Понял, что — будь что будет, и на всякий случай схватился за кастет, сжав ладонь в кулак.       Стоило ему оказаться в двух шагах от подъезда, как мужчина — парень, повернулся к нему лицом и внимательно на него уставился.       Марат остановился. Взгляд недоверчиво забегал по лицу напротив — по лицу изменившемуся, совсем уже взрослому, но пока ещё не до конца утратившему привычную мягкость линий. Слегка отросшие светлые волосы, широкоплечая фигура, скрытая под чёрным пальто, взгляд — более серьёзный и тяжёлый.       — Привет, — наконец сказал Андрей. Уголки его губ слабо вздёрнулись вверх.       Марат смерил его изучающим взглядом и прочистил горло, переступив с ноги на ногу.       — Какие люди, — хрипло произнёс он, взглядом забегав по его лицу и шее. — Подъезд сторожишь?       Андрей качнул головой и пожал плечами, не сводя с него глаз.       — Тебя ждал, — удивительно смело озвучил он то, что оба и так знали.       Марат отпустил кастет, вытащил руки из карманов, зачем-то себя по ним похлопал и поёжился от холода, шмыгнув носом.       — Давно не виделись, — сказал он, коротко кивнув. Сказал и понял, что совершенно не знает, как продолжить. — Юлька большая такая уже, — задумчиво произнёс он и нахмурился, скользнув языком по губам.       Андрей усмехнулся и снова покачал головой.       — Ты-то её совсем мелкой помнишь, — тихо сказал он.       Марат снова кивнул, отведя взгляд. В груди будто бы что-то сжалось, сдавило. Не знал, куда деть руки и взгляд. И было до одури странно здесь стоять и с ним говорить впервые спустя столько лет. Было неловко — неловкость чувствовалась в каждом слове и жесте. Разговаривать с ним было как разговаривать с незнакомцем.       Андрей прочистил горло.       — Поедешь со мной? — спросил он, кивнув в сторону машины.       — Куда?       — Куда-нибудь. — Он пожал плечами, открыл рот и снова его закрыл, словно не знал, не был уверен в том, что хотел сказать. Марату вдруг стало легче — понял, что растерянность испытывал не он один. — Я не ужинал ещё, — в конце концов сказал он.       — Поехали. — Марат легко кивнул. — Я только это… — Он снова хлопнул себя по карманам куртки. — Чай домой занесу.       Сбежал, не дождавшись ответа. И только когда взлетел на четвёртый этаж, понял, что совсем забыл про лифт. Отчего-то загорелись кончики ушей, не с первого раза смог нашарить в кармане ключ, а когда схватил его, чуть не выронил. Нахмурившись, заставил себя расслабиться, вставил ключ в замочную скважину, повернул его нервными пальцами и наконец открыл дверь.       Из зала доносился негромкий голос диктора в телевизоре; горел мягкий оранжевый свет. В коридоре показалась мама и широко заулыбалась при виде Марата.       — Долго как будто тебя не было, Маратик.       — Мам, вот чай, и я это… — Он пошарил по карманам, достал обе пачки, протянул их маме. — Прогуляюсь пойду.       Брови мамы взлетели вверх. Она приняла чай и непонимающе уставилась на Марата.       — Ты же только что пришёл, — уже тише сказала она. Ещё раз задумчиво его оглядела и спросила: — Встретил кого-то?       Марат кивнул.       — Я ненадолго, мам, — тихо сказал он, на секунду сжав её ладони в своих. — Чай без меня пейте.       Мама поджала губы и повела плечом, словно не знала, как на его слова реагировать. Марат переступил с ноги на ногу.       — А с кем гулять идёшь?       Марат скользнул языком по губам и пожал плечами.       — С Андреем Васильевым.       Её взгляд забегал по его лицу. Она нахмурилась, внимательно на него посмотрела и кивнула так многозначительно, что Марат под её пристальным вниманием почти стушевался.       — Мам, ты отцу скажи, что… — сказал он, схватившись за дверную ручку.       — Придумаю что-нибудь. Беги.       Марат выдохнул и слабо, почти устало, улыбнулся.       — Я ненадолго. Ключ взял.       Мама вновь кивнула. На лице у неё отразилась растерянность.       Марат выскочил за дверь, пробежал два пролёта и только тогда замедлил шаг. Кругом шла голова, сердце билось в груди. Он остановился и пару мгновений так и простоял, уставившись на окно на лестничной клетке.       Сбежал вниз, перескакивая через ступеньку в темноте.       Андрей стоял у машины, привалившись к капоту. Увидев Марата, он ему кивнул и подошёл к двери со стороны водителя. Марат бросил взгляд на капот, прежде чем забраться на переднее сиденье автомобиля, и присвистнул.       — Нехило! — сказал он, похлопав правой рукой по бардачку. Андрей проследил за ней внимательным взглядом. — Это где так в Казани хорошо платят?       Андрей пожал плечами и ничего не сказал. Автомобиль тронулся с места.       — У нас сейчас больше шестисотые в почёте, — сказал Андрей.       — У вас — это у кого? — Марат криво усмехнулся. — Куда едем?       — Я думал заехать поесть… Ты голодный?       — Поехали. Нет, я весь день из-за стола не вылезал.       — Ты сегодня приехал?       — В семь утра.       Андрей задумчиво кивнул.       — Надолго?       — Может, на неделю.       — А потом?       — Потом обратно.       Андрей посмотрел на него.       — Обратно в Англию?       Марат пожал плечами и отвёл взгляд.       — Я там живу.       Дорога заняла не больше минут пятнадцати. На каждом шагу были «Вавилоны» — сеть магазинов по аналогу британского «Теско», решил Марат.       Машина плавно остановилась у входа в заведение. Андрей заглушил двигатель. В салоне было так тихо, что Марат почти слышал, как Андрей дышал.       Они вышли. Андрей закрыл машину и поравнялся с Маратом.       — Что за место? — спросил Марат.       Андрей пожал плечами.       — Просто хороший ресторан.       Марат хмыкнул и вскинул бровь.       — Ваш или крышуете?       Андрей ничего не ответил.       Внутри было тихо и горел приглушённый свет. У входа их встретила улыбающаяся девушка, которая Андрея очевидно знала. Андрей подошёл к ней, наклонился к её лицу и что-то прошептал. Она кивнула и что-то спросила. Андрей ответил, развернулся и указал Марату на лестницу, ведущую на второй этаж.       — Нам туда, — сказал он, дотронувшись до плеча Марата.       Марат последовал за ним наверх. В зале на первом этаже было человек пятнадцать, почти все — парочки за столиками для двоих. Была одна компания из шести человек — все мужчины в чёрном.       За Маратом шла та самая девушка, с которой говорил Андрей.       Андрей провёл их мимо столиков, где народу было почти столько же, сколько и на первом этаже, в самый конец зала, где было несколько дверей. Он задержался перед одной из них, пропустил вперёд официантку. Марат бросил взгляд на её бейджик. «Мария». Мария Андрею улыбнулась и прошла вперёд. В руках у неё Марат заметил два меню. За дверью оказалась кабинка персон на восемь с двумя диванами и столом между ними. Было просторно, но у Марата всё равно возникла ассоциация с купе. Было тихо и темно. Мария зажгла светильники.       Они с Андреем сняли верхнюю одежду, Андрей устроился на диване справа, Марат — напротив него. Мария разложила перед ними меню. Марат невольно обратил внимание на костюм Андрея. Костюм-тройка, очевидно дорогой, тёмно-синий. Белоснежная рубашка.       — Желаете что-то сразу заказать? — спросила Мария.       Андрей перевёл взгляд на Марата.       — Что пить будем?       — Давай вино.       — Красное?       — Красное.       Андрей снова обернулся к Марии.       — Вино, сырную и мясную тарелку.       — И фруктовую, — добавил Марат.       Андрей кивнул.       — И фруктовую.       Мария ещё раз улыбнулась и скрылась за дверью. Андрей уткнулся носом в меню.       — Не жмёт нигде?       — Что? — спросил Андрей, подняв на него взгляд и слегка нахмурившись.       — Костюм. Не жмёт? Я смотрю, у вас адидас не в почёте больше. Во фраках ходите. Удобно?       Андрей вскинул бровь и улыбнулся уголками губ, не сводя с него глаз. В глазах у него не было ни намёка на веселье, и весь он казался Марату ненастоящим. Марат смотрел на него и не мог понять, осталось ли в нём хоть что-то от того мальчика с ясными глазами, который с укором на него глядел, когда Марат отжимал клюшку у малышни.       — Более чем.       Марат опустил взгляд. Костюм ещё этот дурацкий. Машина эта, заработанная понятно каким трудом. Он поерзал на месте, диван вдруг показался каким-то неудобным, слишком мягким.       — Ты в девяностом вышел? — спросил наконец Марат, сложив руки на груди.       Андрей убрал меню в сторону и медленно кивнул.       — В июне.       — И че, не научило тебя ничему? — сквозь зубы процедил Марат. Знал, что начинал заводиться. Этот ресторан, это наигранное дружелюбие, костюм этот сраный и вся эта холодность ему претили. — Вышел и снова за старое? Понравилось, что ли? — Марат склонил голову набок. — У вас же многие, когда выходят, обратно хотят. Нет же жизни за пределами зоны, да? Че здесь делать-то, чего бояться? Уже всё понял. Можно и обратно, да?       Андрей скользил взглядом по его лицу и упрямо молчал. И Марат вдруг вспомнил, чем он его так бесил тогда, когда они ещё дружили — дружили всего-ничего, по-настоящему так никогда сблизиться судьба не позволила. Бесил своим молчанием. Обиделся на тебя — молчит. Расстроился из-за какой-то ерунды, никакого отношения к тебе не имеющей — молчит, пока Марат вокруг него крутится как волчок. Смотрит своими серьёзными глазами и молчит. Хуже собаки — та хотя бы не может сказать. Этот всё может, только не хочет.       — Ты зачем приехал? — спросил Марат. — Помолчать? Тачкой своей попонтоваться?       Андрей наконец отмер: хмыкнул и усмехнулся как-то безрадостно, качнув головой.       — Я думал, тебя хоть научит чему-то, — спустя какое-то время тихо признался Марат.       — Не оправдал ожиданий? — наигранно спокойно спросил Андрей. Взгляд у него заметно похолодел, и весь он будто бы напрягся всем телом. Марат с любопытством проследил за этой его реакцией, за тем, как он прочистил горло и отвёл взгляд, недовольно поджимая губы, словно понял, что выдал себя с потрохами. Словно ответ Марата и правда что-то решал.       Ответить Марат не успел. В кабинку вернулась официантка, поставила на стол перед ними закуски и две бутылки вина, приняла заказ Андрея. Когда внутри снова остались только они вдвоём, Андрей откинулся назад, упёрся спиной в спинку дивана и задумчиво уставился куда-то на столе. По лицу у него пробежала то ли тень смятения, то ли сожаления — Марат не успел уловить, потому что уже в следующее мгновение выражение на лице у него снова стало расслабленным и чуть скучающим.       Марат снова с интересом на него взглянул. Он был хорошо сложенным, симпатичным парнем. И в нём будто бы не было ни намёка на того человека, которого Марат когда-то знал.       Марат не без раздражения схватил штопор со стола и потянулся к бутылке. Разлил вино по бокалам, пододвинул один их них Андрею, взял свой и сказал:       — Выпьем.       Андрей выпрямился, расправил плечи и слабо улыбнулся.       — За встречу, — сказал он, протянув бокал Марату. Чокнулись. Марат прильнул к краю своего бокала губами, чувствуя на себе внимательный взгляд.       Пил в надежде на то, что станет легче. Происходящее казалось абсурдным.       — Я приходил к вам тогда, — сказал Андрей.       — После того, как вышел?       Он кивнул.       — Отец твой выставил за порог. Оба раза. Потом уже маму твою в магазине встретил, она рассказала, что ты недавно только улетел.       Марат кивнул. Мама ничего ему не говорила.       — Я Ирине твоей номер оставлял. На всякий случай.       Андрей пожал плечами.       — Я ей поначалу говорил, что слышать ничего о тебе не хочу. Она номер дала, но я уже решил, что так даже лучше.       Марат смерил его долгим взглядом и откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза. Через какое-то время вернулась Мария, поставила перед Андреем горячее и снова вышла. Они допили вино в бокалах, Андрей наполнил их снова, Марат криво усмехнулся.       — Споить меня хочешь?       Андрей улыбнулся.       — Да тебя споишь, после Англии-то. Британцы, говорят, в этом плане русским фору дадут.       Марат вздохнул и потёр лицо ладонью, вдруг поняв, что его медленно, но верно начинало клонить в сон. На часах уже был одиннадцатый час, в кабинке тепло и темно, алкоголь снимал напряжение и затуманивал голову. Марат прижался затылком к спинке дивана и взглянул на Андрея из-под ресниц. Следил за тем, как он орудовал приборами, запуская нож в стейк, как-то и дело переводил задумчивый взгляд на окно и высматривал что-то в темноте, а затем неизменно возвращался к нему, Марату.       Марат прочистил горло и уже открыл было рот, чтобы хоть что-то сказать, но Андрей его опередил:       — Ты не женился.       Марат выгнул бровь, удивившись выбранной теме разговора.       — Пока что не пришлось.       — А планируешь?       Марат уклончиво пожал плечами и снова скользнул немигающим взглядом по его пальцам.       — Ты, я смотрю, тоже без кольца.       — Я пока присматриваюсь.       — Я думал, выйдешь, там Ирина твоя ждать будет.       Андрей глухо рассмеялся и покачал головой, нанизав на вилку мясо.       — Ирина замужем. Через три месяца два года сыну исполняется.       Марат задумчиво кивнул.       — А Юля…       — С ними живёт. — Андрей кивнул. — Я её забираю иногда. У неё сейчас возраст такой начинается… Не нравится многое. Говорит, Ирина постоянно с Мишей, сыном, Юлька себя лишней чувствует, ревнует. Ей хорошо с Ирой, но… — он нахмурился и отвёл взгляд, задумавшись.       — Она не мать.       Андрей кивнул и помрачнел, отложив вилку с ножом в сторону и потянувшись к бокалу с вином.       На мгновение Марату показалось, что он впервые видит настоящие эмоции на его лице с момента их встречи.       — Андрей, — мягко позвал его Марат. Андрей почти вздрогнул и поднял на него взгляд, но спросить не дал.       — Пойдём на балкон покурим, — сказал Андрей.       Марат вздохнул и кивнул.       Вышли на небольшой балкон, где кроме них никого больше не было, и поежились от холода. Было темно, и только из прозрачной двери в заведение падал тёплый свет. Андрей вытащил две сигареты из пачки и протянул одну из них Марату, достал из кармана зажигалку, хотел было и её тоже отдать Марату, но Марат качнул головой, схватил его за запястье, наклонился и поднёс зажигалку к губам прямо так.       — Нажми, — сказал Марат, держа сигарету зажатой между зубами. Андрей ударил по колёсику и нажал на кнопку возгорания. Вспыхнул огонёк. Марат прикурил и затянулся. Отстранился, убрав ладонь с его запястья.       Андрей сначала встал совсем рядом, прижавшись к нему плечом к плечу, сохраняя тепло, а затем вздохнул и отодвинулся, повернулся к Марату корпусом и внимательно взглянул на него из-под ресниц. Марат отвернулся, поставив локти на ограждение, прикрыл глаза и выдохнул, выпуская дым кольцами.       — Марат, — тихо обратился к нему Андрей.       — Чего тебе?       — Да интересно стало. Ты с мужиками трахаться начал до или после своего переезда в Лондон?       Марат замер и напрягся, всего лишь на мгновение — не больше, чем на пару секунд, а затем снова расслабился и широко улыбнулся, обернувшись. Сердце в груди ходило ходуном.       — Ты не попутал ничего, Андрюша? Знаешь, что за такие предположения бывает?.. — В голове блеснула догадка. Марат коротко кивнул сам себе. — Ты Ильдусу передай, что слухи про заднеприводность больше говорят о тех, кто их разносит. Он у нас не успевал после пьянок просыхать. Кто знает, что ему там почудиться могло, — сказал Марат, выпустив дым изо рта и пожав плечами.       Спустя какие-то несколько секунд, тянувшиеся вечность, Андрей наконец вздохнул, снова оказался совсем рядом, снова прижался плечом к Марату и сказал:       — Вот и я говорю. Почудилось. Он в любом случае больше никому об этих галлюцинациях не скажет. Мы с ним замяли. — Андрей наклонился, заглянув ему в лицо. Марат отмахнулся, качнув головой.       — Тебе небось после колонии твоей такие слухи знакомы, — сказал Марат, сильно надавив плечом на его бок.       Андрей не отстранился и не покачнулся, но тяжело вздохнул.       — А ты за меня не переживай.       Ещё какое-то время помолчали. Было тихо и холодно, дул ветер, уже хотелось вернуться внутрь, но больше — докурить.       — В тот вечер, после видеосалона… — тихо сказал Андрей. Марат рядом с ним закатил глаза и фыркнул, но чувство всё равно сдавило горло. — Ты меня поцеловал, Марат.       — Блять… — Марат устало потёр лицо ладонью и покачал головой, снова сильно надавив плечом на его плечо. — Не отпускает всё никак? Что ты заладил? Вроде тогда ещё замяли. Промахнулся. Темно было в комнате.       — Мы там одни были. — Андрей упрямо надавил на его плечо в ответ. — Ты кого-то другого целовать собирался?..       — Да ты задрал уже, — прошипел Марат, выкидывая окурок. — Тебя никто больше не целовал, что ли? — спросил он, когда Андрей выпрямился и повернулся к нему лицом. Марат упёрся своей грудью в его и смерил его прожигающим взглядом. — Не нашлось желающих? Поцеловал и поцеловал. Нам по четырнадцать было, мозги кипели, я бы тогда с кем угодно засосался, если бы обстановка располагала. Всё, забыли! — Марат поджал губы, выдохнув. — И перестань уже сплетни под каждым забором собирать! — Марат толкнул его, заставив пошатнуться, развернулся и дёрнул на себя дверь.       Только в кабинке снова смог расслабиться, залпом осушив бокал вина.       Андрей вернулся через пару минут, плотно закрыл за собой дверь и уселся напротив него. Ещё какое-то время они напряжённо молчали, пока Марат не вспомнил о том, что хотел спросить.       — Андрей, мама твоя как?       Андрей облизал губы, тихо вздохнул, повёл плечом, и на лице снова застыла привычная маска безразличия и отчуждённости.       — Она в хорошей клинике. У неё хорошие врачи. Я хотел её забрать, они сказали, что ей там будет лучше, — сказал он. На лице снова мелькнула растерянность — всего лишь на пару секунд.       Марат не сводил с него глаз, внимал каждую реакцию, каждое мимолетное движение глаз и губ, пока Андрей наконец не прочистил горло и снова не потянулся к бутылке.       — Ты за рулём, — сказал Марат.       Андрей фыркнул.       — Ты думал, я вести собираюсь?       — Мы будем делать вид, что что-то друг о друге знаем?       — А мы не знаем? — Андрей наклонил голову набок, разлил вино и придвинул бокал Марата к нему. — Ты ни разу не думал встретиться? — вдруг спросил он, прижавшись к бокалу губами.       Марат тяжело вздохнул, закинул руки наверх, потянулся и снова уселся нормально, качая головой.       — Даже если и думал… — Он пожал плечами. — Какой в этом смысл? Мы другие люди теперь. И что, что дружили когда-то? Сколько мы знали-то друг друга… Всего-ничего, — сказал он, отведя уставший взгляд.       — Много всего произошло за те два месяца.       — Много, — легко согласился Марат, кивнув и слабо улыбнувшись. — И что с того, Андрюша?.. Было и было.       — Если честно… — Андрей нахмурился. — Я думал, ты меня ненавидеть будешь.       Марат вскинул брови.       — Да? За что?       — За драку. За то, что не понял тебя тогда.       Марат задумчиво кивнул.       — Ты мне, лежачему, по рёбрам с ноги зарядил. Кто так делает-то?       — Ты сам нарвался. Я вообще драться не планировал.       — Не пизди. — Марат широко улыбнулся. — Ты бы видел себя тогда. Готов был меня с землёй смешать.       Андрей нахмурился и упрямо покачал головой.       — Я тогда вообще не понимал, как так вышло, что ты — и сдал.       — Я же тебя предупреждал на сборы не идти.       — «Просто не иди и всё» — сомнительная причина, и ты об этом знаешь. Я не сужу, просто…       — Да? И за Турбо не судишь? И за Зиму тоже? Сколько им там ещё на нарах-то осталось куковать? Года два?       — Три, — отчеканил Андрей, с вызовом на него взглянув. — Ты же понимаешь, что они первым делом тебя искать пойдут, как выйдут?       Марат скучающе вздохнул.       — Пусть ищут. Могу адрес тебе оставить.       Андрей покачал головой.       — А ты у нас всесильный, что ли? Не боишься ничего? Бравада эта твоя дебильная.       — А чего мне бояться? Зеков твоих? Если всю жизнь бояться — это что за жизнь-то? Будь что будет. Всё, — отрезал Марат, закрывая тему. Чувствовал, что начинал закипать. Залпом выпил бокал вина, снова откинулся на спинку дивана и похлопал себя по карманам штанов, привычно ожидая нащупать там телефон, но телефона в кармане не оказалось. Он тяжело вздохнул, прикрыв глаза и распластавшись по сиденью. Было тепло. Пьяным себя не чувствовал, но было спокойно. Было хорошо. Не хотелось выходить на улицу. Не заметил, как Андрей обошёл стол и подсел к нему ближе, почти что прижался своей ногой к его. Марат, сморённый вином и усталостью, лениво моргнул, подняв на него взгляд. У Андрея были розовые щёки; глаза и губы влажно блестели от вина.       — Марат, — неожиданно трезво и серьёзно сказал он, скользнул ладонью по колену Марата и осторожно его погладив, прежде чем слабо сжать. Марат взглядом проследил за этим движением. В груди невольно быстрее забилось сердце. — Поехали ко мне? — тихо спросил он, плавно вырисовывая круги на ноге Марата. Марат сглотнул, подняв на него глаза. Их взгляды встретились. Андрей был близко, от него вкусно пахло, от тела исходил жар. Под рубашкой виднелись сильные руки, жилет облегал очевидно крепкую грудь. Ладонь на ноге Марата была широкой и очень теплой — тепло чувствовалось даже через джинсы. Взгляд в таких знакомых глазах напротив был слегка затуманенный, почти масляный.       Марат тяжело вздохнул и на мгновение зажмурился, покачав головой.       — Поехали домой, — тихо сказал он, снова встретившись с Андреем глазами. — По домам.       Андрей мазнул взглядом по его лицу и шее. Задумчиво кивнул и отстранился, убирая руку с колена Марата.       — Сейчас счёт попросим, — сказал он, обойдя стол и вернувшись на своё место. — Я пока Саньку наберу.