По осколкам магии

      Гостиная освещена парой уже догорающих свеч и экраном телефона, в который то и дело поглядывал Годжо. Его светлые, казалось бы, выбеленные волосы, напоминающие первый, чистый снег падали прямо на завораживающие глаза — он едва заметно улыбался, подмечая взгляд на себе. Сукуна от осознания того, что угодил в капкан, покашлял в кулак и наклонился к артефакту, раскинутому на миниатюрном, деревянном столике, чей возраст явно превышал сумму возрастов всех собравшихся в комнате.       Он провёл палочкой по пергаменту, будто пытаясь одним движением раскрыть тайну: пожелтевший от старости лист лишь зашелестел, но свои секреты так и не выдал. Рёмен на это разочарованно фыркнул и разлегся в мягком кресле так, что почувствовал пыль, спрятанную глубоко в ткани. Все три пары глаз тут же устремились на него, словно с такой реакцией от слизеринца пропала и вся надежда на разгадку.       Сукуна на данный момент считался одним из лучших учеников: в нём была не просто магическая сила, но и целая кладезь знаний, будто он сам прожил тысячу лет, а не просто прочитал все книги в семейном особняке. Его ведение боя поражало даже преподавателей, нестандартно использованные заклинания, элегантные приемы, точные удары, манипуляции — всё это превращало магической поединок в искусство, за которым хотелось наблюдать. Он знал, что является лучшим, поэтому позволял себе характерную для Слизерина высокомерность.       Казалось, ему не было равных. Вот только на ноги все шесть лет наступал другой ученик, чьи способности были как дар, учитывая его «грязную», как сказал бы основатель одного из факультетов, кровь. Годжо обладал природным очарованием, красотой и огромной силой, особенно для маглорождённого волшебника. Однако этот факт никогда не выделял его от остальных учеников: его семья была богата, поэтому все вещи всегда были качественные и исключительно лучшие. Потенциал был бесконечным, будто пропасть, куда вмещалось всё: ловец Гриффиндора, староста факультета, один из лучших на потоке — ему, в своё время, завидовал Рёмен. Возникало чувство, будто белобрысому всё падает в руки как дар, посланный с небес. Глупо так считать, но когда для своего развития читаешь множество книг, пытаешься выделяться и выбиваться из тысячи похожих магов чистокровок — становится обидно. Сатору так быстро завоевывал всеобщую любовь, что подобные достижения превращались в базу.       К счастью, это позади. Правда, когда они были младше, Сукуна пытался задирать светловолосого любыми жалкими словами, лишь бы тот взглянул на него и одарил своей лучезарной улыбкой, сказав нечто, заставляющее краснеть. Он пытался выбить почву из-под ног блондина, а в результате получал лишь такие же резкие, грубые ответы. Это стало увлекать, цеплять и превращаться в причину, ради которой хотелось ходить на общие уроки. Тогда это стало неотъемлемой частью жизни: вечные перепалки, соревнования, драки. Теперь они в одной гостиной, в одной компании и с вечными, общими проблемами, будто без них каждый год невозможен. Как они до такого докатились — непонятно.       — Напомни, откуда у тебя это? — подаёт голос Гето и присаживается на край кресла Сукуны. Годжо тут же откладывает гаджет, а остальные волшебники в комнате смотрят на него со скептицизмом. Хоть маглы и были так или иначе частью их жизни, но вливаться настолько тесно в это общество и перенимать их разработки они не хотели. Телефоны оставались для них чем-то вне понимания, переписывались они всё так же письмами, отправляли сов и отрицали любое вмешательство людей.       — У малолетки забрал. Пошёл куда-то ночью, а я его в общей гостиной Гриффиндора застукал, вот и конфисковал, — пожав плечами, он расслабляется на диване, вытягивая ноги так, что Нанами приходится смириться со своей участью и лишь брезгливо покосится на ботинки друга.       — Ты даже не спросил, что это такое? — вопрос скорее риторический, так как Сукуна прекрасно понимает — Годжо об этом не заботился. Нашёл интересную вещь — решил присвоить, а все остальное не его заботы. Очень похоже на него. Сам Рёмен, конечно, тоже бы забрал вещицу забавы ради, но, когда появлялась возможность отчитать друга — он становился первый в очередь.        — Как ты это себе представляешь, Рё-ме-нннн? — растягивает буквы специально, будто напоминая о старых детских перепалках. — Давай сюда мне эту штуку и в кровать. Ах, да, сначала расскажи, что это такое? Я бы попал под подозрения, и он на меня нажаловался профессору Яге.       Сукуна шутку не оценивает, хмурится и смотрит прямо в голубые в глаза, не скрывая злости и презрения — Годжо отвечает тем же. Вновь вспыхивает тот самый огонёк между ними, когда, казалось бы, каждый хочет доказать собственную правоту и доминировать в споре. Они будто дерутся за первенство, за лидерство, за звание сильнейшего ученика на постоянной основе, и уже трудно определить, где находится грань. Нанами и Гето ощущают это напряжение между ними, но не спешат предотвращать грядущий взрыв эмоций. Им не впервой удерживать этих двоих от драки, пока оба отчаянно пытаются выбраться из захвата и отпинать соперника.       — Не бойся, если бы тебя исключили из Хогвартса, то твои родители быстро бы нашли тебе местечко в своей компании, — Сукуна знает, как Сатору выводят подобные высказывания. Он хоть и является успешным среди магов, но темы грязной крови заставляют его зубы скрипеть, а кулаки сжиматься. При хорошем настроении он пропускает подобные высказывания мимо ушей, но стоит разгореться спору — всё, сдерживаться трудно. Сейчас он готовится рвануть прямо на собеседника, но его руку накрывает своей Нанами, успокаивая.       — Тебе так не даёт покоя моё происхождение, что я начинаю думать о твоей поврежденной гордости после осознания, что ты стоишь на одной ступени с грязнокровкой, — Годжо всё же встает и смотрит сверху на Сукуну так, что тот запоминает этот холодный оттенок глаз. Навсегда вбивает их в своей памяти. И до него не сразу доходит смысл слов, он слишком увлечен созерцанием такого однокурсника.       Ремён поднимается следом, пытается поравняться, но в место этого задирает голову, чтобы ответить тем же холодным, непробиваемым взглядом. Сатору усмехается после такого: рост тоже его сильная сторона. При разговорах он всегда доминирует — все заглядывают ему в рот и чувствуют себя ниже как физически, так и морально. Но, увы, Сукуна в этот список не входит, он будто не замечает эти почти двадцать сантиметров — рассматривает нагло, с вызовом.       — Мне не даёт покоя то, что ты постоянно впутываешь нас в неприятности, Сатору, — выплевывает это и разворачивается, дабы прервать бессмысленный разговор. Они не придут сейчас к решению, особенно с учетом новообразовавшегося конфликта. Слизеринец обходит кресло, за которым только что сам сидел, и уже направляется к своей комнате, как его останавливает злой голос. Он чувствует, как тон собеседника становится более раздраженным, будто вот-вот изо рта вырвется вся желчь. Они всегда стараются довести друг друга до такого состояние — это доставляет обоим удовольствие.       — Напомни-ка, кто потянул нас в запретный лес на втором курсе? А кто пытался закадрить Плаксу Миртл? Помнится, ещё пришлось вытаскивать твою голову из унитаза, когда призрак захотел присвоить себе такого ублюдка как ты! — Сатору остается стоять на том же месте, но по жестам кажется, что готовится взяться за палочку.       — Ревнуешь? — усмехается и всё же под новые возгласы гриффиндорца входит в свою комнату, закрывая дверь и расставляя барьеры, лишь бы абстрагироваться от происходящего. Он слышит, как Годжо успокаивает Гето. Нанами предпочитает оставаться в стороне, когда дело касается больно уж эмоционального гриффиндорца. Садится на кровать, поправляет легким движением покрывало и тяжело вздыхает — Сукуне тяжело даются эти ссоры: между ними словно пропасть.       С каждым годом контактировать с Сатору становится всё сложнее, раньше они могли назвать себя хотя бы частично друзьями. А сейчас пропала детская беспечности, умение прощать и осталась лишь гамма самых непонятных, чужеродных чувств, вызывающих в груди странный комок. От его наличия жить становилось сложнее, он мешал своим существованием и делал только хуже, ибо обладатель не понимал его природу и игнорировал.       Их странная дружба всегда была такой. На первом курсе они однозначно могли назвать себя врагами: места в разных сторонах класса, глупые записки с оскорблениями и какими-то ужасными шутками, подножки, зажимания в углу с угрозами. Только в конце года, когда их вчетвером отправили на отработку с Хагридом, они нашли общий язык.       Сукуна впервые услышал тогда звонкий, приятный смех Сатору, вызванный его шутками — ему удалось позабавить гриффиндорца. Это оставило приятный осадок. Со временем барьер их ненависти стал стираться — Годжо ловил его в коридоре, заводил разговоры ни о чем, а потом завершал все очередной броской фразой, вызывающей злость. Она перекрывала хорошее. Но тем не менее после такого уже нельзя было повесить однозначный ярлык «придурка», от чего приходилось ответно идти навстречу и подтрунивать.       Через пару лет это превратилось в нечто большее. Они превращали перепалки в заигрывание, не скрывая за ним ничего. Их высказывания стали грубыми, они знали друг друга очень хорошо после всех приключений и знали куда бить, лишь бы задеть побольнее. Их ссоры, как когда-то пошутил Гето, стали иметь характер семейных разборок супружеской пары, живущей бок-о-бок уже несколько десятилетий. Тогда Сатору на это весело хихикнул и переключил своё внимание на разговор с Мэй-Мэй, а Сукуна, нахмурившись, отвернулся.       И почему-то после этих ссор они как ни в чём не бывало приползали друг к другу, делились новостями, разделяли проблемы, горечь и радость. Между ними образовалась незримая, прочная связь и совершенно абсурдное для такого общения доверие.       Если Гето был для Сатору хорошим другом, то роль Сукуны в этой истории не ясна. Он знал, что Сугуру часами выслушивал друга в комнате, но насколько прочна их связь не предполагал. Себя в этой цепочке он считал тем, кто доводит Годжо, тем, кто доставляет неудобство и старосте Пуффендуя после разъяренных криков злости, проникающих в гостиную. Он всё прекрасно осознавал, но меняться не собирался. Казалось, что стоит ему стать мягче, как интерес со сторону гриффиндорца пропадет. Погаснет как светлячок на рассвете.       Тот самый «комок», засевший где-то глубоко, требовал другого.

***

      С того вечера Сукуна много времени проводит в библиотеке в попытке разгадать тайну пергамента, он пытается использовать все известные ему заклинания, но получалось лишь услышать шелест страниц. Злость накрывает его, когда проходит достаточно времени — он уже хочет бросить дело. Но, к счастью, сидя за массивным деревянным столиком, заполненным книгами, он подслушивает разговор двух мальчишек. Один плаксиво вещает что-то о ненавистном, хамоватом старосте, и тут даже не нужно смотреть на герб, пришитый к мантии — гриффиндор, он уверен в этом на все сто. Второй же поддерживает, но к старосте относится с уважением. Неудивительно. Даже сам Сукуна с уважением относился к другу как к старосте факультета, с которым уже не первый год велась борьба за баллы.       — Он забрал карту, но я уверен, что до его глупой черепной коробки не дойдет как её активировать. Я когда-то получил её из-за выгодного обмена, поэтому такая потеря — просто крах сейчас. Уверен, этот чертов Сатору ещё приползет с вопросами, но тут то я потребую назад, — на это Рёмен лишь закатывает глаза. Годжо точно не придет, тем более так унижаться перед малолеткой. Он уверен в нём. Сам бы на такое не пошёл, а они во многом похожи. Даже слишком.       — А что за карта вообще? — с интересом спрашивает второй ребенок и записывает что-то из учебника в свою потрепанную тетрадь. Явно делает уроки, в то время, как «пострадавший» вещает о несправедливости и выдаёт, сам того не зная, все тайны.       — Ах, совсем забыл. Это карта мародеров. Активируется она фразой: «Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость!» — мальчишка выдает все тайны, но тем не менее губы Сукуны расплываются в коварной улыбке. Он всё же не зря провёл столько времени в библиотеке. — Карта территории Хогвартса. Отслеживает движение обитателей.        Глаза от такого невольно загораются. Такой ценный артефакт оказался в их руках, что становится жалко потраченного на поиски ответа времени. Эта вещь пригодилась бы им ещё на втором курсе, когда в попытке забрать конфискованные волшебные бомбочки Сукуна нечаянно взорвал парты. Сатору, стоявший на шухере, после такого долго нелестно высказывался.       — Подписываюсь под каждым лестным словом в адрес этого белобрысого индюка, — нагло бросает Рёмен мальчишкам, пока проходит мимо рядов, откусывая красное, сладкое яблоко. На их лицах возникает осознание. Они явно ни один раз видели Сукуну в компании Годжо. Этот дуэт прославился ещё шесть лет назад, так что было очевидно сопоставить их связь в такой ситуации. Ребята бледнеют от ужаса — своего старосту явно боятся, но, увы, сказать ничего они не успевают — Рёмен закрывает за собой дверь, оставляя их в столь глупом положение.       Он несется по коридору, дабы проверить правдивость слов этих сопляков. Совсем не смотрит под ноги: ученики разбегаются, призраки что-то кричат вслед о беспардонных учениках, а в его ушах звучит ветер от быстрого бега. Массивные, каменные плиты проносятся веселым калейдоскопом, картины сливаются в пестрые пятна, а в голове лишь очередная жажда приключений. Только в такие моменты он теряет рассудок и превращается в заядлого авантюриста.       Он пробегает по открытой террасе с видом на просторы Хогвартса, несется, пока один из силуэтов не пытается перехватит его рукой за талию. От движения он легко уворачивается, но тут же останавливается из-за затормаживающего заклинания. Закал тут же убавляется, глаза находят причину резкой остановки, и злость, стоит только увидеть ехидную ухмылку на лице, даёт о себе знать.       — Даже не поздоровался, — обида и осадки после ссор у Годжо проходят слишком быстро, по крайней мере с Рёменом он действует именно так. Ведет себя как ни в чём ни бывало, мило беседует, будто и не было недопонимания.       — Не признал, думал гоблин в замок пробрался, — руки сложены на груди, губы пожаты. Всё это говорит о том, что сейчас он ещё не настроен на ведение споров с блондином, но тому плевать. Ему явно нравится драконить Сукуну. Тот же отвечает с превеликим удовольствием.       — Оу, ты испугался и решил убежать? — Годжо хватает собеседника за щечку, словно сюсюкаясь как с маленьким ребенком, но холодная рука вовремя отбивает его.       Заклинание теряет силу, слизеринец вновь может двигаться. Поэтому, дабы все же продолжить с Годжо разговор, раз уж он так этого хочет, проходит к арке и садится на небольшой балкончик. Закидывает ногу на ногу, смотрит на Сатору надменно, как и подобает его факультету, а потом, перехватывает за мантию и притягивает к себе.       Гриффиндорец на секунду замирает, будто трактуя его действия иначе, но стоит руке опуститься, как только он оказывается рядом — находит в себе силы ответить на высокомерие сокурсника улыбкой.       — Слишком слабый соперник для меня, — по-доброму усмехается и смотрит в потолок. Он все ещё воодушевлен открытием, но рассказать все другу даже не пытается — ждет, когда тот ответит очередным подколом.       — Да-да, оправдывайся. Но знай, что я всегда готов тебя спасти, моя чистокровная принцесса, — выпад мог бы быть безобидным, но из-за принцессы у Сукуны сводит челюсть от раздражения.       — Не нуждаюсь в спасении, но, если мне всё же понадобится помощь хилых, долговязых гриффиндорцев, обязательно обращусь к тебе, — слова вылетают на одном дыхание, а Годжо оказывается совсем близко. Он буквально нависает над Сукуной так, чтобы тот наверняка почувствовал всю мощь, которая скрывается за мантией. Ему доводилось видеть Сатору в повседневной одежде, но без неё — никогда, даже случайно после душа.       Он соврал. В глубине души понимал, что вероятно это тело скрывает точенную, спортивную фигуру: груду мышц, красивые кубики, накаченные атлетичные ноги. Староста Гриффиндора часто в их гостиной проводил время за беговой дорожкой, которую долго пытался пронести по лестнице после полученного разрешения директора.       Тенген очень любила Годжо как старосту своего любимого факультета, так что часто поощряла ему подобные прихоти. А тот в свою очередь мучал всех старост грохотом и песнями из мира магглов. После занятия спортом он обязательно вытирал лоб полотенцем, хватал бутылку воды и усаживался на диванчик рядом с Сукуной, будто показывая физическое превосходство так — через обычный бег.       — Хилый? Может, ты хочешь проверить свои слова, Су-ку-на? — голос превращается в мурчание на ухо. Это заставляет Рёмена покраснеть, но в ответ лишь хватает цепкими пальцами своего друга за подбородок и спрашивает совсем интимно, будто вовлекаясь в эти странную игру, придуманную Годжо.       — А ты так хочешь показать, Са-то-ру? — глаза смотрят прямо в чужие, а в них целая бесконечность. Он несправедливо красив. За ним бегают девчонки всех возрастов, от его взгляда они чуть ли не падают в обморок — это вызывало раньше зависть. Сейчас, с возрастом, на Сукуну стали смотреть как девушки, так и мальчики — из-за гормонов у них появилось притяжение к типажу плохих парней. А именно под этот вид подходил Рёмен: татуировки по всему телу, надменный вид, самодовольство, раздутое до небес эго, умный вид, красивое личико — всё это сделало его привлекательным и манящим для учеников.       Он получал много комплиментов, много попыток со стороны поклонниц, но все без толку — в Хогвартсе он ради учебы и новых знаний. Однозначно, только ради знаний.       — Очень хочу, — шепчет «белобрысый», а потом гаденько улыбается, обнуляя сказанное. Рёмен лишь тяжело вздыхает, закатывает глаза и отпускает чужой подбородок на волю. — Так куда ты так спешил?       — Пергамент у тебя? — после вопроса, Сатору лезет в карман мантии и пытается что-то нащупать. На юном лице проявляются морщины, когда он слегка напрягает лоб и все же выкидывает бумагу на балкон.       Слизеринец хватает пергамен и, направляя свою волшебную палочку, произносит заветные слова. На радость, ребят на старой бумаге тут же расползаются узоры и представление от создателей. Лунатик, бродяга, сохатый и хвост звучат как клички животных, нежели нормальных волшебников. Но об этом не хочется думать, когда сверток таит в себе столько тайн — Рёмен аккуратно проводит пальцем по тексту, будто проверяя реальность. Имена никуда не пропадают, остаются до последнего.       Он смотрит на своего друга, приоткрывшего от нетерпения и восторга рот, и потому разворачивает, дабы не томить не себя, не его. Им тут же раскрывается во всей красе карта — все закоулки Хогвартса, все обитатели, все картины, призраки. Все это изображено на одном листе, представляя при этом немыслимую ценность для старост.       — Золотая находка для старост, — будто читая мысли Сукуны, хмыкает Годжо и присаживается рядом. Он рассматривает каждого идущего и сверяет с действительностью, отмечая, что карта работает правильно. — О, нам нужно вернуть мантию-невидимку! Но куда её отнес этот старик? — под стариком он подразумевал профессора Ягу, который ставил правила превыше всего и за любое нарушение отнимал у них баллы.       Признаться, преподавателем он был просто прекрасным: доступно и предельно ясно подавал сложную информацию, не имел любимчиков, и как следствие гонял каждого, кто попадётся на пути. Сукуна и Сатору, увы, попадались ему часто, став головной болью и занозой в одном месте.       Мантию-невидимку они нашли в Хогвартсе совершенно случайно ещё на третьем курсе, когда остались на отработку в очередной раз, и после этого она стала незаменимым элементом их жизни. Гето и Нанами редко пользовались ей: первый слишком идеализировал общество магов и верил в то, что такое поведение непростительно, когда перед ними стоит задача защищать целый мир. Второй же был примером для подражания среди старост: спокойный, начитанный. Удивительно, как именно он попал в плохую компанию.       Сейчас казалось, что Кенто всегда был частью их команды, но, если вспомнить злополучный первый курс — именно он постоянно ради дани уважения правил жаловался на драки. Теперь он сам их оттаскивает, сам возится с ними как воспитатель, и это с учетом того, что все трое тоже старосты. Признаться, без Нанами Сукуне было бы неловко рядом с Годжо: когтевранец слушал всего его переживания, взрывы, оскорбления в адрес друга и лишь успокаивал. Он никогда не раскрывал его тайн с того самого первого года обучения, всегда смотрел на него мудрым, серьёзным взглядом и был рядом, поддерживая как советом, так и простым молчанием.       Именно Нанами, узнав, что Яга на прошлой неделе обнаружил Сатору в мантии и конфисковал артефакт, посмотрел на друга с молчаливым осуждением. В их руках была реликвия, а гриффиндорец, решивший пробраться в кабинет и исправить свою оценку за контрольную по нумерологии, всё испортил. Парочка, которую про себя Сугуру и Кенто прозвали «Химера», отсылаясь на змеиный и львиный факультеты, часто встревала в проблемы. За шесть лет это стало привычкой: приходилось лишь тяжело вздыхать и мириться с участью, то подельника, то свидетеля. Однако попасться вот так по глупости было слишком, вне зоны понимания Нанами — тогда он назвал Сатору впервые напыщенным идиотом и молча вышел из их уголка старост. Сукуна же тогда хотел высказать куда больше, но ограничился простым подзатыльником.       — Возможно, кинул её в свою кладовую, — пожав плечами, Рёмен уже и вовсе не хотел возвращать мантию-невидимку. Ему стало казаться, будто она в своё время принесла им втройне больше проблем, точнее стала тем самым объектом, с помощью которого они в эти самые проблемы втягивались. — Ну или она пылится сейчас в выручай-комнате… Может, она высветится на карте хотя бы, — предположение вырвалось само, но глаза напарника по неудачам тут же загорелись.       — Отлично! Пошли! — подхватив друга под руку, белобрысый тут же понесся к лестнице, сбивая на своём пути других учеников. Ещё одно ужасное сходство: стоило загореться идеей, как они оба ничего не замечали на своём пути. Достижение цели любой ценой — вот их девиз.       — С чего ты взял, что я пойду с тобой, придурок? — недовольно буркнул Сукуна, освобождая резким движением свою руку из крепкого захвата. Иногда ему казалось, что физического контакта у них становится слишком много. Если раньше они и вовсе боялись лишний раз коснуться друг друга, то с возрастом без всяких причин Сатору принялся активно проявлять свою тактильность. То по-дружески толкнет, то взъерошит уложенную прическу, то в каком-то порыве любви примется душить объятиями и кричать что-то в самое ухо. Ремён на это отвечал либо заклинаниями, либо оскорблениями, либо грубой силой и недовольством, но даже это не останавливало гриффиндорца. Скорее наоборот.       — Нанами слишком правильный, Гето в своих идеальных иллюзиях мира магов, вот и остаешься ты. Слизеринцы в рот ебали все правила, а поскольку ты их этих, то… — договорить не успевает, его тут же хватают за волосы и прижимают к перилам.       — Избавь меня от своих глупых доводов, иначе я выебу в рот далеко не правила, — выходит грубо, но он знает, что на такое белобрысый точно не обидится. Это классика их взаимоотношений. Это лишь старые, добрые подколы, ничего более. Поэтому он отступает и делает вид, что не замечает восторга в чужих глазах. — Нашёл. Выручай-комната на восьмом этаже возле треугольной арки. Мимо неё нужно пройти три раза, думая о проблеме — только в этом случае она предоставит свою помощь. Действовать нужно быстро, — разглядывая содержимое карты, Сукуна поправляет мантию и вырывается вперёд, пытаясь понять, почему после всего идет помогать этому несносному волшебнику.       Лестница сменяется одна на другую, картины пестрят перед глазами — рассматривать их уже не хочется: слишком уж приелись за все шесть лет. Напарник рядом молчит, так что в какой-то момент слизеринец поворачивается с целью проверить жив ли тот вообще. Его встречает всё та же натянутая лживым дружелюбием улыбка, которую он так и не смог разгадать.       Годжо отстаёт, но делает это намеренно, будто пытаясь уловить что-то в поведение друга. Когда они оказываются у потенциального входа в комнату, проходят мимо намеренно — за ориентир принимают картину какого-то барона, скачущего по пустыне на метле.       Блондин намеренно что-то восклицает, возмущается и делает всё, лишь бы комната дала своё добро на вход. Он рассказывает о том, зачем же ему эта мантия — причины глупы, от чего Сукуна закатывает глаза, но диалог поддерживает. Они петляют вокруг да около, пока в стене не появляется из неоткуда деревянная, высокая дверь.       Сатору держит в руке волшебную палочку на всякий случай, проходит первым, а потом подаёт знак одним движением. Напарник по проблемам на это лишь в очередной раз закатывает глаза и переступает порог, аккуратно осматриваясь, пока глаза привыкают к тусклому голубому свечению от странных, витиеватых ламп. Двери комнаты за ними закрываются, так что они могут позволить себе какое-то время провести в этой странной обустроенной комнате. Она подстраивается под мысли учеников, но из своих пожеланий Сукуна находит лишь горячий кофе на столе — от него ещё исходит пар.       В дальнем углу неожиданно для себя слизеренец замечает огромную, двухспальную кровать — в комнатах старост похожая, но эта явно больше, вместительнее и пафоснее. Застелена она багровым одеялом, так что сразу можно определить — это явно мечта гриффиндорца.       — Ты серьёзно хотел увидеть здесь кровать? — поднимает бровь и присаживается на аккуратный, обтянутый мягкими подушками, деревянный диванчик. Он не удивлен, что желания Сатору оказались такими странными, простыми для такого сложного и совершенно нетипичного человека.       — Я беспокойно сплю в последнее время. Думаю, это из-за кровати, — взгляд он отводит, но Сукуна этого не замечает. Лишь устало вздыхает и закидывает ноги на резные ручки мебели. — И как в этом божественном месте найти мантию? — он принимается выискивать её взглядом, нащупывать рукой и исследовать территорию комнаты. — Может, поможешь?       — Хах, нет, — Сукуна совсем по-детски показывает язык и принимается молчаливо оглядывать помещение. Комната выглядит как чьи-то покои: величественные, уютные, рассчитанные явно не на одного человека. Об этом свидетельствуют две маленькие тумбочки возле кровати — за одну из них взгляд невольно цепляется, но ничего рассмотреть из-за такого расстояния не может. Взмахнув палочкой и проронив самое простое заклинание, изученное ещё на первом курсе, неопознанные объекты взлетают с тумбочки вверх и устремляются к магу. Вингардиум Левиоса для особо ленивых самое то, вот только Годжо подобное поведение друга не радует — он намеренно громко дышит, показывая всё негодование.       Через считанные секунды в руки сваливается целый набор, Рёмен не знает за что зацепиться первым. Предметы странные, вероятно из мира магглов, но тем не менее разглядывает он их без отвращения, несмотря на постоянные грубые шутки в адрес одного конкретного магглорожденного. Они не имеют никакой волшебной силы, но тем не менее кажутся чем-то необычным, загадочным. Черная, резиновая верёвочка с такими же слитыми в одну «конструкцию» шариками — вероятно, украшение.       Металлическая пробка с большим камнем в центре — здесь всё понятно. Это явно для каких-то бутылок и банок. Следующим идут черные зажимы — похожими домашние эльфы развешивали одежду в прачечной. Последний элемент немного удивил — это что-то похожее на лопатку, но куда более подвижное. Возможно, созданное специально для хороших пощечин.       — Нашёл! — наконец восклицает Сатору и образовывается как призрак за спиной, пытаясь осознать, чем занят напарник.       — Зачем тебе этот набор возле кровати? Я понимаю это странное украшение, но зачем тебе эта пробка? — крутит в руках металлическую находку, после чего жмурится и пытается разглядеть что-то в камне, словно в попытке найти ответ на свой вопрос.       Годжо от такого на секунду замирает, не зная, что ответить: на лице появляется легкий румянец, потом ухмылка, а потом вид, будто у него есть какое-то преимущество.       — Это используют магглы для снятия напряжения. Помогает расслабиться. Я как-нибудь покажу тебе, как это работает, — он, как и всегда, нахально улыбается, а после выхватывает из рук друга вещи, и тут же откидывает их на свободное кресло.       — Мне не нужно снимать напряжение, — всё ещё сидя на диване, Сукуна смотрит в чистые, до безумия красивые глаза с привычной для него надменностью. Он не против, чтобы Годжо рассказывал и показывал свои маггловские штучки, ему было бы даже интересно послушать и увидеть то, чем живет друг. Но он ещё не готов это признать вот так прямо, поэтому всегда как в режиме боевой готовности, включает отрицание.       — Верю, — переходит на шепот, от чего у старосты Слизерина холодок проходится по спине. Он старается оттолкнуть странные, чужеродные эмоции — тот самый комок, который мешает существовать уже второй год. — Но я прекрасно понимаю сколько проблем доставляю и каким тяжелым бываю в общение, так что мне было бы только в радость хотя бы немного загладить свою вину, — в этот раз улыбка Сатору получается теплой, от чего-то хочется верить во всё, что он говорит.       — Это извинения за то, какой ты придурок, белобрысый? — Сукуна выдаёт усмешку. Больше похоже на защитную реакцию — он уверен, что Годжо догадывается об этом. — Что ж, я принимаю их и, может быть, когда-нибудь покажешь мне, как работают эти твоих грязнокровные игрушки.       В этот раз блондин не обижается, отвечает каким-то мягким кивком и едва заметной улыбкой — что-то под не скрывается. Иногда с ним бывает просто — он легко идет на контакт, легко отвечает на все его шутки, грубые подколы, но бывают дни, когда все заканчивается так, как вчера. Оскорблениями, ненавистью, чужеродными ощущениями где-то в трахеях. Это будто волшебный аттракцион.       — Ладно, пора собираться, — на этом Сатору сворачивает мантию, и смотрит на напарника в ожидании.       Выходят они быстро, дверь тут же теряется в пустом коридоре, исчезает, будто ничего и не было до этого. Сукуна пытается зацепиться хотя бы за какую-то деталь, способную выдать существование выручай-комнаты, но не отмечает ничего. Она словно не существует в стенах Хогвартса, будто приснилась.       Они быстро идут к старой, каменной лестнице, и тут слышат глухой шум чьих-то шагов — сердце замирает, всё в грудной клетке сжимается, а страх теплится где-то в области сердца. Казалось бы, к чему эти переживания, но быть пойманным в районе выручай-комнаты — это всё равно, что участвовать в каком-то заговоре. Рёмен хватает за мантию Годжо и пулей стремится вниз, перепрыгивая и без того высокие ступеньки. Делает он это как нельзя кстати — вслед им кричит профессор Яга, и уже слышно, как он порывается следом.       Сатору пускает напарника впёред, тот явно более ловкий за счёт своего роста, поэтому долговязые конечности в такой погоне скорее будут мешать розоволосому. Бегут со всех ног, в ушах шумит ветер, а перед глазами так и пляшут самые разные оттенки — каждый краше другого, но цепляться за них в такой момент невозможно.        В какой-то момент Рёмен по ошибке заворачивает не туда, вероятно, из-за накатившего адреналина — Годжо резко, без промедлений перехватывает того за руку и тянет в сторону передвижных лестниц, отправляющих каждого в свои гостиные. Он уже понимает, что Яга далеко позади, и вполне возможно профессор лишь решил припугнуть, но отчего-то совместные беды на голову вызывают в груди самые приятные чувства. Тепло растекается по рукам, спускается ниже, а голубоглазый смотрит на Сукуну с таким восторгом. Только он вызывает у него столько самых разных чувств: раздражение, неприязнь, злость, заботу, радость и счастье от одного лишь нахождения рядом.       Рёмен, опомнившись, пробегается взглядом по лестницам и понимает, что его вечная проблема привела их не туда. Они находятся в центре и медленно подплывают к гостиной Пуффендуя — учитывая, что войти просто так не могут, им нужно выбираться и как можно скорее. — Надеюсь, ты не только выпендриваешься, когда занимаешься спортом, — на этом он хватается рукой за перекладину лестницы, которая проезжала в нужном направлении. Вторая его рука хватает ещё не пришедшего в себя гриффиндорца, от чего тот от неожиданности позволяет утащить себя в неизвестно направление. Его ноги ударяются об перила, но он не подаёт вида — терпеливо принимает любые боевые ранения. — Вон наша лестница! — кричит староста змеиного факультета, и слегка толкается подбородком, чтобы показать направление без вовлечения рук.       Годжо отслеживает нужную лестницу и видит, как она проплывает не так далеко. Одну руку всё ещё сжимает товарищ, но в вторая принимает попытку дотянуться до заветного спасения. Он пытается не смотреть вниз и не рассматривать даже самые жуткие исходы, но выходит плохо. Высоты он никогда не боялся, но сейчас отчего-то расстояние кажется слишком опасным, а их затея глупой.       — Я попробую раскачать нас, — вдруг выдает парень сверху, и блондин, не успевая опомниться, наблюдает, как друг всячески вальсируя ногами в воздухе, действительно принимается за реализацию озвученного плана. — Хватайся за перилла, как только окажешься возле нужной лестницы!       Наставления из уст того, кто это всё затеял, вызывают раздражение, пока глаза невольно наблюдают темноту в самом низу зала. Приходится послушаться, так как в ином случае их ждёт весьма неприятный исход.       Сукуне, очевидно, тяжело держать Годжо, поэтому он всеми силами пытается помочь себе ногами — выходит неплохо. Так что в конце концов голубоглазый успевает ухватиться за перилла и остановить пустую лестницу, направляющуюся в сторону их гостиной.       — Отпускай! — кричит он, когда замечает, как мнется розоволосый. Очевидно, только сейчас он осознает насколько хрупким он кажется в этой огромной комнате, где каждая лестница становится преградой, а тьма где-то внизу так и манит, стоит лишь один раз взглянуть.       — Чёртовы котелки! Я не могу! — после очередной попытки смириться с реальностью всё же выдаёт Рёмен. Лестница, за которую он держится, начинает отчаливать, так что ещё чуть-чуть и будет слишком поздно. И он, и гриффиндорец это понимают.       — Сукуна, доверься мне! — голос дрожит. Кажется, будто он отчаянно умоляет его — это действительно так. Он не просто умоляет — он вкладывает в это всё душу. Рёмен на это смотрит сначала с недоверьем, испугом, а потом, сильнее сжимая руку Сатору, зажмуривается, будто это даст хоть какую-то гарантию защиты. Будто в полёте он совсем не почувствует, как конечности медленно ломаются об летающие лестницы.        Он отпускает вторую руку.        Полёт вниз, кажется длится вечность. Он не приземляется в темноту, не чувствует боли, лишь верную, непоколебимую поддержку. Его сжимает крепкой хваткой сильная ладонь человека, которому он доверил жизнь. После такого экстрима пытается прийти в себя: дыхание сбитое, глаза то и дело слезятся, а по щекам расползается румянец. Ему стыдно за эту слабость. Он слишком смело начал, и так глупо закончил.       Сукуна не замечает, как Годжо всё же переступает ногами через перилла, а затем утягивает его за собой. Под ногами снова твёрдая поверхность, а не странная, глубокая неизвестность. Это тут же вселяет уверенности.       — Признаю, у тебя весьма сильные руки, — фыркает по старой привычке и отряхивается от невидимой пыли. Ему срочно нужно чем-то себя занять. Он чувствует, что показал слишком много такому как Сатору. Но тот, будто не припоминая, что было минуты назад, лишь отмахивается и переводит дыхание.        — Я всегда готов спасать свою змеиную принцессу, — разводит руками и быстро называет пароль перед картиной. Мужчина с горным козлом что-то вопит в ответ, но все же пропускает обитателей башни в свои владения.        — Забираю свою похвалу назад. Ты чертовски невыносим, белобрысый, — беззлобно толкая друга, Рёмен устремляется к широкому дивану. Падает на него мешком. Глаза прикрыты, мозг пытается осознать пережитое приключение, а рядом с грохотом приземляется второе тело.       Они лежат валетом без лишних слов в пустой гостиной. Мгновение хочется запомнить, куда-то записать все эмоции, сохранить их в омуте воспоминаний, а потом с трепетом пересматривать. Всё это кажется таким хрупким, но приятным — хочется лишь зажмурить глаза и лежать так вечно.       — В следующий раз, если все же захочешь полетать, предупреждай заранее, — хриплый, приятный голос убаюкивает настолько, что Сукуна совсем не замечает, как проваливается в сон.