Mu Qing on Ice

      В ушах с грохотом прибоя шумела кровь, пульсируя, грудь часто-часто вздымалась, как у жертвы, спасающей свою жизнь от клыков хищника. Если бы щёки Му Цина не были бы защищены толстым слоем косметики, то горяще-красный цвет бы стал достоянием общественности в ту же минуту. Лед был, какая неожиданность, ледяным, и обжигал своим холодом Му Цину колени даже сквозь костюм, но ему было плевать. Щёки горели не только из-за бегущей под кожей крови, глаза жгло от неудержанных в себе слез под самый конец выступления. Его совершенно не волновали ни пульсирующая жилка на виске, ни светящий прямо в левый глаз свет прожектора, даже аплодисменты никак не отозвались в груди у фигуриста.       В груди было одновременно так пусто, будто сердце его вырезали, и так тесно, как бывает лишь в моменты срыва тормозов, полного смирения с неизбежной бурей эмоций. Ноги дрожали, но годы тренировок не позволили Му Циновым коленям подогнуться и позорно повалиться на лед, чья гладкая щека, бывшая когда-то девственно ровной, испещрена шрамами от лезвий коньков.       Под аплодисменты, цветы и повторное оглашение названия его номера Му Цин добрался до ворот в тепло. Последние несколько сантиметров были преодолены в непрошенных сильных и слишком теплых для ледяного сердца Му Цина объятиях Фэн Синь, который обхватил своими ручищами его талию, приподняв над льдом, вытянул его из царства фигуристов.       Над ухом Му Цина послышалось возмущенное ворчание, спровацировавшее появления румянца отнюдь не от холода на нефритово-белой коже Му Цина. Из вакуума собственных мыслей Му Цина выдернула тёплая, от горячего тела Фэн Синя, куртка. Молодой человек, совершенно не думая спрашивать мнения фигуриста, расстегнул молнию и накинул ему на плечи дутую куртку. — Фэн Синь, — голос неожиданно сел. — Му Цин, — в том ему отозвался сидящий рядом только в одном свитере д-д-друг.       Сей содержательнейший диалог был прерван улыбающимся Се Лянем, который лишь каким-то чудом не придушил Му Цина, только вернувшего контроль над своим телом. Ладони Се Ляня будто пытались растереть Му Цину спину, как делают больным, чтобы разогнать мокроту в бронхах. — Ну, Се Лянь, ты меня придушишь! — Ох, прости-прости, Му Цин, просто... ты был невероятен! — Се Лянь вновь заулыбался, чуть не ударив себя рукой в гипсе.       Неуклюжесть Се Ляня была предметом множества шуток и розыгрышей среди своих знакомых и друзей. Что примечательно — это самая особенность никогда не мешала Се Ляню превзойти Му Цина по всем параметрам: прыжки, эмоции, композиция... Абсолютно во всем, как чертова Мэри Сью из романов для двенадцатилетних девочек. И вот, в прошлом году идеал фигуриста встретил любовь всей своей жизни, Хуа Чэна, и ушел из спорта. Просто пришел в кабинет Мэй Няньцина и написал заявление об уходе, спешно завершив только разгорающуюся в пламе известности карьеру успешного фигуриста.       Казалось бы, жизнь Му Цина должна была стать проще с исчезновением конкурента, но не тут-то было. Мэй Няньцин обозлился еще больше, будто думал, что Му Цину следовало уйти с концами из спорта, а лучше в петлю. Конечно, вряд ли тренер действительно этого желал, ведь смерть ученика бы подорвал его репутацию.       Из тягостных мыслей Му Цина вывели сразу несколько событий: объявление результатов соревнования, тряска за плечи от друзей и острый, как нож, взгляд Мэй Няньцина. В ярком свете табло Му Цин быстро нашел иероглифы своего имени в первой пятерке с начала.       Второе место.       Он занял второе место, уступив пять очков за артистизм. Пять очков. Макияж под глазами еще больше размазался, глаза покраснели. — Му Цин? — обеспокоенно спросил Се Лянь.       У фигуриста было отчетливое предчувствие, что если он сейчас хоть что-то скажет, то просто не сможет уйти, не опозорив себя на все сообщество. — Мне надо отойти, — голос предательски подводил, но все же не сорвался на всхлипы.       Му Цин ринулся по проходу, не обращая внимания на попытки Се Ляня докричаться на него или на неодобрительный взгляд тренера.       Проход поглотил его. ***       В раздевалке было тепло, но слишком жарко для Му Цина, сидящего на скамейке в позе креветки. Спина начинала побаливать от столь неудобного положения, но фигуриста, который, по всей видимости пытался выдавить себе глаза, закрывая их руками, это не было достаточным поводом для смены положения. Му Цин выделялся среди серых шкафчиков несуразным цветным пятном.       «Какой позор» — крутилось в голове у юноши, являсь лишь началом множества мыслей, бьющихся о черепную коробку. «Какой позор, что я уступил эти жалкие пять очков», «какой позор реветь, как ребенок у всех на глазах», «какой позор в девятнадцать ни разу не быть золотым призером ни в чем значительном»       Мыслей было много, но начинались одинаково. Как и любой проигрыш Му Цина. Он всегда надеялся, так глупо мечтал и верил, желая сказать маме: «Мамочка, смотри, это все не зря. С нами все будет хорошо.» Но... Уже слишком поздно, мертвым нет дела до живых, а мать Му Цина уже как год покоилась в сырой земле. Он уже никогда не сможет ее порадовать, принеся торт с вишневой начинкой из магазина под домом или рассказав о своих успехах.       Му Цин зарыдал в голос. Горло и глаза жгло, а на плечах его покоилась вся тяжесть Земли, будто он занял место Атланта из древнегреческого мифа, а не проигравший фигурист. Все было зря, он всех подвел: матушку, тренера Мэя, себя...       Вдруг рядом с ним появился отчетливый источник тепла, но не жаркого и утомляющего, а будто родного. Путем нехитрых рассуждений, на которые у Му Цина сейчас не было ни моральных, ни физических сил, можно догадаться, что рядом с ним сейчас Фэн Синь. — И ради чего ты тут сырость разводишь?       Му Цин отнял ладони от глаз, чтобы хорошенько разглядеть, несмотря на заплаканные глаза, своего друга и... Нет, нельзя так думать о человеке, который совсем недавно очень травматично расстался со своей девушкой.       Фэн Синь смотрел на него, чуть наклонив голову. Даже расплывающийся от все еще текущих слез наметанный на подмечание мелочей взгляд Му Цина сразу же заприметил нужду Фэн Синя в стрижке, если тот, конечно, не возжелал «немного» отрастить волосы.       Му Цин разомкнул губы и прошипел: — Да что ты понимаешь?!       Фэн Синь, в противовес ему, был убийственно спокоен, что совсем не вязалось с его вспыхивающим как спичка гневом. Если Му Цину снесло все тормоза, то Фэн Синь, кажется, установил новехонькие, блестящие от хранения в стерильной чистоте неиспользования тормоза да закинулся удвоенной дозировкой успокоительного так, на всякий случай. — Му Цин, ну, я правда не понимаю, — Фэн Синь хмурится. — Я никогда тебя не понимал.       Му Цину будто сжимают грудь до сломанных. Конечно, Фэн Синь не понимал, он никогда даже не пытался его понять, первым обвиняя во всех грехах человечества.       Видимо, что-то в его лице слишком заметно и сильно меняется, раз Фэн Синь придвигается ближе, почти соприкасаясь с его коленом своим: — Му Цин, — Фэн Синь приобнял его за плечи, с удивлением отмечая, что его даже не ударили по руке, — ну, чего ты? Расскажи.       На курсанта полицейской академии уставились глаза с черной радушкой, пустые и покрасневшие. Будь Му Цин в более респектабельном виде, как всегда щеголяя холодной красотой, то Фэн Синь бы может испугался, конечно, не так сильно, как, разумеется, очаровательную во всех отношениях девушку. — Фэн Синь, скажи, для чего все это?       Его одарили непонимающим взглядом, но фигурист продолжил: — Я тренировался, помнишь? Мы даже не виделись месяц, потому что я не чувствовал ног после... может вы зря меня отговорили? Может я бы смог-...       Тут Фэн Синь больше не мог сдержаться и обхватил щеки ладонями, выдохну в губы: — Му Цин, хватит. Ты опять себя изводишь, — тут морщинка между хмурыми бровями разгладилась, а само лицо стало выглядеть моложе и мягче, а во взгляде засветилась нежная забота. — Нельзя же так... все уже решено, ничего не поменять. Сам же знаешь, история не терпит сослагательного наклонения. А теперь пошли, помоем тебя. — А?... — только и выдохнул Му Цин, прежде чем Фэн Синь, все еще обнимая за плечи его, поднял его на ноги, а, поняв, что того ноги уже не держат, взял его в свои руки. Во всех смыслах сего выражения. ***       Пока двоица ехала до отеля, Му Цин успел словить несколько приступов тревожности, вспомнив, что он не присутствовал на награждении, но Фэн Синь ему с недоуменным лицом напомнил, что награждение будет только на следующий день, когда закончатся соревнования по всем видам спорта.       К самому концу поездки Му Цин погрузился в липкую, как засахарившееся варенье, совершенно не сладкую негу сна, но пробыть в блаженной дреме ему не дал скорый приезд и Фэн Синь, поднявший его на руки после отказа идти свои ходом.       Под самые разные взгляды от работников отеля, начинающиеся непониманием и осуждением и заканчивающиеся большим пальцем вверх от одной молодой работницы, парочка поднялась в номер фигуриста.       Му Цина посадили в ванну под самый его недовольный взгляд из-за покинутой теплой машины. — Ну что ты сидишь и надулся, как котенок? — Фэн Синь отрегулировал температуру воды и пытался вспомнить, в каком порядке надо использовать все содержимое этих баночек, коробочек и прочих уходосодержащих Муциновых штучек.       Му Цин, как самый настоящий котёнок, не удостоил простого смертного даже взглядом.       Смех Фэн Синя стих, стоило ему увидеть бледное тело Му Цина с торчащими ребрами. Несколько лет назад — Се Лянь тогда только ушел из спорта, и Мэй Няньцин был в бешенстве от потери своего любимого ученика — Му Цин вновь заимел проблему. Фэн Синь знал, что почти каждая встреча тренера и фигуриста состояла из упрёков на совершенно разные темы: техника, выбор форм, но больше всего доставалось внешности Му Цина, которая для Фэн Синя всегда выглядел, как бог красоты, никогда — для Мэй Няньцина, чьего одобрения он всегда искал.       Это плохо кончилось. Всегда плохо кончалось. Когда Му Цин стал выглядеть настолько болезненно худым, что проблема стала очевидна даже Фэн Синю, но не тренеру, он упал в обморок, так что Фэн Синь пришлось везти его в больницу и отвечать Се Ляню, который позвонил ему, взволнованный пассивно-агрессивным сообщением о состоянии Му Цина. Пожалуй, еще никогда до этого Фэн Синю не хотелось придушить тренера Мэя.       Из мыслей Фэн Синя выдернул шлепок влажной ладони Му Цина по его руке: — Долго еще будешь пялиться в стенку?       Фэн Синь не долго еще растерянно разглядывал плитку и принялся за смывание будто перманентного макияжа, судя по тому, как тот не желал смываться. Фэн Синь перепробовал все, но на лице Му Цина теперь красовалась грязно-коричневая маска, как у ребенка, игравшего в грязи.       В конце концов от макияж все же удалось вывести, правда лицо Му Цина стало красным, как у вареного рака по нескольким причинам: близкая к температуре лавы вода в ванне, слезы, из-за которых на лице появлялись пятна и довершение всего этот щенячий взгляд Фэн Синя слишком сильно давил на девственную натуру Му Цина.       Дело оставалось за малым, но самым долгим делом — мытье головы фигуриста. Стоит напомнить, что сие действие вовсе не легкое, ведь первым делом нужно было снять в волос будто пластиковую корку желатина, которым закреплялись волосы для глянцевого эффекта и пугающей фиксации.       Пока Фэн Синь воевал с желатином, вытаскивал невидимки, дважды помыл волосы шампунем и даже под тихие инструкции Му Цина нанес какую-то уходовую штуковину. После всех манипуляций с его телом Му Цин не желал двигаться. Уже давно он не чувствовал себя таким опустошенным и чистым.       Фэн Синь наигранно вздыхал и жаловался, посмеивался в Му Цину в ямку у шеи на уровне сериала с телеканала для женщин возраста 40+, заставляя почти спящего Му Цина пережить целый табун мурашек, его бросило сначала в холод, а потом в жар.       Его уложили на кровать, за окном пошел снег. Фэн Синь под удивленный взгляд Му Цина завернул его кокон из одеяла, говоря, что ему вот не нужна замерзшая ледышка, заставляя Му Цина часто-часто моргать, пытаясь вновь не выпустить влагу, струящуюся на глазах, на щеки.       Фэн Синя схватили за руку. — Му Цин? — Ты останешься? Мне... холодно, — «одному» осталось не высказано.       Фэн Синь совершенно растерялся, не зная, что сказать, ответить этому человеку, который сегодня показал всю бурю, испытываемых им эмоций, поэтому просто ответил: — А... окей?       От глупости ответа Фэн Синю захотелось треснуть себя и, желательно, провалиться сквозь землю, а еще лучше умереть на месте, но в противовес собственным мыслям аккуратно опустился на постель и оказался на самом краю кровати, все еще находясь в промокшей на груди футболке, поймав на себе недовольный взгляд. — Раздевайся. — Но... — Футболка мокрая, ты постель замочишь, и мы замерзнем, — у Му Цина покраснели щеки, и Фэн Синь подумал, а не приболел ли языкастый фигурист.       Му Цин с уморительно-серьезным выражением лица схватил Фэн Синя за руку и с удивительной силой подтащил к себе, прошипев: «Сними эту чертову футболку.» Фэн Синь, будто солдат в армии, соскочил с кровати и, сняв футболку, которую он забросил куда-то на полку, вновь улегся, но наученный царапиной на запястье на этот раз устроился поближе, засунув начинавшие мёрзнуть ноги под одеяло к Му Цину.       Так они пролежали несколько минут, прежде чем Му Цин, который, как думал Фэн Синь, уже заснул, спросил: — Почему ты пошел за мной?       Фэн Синь с недоумением на лице уставился на Му Цина, вроде, неглупого человека, который задал такой идиотский вопрос. — Му Цин, ну, сам подумай, ты же мой друг, — Фэн Синь и сам не понимал, почему это фраза звучала так неправильно, ведь он нигде не соврал.       Му Цин хрипло рассмеялся, его лицо исказила кривая улыбка, искажающая его прекрасные черты лица в пугающую гротескную маску. Отдышавшись, он произнес: — Какие мы друзья, Фэн Синь? Мы дрались с тобой с первой встречи-... — Так ведь больше мы не руг-... — Не перебивай, — в обычное время Му Цин бы бросил язвительный комментарий или прикрикнул, но не сейчас. — Даже если так, я тебя другом не считаю.       Внутри Фэн Синя что-то сломалось. Он не был другом Му Цину. Значил ли он что-то для него вообще? Он уже собирался отодвинуться, но Му Цин продолжил: — Когда-то я правда хотел быть быть им, но потом я обратил внимание, — Му Цин резко сел на постели, заставив Фэн Синя вздрогнуть, — на то, как на тебя смотрели. Ты будто был гребаным солнцем, даже если тебе не все были рады, они никогда не смотрели на тебя с тем презрением, что на меня. Тебе никогда не приходилось тренироваться до обмороков, чтобы твой тренер перестал смотреть на тебя, как на отродье, не ясно как попавшее к нему. Ты даже не пытался понять меня, а я смотрел на тебя, будто мог понравится, как та девчонка из общей группы по катанию...       Он замолчал, а Фэн Синь совершенно не знал, что сказать, но когда уже решился произнести что-то явно глупое, как Му Цин, захлебываясь в словах, исходящий из его рта, продолжил: — Я правда настолько хуже? Ты ведь... Я, она, я же тоже, — лились из его рта бессвязанные слова, — т-ты мне нр-равился!       И тут же с щелчком от зубов, захлопнул рот, осознав, что сказал и кому, а у Фэн Синя вся его жизнь будто перевернулась с ног на голову. Му Цин его любил. — Я правда тебе нравился?... — тихо спросил Фэн Синь, страшась ответа.       Му Цин уставился на него, как на придурка своими покрасневшими глазами: — Нравился и... — вздохнул и выпалил продолжение на одном дыхании, — нравишься.       Фэн Синь схватил Му Цина за руки, которыми он пытался закрыть лицо, переплетя пальцы. Он придвинулся ближе к фигуристу и сказал: — Я-я тоже тебя люблю.       И его взору предстала прекраснейшая картина: глаза Му Цина расширились до размера пятирублевой монеты, щеки покраснели, а рот приоткрылся. — Правда?       Фэн Синю показалось, что у него отняли способность говорить, приклеив язык к нёбу. — М-можно тебя поцеловать?       Му Цин осторожно кивнул. Фэн Синь потянулся к столь давно желанным губам, но Му Цин его опередил, прижавшись своими губами к его и застыл не шевелясь, очевидно, не зная, что делать, но опыт его партнера наконец-то пригодился, не дав всей ситуации стать смертельно неловкой.       Фэн Синь на пробу провел языком по искусанным губам Му Цина, заставив того забыть, как дышать. Получив разрешение, проник в рот к фигуриста, изучая, восхищаясь, проходясь по рядам зубов, которые чуть не откусили самую развитую мышцу организма из-за недостатка опыта.       Му Цин, используя всю силу воли и остатки способности хоть как-то здраво мыслить, пытался дышать через нос, чтобы не прерывать, не останавливать этот деланный поцелуй и не обсуждать их. Он не был готов к полноценному разговору, который вскроет его гноящиеся на протяжении многих лет раны.       Пока Му Цин думал свои тяжелые думы, руки Фэн Синя потянулись к его талии, залезая под выцветшую растянутую футболку, которая когда-то принадлежала самому Фэн Синю, но так приглянулась Му Цину, что тот ее «одолжил» навсегда. Как же он еще тогда не догадался, что Му Цин бы никогда не стал настолько внаглую брать одежду, если ему не дорог человек, который является уже бывшим владельцем?       Фигурист вздрогнул, стоило почувствовать грубые, мозолистые, несмотря на то, что Му Цин наставлял Фэн Синя о заботе к собственной коже. По его спине прошлись нежные касания, прежде чем остановиться и сжать в объятиях многострадальное тело фигуриста, закрепив горячее кольцо рук на талии.       Способность контролировать себя сдала последние позиции, и Му Цин, совершенно не прилично, простонал прямо в поцелуй, заставив Фэн Синя отзеркалить этот звук. Поцелуй был разорван, Му Цин бессильно устроил голову у Фэн Синя на плече и закрыл глаза. — Му Цин, — тихо обратился Фэн Синь к фигуристу, все не выпуская из объятий, — нам надо поговорить.       Ответа не последовало. Фэн Синь повернул голову, стараясь не задеть подбородкой свою прилипашку, который, как оказалось, уснул. «Во дает,» — подумал Фэн Синь. — Ладно, поговорим потом, — целует в макушку, — но на долго ты не рассчитывай. ***       Награждение было долгим, нудным и совершенно бессмысленно многословным.       Наконец, дело дошло до награждения фигуристов, назвали имя Му Цина, его место в соревновании и все прочее. К месту, где стоял Му Цин подошел мужчина лет пятидесяти с проседью и надел на него серебряную медаль ради которой было потрачено столько усилий.       Распрямившись, фигурист увидел своего улыбающегося во все тридцать два зуба Фэн Синя, который махал ему и чуть ли не выкрикивал — Се Лянь благоразумно придержал его — во все горло поздравления.       Казалось, не знавшее улыбки лицо Фэн Синя смягчилось при взгляде на этого щенка, который не знал, как еще показать свою любовь. Ведь это он, смущаясь, быстро поцеловал Му Цина в щеку перед выходом, заставив фигуриста покраснеть аки маков цвет. Конечно, ведь это Фэн Синь, проснувшись, спросил его, хочет ли он начать отношения, получив нехилый удар в плече, раз посмел подумать об отказе.