Поймай меня, ты сможешь

Просыпаемся посреди ночи от хлопка входной двери и шипящего, глухо доносящегося через коридор из прихожей «Бля-а-а» в исполнении Славика. Открываю глаза и, сонно проморгавшись, поднимаю голову с Сёминого плеча. Он смотрит на меня в ответ с пришибленным недоумением. Что? Где? Лампа настольная не горит: я ее выключил, когда в туалет ходил, но чистое, без единого облачка небо за окнами начинает светлеть перед восходом, давая разглядеть обстановку. Колонка молчит, хотя я точно помню, что, когда возвращался, музыка играла. Наверное, плейлист кончился, пока мы дрыхли. И сколько времени вообще? Ауч! От Сёмы в буквальном смысле приходится себя отдирать: мы оба липкие, как гребаная начинка «орео». Он морщится, но ни слова не произносит, напряженно прислушиваясь к копошению Славика в прихожей. Нахожу в кровати телефон и подслеповато щурюсь от ударившей по глазам яркости. — Три ночи, — шепотом сообщаю, показывая Сёме экран. Несмотря на вусмерть заспанный видок и аналогичное состояние, он приподнимает брови и растягивает губы в ехидной ухмылке. А, ну да. Постер «Пятидесяти оттенков» на заставке, и че теперь? Ща укушу, Сём! Сёма кидает настороженный взгляд в сторону двери, услышав шаги в коридоре. — Не парься, — шепчу, наклоняясь к его уху. — Он не зайдет. — Че делать будем? — спрашивает Сёма одними губами, когда дверь в комнату Славика закрывается, и квартира снова погружается в тишину. — Спать, — говорю, широко, до хруста в челюсти зевнув. — А брат твой? — Сёма, как ни пытается корчить сложносочиненную рожу, не выдерживает и зевает следом. Блин, мило, прям как котенок. — Да встанем тупо пораньше, — предлагаю, открывая приложуху будильника. Все равно нам обоим на работу завтра. — Я тебя провожу. Спи… — добавляю с усмешкой тихо-тихо, практически в себя: — котенок. — Что? — Сёма медленно, в невменозе моргает. — Ничего! Спи говорю. — Окей… — Сёма покорно закрывает глаза. Я камнем падаю на него, кинув будильник возле подушки, обнимаю поудобнее и моментом проваливаюсь обратно в сон. Когда будильник срабатывает в шесть с копейками гулкой вибрацией, мне приходится Сёму расталкивать и покусывать в подбородок и недовольно наморщенный лоб, чтобы поднять. Вообще-то, конечно… Славик переживет! Но Сёма, боюсь, не настроен с утра пораньше объясняться перед моим старшим братом, хули делал у меня под одеялом. Учитывая, что они знакомы — вдвойне неловко. Сначала я Славика подготовлю. Расчехлим его нычку с ромом, ага. — В душ пойдешь? — спрашиваю, и тут-то Сёма просыпается окончательно, заинтересованно приоткрывая синие хитрющие глаза. — С тобой? Блин. Так-то комната Славика к ванной ближе, а звукоизоляция оставляет желать лучшего. Идея пахнет жареным. — Да! Давай, — но кто я такой, чтобы отказываться? Мы сгребаем в охапку вещи Сёмы, колонку и телефоны и крадучись выходим из комнаты. На цыпочках, замирая каждый раз, как из-за двери Славика доносится очередной раскат храпа, доходим до ванной и запираемся на щеколду. Колонка с поставленной на минималку музыкой отправляется на стиралку. Сёма чистит зубы пальцем и пастой, пока я с щеткой торчу перед зеркалом в абсолютной гармонии, и бурчит, что не полезет ко мне целоваться, выдавливая на язык едва ли не полтюбика. Но он первый, разумеется, набрасывается на мой рот, едва забираемся вдвоем в кабинку. Я не глядя нащупываю вентили крана, азартно отвечая на поцелуй с обжигающим привкусом ментола. Несколько секунд, прижавшись к Сёме, закрываю его собой и терплю бьющую в спину прохладную воду из насадки, пока она наконец не теплеет. Глажу его, глядя вниз, на татушки-звезды на бедре, которых касаюсь пальцами. Растираю его живот и грудь, смывая свидетельства ночного безумия. Сёме достаточно лениво помять меня за задницу и потереться о мою утреннюю эрекцию своей, чтобы в башке перемкнуло. Он долго и внимательно смотрит на меня из-под ресниц, слипшихся елочками от воды, облизывает капли с губ и, огладив мои бока, опускается передо мной на колени. — Я попробую… — предупреждает хрипло, целуя меня в низ живота. Ох-х-х… тщерт. Ты правда собрался… Сёма обхватывает себя рукой, а меня — губами, сильно прокатывая головку по горячему шершавому языку и плотно втягивая щеки. Мне приходится прикусить костяшку большого пальца до четкого слепка зубов, потому что Сёма сосать начинает — больно почти, на грани с ебаным перебором, а меня… это заводит до дрожи в коленках и ноющих яиц. Ох, блядь. Тому, как он «не умеет», еще научиться надо. — С-сёма… — шиплю с пальцем во рту, прикрывая глаза и шумно втягивая влажный воздух носом. Затылком и спиной прижимаюсь к кафелю, крепко зажмурившись. И когда он за ступни мои хватается, удерживая на скользком ребристом дне кабинки, и пытается глубже взять, чуть ли не в глотку себе позволяя задвинуть, я скулю, как сучка, не в силах понизить громкость. Потому что слишком. Охуенно. И даже то, что Сёма, не справившись, решает просто языком играть с головкой, перекатывая ее от щеки к щеке в горячем мокром рту. А я подрачиваю себе там, где он достать пока не может, встречаясь то и дело пальцами с его губами на своем твердом члене. — Ах-х… бля-а-адь… — громким шепотом срывается с губ. Чувствую, что Сёма кончает, яростно двигая рукой, когда он замирает и облизывается, почти полностью выпустив изо рта мою головку и мазнув языком прямо по ее кромке. И все. Меня колотит и выплескивает ему на губы и подбородок, не успеваю член придержать и сделать это куда-нибудь в сторону или в ладошку. А потом Сёма поднимается, губы не обтирая и не сплевывая, и засасывает меня, до одури вжав лопатками в кафель, и знакомит с собственным вкусом. Горько, много. И пиздецки пошло. До звона в ушах и хриплого, полного возмущения и восторга глухого стона в его рот. Мы отмокаем в душе пять песен подряд, тиская друг друга в мыльных объятиях и обмениваясь долгими поцелуями. Ну как так можно, а? Настолько кайфово чувствовать себя рядом с ним, что готов ему все позволить. Ничем и никем я не был так увлечен, как Сёмой Роговым, чтобы сквозь всю жизнь почти его в себе пронести… Столько разного ушло и забылось. А он остался — и вернулся ко мне, чтобы напомнить, как нужен. Как воздух, блядь. — Я люблю тебя, — говорю ему, полотенце повязывая вокруг бедер, когда он уже натягивает на распаренное тело футболку и джинсы с дырками на коленях и приводит волосы в порядок моей расческой. — Офигеть. Сёма оборачивается. Смотрит на меня, и я тону и захлебываюсь в синеве его сверкающих глаз. Расческа летит на стиралку, он хватает меня и, тесно прижав к себе, самозабвенно целует. Так, похоже, целовать можно только после взаимного. Нужного и ему… как воздух. — Я пиздец люблю тебя, — признается Сёма сдавленным шепотом, обхватив мое пылающее лицо ладонями. Упирается лбом в мою переносицу, выравнивает сорвавшееся дыхание и произносит нехотя, проводя пальцами по моим вискам: — Пора… на смену. Заправиться надо еще. — Приедешь вечером?.. — спрашиваю и расплываюсь в похабной улыбке. — Заправить меня? — Паш… — Сёма давится смехом и щипает меня за сосок. — Че? — Я обхватываю его руками за шею. — Придумаю, как Славика сплавить. На пороге ванной его целую. И на пороге квартиры. Провожаю взглядом и улыбаюсь, растекшись по дверному косяку, когда заходит в лифт, напоследок подняв телефон в руке, типа, спишемся днем. Возвращаюсь к себе в комнату одеться в домашнее и зависаю, наблюдая уютный бардак, оставшийся с ночи. Гнездо в кровати, рассыпавшиеся по покрывалу резинки. Все пахнет Сёмой — летом и фруктами, — хотя, пока мы в душе были, в открытую форточку нанесло ароматов вымытого ливнем двора. Солнце вовсю уже светит. Музыка ветра заливается, дрожа под занавеской. Я застилаю кровать, прибираюсь немного и плетусь на кухню, чтобы сделать кофе себе и Славику, который вот-вот должен подняться. Братец заходит на кухню, непривычно бодрый и уже умытый, в одних трусах, когда я заканчиваю разливать кипяток по чашкам и кивком предлагаю ему бахнуть столько сахара, сколько нужно. Это у Славика всегда от настроения зависит. Сегодня, судя по трем ложкам с горкой… он в приподнятом расположении духа. Догоняется сахарком, чтобы прям ух, веселье пошло по трубам. — Доброе утро? — произношу неуверенно, почему-то ерзая на стуле. Хотя ясен красен, почему. Меня вчера выебали на всю длину, и если полчаса назад я не особо последствия гонки чувствовал, то сейчас прям неудобно. Надо будет… «Почаще трахаться», — проносится у меня в голове, и я опять улыбаюсь, как последний придурок. Гы. Славик приваливается к кухонной панели и деловито отпивает из чашки. Смотрит на меня внимательно, и мне не по себе становится. Не понял. Что за мхатовская пауза? — Как спалось? — спрашивает Славик елейным голоском. — Нормально, — отзываюсь, не спеша прикасаться к чашке. Он же не спалил? Вроде тихо все делали максимально, а Славик спал без задних ног. Что за вопросы тогда? — А другу? — продолжает Славик и делает новый глоток, но давлюсь и закашливаюсь почему-то я. — Какому… — блею, прогорая на этой реакции, и чувствую, что краснею аж до кончиков ушей. — Мне сделать вид, — уточняет Славик ехидно, — что ты не орал тут в ванной, как Плавалагуна из «Пятого элемента»? — А… — Я беспомощно открываю и закрываю рот. Вот блин! — И что о чужие кросы на пороге не навернулся, — продолжает перечислять Славик беззаботно, — и что подозрительно знакомая тачка на моем парковочном месте не была… — Славик жалуется ворчливо: — Пришлось в соседнем дворе место искать. Да как они это делают?! Что он, что Сёма. Я то ли по тачкам особо не прусь, то ли просто для этого не рожден. Но как можно тачку спустя год узнать? Я на следующий день не вспомню, в какого цвета куртке был вчера, а эти… автолюбители-экстрасенсы! — Слав… — произношу, набрав воздуха в легкие. Кажется, придется прямо сейчас что-то объяснять, снова нас на разговор выводить, к которому Славик тогда не был готов, а сейчас, утром, без возможности рома плеснуть в кофе… Но он перебивает вдруг неожиданным: — Ты счастливый? — Чего? — переспрашиваю, сбитый с толку. Все мои объяснения в голове рассыпаются, как карточный домик под порывом ветра, от удивления. Счастливый ли я? — Ты, говорю, — повторяет Славик с нажимом, глядя мне в глаза, — счастливый? Вот сейчас. — Да… — не задумываясь, отвечаю честно. — Очень. Как… как никогда. А что?.. — Хорошо. — Славик отставляет чашку и смотрит на часы. Проходит мимо, по волосам меня треплет и говорит: — Жопу не засиживай, нам в магазин пора. На квизы тебе зарабатывать. — Сла-а-ав! — тяну жалобно, ни хрена не понимая. Это одобрение такое? Мне сказали «Все ок и норм»? Кажется, да. Потому что Славик на пороге кухни объявляет: — Сегодня снова у Алины буду. Но до утра. — Он поворачивается и, прищурившись, добавляет: — В семь ноль-ноль я тут буду как штык. Чтобы к тому времени… — Никого! — не помня себя от радости, улыбаюсь и салютую ему рукой. Впереди целое лето. Впереди целая жизнь. И Сёма… Да, Слав, я счастлив. — Молодец. — Славик ехидно улыбается. — Возьми с полки пирожок… — Он поднимает взгляд на часы на стене. — И резче, Паш, резче, реально сейчас опоздаем!