Поймай меня, ты сможешь

Нормально, Паш. Дыши. Легко сказать! Вся смелость, бурлившая во мне на сцене, где нам грамоту вручали вместе с бутылкой шампанского за второе место, куда-то испаряется. Да и на свежем воздухе, пока мы стоим с «Бэ и Мэ» в прохладной темноте двора и дожидаемся, болтая, курящих Тори и Киселя, я окончательно трезвею от мимолетно ударившего в голову символического бокала шампанского. Бутылку распили на шестерых, учитывая, что Сёме за руль. Сёме… за руль тачки, в которую я тоже сажусь, попрощавшись с ребятами и обещав подумать, впишусь ли я хотя бы по фану в пятничный квиз по советскому кино. И все. И я уже нихуя не такой смелый, как Паша, шепнувший Сёме на ухо в баре, что Славик дома не ночует. Сказать, что я хочу — это ничего не сказать. Не переживу, если отпущу Сёму на другой конец города. Хочу его трогать. С головой под его футболку забраться и тесно-тесно прижаться. Обниматься с ним, приставать с поцелуями и не только. Затащить Сёму в кровать и показать ему класс. И самое главное, я как никогда уверен, да вижу же, блин, по сжатым на руле пальцам и слышу в выдохах его неровных, что нам обоим башню рвет со страшной силой. Но в том и проблема, да? Хочу, чтобы было просто улетно. Дико стремаюсь, что ему что-то не понравится. Потому что план-капкан немного… не стыкуется со спонтанностью. Ну почему умные мысли догоняли меня, но я был быстрее, блядь? Что мне мешало соображалку как-то заранее включить и подготовиться, чтобы не паниковать сейчас? Розовый сироп в башке? Хорошо еще, что такой кошмарной неловкости, как в мой первый опыт, когда меня развернули на подлете к кровати и сказали, что просто презерватива маловато будет, не случится при Сёме. Я все уже знаю. Больше, чем планировал и представлял по наивняку. Там у меня цели не стояло впечатлить, все неудобство перевешивала тяга научиться и удовлетворить наконец зудевшее в одном месте любопытство. Но с Сёмой ведь совсем по-другому. Совсем. Это про нечто большее, чем просто потрахаться. И у меня голова едет от мысли, что мы уже на полпути до района, а я до сих пор не ебу, как мне, не убив трескучее, приятно палящее по нервам предвкушение, решить вопрос с… душем. — Все норм? — спрашивает Сёма, поймав очередной мой взгляд на перекрестке. Красный отблеск светофора ложится бледной полосой на его лицо и растрепанные волосы. Твою мать. Ну почему он такой красивый? — М? — издаю невнятное, дернувшись. — А, да. Все круто. Не думаю, что звучит убедительно. Честно, я бы сам себе не поверил. Сёма набирает воздуха в легкие и собирается что-то сказать, но отвлекается на зеленый — выдыхает и молча, задумчиво подвигав челюстью, трогается с места, пока сзади не начал сигналить борзый таксист. Что делать-то? Куда Сёму на полчаса деть? Чем ближе двор, тем мне волнительнее. Ремень безопасности трижды щелкает и не тянется дальше от резких попыток сменить положение. Вижу вывеску круглосуточной аптеки, и мне приходится капитально с духом собраться, чтобы голос подать. Надо сейчас. Будет в тысячу раз глупее тащиться сюда пешком, уже парканувшись у подъезда. — Здесь, — прочистив горло, говорю, старательно делая вид, что у меня сердце не шарашит как у кролика, — останови. Дома-то ничего нет. Господи. Надеюсь, он не решит, что у меня тупо семь пятниц на неделе, и все это для меня поверхностно, что ли? Сёма тормозит у тротуара. — С тобой сходить? — спрашивает он, глянув на меня из-под ресниц, и я… замечаю в темноте салона, смутно разбавленной отблесками фонаря и вывески, его дерзкую улыбку. Бля-а! Я бы многое отдал, чтобы послушать, что за мысли у него в голове сейчас бродят. Зуб даю выбитый — им, между прочим! — там пиздец как пошло. И вот от этого меня как-то попускает. У Сёмы на лице же буквально написано, насколько ему похуй, чего у меня дома нет — и насколько не похуй, что там до сих пор нет нас. — Сиди, — говорю с облегчением, отстегиваясь. — Я сам. Возвращаюсь спустя пять минут с трижды замотанным пакетом и бросаю его на сиденье между ног. Сёма продолжает улыбаться, выводя тачку на дорогу и сворачивая между домами. Он паркуется на пустующем месте Славика, мы заходим в падик, вызываем лифт… и как только двери за нами закрываются, резко прижимает меня к зеркалу, на котором кто-то умный нарисовал хуец. — Сдурел?! — воплю, выдирая его руки из-под футболки и чуть не роняя пакет. Ох! Он меня укусить успел! Прямо под ухом! Болюче, но… черт, меня аж передергивает от рассыпавшихся по плечам мурашек. И сколько еще там лифту подниматься, а? — Тут камера есть! Сёма фыркает и демонстративно приваливается плечом к противоположной стенке, складывая руки на груди. Но взгляда от меня не отрывает, изучая мои губы, место укуса, которое потираю пальцами, снова губы… Меня дергает от желания броситься на него и жестко поцеловать. И даже больше не камера парит, тупая отмаза, а то, что я Сёму боюсь раздраконить раньше времени — хотя, казалось бы, куда еще сильнее? Он меня глазами синими чуть ли не трахает, не выходя из лифта. Ощущение круче петель американских горок — видеть и чувствовать кожей, как его от меня штырит. И с каждым этажом, отмеченным на электронной панели, мне тяжелее дышать спокойно с ним рядом. Узкие джинсы. Зря я их надел. Я так челюсти сжимаю и настойчиво перебираю в уме крайние точки материков, что видок у меня наверняка блаженный. Из лифта выхожу первым. Достаю ключ, вставляю обеими руками в замочную скважину, попадая не сразу. Потому что кое-кто незаконно горячий прижимается ко мне сзади, его губы нежно касаются под ухом, и меня размазывает в нулину, когда по укусу влажно проходится кончик языка. Сём! — Сейчас… — хриплю, поворачивая голову и отвечая на жадный поцелуй в губы, хотя никакого «Сейчас», сука, не будет, но возбуждение меня не спрашивает, заливая Сёме на ходу. Ручка поддается под моей ладонью и Сёминой, слепо схватившейся поверх, мы вваливаемся в прихожую. Грохот захлопнутой изнутри двери приводит меня в чувство. — Постой… — Я толкаю Сёму в грудь, когда пытается, стряхнув кеды на коврике, зажать меня между крючками с верхней одеждой. Матерюсь вполголоса, барахтаясь в куртках Славика, нащупываю выключатель на стене… И лучше бы я не видел этих сумасшедших глаз напротив. Лучше бы в темноте, потому что я чувствую, как вся кровь, не успевшая рвануть вниз, приливает к лицу, когда я выдавливаю беспомощно: — Мне надо в душ. — Окей, — отвечает Сёма хрипло. — Это… долго, типа, — говорю, потому что он явно немного в невменозе, что подтверждает предложенное на той же ноте: — С тобой пойду? — Не! Я сам! Мой молниеносный ответ, кажется, его отрезвляет. Сёма молчит секунды две, а после, неожиданно смущенный, будто только-только догоняет, проговаривает глухо: — О. Прости… — Он облизывает губы и отступает на шаг. Его скулы заливает яркий румянец, и Сёма прикрывает лицо рукой, проговаривая сквозь пальцы: — Бля-а… Он не подумал. Черт, ну я же, наверное, у него первый парень. Я тоже считал раньше, что оно само как-то решится в кровати. Но нихуя. Если я хочу ему сделать приятно — и чтобы приятно этот бешеный, слетающий с катушек просто от выдоха в его сторону, сделал мне, — надо пережить как-то вместе момент откровения. Про подготовку моего зада. Раз уж я решил, что ему надо сверху. Эта картинка в голове. Она слишком хороша. И Сёме так будет привычнее. Нечего загоняться из-за того, что никак не обойти. Все же… ну, нормально. Но я ощущаю себя в моменте жутким обломщиком. Пока Сёма, вернув отнятый между нами шаг, не берет мое лицо в руки и не проговаривает в губы шепотом: — Я первый, хочешь?.. А потом тебя подожду. И становится как надо. От его тона, в котором звучит еще больше обостренного ожидания, любопытства и… желания. Сёму будто даже мысль о том, что я его ждать заставлю, заводит. Сумасшедший. Но как же он меня успокаивает! Из душа Сёма возвращается в моих трениках, которые ему коротковаты, и без футболки. Залипаю на его мокрых бицепсах, татушке-браслете на запястье, голом торсе и резинке штанов, впивающейся в красивый, слегка рельефный живот. Годы занятий спортом сделали свое дело — под шмотками он просто мечта. Выть охота, так тянет по всему этому пройтись губами! Меня останавливает только то, что я с улицы, грязный и потный после полной рабочей смены, бара и напряжения на квизе, из-за которого текло с меня с удвоенной силой. — У тебя колонка есть? — спрашивает Сёма, стараясь лишний раз в мою сторону глазами не палить и предусмотрительно обходя меня боком по направлению к комнате. — Ага… На подоконнике глянь. Потому что малейшее вмешательство в мое личное пространство — и я был бы уже, плевав на все, верхом на Сёме, сдирая с него штаны. Настает моя очередь в душ идти. И вожусь я там, естественно, дольше пяти минут Сёмы. Слышу, раздевшись и подцепив пальцами средний ящик под раковиной, в который Славик никогда не лезет из-за отлетевшей ручки, как где-то в моей комнате включается колонка. Сёма слушает Arctic Monkeys. А я думаю, доставая спрятанное под пачкой влажных салфеток, захваченный этой мыслью до гулкой пульсации внизу живота, что с удовольствием дал бы ему под Crazy in love. Привставший член тяжело покачивается и просится в ладонь. Вздрочнуть тянет адски. Пар выпустить, пока я растягиваюсь под шелест воды о дно душевой кабины, дыша через раз, потому что вставлять в себя смазанные пальцы с мыслью о том, что Сёма ждет меня в комнате, — то еще испытание на прочность. Которое я проваливаю. Пару раз я все-таки двигаю членом в неплотно сомкнутом кулаке, наивно полагая, что облегчу свою участь. Ха! Встает так крепко, что мне в какой-то момент кажется блестящей идеей высунуться из кабинки, толкнуть дверь и позвать Сёму сюда. Ко мне, под теплые струи воды. Обнять, приласкать руками его жесткие грудь и живот, ощутить вес его налитого члена в руке, подрочить нам обоим… Вспышкой на обратной стороне век проскакивают цветные звездочки. С губ срывается тихий стон, и я немного спускаю на руку. Трясет, как от озноба. Если бы желание притупилось, но оно теперь ебашит вместе с пульсом по телу, набрав в оборотах. Нормально вообще? Я из душа, кое-как натянув на мокрый зад домашние шорты, выползаю на ватных ногах. По коридору разносится незнакомая музыка, биты которой звучат в унисон с быстрее стучащим сердцем. Каждый шаг до двери моей комнаты убивает тем, что он не последний. И на пороге, когда мне мерещится, что гребаный коридор никогда не кончится, я наконец вижу его. Сёма сидит на краю моей кровати, не застеленной с самого утра, откинувшись назад и уперевшись ладонями в сбитое одеяло. Свет настольной лампы — не единственное яркое пятно в этой комнате. Безумие. Запрокинутая голова, сброшенные назад золотистые волосы. Прикрытые глаза и длинные жесткие ресницы. Линия его челюсти в мягком, интимном освещении, родинка, изгиб горла и бьющаяся на шее жилка, которой хочется коснуться губами. Он что-то шепчет неслышно, кажется, повторяя слова песни. И замечает меня, открывая глаза, только когда я подхожу вплотную к кровати и останавливаюсь между его разведенных ног. Сёма отталкивается от матраса и подается вперед, всматриваясь в меня снизу вверх темными глазами с расплавленной по радужке синевой. Не отрывая взгляда от моего лица, Сёма медленно кладет руки мне на бедра и стискивает ткань шортов дрожащими пальцами. Не могу больше. Ждать, оттягивать все, что я хочу сделать с ним. Я седлаю его бедра и толкаю Сёму в грудь. Распластанный на спине, неожиданно покорный, с искрами любопытства и затаенного предвкушения в глазах молча наблюдающий за тем, что я делаю, он заводит меня еще сильнее. «Я обещал, что сделаю тебе классно». Набрасываюсь, опустившись на него и вжав его расслабленные запястья в матрас, на его шею, осыпая ее короткими поцелуями. Провожу языком по его кадыку, чувствуя, как судорожно Сёма сглатывает и вздрагивает подо мной, прижимаясь бедрами к моему животу. Вена на виске часто пульсирует. Черт, Сём, ты там такой твердый. Опускаюсь ниже, опуская его руки, которые он тотчас запускает мне в волосы. — Паш… — шепотом на грани слышимости сквозь музыку. Поцелуи в подрагивающий живот. Сёмин шумный выдох, когда я спускаюсь с его бедер и оказываюсь на полу возле кровати. Ну же, мне надо увидеть, как ты хочешь. — Паш… Сёма поднимает голову и смотрит завороженно, как я стаскиваю с него штаны, не переставая тереться лицом о его живот. Его член, высвобожденный из-под резинки, тесно прижимается к моей щеке. Хочу познакомиться с ним поближе. Чувствуя, как усиливается хватка в волосах и как напрягаются мышцы на внутренней стороне Сёминых бедер под моими ладонями, уверенно провожу языком вверх по твердому стволу, обхватываю головку губами, и… что-то глухо клацает по зубам, сбивая меня с ритма. Сёма издает мученический тихий звук, когда я выпускаю головку изо рта. Надсадно дышит, разжимая пальцы и позволяя немного отстраниться и посмотреть — ведь знает, что посмотреть есть на что! Жар течет по лицу и груди. Бля, Сём. Почему ты меня не предупредил? Пирсинг… потрясно выглядит на его возбужденном члене, влажном от моей слюны. У Сёмы уздечка проколота. Кажется, такая пирса называется френумом. Горизонтальная штанга с двумя блестящими шариками, которой я только что вскользь коснулся языком. Это… это просто охуеть. И как давно?.. Он что, носил эту красоту в трусах и никому не показывал? В смысле, хорошо, если никому, кроме меня, не показывал! Я вне себя, блин, да меня разрывает от мысли, что с его пирсой кто-то уже играл. — Паш, — зовет Сёма хрипло, уронив голову на одеяло. — Забей, всего лишь… Всего лишь?! Я раздраженно и широко облизываю его член и вновь вбираю головку в рот, содрогаясь от накатившего с удвоенной силой желания. На этот раз действую аккуратнее и на пробу трогаю шарики пирсы кончиком языка, немного сдвигая штангу в уздечке, и… Сёма уязвимо вздрагивает, но не от боли, как я думаю сперва, испуганно замирая и не решаясь продолжить. Потому что с его губ срывается, перебивая плавную музыку, долгий проникновенный стон, выдающий, насколько это чувствительное место — и что я все делаю правильно. Боже. Ты просто не представляешь, какую крутую игрушку мне подарил! Я прокатываю головку по языку, чувствуя приятное давление пирсы. Пускаю Сёму глубже и получаю в награду, плотно обхватив губами член, гортанный, чудовищно пошлый звук. — Паш… — Сёма двигает бедрами, нетерпеливо подаваясь мне в рот. Власть над ним и его летящий в бездну самоконтроль распаляют и подталкивают дразнить сильнее. — Вот так… просто… — его низкий голос сбивается вслед за дыханием. — Ты… Ох, черт, пожалуйста… Заглатываю глубже и тут же медленно, плотно сжимая губы, выпускаю до головки, лаская пирсу и упругую головку языком. — Охуеть… — выдыхает Сёма, придерживая член у основания дрожащими пальцами и тут же получая от меня по руке. — Паша… Насаживаюсь на него ртом почти до конца. Он на грани. На точке невозврата. Где-то там, в абсолютной нирване, когда я позволяю ему подвигаться самому, задержаться внутри на пике, пережив его под дрожь и тягучий стон — и, вытащив, кончить мне на губы и подбородок. Хочу еще. Больше. И собираюсь взять от ночи все, потому что… — Это… — забираясь на Сёму, произношу хрипло, падаю на его грудь щекой и, руку опустив, сжимаю еще твердый член, — мое…