— «
Это все моя вина. Мы опоздали. Опоздали, опоздали, опоздали» — словно мантра крутилось в его голове, в такт его шагам и взмахами катан по воздуху.
— Забудь про план, Кожеголовый, готовься открывать нам дверь. — «
Опоздали».
Дверь распахивается под его ударом.
— «
Моя вина».
Раф ворчит и рычит, где бы он ни был, звук эхом разносится по коридору.
— «
Опоздали».
Лео испытывает облегчение, когда они врываются в комнату и видят Шреддера на полу, Рафаэль прижимает его ногой в грудь, а острие его сая находится в нескольких дюймах от лица Шреддера, этого достаточно, чтобы его колени подкосились.
А когда Раф отходит в сторону, убирает оружие и встает между братьями и похитителем, облегчение застывает в жилах лидера, сменяясь чистым ужасом.
— «
Опоздали. Опоздали».
— Раф…? — голос Майки звучал куда тише, чем за последние десять минут.
Лео решил, что он должен сразиться с братом один на один. Прежде чем остальные поняли, что именно происходит…
— «
Рафаэль теперь под МОИМ контролем».
Лео бросается в атаку, замахиваясь катаной в шею невозмутимого Шреддера, но Раф блокирует его и отталкивает назад. Он смутно понимает, что остальные тоже вступили в бой, но смотрит только на брата перед собой. Это лицо Рафа, и его движения — он бросается на Лео с привычной грубой силой, размахивая неправильным, словно когти Шреддера, оружием, как Рафаэль замахивался бы саем, крутился на пятках для придания импульса, как он любит делать
Раф — но пустой, лишенный эмоций взгляд был так далек от взгляда его брата. Поединок был зеркалом, отражающим годы тренировок в додзё, и по мере того как он продолжался, в груди Лео нарастало разочарование.
Все еще ошеломленный общим ужасом ситуации, Лео начал не с той ноги и так и не смог толком оправиться. Его движения были слишком медленными, а атаки — слишком нерешительными. В спаррингах они были равны — кто побеждал, зависело от дня, причем Раф, пожалуй, побеждал чуть чаще. Лео знал, что Раф тоже не в лучшей форме, так как не мог одержать верх в любой момент. Хоть тэкко-каги
, конечно, были похожи на саи, но они отличались от них настолько, что Лео мог видеть, как они сбивают Рафа с толку. Когда он поймал клинок Лео, то понял, что угол был неудачным, и был вынужден отступить назад, иначе рисковал потерять палец. Его рука дергалась, пытаясь отклонить саи назад, но это неподвижные клинки, которые были продолжением его руки, и ему приходилось пересчитывать, пока Лео добивался преимущества. Кроме того, Раф двигался… странно. Его конечности странно подрагивали, а иногда он задерживал дыхание на мгновение дольше, чем нужно. Не настолько, чтобы Лео повалил его, но достаточно, чтобы уравнять бой между противником, который изо всех сил старается не навредить другому, в то время как другой борется на поражение.
Чем больше продолжался бой, тем сильнее Лео разочаровывался. Раф, возможно, сражался не лучшим образом, но, казалось, он ничуть не устал и не ослаб, и каждый его удар заставлял кости Лео вибрировать, а суставы скрипеть.
Взмахом руки Раф отбросил катаны Лео в сторону. Старший брат отпрыгнул назад и приземлился на одну из статуй в комнате, едва избежав следующего сильного удара.
— Раф, ты должен выбраться из-под контроля Шреддера, — попытался он снова, почти умоляя, — Это не ты! Где твой безумный нрав?
К его удивлению, черепаха в красном ответил:
— Не будь дураком. Тебе нечего мне сказать, Леонардо.
Его голос был монотонным и странно звучал, неправильность его напоминала скрип ногтей по меловой доске, и Лео стало еще хуже.
— Освободись, придурок! — огрызнулся он, рывком вытащил из земли алебарду и кинул ее в Рафаэля, чтобы отвлечь его внимание, перед тем как спрыгнуть и вернуть себе катану. Его брат повернулся, чтобы посмотреть на него, и в его глазах промелькнуло
что-то. Тень раздражения, сердце Лео сжалось.
— «
Давай, Раф, разозлись!» — Леонардо ухмыльнулся, он
знал, как вывести Рафа из себя, — О, я понял, ты ведь не можешь чувствовать эмоции, ведь ты
кукла Шреддера.
Глаз Рафаэля дернулся и паника начала потихоньку уходить.
— Держу пари, тебе
нравится делать то, что он говорит, — их клинки скрестились и Лео наклонился вперед, прижавшись нос к носу с братом, — ты определенно
любишь это.
Дыхание Рафа стало резким и рваным, а гримаса на лице сделала его еще более похожим на импульсивного, эмоционального брата, которого знал Лео. Впервые с тех пор, как черепахи проникли в логово Шреддера и увидели его, он снова стал похож на
Рафа. Лео чувствовал, как дрожат руки брата, сдерживающие катаны, и старался скрыть оптимизм на лице за нагло поднятым взглядом.
Затем Донни закричал позади него, последовал грохот, и все снова рухнуло
Лео обернулся и не заметил, как Раф замешкался с атакой, упустив легкую возможность вывести его из строя. Рокуэлл стоял над их гениальным братом, который, казалось, лежал без сознания. Микеланджело был обмотан кусаригамой, пытаясь освободиться, пока Тигриный Коготь не добрался до него.
— «
Нет».
Чтобы там не овладело Рафом, оно уже исчезло, его движения стали плавными и жестокими. Кожеголовый еще стоял на ногах, но он стал медленнее двигаться, каждый удар Слэша становился сильнее.
— «
Нет, должно же быть что-то еще».
Шестеренки в его мозге крутились, но ничего не шло. Они не могли победить. Лео поймал следующий удар Рафа своими катанами, используя вес брата, чтобы толкнуть его на спину. Раф споткнулся, и Лео успел отбросить Рокуэлла с дороги и закинуть руку Донни через плечо.
— Кожеголовый! Возьми Майки! — крикнул он, отражая сюрикен, брошенный Рафаэлем в их сторону, и бросил свой к ногам Тигриного Когтя, останавливая его от рывка в сторону младшего брата.
Майки застыл в воздухе, широко раскрыв глаза:
—
Что? Лео, мы не можем их оставить…
— У нас нет выбора, Майки! Нас убьют. — Лео сжал кулаки, услышав низкий смешок Шреддера, пытаясь полностью отгородиться от его присутствия.
Кожеголовый подхватил Майки на руки, из-за этого движения черепахи стали еще отчаяннее.
— НЕТ! Кожеголовый, ПУСТИ меня!
ЛЕО!
Лео заставил себя не обращать внимания на слезы, блестевшие на веснушчатых щеках брата. Он мог понять, где Кожеголовый находится из-за криков брата, который раздавались позади него.
—
ЛЕО, МЫ НЕ МОЖЕМ ОСТАВИТЬ РАФА! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ! ЛЕО! ПРЕКРАТИ!
Лео не оглядывался, смаргивая слезы с глаз, сосредоточившись на том, чтобы доставить своих оставшихся братьев в безопасное место. В конце концов крики Майки перешли в тихий плач, а затем в гнетущую, тягостную тишину. Прогулка до логова была такой же мрачной, словно похоронная процессия, тишину нарушали только шаги.
***
Ожидающие лица, встретившие Лео в логове, чуть не сломили его. Эйприл подняла голову, нависая над лежащим Сплинтером.
— Вы вернулись! Как…
Ее улыбка померкла, когда она оглядела группу. Слишком тихо, слишком спокойно, и все еще не хватает троих мутантов. Кожеголовый осторожно опустил Майки на землю, разворачивая его, пока тот смотрел на землю опухшими красными глазами. Лео обошел их стороной, чтобы уложить Донни рядом со Сплинтером. Он бегло осмотрел бессознательную черепаху на предмет серьезных травм, но мысли его были далеко отсюда. Он все еще находился в той холодной, темной комнате, где Шреддер впился когтями в мозг его брата. Лео
оставил брата на милость невероятно безжалостного клана Фут, которые
будут делать неизвестно что, пока Лео бежал, поджав хвост. Лео прекрасно знал, что Раф никогда бы не поступил так же, будь он на месте любого из них.
С большим трудом Сплинтер заставил себя сесть и, опираясь на руку Эйприл, оглядел трех своих сыновей.
— Леонардо, — мягко произнес он, озабоченно сведя мохнатые брови, и Лео приостановился в своей пантомиме медицинского осмотра. Глаза закрылись, кулаки сжались на бедрах, и Лео опустил голову.
— Простите, сенсей. Я не справился.
Голова будто набита ватой, смутно он услышал, как Майки встал и ушел, не сказав никому из них ни слова. Доказательство того, насколько младший брат был расстроен: если Донни и Раф были взрывоопасны в своем гневе, то Майки брал пример с Лео. Он был шумным, когда был счастлив, и его трудно было разозлить, но когда он злился, то
молчал.
— Что случилось, сын мой? — голос отца был мягким. В нем не было намека на разочарование, только забота.
Теплая мохнатая рука прижалась к его щеке, и Лео сделал успокаивающий вдох.
— То что они сделали со Слэшем и Рокуэллом, они сделали это с Рафом. Я опоздал. Я не смог освободить его. И между ними и Тигриным Когтем, мы были окружены, — его глаза открылись и он посмотрел на Донни, чье лицо скривилось, в попытках пробудиться, — Донни ранили. Я приказал отступить. Я должен был выбирать между моими братьями и я…
Лео передернул плечами. Комната казалась слишком маленькой. Его семья, оставшиеся мутанималы, Эйприл и Кейси — он чувствовал их взгляды. Их осуждение.
— «
Если бы я был быстрее. Если бы я был умнее. Если бы я не позволил похитить Рафа с самого начала. Если бы, если бы, если бы…»
— Сын мой. Послушай, — Лео вздрогнул, вырвавшись из спирали вины благодаря суровому голосу отца и крепкой хватки на его плече, — Решение никогда никогда не бывает легким, особенно, когда стоит выбор между плохим и худшим. Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с этим, но ты выбрал верное решение, — Лео опустил голову, встречаясь с непоколебимым взглядом отца, — Мы сможем вернуть Рафаэля обратно. Но мы не сможем вернуть Донателло из мертвых. Я горжусь тобой, что смог сохранить голову и выбрать лучшее решение для своей команды.
— Хай, сенсей, — пробормотал Лео, снова отводя взгляд, не в силах выдержать напряженность их зрительного контакта. Он понимал логику отца — в конце концов, именно поэтому он принял то решение, которое принял, — но от того, что он произнес это вслух, в его желудке не стало легче. Каким бы ни было объяснение, он бросил черепаху. Он предпочел одного брата другому, и это
больно.
— «
Мы вернем тебя, Раф», — злобно подумал Лео, поглаживая Донни по голове и разглаживая морщины между глазами брата, — «
Ни одна черепаха не брошена. Это обещание».
***
В другом конце города черепаха стояла на коленях в холодной темной комнате. Его колено болело в том месте, где оно упиралось в каменный пол, а шею сводило судорогой из-за наклона головы. За его безучастным лицом сжималась и разжималась челюсть — единственный признак его бедственного положения. Позади него мужчина положил холодную руку в перчатке на плечо черепахи. При почти незаметном рывке черепахи в сторону глаза мужчины затвердели, а хватка сжалась до боли.
Черепаха ругался, бился и кричал, безутешный в своих страданиях. Он плевался угрозами, выкрикивал проклятия и взывал к своим братьям.
Черепаха не издала ни звука, и человек был доволен.
