Queen's gone. Long live the Queen!

Предал. Предал-предал-предал. Подлец. Лжец. Змей ясноглазый, родной, пригретый на груди… …Пьеро её предал. Давным-давно, когда он рассказывал ей про бесконечно алое небо, принесшее горе, боль и смерть, он сказал, что никогда не позволит ей увидеть таких же гневных небес. Он сказал, что всегда, вечность будет подле неё. Что он будет вечно её защищать, чтобы не угасла Любовь до конца под ливнями небесных игл. И теперь он посмел умереть. Предал её, бросил, одну оставил… Ведь всегда говорил, успокаивая, целуя холодные царицыны руки: нет, моя государыня, того, что меня бы убило, пока не пал проклятый остров в небесах и пока хоть отголосок воли небесного порядка цел. Она успокаивалась, верила, он застывал льдом и плавился воском под её пальцами… Милый, любимый, дорогой, занеженный-занеженный, самый лучший, так она ему верила! А он веру продал за ничто. Покинул. Погиб. Теперь, глядя в золотые глаза бродяжки по имени Итэр, Царица видела только глаза Пьеро. Эти, голубые, как кристаллы льда, но таким теплом всегда горевшие, когда он смотрел на неё… Нужно ли было так ему поступать? Меч в руках чудесного странника, по словам самого Пьеро, очистил от скверны его сердце — и древнее проклятье отступило ненадолго, позволив износившейся воле перестать удерживаться в теле. Он, предатель, улыбался ей, пока горячие слёзы ледяного божества впитывались в алеющие кровью его одежды. Предатель, как рад он был вот так её покидать! Может, и не любил? Как же… Что же он… Милый, глупый, нужный, единственный такой необходимый… Погиб. Скольких уже должно было схоронить… Розалину, нелюбимую ею от того, что будто бы Пьеро была она мила. Доктора: тот, променяв мудрость на безумие, сгорел в огне, что распален был их планами, вывернувшимися совсем не так, как было нужно. Капитано… Воин пал в Натлане в бою, отчего-то захотев защищать этого самого Итэра, роком посланного убийцу… Капитан, зачем? Неужели так ты ненавидел свою госпожу, что решил лишить её и верного рыцаря, и любимого, погибнув вот так? Хорош защитник! Вместе с Доктором не стало и Марионетки. Предала её и её Слуга, получившая от Снежной новый дом и укравшая всё то, что его составляло. Сердце госпожи любви уставало болеть и только ласковый-нежный Пьеро на время мог её успокоить, ластясь под руки, под губы, у её ног… У ног и остался. Навеки бездвижным теперь, таким, что сердце по нему даже не болело — просто умерло вместе с ним. Субретка, Коломбина, смотревшая на неё без маски полными слёз глазами и в молитве сплетавшая тоненькие пальчики, молчала, едва шевеля губами. Видно, и ей слова давались с трудом. Фея, — ведь из тех древних небесных посланцев, — а теперь такая напуганная, слабая… — Ты нужна. — Царица, не поднимая головы, не отнимая рук от недвижной груди Пьеро, сказала это ей. Маленькая и мнимо беззащитная, Коломбина испуганно помотала головой. — Царица… Любая жертва… Не могу… — Не мне нужна. Сколько она сидела вот так подле Пьеро? Лицо его уже было холодным. Кровь на одежде подсыхала и слёзы царицыны тоже высыхали, заканчивались. Нечем было ей плакать, она умирала одна. — Пожалуйста, Царица, не нужно… — ох хрупкая, ох нежная, Коломбина у ног её почти легла, плечики её дрожали. — Снежной нужна её царица. Не я. Без архонта Снежной не бывать. Златоглазый странник давно ушёл. Она не могла ему дать того, чего он искал. Он убил Пьеро — убил её саму этим! — и ушёл. Поиск его вёл его по пути кровавому и странному и… Нет, никогда и ни за что не нашёл бы он в конце концов утраченного семейного единения. Она, Царица Снежной, хозяйка нежности, богиня-Любовь, не позволила бы лишившему её дорогого человека самому найти того, кто был дорог ему! Будь ты, Итэр, проклят… Ищи вечно и не находи никогда! Ищи вечно! И ей теперь искать… Искать вновь Пьеро. Где? Сколько? Найдёт ли она? Тонкая и изящная корона Снежной легла на голову Коломбины, лившей горькие слёзы по Снежной, по госпоже своей и по немилостивой судьбе, что ныне толкала её властвовать. — Её Милость государыня Царица, властительница Снежной, госпожа Любви, покровительница всех нас, мертва. Эта потеря невосполнима… — у господина мэра, Пульчинеллы, несколько часов спустя голос дрожал, когда вышел он говорить с народом. Что скажешь, когда божество, внушавшее страх и любовь людям, их покинуло? Как о таком говорить? — Царица Снежной ушла. Да здравствует новая царица! Многие лета… Многие лета архонту скорби! Закончилась эра любви. Коронованная головка Коломбины тяжело клонится книзу, всё её нежное лицо в слезах. Маленькие девушки-служанки помогают с тяжёлым платьем, сами зарёванные по прежней госпоже, бледные, словно из снега слепленные. Только новой царице не жить в Заполярном. Дворец, где она, обняв самого ею любимого человека, умерла, глядя до последнего на бледное его лицо, теперь превратился в ледник. Таков был конец Царицы. Так умерла Любовь. Умерла — и ныне на троне Тоска.