La mémoire.

К-птср — состояние, которое может развиться в результате длительных, повторяющихся травм, когда человек находится в замкнутом кругу травматических событий, являясь их жертвой. - Айртон был... Сложным человеком, но честно, я не могу его винить. Мы были очень разными и я... Я должен был принимать его как есть, в не пытаться исправить. - интервью спустя несколько месяцев после Имолы, Ален Прост выглядел всё также болезненно. Кривая улыбка журналистам, бегающий взгляд, сжатые руки, сгорбленные плечи и бледность, ужасная бледность и худоба. - Он был удивительным человеком, да, у нас были не лучшие моменты, но у него были на то причины. Он всегда говорит, что у Сенны были причины, он повторяет это снова и снова как мантру, особенно после смерти Айртона. Он уже давно ловит на себе взгляды отвращения фанатов, грубые слова прессы, все вокруг последние года только и делают, что говорят о них с Айртоном. И Да Силвы больше нет. Закрывая глаза Ален вновь видит маленький экран, размытую картинку, поворот Тамбурелло. Что-то дернулось, а дальше... Прост с болью кусает губы, сжимает свои руки, впиваясь ногтями в кожу и сворачиваясь, прижимая колени к груди. Он дома, в своей комнате, на своей кровати, вжимается в самый угол, как забитый зверёк. Он кричит и не слышит своего крика. Слёзы льются по щекам без остановки, ему ужасно больно, ему физически больно, он хочет содрать с себя кожу, он хватается за кудри и прячет лицо в колени. Алену хотелось разбить себе голову, каждый раз думая об Имоле он хотел лишь одного — забыть её, забыть все, стереть это из памяти. Ибо боль от потери Сенны была хуже, чем от всего того, что между ними происходило годами. Хуже абсолютно всего. К-птср обычно связано с длительным сексуальным, психологическим или физическим насилием. Обычно травма возникает, если вред жертве был причинён умышленно. Однако к-птср развивается даже тогда, когда тот, кто причинил травму, имел благие, с его точки зрения, намерения. Скрежет, вой, гравий. Алену казалось что он задохнулся, что сейчас болид вспыхнет, голова закружилась от удара и он до боли в костяшках сжал в руках руль. Всё тело дрожало. Медленно мужчина вылез из кокпита, слушая, как собственное сердце бьётся в ушах. Сенна уже уходил, как ни в чем ни бывало, не стягивая свой тошнотворно жёлтый шлем. Адреналин подскочил и Прост бросился за ним, первая мысль, что промелькнула внутри была, конечно, желанием ударить. Догнать этого сумасшедшего и выбить из него всю дурь. Как внезапно Айртон остановился. Остановился и обернулся к нему. Ален попятился под этим взглядом и лишь сжал шлем крепче в своих руках. Он хотел ударить бразильца по лицу, но внутри всё взревело. Руки задрожали, в животе скрутились в комочек все страхи и боже. Он был в ужасе. Он был в ужасе смотря в темно-карие глаза под поднятым визором и видя в них свою смерть. Или то, как могли бы они двое умереть сегодня. Это было ужасно, Сенна поступил просто идиотски, но... Ален даже руку поднять не мог, ему хотелось выпустить из хватки шлем, опереться на ограждение, скатиться на землю и свернуться в маленький клубок. Его, казалось, сейчас вырвет. Да Силва отвернулся и продолжил свой путь к боксам. Прост видел мир вокруг через пелену, обливаясь холодным потом и дыша через рот. По приходу в гараж его вырвет, он свернётся потом в своем отельном номере под одеялом, позвонит Анн-Мари. Он не мог перестать думать о Нико и Саше. О том, что они такими темпами останутся без отца. Он мог умереть, Сенна бы не побоялся убить его. Айртон хотел убить его, он хотел уничтожить его как человека, разорвать, раздавить, задушить. Он причинял боль, он постоянно причинял боль и всё равно играл в этом жертву. Ален уже не мог даже злиться на него. Он просто хотел закрыть глаза и рыдать, как же ему было страшно и больно. Он опять зарывался ногтями в кожу, раздирал предплечья обнимая себя и пытаясь успокоить. Шептал себе тихие слова, как когда-то это делал Даниэль, когда маленький Ален без умолку рыдал рядом с больничной кроватью своего брата. Он боялся смерти как никогда раньше, страх был настолько сильным, что хотелось выть. Птср превращается в к-птср, когда у индивида, помимо прочих посттравматических симптомов, возникает обесценивание себя. - Да, я просто работаю на командный результат. - пожимает плечами. Кривая улыбка. Он уступает, он уступит каждый раз, когда чувствует, что они переступают черту. Сенна готов убить ради победы, Сенна готов умереть ради неё же. Ален? Нет, он не готов. Он не готов умирать, он не готов драться, если от него чего-то хотят — он сделает. Рон попросит отступить — отступит, Айртон опять будет недовольно кричать и махать руками от злости — Прост попытается поговорить. Он всегда пытается сделать что-то для других, ведь знает, что иначе ничего работать не будет, что иначе от него отвернется собственная команда. На самом деле, француз, кажется, всех раздражал, мотористы Хонды перестали даже на него смотреть, а он чувствовал, что, возможно, так и должно быть. А потом, какая глупость, пришли две коробки с моторами. Одна — совсем обычная, как отправляли всегда, а вторая... "Специально для Айртона Сенны". Ален моргает, непонимающе смотрит на людей из Хонды, что не смотрят на него вовсе, переводит взгляд на Денниса, тот сразу же отворачивается, так, словно ничего и не произошло, а Сенна счастливо улыбается, как ребенок, которому купили новую игрушку. Он громко благодарит всех за такой подарок, ему улыбаются, они все смеются. Прост молча стоит в стороне, смотря на обычную, совсем непримечательную коробку и стыдливо опускает глаза, кусая губы. Возможно, он хотел слишком много. Он уже не маленький ребенок, чтобы со слезами на глазах требовать у других особого отношения. Он ведь этого не заслужил. Ален слабо улыбается, пытаясь радоваться за Айртона, который также как и все, не обращает на него внимания. Одной из черт к-птср также является психопатологическое репереживание — внезапно всплывающий флэшбэк о травматическом событии, что был пережит в прошлом. При этом человек чувствует себя так, словно это происходит с ним вновь, в данный момент времени. Айртон чуть не прижимает его болид к стене, заставляя протащиться колесами по траве, хотя они договорились — кто стартует впереди, тот и приедет первым. Без обгонов. Внезапно перед глазами возникает взлетевший в воздух красный болид, белое бестелесное пятно пролетающее сотню метров. Удар в ограждение. Ален видит ярко-оранжевый шлем и черные полосы, он видит бледного Дидье рядом с собой. Он смотрит. Смотрит и не может понять. Не может принять. Ведь там Жиль. Вильнёв, вечно прямолинейный, вечно улыбающийся, гордый, уверенный. Его друг, их с Пирони друг, человек, что учил его, человек, что видел в нем равного себе, они всегда были как две стороны одной медали. И Жиля больше не было. Гонка закончилась, Ален приехал на подиум, но сразу же переполненный страхом, с перекошенным от злости лицом, с крутящимся перед глазами миром, подошёл к Айртону, хватая его за плечо, сжимая его. - Что это было?! Мы договорились! Мы же договорились! - он не рассчитал силы и возможно слишком уж заметно тряхнул бразильца. Механики подбегают, чтобы разнять двух мужчин. Прост вовсе дрожит как на морозе, нет, он чувствует себя неподвижным, тяжёлым, он чувствует, как немеет рука. Он вновь и вновь обливается холодным потом, вдыхая воздух рвано, пытаясь не задохнуться, а перед глазами стоит лишь картина сломанного хребта, переломанной шеей. Хватка на чужом плече усиливается, ему хочется кричать, но Айртон без особых усилий сбрасывает его руку с себя и развернувшись уходит. Ален не приходит на пресс-конференцию. Он знает, что за это получит штраф, но деньги не играли никакого значения. Он зашёл в моторхоум и заперся у себя, скатившись по стене, спрятав голову в руках, как делал тысячи раз, лишь беззвучно рыдал. Смерть дышала в спину, царапала его плечи, шептала на ухо и говорила, говорила, говорила, что повторят они с Сенной лишь одну историю: Вильнёва и Пирони, повторят и оба умрут, и Прост ненавидит это, он ударяется головой о стену, пытаясь привести себя в чувства. Но он словно вновь оказался в пасмурной Бельгии 82го, бессильно запертый там, как наблюдатель происходящей трагедии. В процессе осознания произошедшего более травматичными являются те события, что, к примеру, пробуждают чувство вины — анализируя случившееся, человек всегда находит нечто, что он мог бы сделать иначе. «Вина выжившего», когда человек ощущает себя виноватым в том, что он остался жив, а другие погибли. Снова вопросы про Айртона. Про Имолу. Ален хочет закрыть лицо руками и исчезнуть. Ему жаль. Он ведь виделся с ним за пару минут до старта. Они вышли, каждый из своего фургона, они пересеклись взглядами, перебросились словами и быстрыми улыбками, такими, словно пытались оставить их секретом. Он не остановил его. Даже не попытался. Хотя знал, чувствовал: что-то случится. И Сенна знал, они говорили об этом. Но он ничего не отвечал, не отговаривал, ведь привык, что Айртона это выводит из себя. Поэтому, чтобы лишний раз не ссориться, лишь слушал и молчал. А сейчас оборачиваясь назад он хотел схватить этого самоуверенного идиота за руку, умолять его отказаться от участия. Он жалел, что ничего не сделал, что стоял там и наблюдал за тем, как Да Силва идёт к своей смерти. Как когда-то это было с Жилем, переполненным злостью, готовым бросать вещи в стены, просящего Алена поговорить с Дидье. Прост так и не поговорил, он лишь молча слушал разглагольствования канадца, думая, что они взрослые люди, сами всё решат. Он видел Вильнёва перед злополучной квалификацией. И даже не попытался что-то сказать. Как когда-то это было с Дидье, который был бледен от страха и горя, который с дрожащими руками держал шлем Жиля, который с ужасом наблюдал за тем, как забирали в больницу Палетти. Прост мог бы с ним поговорить, успокоить, он правда пытался, он хотел помочь, но не смог. Пирони потерял ноги. Он потерял их из-за него. Ален ведь заметил, как в его сторону летит Феррари, просто не успел освободить траекторию. Потом Дидье закрылся от него, от всего мира и, в конце концов, смерть пришла за ним. Как когда-то это было с Элио, перед тестами итальянец недоверчиво смотрел на свой болид и говорил о ненадежности Брэбема. Прост лишь пожал плечами. А потом была авария, он остановился и побежал, увидев, что это болид Де Анджелиса, он бросился к нему, чтобы вытянуть застрявшего мужчину. В этот раз он сможет, он поможет, он... Дальше он помнит лишь вспышку, огонь и сильные руки, что оттянули его от загоревшейся машины. Она сгорела как спичка, пока все вокруг лишь бессмысленно кричали, ничего не делая. И это было с Даниэлем, когда он умирал на больничной койке шепча, что больше не может сражаться. И Ален ничего не мог сделать, не мог заставить своего брата продолжать страдать. Он просто молча глотал слезы, зная, что это конец. Что всё больше не имеет смысла. Ведь он стал гонщиком ради него. Чтобы прожить его мечту. Чтобы жить за двоих. Это и случилось с Айртоном. Каждый раз это случалось и каждый раз Ален думал, что готов. Он думал, что сможет спасти, что сможет помочь. Но на самом деле никогда не мог. Он переживал любые аварии, он никогда серьезно не болел, несмотря на несправедливость мира он не мог жаловаться, ведь был четырехкратным чемпионом, о чем многие могли лишь мечтать. И он это ненавидел, чувствуя, как на плечи давит каждая надгробная плита. Он мог их спасти. Почему все они умерли, а он продолжил жить? Зачем? Ален этого не хотел. Симптомы к-птср: стыд; жертва принимает на себя ответственность, даже если её невиновность совершенно очевидна; покорность, чувство беспомощности, потеря способности доминировать; «парадоксальная благодарность» по отношению к виновнику травмы — от сострадания до романтической любви; чувство безнадёжности, отказ от борьбы, сломленная воля; - Нет, нет, Айртон был хорошим человеком, он многое сделал для Бразилии и для автоспорта в целом. - опять приходится искать оправдания перед прессой, все только и делают, что говорят о Сенне. - На самом деле... Я виноват во многом, что происходило между нами. Ему приходится им, как можно более честно, отвечать, криво пытаясь улыбаться. Он вспоминает все те года в Макларен, как Айртон подрезал его, как нарушал все договоренности, как вся команда работала на него, как после одной из гонок 89го Сенна припечатал его рывком к стене. Тогда Ален взвыл от боли, ведь Да Силва неплохо так приложил его головой о бетон. Он пытался вырваться, они оба кричали друг на друга, полная неразбериха, а потом Айртон ударил его в живот. И тогда Прост думал, что умрёт, от повреждения внутренних органов. На глазах проступили слезы и он рухнул на пол, а Сенна быстрым шагом скрылся восвояси. Это было безумно больно. А он ведь просто победил. Это и вывело Айртона из себя. Но хуже было после Сузуки. Дисквалификация, Ален молча сидел в вышке, но только увидев в дверях Сенну, сразу хотел убежать, поднялся, подошёл, виновато глянул и похлопал по плечу: "Мне жаль, что всё так закончилось". Да Силва схватил его за руку, сжал до боли кисть и снова был крик, о том, что он не хочет его больше видеть. И возможно, они бы прямо там подрались, но в комнате был Рон, Балестр и множество других людей. Что и спасло Алена. Руку отпустили, он, прижав ее к груди, сразу же выбежал за дверь. Внутри лишь зрел страх, чистый ужас перед тем, что с ним мог сделать его уже бывший напарник. Айртон бы не остановился не перед чем, он бы его убил... Тогда была лишь злость. Но спустя года... Прост вспоминал это время с настольгией, ему казалось, что вернувшись он назад, то всё сделал бы иначе. Он бы помогал Сенне, он бы не был эгоистом и их дружба бы сохранилась до конца. - Да, да, Айртон был человеком сложного характера, но он был... Он стал моим другом. - воспоминания об Айртоне приносили с собой страх, чистый ужас и боль. Но наедине с собой Ален не редко думал. Что было бы, если б Айртон не умер? А если бы он сам вёл себя иначе в Макларен? Если бы позволял ему побеждать? Сейчас он бы отдал всё, чтобы увидеть счастливо улыбающегося Сенну на вершине подиума. Он так по нему скучал. --- Де Анджелис невпечатленно смотрел интервью Алена для французского телевидения. Он переводил взгляд янтарных глаз с экрана на сидящего рядом Проста. Тот лишь отворачивался от экрана и сжимал руки. - Ты постоянно его оправдываешь. - Я не оправдываю. Правда, просто тогда я не понимал многое, но он же был хорошим человеком и я правда сделал множество нехороших вещей. - Ален поджимает губы, кусает их как обычно, прижимая колени к груди, пока сидит в кресле. Элио на это только закатывает глаза. - Он хотел уничтожить тебя. - пианист констатирует факт, раскачивая бокал вина, что держит в руке. Прошло столько лет, он никогда Айртона не любил, но сейчас всё стало хуже. Ему казалось, что Прост излишне себя загоняет. Он знает, что его друг сломался сразу же после Имолы 94, но Де Анджелис не терял надежду привести его в чувства. - Это спорт, он хотел победить. Он не делал ничего... Сверх меры. - Ален махает рукой и опускает лицо к коленям. Руками почти что обнимая голову. - Я говорю, ты его оправдываешь. - фырканье и итальянец припадает губами к бокалу. - Он сломал тебя. На самом деле удивительно, как он сделал это не очередным ударом, не психологическими играми в команде. Он сломал тебя своей смертью. - Он обещал, что мы попробуем сначала. - от Проста, кажется, не осталось ничего кроме дрожащего кома страха, его голос звучал надломлено, он всё ещё прятался у себя в коленях, прижимаясь к спинке кресла. - И ты ему поверил. Комната пуста. Элио тут конечно нет, Ален уже в сотый раз визуализирует своего друга, вспоминая о том, как тот недолюбливал Айртона. Кажется только образ мертвого итальянца умудряется привести его в чувства, напомнить, что в этом всём виноват не он один. Каждый раз это работало всё хуже. Может, Просту стоило обратиться за помощью. Жан всегда был готов выслушать. Взаимоотношения Алена с Бергером стали лучше и теперь Герхард, вроде как, относился к нему с пониманием тоже. Найджел был конечно постоянно занят, но они давно помирились и британец бы смог его понять. Но проблема в том, что француз просто не мог пересилить себя, попросить о помощи. Он думал, что это глупо, он взрослый мужчина, ему уже 40 лет. Он должен справиться с этим самостоятельно, оно ведь пройдет рано или поздно. Ему было стыдно признаться в том, что теперь он с трудом смотрел гонки, потому что каждый раз видел тот злосчастный поворот в Тамбурелло. И это воспоминание вызывало настоящий, нечеловеческий ужас. Прост пытался прятать это где-то в глубине себя, как делал всегда, но громкий хлопок и он хочет закрыть уши, вспоминая, как звучал удар о стену. От этого по спине начинал литься холодный пот и мужчина правда пытался это контролировать. Но не мог. Он, кажется, больше ничего не мог контролировать вовсе. И всё равно, приходилось каждый раз подниматься и продолжать идти. Недавно он мельком услышал голос Айртона на записи. Жан тогда удивлённо покосился на него. Ален даже не заметил, как из его собственных глаз начали литься слезы.