Спички

Прострекотала краткая очередь, разносясь эхом по опустелым улицам и дворам, и я рефлекторно бросился к заснеженной земле. Силуэт противника скрылся за углом многоэтажки, пустив ещё пару пуль в другую сторону, после чего я смело, или скорее безрассудно, ринулся следом — нельзя упускать такой куш, к тому же, ещё и с отлично известных нам территорий, где излазан каждый уголок. — Отсекаем по Победе! — из-за полуметрового заборчика показался Серёга с трёхлинейкой наперевес и устремился левее меня, в направлении граничащей с лесом улицы. Я крепче сжал покалывающие от холода пальцы на рукояти автомата, подобранного с какого-то мертвяка, к счастью, лежачего. Патроны тратить попусту я не любил, потому обычно обходился осторожными взмахами топором, но в ситуации, когда твой противник не еле волочащий гнилые ноги мертвяк, а резво бегающий человек, да ещё и с огнестрелом, экономия отходила на дальний план. Экономить, по сути, нужно было на всём: воде, еде, патронах, ткани, спичках, сигаретах, бензине… Нет, бензина нам вполне достаточно, на пару лет с ближайших заправок должно хватить, а после — неважно, генератор просроченным топливом не запитаешь. Проблем крайние пару месяцев у нас не возникало — самые необходимые вещи есть под боком, «оживших» в черте села практически не осталось, а места столь глухие, что незваные гости объявлялись достаточно редко. Как раз-таки подобное и случилось десяток минут назад. — Попробуем вытеснить в сторону Кооперативной? — А чего бы и нет? Я на бегу оглянулся на семенящую через невысокие сугробы Юлю, не понятно зачем увязавшуюся за нами, ибо ни какой-нибудь самой захудалой винтовки, ни даже просто пистолета у неё с собой не было, однако она твёрдо решила помочь с преследованием, а не просто пойти в лагерь и в спокойствии дождаться нашего возвращения. Глупо, но пререкаться не было ни времени, ни желания — мы ещё в первые месяцы порешили основные конфликты, оставив неразрешимые споры до лучших времён, что никак не настают. Сначала всё выглядело очередным вбросом в информационное поле, шуткой, рекламной кампанией чего бы то ни было, чем угодно! Потом — новостные репортажи, видео и интервью очевидцев. В конечном итоге имеем, что имеем — трое подростков, пользуясь своей хитростью и подлостью, сумели подмять под себя целый населённый пункт, избавившись от всех неугодных и заражённых. Вернее сказать, раскрошив черепа и первых, и вторых. Если кто-то из нас и сожалел о чём-то, то показывать остальным уж точно не хотел, не в правилах нашей троицы было проявлять сострадание. Каждый что-то потерял, каждый что-то получил — зачем думать о минувшем? Настоящее по-своему прекрасно. Моему взгляду представились до боли знакомые обветшавшие дачные домики, средь которых кратко мелькнула цель, однако так же быстро, как и показалась, она скрылась за поворотом. Я резким броском добрался до этого злосчастного поворота, чуть выглядывая из-за выцветшего листа металла, надеясь не получить тут же в лицо кусок свинца. В это же время Серёга, похоже, продолжал бежать в обход, рассчитывая отрезать жертву от дороги в лес, где однозначно будет труднее загнать мышку в мышеловку. Не став дожидаться Юлю, я устремился вдогонку, оценивая ситуацию. Метров пятьдесят почти по прямой, попасть можно, но не на ходу — придётся остановиться, снять с предохранителя и только после пальнуть в спину, что не гарантирует успеха из-за массивного рюкзака цели. Итого выходило, что лучше просто поднажать, стирая ступни об берцы, и попробовать хоть каплю приблизиться, рискуя получить с разворота. Впрочем, судя по взгляду издалека, у противника какой-то простенький автомат, объём магазина вряд ли превышает тридцать патронов, а перезарядиться времени мы не давали, потому вряд ли у него там ещё много выстрелов можно сделать. Снежный покров под ногами громко хрустел, да так, что я мог слышать даже какие-то слабые отголоски шагов преследуемой цели, хотя, это могли быть и шаги за спиной — похоже, Юля всё-таки решила двигаться со мной. Оглянулся в очередной раз — так и есть. Внезапно, противник метнулся в сторону, уходя за знакомый мне поворот, теперь ему точно конец. Я чуть раньше свернул во дворик, пробегая тот насквозь и чуть срезая путь, и вот меня уже отделяла от него жалкая тройка десятков метров, с коих я без особого труда смогу подстрелить даже консервную банку. Однако жизнь сыграла против меня, и цель, резко отскакивая вбок и разворачиваясь, вскинула оружие. За миг до выстрела я отчаянным движением бросился в канаву, заваленную грязноватым снегом. Громыхнуло несколько выстрелов, пришедшихся в пустоту, и жертва вновь начала удирать, явно паникуя — кто бы не паниковал?! Попытка пальнуть в ответ не увенчалась успехом, ибо пара одиночных выстрелов ушла мимо, задевая стволы сосен, притулившихся у одного из заборов. Тихо и прерывисто выругавшись, я устремился дальше, теперь уже подумывая о тактике измора, поскольку отлично знаю местность, практически не потратил патронов и при том таскаю заметно меньше груза в рюкзаке. Снова показались серые многоэтажки, сильно выделяющиеся на фоне дачных домиков. Фигура в тёмной куртке старалась петлять, чего было достаточно, чтоб я никак не мог решиться выстрелить, оттого приходилось просто выстраивать маршруты покороче, дабы постепенно сближаться, подбирая момент. Раньше я не замечал, что эти дворы настолько просторные. Такую, относительно, скучную погоню оборвал знакомый мне грохот, неприятно отзывающийся в ушах даже с приличного расстояния — мосинка была не в моём вкусе, однако Серый с ней вполне сносно обращался. Сейчас же, похоже, из-за не самой удобной позиции, промахнулся, потому, передёрнув затвор, продолжил двигаться наперерез жертве. Сложно сказать, кто из нашей троицы был более безрассудный: Я не то чтобы ценил себя, вечно пренебрегая безопасностью в рутине; Серёга не жалел рук, постоянно получая из-за этого какие-нибудь порезы или ушибы, и при том плечо, усыпанное синяками от приклада трёхлинейки, похоже, тоже не беспокоило его; Юля же увязывалась в любые авантюры, отчего частенько стрессовала, ощущая на себе то мертвенный взгляд ходячих трупаков, то взгляд через коллиматорный или оптический прицел ещё живых. В общем, у каждого свои проблемы, но все как-то умудряются до сих пор уживаться, забивая на остальной мир. Тем временем, жертва в очередной раз скрылась за поворотом и, что-то обдумав, перемахнула через трухлявый забор, оказываясь на территории давным-давно заброшенного дачного участка. Впрочем, сейчас заброшенным можно считать всё, кроме, разве что, нашего лагеря. Базы? Мы так и не определились с этим, поэтому просто зовём как попало, подразумевая под разрозненными словами одно конкретное место, ставшее нам троим то ли домом, то ли вообще центром всего мира. Я направился по тому же пути, что и противник, к счастью, потерявший уверенность в своей боеготовности. Моё сердце бешено билось от не самых приятных нагрузок, отчего из рта то и дело вырывались облачка пара, быстро исчезавшие на морозном воздухе. Да, я не слишком хорош физически, с чем никогда не спорил, однако цинизм всё компенсировал с лихвой. Более года постоянной беготни практически не отразились на мне физически. Нет, я не стал быстрее и дольше бегать, не стал лучше переносить броски на пару километров с лишним десятком-другим килограммов груза. Нет, я не наладил и своё ментальное здоровье, хотя, однозначно, оно перешло в стабильное состояние, каким было незадолго до начала конца. Зато все лишние переживания, мучившие ранее, ушли на тёмное дно, уступая место на поверхности новым проблемам, уже не столь многочисленным, но чем-то похожим на прошлые. Мы не так часто разговаривали о том, что на уме, поэтому приходилось вечно молчать — разговаривать было не о чем, а лезть друг к другу с личными вопросами никто не решался, обращаясь на опыт других людей, чем-то нам не понравившихся. Никто не хотел повторить их участь. Возможности поймать цель в прямую наводку всё не возникало: сначала мне мешались почти обрушившиеся стены заброшки, после чего в дело вступили менее разваленные жилища, насквозь промёрзшие за прошедшую половину зимы. Жертва в очередной раз перелезла через забор, возвращаясь на дорогу, и я, понадеявшись на удачу, перечеркнул очередью приблизительное её местоположение. Расслышать за треском выстрелов что-либо было невозможно, понимания, попал ли я, не было. Резкий хлопок трёхлинейки принёс ясности — Серёга решил вопрос за меня. Перелезши на другую сторону, я с лёгким удовольствием взглянул на тело, рухнувшее в снег несколько секунд назад. — Метко, — одобрительно кивнул я подбегающему другу. — Мне бы так же научиться… — Знаю, что метко, — не став скрывать тщеславия, ухмыльнулся он, перекидывая винтовку за спину. Не став терять ни минуты, мы взялись обыскивать медленно окрашивающее кровью снег тело. Выстрел мосинки пришёлся крайне точно в левый висок, вышибив приличную дыру с другой стороны черепа, но чуть выше. Жертва оказалась женщиной, не то чтобы нам была разница. Что мертвецы, что выжившие — все пойдут на корм червям, ну или же первым, мертвецам. Оружие — АКУ, чего-то подобного я и ожидал. Небрежно содрав с покойницы объёмистый рюкзак, Серый принялся выставлять его содержимое рядом, откидывая к трупу наименее важное, которого было довольно мало — мы значительно пересмотрели взгляды на полезность некоторых вещей, когда тех стало не хватать. Любуясь парой ярких консервных банок, извлечённой из недр сумы, я не заметил подоспевшую Юлю. — Всё в порядке? — Вполне, — лаконичный ответ на лаконичный вопрос. — Карманы обшарь пока, — кивнул мне друг на остывающее тело. По карманам ничего не нашлось, не считая зажигалки, тут же отправившейся к остальным полезным находкам. Недолго думая, Юля присела рядом, протягивая руку к жёлтенькой пластиковой зажигалке. — Даже не думай, — осадил её я, сбрасывая на окровавленный снег свой рюкзак и складывая в него часть находок. — Спичками пользуйся, не колышет. — Не больно-то и хотелось. Она фыркнула, вытаскивая полупустую пачку сигарет. Пихнув белую раковую палочку рыжим фильтром в рот, она порылась в другом кармане, выуживая спичечный коробок, однако тот выскользнул из озябших пальцев, тихо стукаясь об скрытый под белоснежной целиной лёд. Я, чуть отвлёкшись от дела, быстро поднял блёклую коробочку, вытащил оттуда одну из пяти оставшихся спичек и немного наклонился в сторону Юли. Заслонив сигарету от ветра ладонью, она тоже подалась вперёд, я зажёг спичку, прикрывая от ветра с другой стороны. Взгляды на пару секунд пересеклись, замирая, однако я быстро отогнал странный порыв, затушил прогоревшую до половины спичку, банально бросив ту в сугроб, и вернул ей практически опустевший коробок. — Всё, кончились трофеи, — объявил Серёга, бросая обысканный рюкзак на труп. — Забираем и валим на базу. Поскорее. Собрав приличный для нынешних дней навар, мы похватали потяжелевшие рюкзаки и двинулись привычным маршрутом до лагеря. Мертвенное безмолвие посёлка стало обыденностью с тех самых пор, как наша троица вырезала группировку последних конкурентов, повадившихся подворовывать наши припасы. Никто не смеет воровать у нас, это каждый прочувствовал, выхватив или лезвие в горло, или пулю в голову, или того хуже — клыки ходячих в нежную плоть. Крайние месяцы гостей особо не было, поэтому внезапно объявившаяся из ниоткуда жертва застала нас врасплох, сумбурная погоня, благо, закончилась как нельзя удачно. Возможно, кто-то когда-то сумел отсюда улизнуть, унеся с собой в остальной мир страшные вести о трёх маньяках, чинящих расправу над всеми, кто попадётся на глаза, отчего к нам стали ещё реже захаживать людишки. Впрочем, оно может быть и к лучшему, никто не отвлекает. Заприметив достаточно заметный тёмный силуэт мертвяка, ещё не попавшего под наше «обездвиживание», я на ходу отцепил от боковины рюкзака родной топор, не раз затачивавшийся с самого первого дня эпидемии. Двинулся прямо на ходячего, едва шевелящегося даже по меркам заражённых — холод делает своё дело. Вблизи труп, медленно волочащий неуклюжие ноги, выглядел не слишком приятно, однако я видывал и похуже, к тому же, к подобному быстро привыкаешь, когда относишься ко всему без эмоций. С размаха вогнав лезвие в лоб, я сразу же отшагнул назад, вырывая оружие из башки заражённого, сильно осевшего после удара. Мертвяк, рухнув на промёрзшую землю, попытался дотянуться до меня одной из рук, что была поцелее, но повторный удар уже в плешивую макушку прекратил его движения навсегда. Хруст черепов всегда ласкал слух, хотя в этот раз к нему прибавился короткий ледяной треск, видимо, подзамёрзшей крови. Убедившись в отсутствии каких-либо признаков других мертвяков, я вернулся к товарищам, встретившим меня молчанием — обычное дело, кроить головы приходилось раньше постоянно, сейчас никого не удивить этим. Впереди наконец-то показались крыши четырёх домов, ставших нашим убежищем. Четыре участка, приличные заборы, преодолеть которые мертвяки не могут, а выживших в ближайшей округе не осталось, четыре дома по два-три этажа каждый, небольшие дополнительные строения: гаражи, сараи, крольчатник, баня, мастерская. Для удобства в паре мест нашими общими усилиями были сооружены лестницы, дабы перебираться через заборы без особых проблем, в одном местечке вообще красовалась дыра в металле ограды. Но внешний периметр сохранил относительную целостность, потому разик перелезать через забор всё равно приходилось, что, впрочем, ни у кого не вызывало ни малейшей трудности. В лагере было спокойно, как и всегда, ни единого живого, так прекрасно, только неподвижные нагромождения всякой всячины, занавешенные изнутри окна, запертые двери, громоздящиеся на крышах тяжёлые снежные шапки. Вечер обещает быть скучным, как, к слову, и всегда.

* * *

— Не отвлекаю? — послышался за спиной осторожный голос. — Не то чтобы, — я на миг оторвался от плановой чистки оружия, проводимой независимо от того, много или мало я стрелял на досуге, и украдкой глянул на Юлю. — Есть, что сказать? Важное? — Нет, — она простучала сапогами по выкрашенным в зелёный доскам, приближаясь к окну балкона. Вид отсюда открывался неплохой. Низенькие домики смотрелись совсем уж жалкими с высоты второго этажа, а снег, застилающий всё вокруг, сливался в единую гладь, слегка ржавеющую в лучах заходящего солнца. Одиноко возвышающаяся у внешнего периметра нашего лагеря сосна перекрывала часть вида, но, в целом, даже дополняла меланхоличную картину вымершего посёлка. Чуть больше года назад здесь по вечерам зажигались огни уличных фонарей, дороги чистились, хоть и продолжали хранить множество ям, деревья подрезались, трава косилась, огороды окучивались, сновали людишки. Сейчас не осталось ничего, кроме промёрзших до основания домов, давненько обнесённых нашей троицей. Всё здесь обчищено, всё обобрано, ничего не осталось, кроме как безнадёжной пустоты и бесполезной мебели. Практически всё ценное сейчас находилось на нашей безе, а остальное — не нужно. Пока что не нужно. — Так чего пришла? — вывел я её из ступора мрачным окликом. — Делать, как понимаешь, нечего, — девушка порылась в карманах и вытащила знакомую пачку раковых палочек. — Я открою? — Валяй, — не стал противиться я, позволяя ей отодвинуть стекло и впустить ледяной ветер. — Почему на ужин не пришёл? Всё остыло, — она немного отшагнула вбок, чтобы ветерок не помешал закурить, после чего вернулась к распахнутому окну, облокачиваясь на грязный подоконник и выбрасывая затушенную спичку вниз. В коробке осталось всего на три раза. — Потом поем, пока порыва нет, — негнущимися пальцами я опустил флажок, закрепляя газовую трубку со ствольной накладкой. — Не начинай только снова разводить про пустую трату на разогрев моей порции. — Не буду, — снисходительно кивнула Юля. — Тебя упрекать — зря силы тратить. — Что делать, — хмыкнул я, ставя затворную раму на её законное место, — с правыми не спорят. — Когда это ты себя правым стал считать? — чёткое замечание, возразить мне было нечего. — Не позавчера ли сетовал на свою бесполезность? — До сих пор сетую, — щёлкнула крышка ствольной коробки. — Привык. Как и ты. — Да… — девушка лениво стряхнула пепел, безответно сверля меня взглядом. — Когда зажигалкой пользоваться разрешишь? — Ты из-за этого припёрлась? — я едва заметно приподнял уголки губ, убирая пенал в приклад. — Спички кончатся, тогда и позволю. — У меня сижки раньше иссякнут. — В этом и суть, — я вставил в паз полный магазин, поставил оружие на предохранитель и отложил на столик рядом. — Сколько их у тебя ещё? — Четыре пачки. Слишком быстро кончаются, — Юлин голос неуловимо дрогнул, чего я давно не замечал. Поначалу с курением дела у неё обстояли и того хуже — десять-пятнадцать сигарет в день, много нервов на почве хаоса и недавних потерь. За пару месяцев она малость свыклась с реальностью, поубавила расходы, но не завязала, отчего придётся тяжко, когда будет выкурена последняя раковая палочка. То будет тяжёлый день, возможно, очень смертоносный, однако загадывать рано, две-три недельки есть, что-нибудь успеем придумать. — Я скучаю… — она пустила струйку сизого дыма в окно, глядя на то, как та размывается ветром. — Ничего нового не происходит, смирись, — я устало поднялся и тоже подошёл к широкому окну, тянущемуся вдоль всего балкона. — Ничего в лучшую сторону не изменится уж точно. — Умеешь обрадовать… — фыркнула Юля. — Впрочем, в наши дни только такие мысли и могут появляться. — Дай спичку, — я приблизился к ней и, не глядя, протянул руку. — Надо новый коробок взять, две штуки всего-то, — горючая палочка достаточно быстро оказалась у меня на ладони. — А зачем она тебе? — Забыла? — я осторожно чиркнул ею по боку коробочки, зажатой у девушки меж пальцев, и тут же встряхнул спичку, гася. — Ты-то их просто выкидываешь… — чуть дунув на спичку, я сунул обгорелый кончик в рот, соскабливая приятно кислое покрытие. — Придурок, — тихо ухмыльнулась она. — В следующий раз кусок угля принесу. — Это другое, — использованная спичка отправилась в короткий полёт до заснеженной земли. — Скажешь, что на уме? — решил внезапно сменить тему. — Ничего не понимаю… Сомнение… Сомнение — так много в одном слове. Сомнение скользит незримой змеёй, гадюкой, коброй, оно преследует любого, впиваясь лишь в самых невезучих. Сомнение нависает посреди ночи над изголовьем кровати, пускает разящие, как терпкое вино, слюни, чёрными нитями обвивающие извилины в мозгу. Сомнение, криво улыбаясь зубастой пастью с двумя рядами зубов, дышит в затылок, покрывая кожу липкой влагой, затекающей под воротник струйками и сливающейся с холодным потом. Сомнение произрастает сквозь скалы и асфальт, проклёвывается серо-коричневыми побегами, распускающимися после цветками цветом в дёготь. Сомнение накладывает сотни отпечатков пятипалых лап на всяк предмет, так или иначе связанный с бытом неудачника, попавшего в список его грядущих жертв. Сомнение ставит печать в свидетельстве о смерти, напечатанном на жёлтой, сухой бумаге, ещё до гибели цели, и никто не может ему возразить. Нельзя прекословить эфемерной сущности, дико хохочущей в могильной тишине, нельзя противостоять отголоску смерти, что приходит за всеми, но за кем-то раньше, нельзя отказать, если тебя не спрашивают, а ставят перед фактом, не произнося ни слова, не издавая ни звука. Просто мертвенное молчание, пророчащее туманно-хрупкие перспективы. — Тоже не видишь смысла продолжать? — Да… Зачем мы всё ещё боремся за жизнь?.. — нет так часто её голос срывался в мрачный полушёпот, отчего фраза и зацепила мой слух особо сильно. — Чтоб и дальше коптить небо? Без понятия, — в носовые пазухи закралась табачная вонь, однако мне уже было глубоко наплевать. — Всё — суета суетная, и не будет под этим солнцем ничего нового, чего не было б раньше… — Ты же, вроде, ненавидишь библию, как и христианство, — язвительно подметила Юля. — Экклезиаст — это немного другое, хоть и часть завета… — Говоришь так, будто действительно читал его, — хихикнула она. — Да, читал. Давно… — я никогда не воспринимал даже самые обидные шутки всерьёз, что уж говорить о столь невинной попытке. — Есть своя мудрость у Экклезиаста. — Ты не рассказывал раньше, — девушка сделала ещё одну затяжку и выбросила докуренный бычок. — Поделишься «мудростью»? — Я и без того постоянно ею делюсь… — Снова старая шарманка про Кали Югу? — с окончанием курения желания наблюдать за пейзажем у неё, похоже, пропало, поэтому она переключилась взглядом на меня. — Ну… Ничего нового, сама знаешь, — какого-то желания вновь расписывать перед ней все свои убеждения у меня не нашлось, ограничился лишь самой сутью: — Жизнь — цикл страданий, нет из него выхода для неспособных принять истину и жить по ней. — А ты?.. — Не полностью, — я поджал губы. — От чего-то я отказался вполне успешно, к чему-то, наоборот, пристрастился. Как ты к сижкам. — Что-то не устраивает? — девушка вытащила ещё одну сигарету. — От нервов отлично помогает. Полыхнула спичка в то время, когда в коробке осталась всего одна, потушенная палочка с чёрным концом, к счастью, сперва оказалась у меня, а не в снегу на улице. Её слова про нервы были достаточно нелогичны, ведь курила она давно, выработав зависимость ещё до нашего знакомства, к тому же, причин для переживаний у неё не было, о чём Юля и сама утверждала постоянно. Захотелось прямо ей указать на нестыковку, однако желание тут же было подавлено ударившим в лицо сигаретным дымом, глаза чуть заслезились. Я ограничился только замечанием про спокойную обстановку: — Ты много нервничаешь? — Скорее от скуки, чем от реальных причин, — попыталась оправдаться девушка. Вполне успешно, мне тоже всё давно надоело. — Тоска и тлен. Вечно молчите, приходится за компанию помалкивать… — Я ничего интересного тебе не расскажу, за этим к Серому лучше, — я искренне считал всю свою буддистскую лабуду бесполезным трёпом, который не должен покидать чертоги моего разума. — Вы оба скучные, но по-разному, — ни секунды не думая, пролепетала девушка. — Приятно слышать… — я недолго покривил уста. — Но… Ты почему-то именно здесь… Причина? — Я тут просто… Подумала, что могу попросить об одной… Услуге… — Не начинай, ты не хочешь разочаровываться, точка, — я уже предчувствовал, о чём пойдёт речь. — Не перебивай для начала, — Юля сильнее стиснула сигарету меж указательным и средним пальцами. — Мы, кажется, обсуждали в первые месяцы, но ты тогда уклонился от ответа, дай хоть сейчас прояснить. — Я отправлю добиваться этого у Серёги. Ему, может, на пользу пойдёт. — Хочешь сказать, я тебе не нравлюсь? — поставила вопрос ребром, не поспоришь с решительностью. — Всех ненавижу, тебя чуть меньше некоторых. — Где-то я уже слышала эту мысль, — очередная затяжка, облачко дыма, быстро разносимое ветерком. — У тебя же тоже должны быть потребности… — Когда у меня последний раз возникали такие низменные потребности? — я наигранно закатил глаза. — Говорю же, не доканывай, мне не интересно твоё тело. — Я же не отстану, — Юля в пару длинных затяжек докурила сигарету и потянулась за следующей, совершенно не обращая внимания, что это превышает её обычную дневную норму. — Ещё и ночью пристану… — Знаешь… — я отобрал у неё коробок с последней спичкой. — Давай поступим проще: я зажгу спичку и, если та обожжёт мне кончики пальцев, я уделю тебе немного времени… — Час, не меньше! — выпалила она, будучи готовой на любые условия. — Отлично, час, ровно час. Взяв спичку за один конец, я чиркнул противоположным по затёртому зернистому боку коробка и поднял горящую тонкую палочку на уровень взгляда. Пламя трепыхалось, ползя по древесине вниз, Юля не дышала, боясь случайно всё испортить, я же спокойно наблюдал за процессом, надеясь на отрицательный исход. Я с большим удовольствием буду вонзать нож в плоть мертвяка, осмелившегося ко мне приблизиться, чем вгонять свою плоть в чужую. Это мерзко, мерзко даже после стольких жестоких убийств, совершённых нашей троицей, изначально бывшей пятёркой, но впоследствии растерявшей некоторых… Ветер прервал жизнь огонька, которому оставалось пройти всего полсантиметра до моей кожи. — Видно, не судьба… — флегматично констатировал я, замечая слабую влагу в уголках глаз Юли. — В этот раз.