Первозданный азатит

Дождливый Мондштадт сегодня казался особенно тусклым. Ливень шел весь день, неугомонно барабанил по крышам, не затихая ни на секунду. Учитывая какая прекрасная погода стояла буквально пару дней назад горожане лишь терялись в догадках, что могло так сильно расстроить небеса. Кэйя такой погоде тоже был совершенно не рад, она лишь добавляла какой-то тягостной грусти и без того безрадостному дню рождения. И нет, совсем не потому что «портила праздник», таковым Кэйа этот день не считал уже многие годы. Обычный вторник, обычной недели. Если бы не Джинн, устраивавшая каждый год целое мероприятие, с целью чествования его персоны «как одного из ценнейших и незаменимых рыцарей Ордена и просто прекрасного друга» Кэйа бы и не вспоминал бы никогда, что в сегодняшнем дне было что-то особенное. Если честно, он был бы рад и вовсе забыть о нем. Но сегодня ему этого сделать не дали, как и всегда, как и каждый год. Снова Джинн созвала всех рыцарей, организовала пышный банкет, ему надарили каких-то милых безделушек. Все, кроме Розарии и Джинн. Первая снова обошлась элитным алкоголем и набором бокалов для совместных пьянок, а Джинн преподнесла ему книгу и одну из этих нелепых маленьких статуэток, которых дарила ему в довесок к любому основному подарку уже несколько лет. Кэйа не додумался спросить с чего такая идея пришла ей в голову в первый раз, а теперь было уже поздно да и он невольно начал ждать этой очередной деревянной птички больше чем чего-либо ещё, чисто из животного интереса. Он собрал дома уже целую коллекцию и хотя они были кривоваты — именно этим они и вызывали улыбку на лице каждый раз, когда он видел эту маленькую кривенькую семью разнопородных пернатых на полке. Весь вечер все плясали, пили и веселились вчесть «их потрясающего капитана кавалерии». И Кэйа был искренне благодарен. Благодарен, что эти люди есть в его жизни, но тем не менее все равно чувствовал себя чужим на этом празднике, ещё и ранения, полученные днём ранее крайне сильно давали о себе знать не добавляя настроения. Но Кэйа был бы не Кэйа если бы позволил кому-то об этом узнать. Он улыбался и веселился со всеми, ожидая момента, чтобы незаметно ускользнуть. Его проблемы не стоят всеобщего испорченного настроения. Каждый свой день рождения глубокого внутри ему было стыдно. Стыдно, что не может почувствовать того счастья и тепла, что ему дарят в полной мере, даже когда люди прилагают так много усилий и так искренне хотят согреть. Внутри все равно царил холод. — И что со мной не так? — со вздохом произнес себе под нос Кэйа устраиваясь поудобнее, насколько это было возможно в его нынешнем физическом состоянии. Сейчас он как раз, наконец, смог вырваться из этой суеты, укрыться подальше от глаз, от этого внимания, и тихо усесться свесив ноги на вершине самой высокой башни здания Ордо Фавониус. Кэйа любил приходить сюда в одиночестве и смотреть свысока на Мондштадт. Это успокаивало. Отсюда обычно открывался волшебный вид на возвышающуюся над городом изящную статую Барбатоса, за которой красовались бесконечные зелёные просторы. Сейчас он бы мог разглядывать ночное небо залитое мириадами звезд, отражающееся в бесконечной темноте Сидрового озера, но спасибо несносной погоде — видно было лишь толщу дождя и туман. Он покрепче сжал в руке бутылку вина из Кошкиного хвоста и сделал ещё один неторопливый глоток. Кэйа скривил губы оценивая послевкусие. «Это все-таки совсем не то…» Обычно за день-два до дня рождения он всегда позволял себе чуть больше наглости и приходил в Долю Ангелов, вымаливать лучшие запасы Дилюка, и тот после недолгих словесных перепалок все-таки поддавался и отдавал ему бутылку самого лучшего, что у него есть. И это всегда происходило именно заранее. В сам праздник наведываться в таверну почему-то казалось неправильным… Кэйа боялся, что Дилюк мог не забыть этой даты и сочтет его приход желанием вызвать жалость. Кэйа не хотел выглядеть так, как-будто надеется, что Дилюк помнит, как-будто напрашивается на особенное отношение. Не хотел выглядеть так, как-будто правда верит, что все может быть как раньше, как-будто снова может делить все самые важные моменты с братом и дурачиться по праздникам как-будто ничего не было. Не сказать, что в другие дни вваливаясь в Долю Ангелов Кэйа был хоть сколько-то тактичен в общении с Дилюком, но в такой день это ощущалось за гранью даже для «беспардонного» капитана.

***

Время уже было за полночь. Только шум ливня и отдаленный лай одинокой собаки, заглушаемый потоками воды. Монштанцы уже давно видели сны, когда пьяный Кэйа, успешно заглушивший алкоголем почти всю боль — и на теле, и на душе, прихрамывая ковылял по улице всматриваясь в горящие рыжим фонари. Побродив бесцельно какое-то время и окончательно промокнув до последней нитки, он с удивлением обнаружил, что ноги сами привели его к Доле Ангелов. Кэйа уже собирался развернуться и пойти прочь, возможно, вернуться домой и наконец попытаться обсохнуть, как вдруг заметил странное. Свет в таверне все ещё горел. Дилюк ни за что на свете не забыл бы погасить лампы, это совсем на него не похоже…

В детстве Кэйа очень боялся оставаться один в темноте и каждый раз после того как гас свет он не мог уснуть, еще полночи ежась под одеялом. Совсем недавно брошенный отцом в чужой стране, оставаясь наедине лишь со своими мыслями он чувствовал себя крайне одиноким и уязвимым. Винокурня еще казалась чужой и из каждого угла на Кэйю будто смотрела опасная неизвестность, что вселяла отчаяние в душу только что оставшегося один на один со всем миром ребенка. Кэйе было слишком страшно рассказать кому-то о своей слабости, все эти люди ещё были слишком плохо знакомы ему. А оставлять свечи гореть на всю ночь тоже не было разумной идеей — мог начаться пожар. По крайней мере именно так с очень важным видом всегда говорил ему маленький Дилюк перед сном, повторяя слова, что он слышал от умных взрослых. Каждый вечер он сам деловито тушил свечу за Кэйю и, наконец, неохотно под упреки уставшей Аделинды уходил спать к себе. На тот момент с появления Кэйи в их доме прошло не так много времени, но Дилюк уже осознал, что тот был совсем не приспособлен к жизни на винокурне. Поэтому маленький Рангвиндир очень старался поделиться с новым другом всем, что знал сам в свои восемь. Ему наконец-то было с кем играть, а такой подарок судьбы надо было сохранить. Страх темноты Альбериха очень быстро стал ему известен. Однажды ночью когда маленькому Дилюку не спалось он решил пробраться к брату, чтобы вероятно подтолкнуть его на совместную полуночную авантюру, но весь приключенческий запал растворился в воздухе как только он услышал, как тот плачет. Дилюк тихо вошел в комнату и обнаружил лишь ком из одеяла на кровати. Комок слегка потрясывало, и изнутри доносились сдавленные всхлипы. Дилюк так испугался что с другом могло что-то случится, что запаниковал и не придумал ничего лучше чем подбежать и дернуть за край одеяла на себя. Это было неожиданно и невольно напугало и без того замученного собственными страхами маленького Кейю ещё сильнее. Дилюк ещё долго извинялся, сидя у Кэйи на кровати в полумраке его небольшой спальни, и неловко пытался вытереть ему слезы рукавом своей ночной рубашки. Когда Кэйа успокоился, то был крайне смущен, но все-таки в ту ночь рассказал Дилюку, чего он так сильно боится. Кэйя думал, что Дилюк будет смеяться над ним когда узнает, но маленький Рагнвиндр лишь внимательно выслушал его, ненадолго задумался о чем-то и просто лег рядом. В ту ночь Дилюк больше не вернулся в свою комнату. «Пусть только монстры попробуют тебя обидеть. Я буду каждую ночь приходить и защищать тебя, — шепотом сказал Люк, серьезно смотря в глаза друга и сжимая крепче его маленькую ладошку в своей — А ещё можно украсть спички у Аделинды, и тогда я смогу зажечь свет когда тебе страшно, хорошо?» И Кэйа не мог ему не верить. Эти яркие рубиновые глаза напротив казались самыми правдивыми из всех, что он встречал в своей жизни. В тот день впервые кромешная темнота перестала казаться такой ужасающей. Всё легче когда ты не один. Впервые за долгое время он чувствовал себя счастливым, сидя укутавшись в одеяло на кровати и смотря как в свете луны маленький и лохматый от сна Дилюк активно махал воображаемым мечом в бою с «монстрами из тьмы», доказывая, что с таким воином рядом Кэйе ничего не грозит. Утром Аделинда нашла их вместе тихо сопящими и, кажется, это был первый раз на винокурне, когда Кэйе не снились кошмары.

Года изменили многое и несмотря на то, что страха темноты у Кэйи давно не осталось, к таверне по темной улице он подходил напряженно пытаясь собрать всю свою боевую мощь пьяного раненого мастера. Будучи рыцарем Ордо Фавониус, невольно привыкаешь ждать подвоха и держать ухо в остро, особенно когда привычное так очевидно отходит от нормы. Делать это в пьяном состоянии определено было чуть затруднительней. Но если вдруг кто-то сейчас нагло крадет выручку Доли Ангелов или запасы его любимого вина — он не может оставить это безнаказанным. Кэйа тихо подошел к двери и прислушался. Ничего. Он нахмурился. Неужели Дилюк и правда просто забыл? На всякий случай держа руку у меча, Кэйа резко толкнул дверь. В таверне было непривычно тихо. Весь свет был потушен, кроме пары керосиновых светильников у входной двери и бара, за стойкой которого Дилюк неторопливо натирал бокал, по обыкновению выглядя так, будто глубоко затерялся в своих мыслях. — Мы закрыты, — Рангвиндир даже не повернулся в его сторону. Кэйа так и замер в недоумении придерживая рукой дверь. — Ты хоть знаешь сколько сейчас времени? — спросил он, испытывая однако некоторое облегчение от того, что его страхи не оправдались. Не то чтобы он не смог разобраться с парочкой грабителей, но учитывая насколько все плывет перед глазами это могло доставить некоторые неудобства, да и настроение было уже совсем не боевое. — А ты? — Дилюк поставил бокал и перевел уставший взгляд на Кэйю. Сам Альберих ответа на вопрос не знал, но то что сейчас определено не тот час, когда Дилюк должен протирать стаканы в абсолютно пустой таверне — в этом он был уверен. Не найдясь, что ответить Кэйа просто вздохнул и ввалившись внутрь помещения, закрыл за собой дверь. В таверне было тепло и сухо, желтый свет создавал ощущение уюта, что так сильно контрастировал с тем холодным безумием стихии, что уже сутки бушевало снаружи. Только сейчас Кэйа почувствовал как же он на самом деле промерз и устал. Как ни странно, он уже дошел до барной стойки, а все ещё не был послан куда подальше. Восприняв это как разрешение задержаться, он неторопливо сел на стул у бара и неловко прилег на свой локоть на гладкую поверхность стойки. Стоило оказаться в тепле как алкоголь с новой силой ударил в голову. Все вокруг начало плыть и Кэйа зажмурился, стараясь не потерять равновесие. — Неважно выглядите, сэр Кэйа — холодно заметил Дилюк не отрываясь от своего занятия. — Чувствую себя также… — не стал юлить собеседник в ответ. Дилюк посмотрел на него не читаемым взглядом и продолжил неторопливо натирать стекло. Повисла тишина. Кэйа не смотрел Дилюку в лицо, но почему-то ему показалось, что тот был слегка сбит с толку не услышав впервые за долгие месяцы укола в ответ. — Капитану кавалерии стоит просыхать хоть иногда. Может тогда бы вам наконец доверили хоть одну лошадь. Несмотря на колкость, слова почему-то прозвучали мягче предыдущих. Отвечать абсолютно не было сил, да и не виделось смысла. Для Кэйи оставалось загадкой как Дилюку удавалось так метко вычислять степень алкоголя в его крови, когда казалось Рангвиндир даже не смотрит в его сторону, но получалось это у него удивительно точно. Как ни странно, Кэйа был рад сейчас услышать этот пусть и не ласковый, но такой уже родной голос. Он не просто так заходил в Долю Ангелов почти каждый вечер, втайне надеясь что сегодня за баром будет именно он. Голос Дилюка неизменно вызывал в душе тупую боль, такую какой болят глубокие, но подзатянувшиеся раны, и вместе с этим странное эфемерное чувство уюта. Одним словом Дилюк как и всегда невольно напоминал о доме, а Кэйа как самый настоящий мазохист все продолжал цепляться за прошлое, и, чтобы не так отчетливо ощущать бессилие его вернуть — утопать в алкоголе. В этом голосе и алкоголе. Боль в голове усилилась. Кэйа приложил ладонь ко лбу и глубоко вздохнул. Нужно было сфокусироваться на чем-то в окружении, чтобы отвлечься от этой ноющей боли и подступающей тошноты. Мокрая одежда все еще мерзко липла к телу и капли воды с волос затекали за шиворот. Но сейчас было все равно, чувство опустошения перекрывало все прочие мысли. Все ощущалось каким-то крайне неважным и бессмысленным. Уже практически неделю его мучают кошмары, вчера он почти умер и даже в день рождения под литрами спиртного у него не выходит забыться. Все те воспоминания, что он ненароком переворошил за вчера, за сегодня, за вечер и огромная доза вина заставили снова тонуть в своих сожалениях. Осталась лишь большая черная дыра в груди и абсолютное чувство безысходности. В свой день рождения он ещё хуже ощущал насколько же на самом деле одинок. Тишина, нарушаемая лишь тихой возней Дилюка и приглушенным стуком дождя по крыше казалась какой-то почти мистической. Когда они последний раз сидели так вместе наедине? Все происходящее в целом ощущалось очень странным. — Все же почему ты здесь? , — спросил Кэйа, разрывая тишину. Дилюк закончил протирать последний стакан и отложил полотенце. — Поздний клиент, — он снова посмотрел на Кэйю. — Неужели ты ждал, пока он уйдет сам? — У меня не было выбора. — А как же пинком под зад ровно в десять? Чудеса-а… Смотрю, ты добреешь на глазах. Неужели решил дать парню шанс забыться? — усмехнулся Альберих, пытаясь натянуть привычную улыбку, но вышло неубедительно — вокруг всё снова поплыло. Рагнвиндр устремил тяжелый взгляд куда-то в сторону прежде чем ответить. — Сегодня можно. Почему-то Кэйе последняя фраза резанула слух. Маленькая надежда еле вспыхнула, но тут же была погашена своим же хозяином. Тот факт, что Дилюк мог проявлять мягкость и сочувствие по отношению к кому-то не был новым, но всегда неизменно бил по больному. Лишний раз напоминая, что эту холодную маску безразличия некогда брат удерживал лично для Кэйи. Для предателя. Для того кто так успешно жил паразитируя на счастье чужого дома, пока не был вырван с корнями и выкинут как мусор. И теперь для Дилюка «сегодня» — лишь обычный день. Сейчас когда Дилюк не сверлил взглядом, Кэйа наконец смог приглядеться к брату. Кажется, его что-то гложило. Он стоял погруженный в свои мысли и выглядел значительно печальнее чем обычно. Кэйе хотелось было спросить, но попросту не смог бы себя заставить. У него давно нет никакого права лезть в жизнь Дилюка и уж тем более в душу. Им давно не по восемь, то время ушло бесследно и того доверия, что было когда-то между ними давно не стало. И самое мерзкое, что в этом виноват он сам. Он достаточно причинил ему боли. А разрушить и без того хлипкий мостик, что они смогли заново построить за последние годы из-за простого излишнего любопытства — это последнее чего хотел бы Кэйа. От этих мыслей как-то по особенному защемило в груди. Кэйа думал он давно смирился с этим, но стоило задуматься на пьяную голову, как глаза уже снова начинает щипать от накатывающих чувств. Память с ехидной настойчивостью все продолжала проносить перед глазами счастливые моменты из детства на винокурне. Ближе Дилюка у него никогда и никого не было. Ни до, ни после всего случившегося. Никогда и никто не был так безвозмездно добр и заботлив по отношению к нему, никто не был в состоянии подарить ему так много счастливых воспоминаний. Даже его родители оставили его так и не сумев дать ему столько света и тепла, сколько смог этот красноволосый мальчик. По иронии судьбы его самое печальное расставание и самая счастливая встреча случились в один и тот же день. Однажды в такой же мрачный и дождливый день как сегодня. Не надо было раскрывать правду. Не надо было говорить Дилюку о своей «миссии» в день смерти Крепуса. Кэйа запаниковал, сглупил, струсил, и вот во что это вылилось. По его вине жизнерадостный мальчик вырос в замкнутого юношу, который точно уже не улыбнется ему так искренне как когда-то, в тех далеких воспоминаниях, что так любит прокручивать в голове Альберих. Он вообще теперь редко улыбается. И этот факт беспокоил и ранил Кэйю даже сильнее, чем их разорванные связи. Кэйа сломал не просто их отношения, он сломал самого Дилюка. И теперь сидя вдвоем в этой маленькой таверне, разглядывая его точеный профиль подсвеченный теплым светом керосиновых ламп, Кэйа не мог не думать о том как же это все до нелепости печально. Будучи на расстоянии вытянутой руки, между ними все равно раздирается огромная пропасть и, кажется, он уже никогда не дотянется до другого края. Возможно, это было действие алкоголя, погоды или просто позднего часа, но почему-то именно сейчас смотря на некогда самого близкого человека Кэйа, наконец, позволил себе опустить ту стену из обид, которую так долго строил и в полной мере ощутить насколько же он на самом деле скучает. Влага подступила к глазам. — Что же с нами стало, Люк?.. — слова сами сорвались с языка. Они прозвучали негромко, но за почти полным отсутствием других звуков без сомнений достигли ушей собеседника. Кэйа слишком поздно осознал, что не сдержал язык за зубами. Он отвел глаза, напряженно ожидая гневной реакции на так неловко брошенную фразу. Раз, два, три… На секунду Кэйе показалось, что мир будто остановился, как-будто и не было ничего кроме этой маленькой таверны и, вероятно, этот странный сон скоро кончится и он проснется в своей комнате в Ордене с жутким похмельем и болью от ран. Но он не просыпался. Дилюк замер и молчал. Кэйа лишь краем глаза видел как напряглись его плечи. Напряжение кажется повисло в воздухе как натянутая струна вот-вот готовая лопнуть и Кэйа уже сто раз пожалел что дал себе расчувствоваться. Страх неизвестности в конце концов быстро взял вверх. — Я… Я, пожалуй, пойду. Уже не в себе от количества выпитого. Видимо, правда пора завязывать, — заторопился Кэйа, стараясь выглядеть непринужденно, но голос осип выдавая с потрохами, — Спасибо, за недолгий приют. Дилюк, наконец, отмер и сделал встревоженный шаг в сторону Альбериха. — Кэйа, стой… Я… — Не надо, — резко оборвал его Кэйа, боясь услышать продолжение — Не надо ничего говорить. Не надо было поднимать эту тему. Забудь. Я пьян и не в себе. Кэйа уже встал и развернулся спиной к Рангвиндиру, намереваясь двинуться к выходу из таверны. — Ты не должен… — начал было Дилюк — Хватит! — внезапно для самого себя выкрикнул Кэйа, но не обернулся. Зря он пришел сюда на пьяную голову. В сознании был полный бардак: недосказанность, обиды и эмоции копившиеся годами начали рваться наружу как из прорванной плотины и Кэйа не справлялся. Внутри вдруг что-то надорвалось. В глазах начала собираться влага. Он был жутко зол. На себя, на Дилюка, на этот тупой ливень, на раны, и свою неумирающую надежду, что между ними что-то снова может стать лучше. Лучше бы он сразу развернулся домой и срать на эту таверну, лучше бы вообще здесь не появлялся — Только не надо снова этой сломанной пластинки! Я знаю что я сделал и чего я не должен. Не надо мне напоминать! Я стараюсь, понимаешь?.. — в конце фразы голос предательски надломился. — Я пытаюсь. Но не могу… — уже тише добавил Кэйа. Он с силой сжал кулаки. «Не могу тебя выкинуть из жизни также легко как это сделал ты» — продолжение так и осталось не озвученным. Кэйа не видел лица Дилюка, но судя по повисшей тишине, тот не был готов к такой реакции. За спиной послышались шаги и снова тишина, нарушаемая лишь глухим шумом дождя. Кэйа уже положил ладонь на дверь и, почти отчаявшись услышать хоть что-то в ответ, собирался уйти, но… — Что с рукой? — вдруг раздался спокойный голос из-за спины. Кэйа вздрогнул. Рука? Выныривая из пучины своих эмоций он не сразу понял вопрос. — Что?.. — он подумал ему послышалось. Он медленно повернулся и посмотрел на Дилюка в полном недоумении. Тот уже стоял совсем рядом, сложив руки на груди, и смотрел куда-то вниз. — Твоя рука, — Дилюк поднял глаза и встретился с Кэйей взглядом. Снова это типично недовольное выражение, брови чуть сдвинуты к переносице, рубиновые глаза, кажется, смотрят прямо в душу… Дилюка было трудно читать. Вероятно Кэйа ошибался когда решил, что достиг мастерства в данном деле за последние годы. Сейчас он не мог понять, что творилось у того в голове. Казалось, он зол, но почему-то это ощущалось не так как обычно. Кэйа посмотрел на свою кисть. Бинты ослабли и окрасились в бордовый. Вот оно что. Кровь накапала на пол. Видимо он слишком сильно сжал кулаки минутой до, рана снова приоткрылась. — Ах, это… Я не замет… — начал было Кэйа. Дилюк рассерженно выдохнул и схватив Кэйю за предплечье, потянул вглубь таверны к ближайшему столику. — Сиди здесь, — он усадил Кэйю на стул и кинув строгий взгляд, пошел куда-то за барную стойку. Кэйа не знал как это понимать. Не мог понять. Секунду назад он, кажется, почти закатил сопливую истерику, а ему даже не вмажут как следует? Или Дилюк просто ищет чем удобнее пройтись по его физиономии? Такая нерасторопность ему не свойственна. Неужели хочет посмаковать момент? Спустя минуту Дилюк со стуком опустил на стол небольшую деревянную аптечку и сел напротив Кэйи. Альберих удивленно посмотрел на предмет. Дилюк же заметил его реакцию, но не стал ничего объяснять. Он аккуратно взял руку Кэйи и начал осторожно разматывать бинт. — Ты серьезно?.. — нахмурился Альберих, — Не стоит, это… — Руки Дилюка были теплыми и слегка грубоватыми на ощупь. — Кто сделал это? — перебил он, не отрывая взгляда от процесса. Кэйа слегка притих, не сразу найдясь что ответить. Происходящее никак не поддавалось логике, и это сильно сбивало с толку. — Неудачно упал на задании, ничего серьезного — по привычке соврал Альберих. Собеседник промолчал. Бинт полетел в мусорку. Взгляду открылась длинная бурая полоса запекшейся крови проходящая поперек ладони. — А шея? — спросил Дилюк, доставая бутылочку с какой-то жидкостью из коробки. — …Очень неудачно упал, — поправил себя Кэйа. Кто бы мог подумать, что Рангвиндир заметит даже это. Кэйа не понимал радоваться ли такому пристальному вниманию. Неужели Дилюк всегда подмечал такие вещи или это только сегодня? — Ты ведь знаешь, что я не поверю в это? — сухим тихим голосом произнес Дилюк, не поднимая взгляда. Он сосредоточенно наливал жидкость из бутылочки на кусок ваты. Кэйа притих. Конечно, он знал. Дилюк никогда не был идиотом. Но ведь они столько лет успешно притворялись, что верят друг другу в эти нелепые отмазки. Кэйа уже просто забыл как быть честным с ним. Что же вдруг изменилось? Повисла тягостная тишина. Кэйа не знал, что сказать. Все слишком запуталось. Он вглядывался в лицо Дилюка в надежде поймать его взгляд хоть на секунду. Может хотя бы глаза могли подсказать, что творится в человеке напротив. Лампы мерно потрескивали, за окном продолжал стучать дождь. Теплые руки держали кисть Кэйи, пока от смоченной ваты пахло светяшками и филанемо, и ладонь сильно щипало там где Дилюк наносил странную мазь, но Кэйе было не привыкать. Сейчас это было даже на руку — ощущения и терпкий запах отвлекали от путающихся мыслей. Закончив обмазывать рану, Дилюк бросил вату туда же куда минутами ранее улетел окровавленный бинт и достал из аптечки новый. — Я жду, — разорвал тишину негромкий, но требовательный голос Дилюка. Так и не поднимая взгляда, он принялся неторопливо обматывать бинтом обработанную ладонь. — Что?.. — непонимающе переспросил Кэйа, вырванный запоздалой фразой из пучины своих мыслей. Дилюк закрепил конец бинта и, сжав руку Кэйи чуть сильнее, поднял на него взгляд своих рубиновых будто пылающих огнем глаз. Рангвиндир медленно отчеканил по словам: — Кто. Это. Сделал. — твердый голос, был спокоен, но каждое слово пронзало насквозь, а взгляд казалось был напитан гневом. Дилюк смотрел Кэйе прямо в душу и Альбериху казалось, что ещё немного и его накроет адское пламя, что таилось за радужками. То ли это была замысловатая игра света, то ли Кэйа все ещё настолько не был трезв, но в полутемной таверне глаза напротив практически пылали. Он сидел как завороженный, просто не мог оторвать взгляда, как же ему хотелось узнать что творится за этими бушующими огненными океанами. Если он зол, то почему лицо как-будто болезненно? Руку зажатую в чужой ладони уже начало подпекать сквозь свежий бинт. Мысли заметались, что-то внутри хотело просто рассказать, ведь что здесь такого? Просто довериться, просто скинуть маску сильного и поделиться тем как ему плохо, как всё тело болит, и как ему вдруг стало страшно вчера, когда он впервые по-настоящему думал, что может умереть прям там в Вольфендоме, в полном одиночестве окруженный толпищем вонючих монстров. Хотелось просто плюнуть на всё, сорвать все двери с петель и полететь на этот пылающий огонь, и неважно в чем причина этих расспросов — ему просто хотелось облегчить душу и будь что будет. Но былые обиды продолжали колоть сердце, напоминая как больно можно обжечься, когда приближаешься слишком близко. Кэйа не был уверен что сможет перенести ещё один такой удар. Кэйа итак уже слишком от всего устал. — Я не обязан перед тобой отчитываться, — не отрывая взгляда от рубиновых глаз, произнес Альберих. И пусть за последние годы они кидали эту фразу друг другу в лицо чаще чем приветствия, сегодня что-то было не так. Слова были всё те же, но никогда ещё из уст Кэйи они не звучали так до болезненного печально. Дилюк замер, услышав ответ, огонь в глазах погас. Выражение лица было нечитаемо, Кэйа уже не первый раз не мог понять его сегодня. И с каждым разом это путало все больше. Рангвиндир еще пару секунд смотрел в глаза Альбериха в тишине, будто пытаясь найти в них что-то. — Ты прав, — в полголоса заключил Дилюк, отпуская аккуратно забинтованную кисть и отводя взгляд в сторону, — Не обязан. Он встал из-за стола, неторопливо закрыл аптечку и понес ее назад к барной стойке. Стоило Дилюку отпустить, как по руке тут же побежали мурашки. Кэйа поспешил притянуть ее поближе и сделал глубокий вдох в попытке вернуть себе самообладание. Только сейчас когда его снова оставили наедине с собой, он осознал что почти не дышал под гнетом этого прожигающего взгляда. Да что с ним сегодня? — Я собираюсь закрываться. Можешь взять мой зонт, чтоб дойти. Мне он не нужен, — натянуто буднично сообщил Дилюк и, не отрывая глаз от каких-то бумаг на столе, положил на барную стойку черный зонтик. Кэйа чувствовал, что им пора разойтись пока кто-то из них не наломал дров, но какая-то часть души жалела, что этот странный эпизод так быстро кончается. Казалось они оба хотели сегодня сказать больше, чем смогли. Да и стоило Дилюку отпустить его руку, как вся таврена будто стала холоднее градусов на десять. Кэйа редко жаловался на холод, но сейчас видимо из-за резкого контраста он чувствовался сильнее обычного. — Не надо, оставь. Дойду так, — ответил Кэйа, поднимаясь из-за стола. Он сделал пару шагов в сторону двери как вдруг правое бедро пронзило дикой болью и он грузным мешком рухнул на пол, не сумев устоять. — Твою ж…- прошипел Кэйа, пытаясь подняться на локтях от пола. Дилюк тут же бросился к нему. Он сел на колено рядом пытаясь помочь подняться. — Да что с тобой, черт побери?! — не выдержал Рангвиндир, закидывая руку Кэйи на плечо и придерживая второй рукой за талию, помог встать. — Небольшие трудности, — ответил Кэйа, выдавив усмешку. Дилюк посмотрел на него полными гнева глазами. Казалось не будь у него заняты обе руки, кулак уже пришелся бы Кэйе в скулу. Альберих сделал попытку отодвинуться, но ничего не вышло, ногу снова прострелило. Кэйа шумно втянул воздух, и тут же был одарен осуждающим взглядом красных глаз. — Не дергайся, — не собираясь отпускать Кэйю, предупредил Дилюк. Он на секунду замер, обдумывая что-то. — Я отведу тебя, — озвучил Дилюк свое решение, голосом не терпящим возражений. Он дотянулся до стойки, так чтобы не уронить Кэйю и схватил с неё зонт, — Покажешь внутри здания дорогу. — Эй, что за… Я в поряд…- округлил глаза Кэйа, в попытке возмутиться. — Заткнись, Альберих! — с жутким раздражением перебил его Дилюк, — Ты все ещё пьян и ранен, а вокруг ни души. Я не хочу чтоб ты сдох прям за дверью моей таверны, — и снова этот горящий гневом взгляд. Кэйа тут же стушевался. Пусть перспектива совместной прогулки совершенно не радовала, но кому как не Кэйе знать насколько бессмысленно с спорить с Дилюком в таком состоянии.