For luck to my bunny Koo
Альфа не может сдержать улыбки. Ненатянутая и непритворная, она озаряет его лицо; спроваживает былую усталость, мрачность и бренность бытия. Всё становится таким неважным, ненужным. Беспорядочный хаос, являющийся завсегдатаем его черепной коробки и с недавних пор ставший причиной хронической головной боли (он не молодеет, как-никак), превращается в беззвучный мерный штиль. Единственное, что имеет значение. Единственное, что вдохновляет просыпаться по утрам. Единственное, что помогает не зацикливаться на никчёмности собственной жизни. Единственное, что наделяет силами бороться и продолжать. Погрязший в жестокой расправе над обидчиками, потерявший контроль над маниакальной идеей мести, давно позабывший, каково это — любить искренне, преданно, безукоризненно; при этом быть всецело любимым в ответ… За долгие годы он впервые смог довериться другому человеку, вложив своё, казалось бы, чёрствое, заплесневевшее сердце в миниатюрные ладони, не ведающие, что такое кровь, оружие и насилие, несмотря на занимаемый им статус и положение. Незапятнанный и невинный, этот ангел стал для альфы лучом света, подарил надежду и показал, какой бывает жизнь по обратную сторону, которая далека от беззакония и криминальной сферы; которой живут обычные, нормальные, вменяемые люди, не понимающие, каково это — существовать в шкуре бездушного кровожадного зверя. К чёрту. К чёрту эту пристань в гавани Пусана, которая насквозь провоняла тиной и мертвечиной; к чёрту эту свору недоносков, которую он с парнями из клана перебил около четверти часа назад, выполняя очередное поручение Господина; к чёрту эту ломоту в костях и кровоточащую рану от острия кинжала на щеке. Прямо сейчас всё это посылается к чёрту, потому что то, что произошло, не имеет никакого смысла. Очередной пустой звук, который за столькие годы стал для него колыбельной песней. Скоро он вернётся домой, прямиком в объятия своего нежного создания. Только это сейчас имеет значение. Только по этой причине сердце его продолжает стучать, лёгкие — перекачивать воздух, кровь — двигаться по венам. Прикусив зубами кончик перчатки на указательном пальце, из-за чего корка запёкшейся крови трескается и осыпается куда-то вниз, альфа стягивает её с руки, чтобы была возможность ощутить нежность и мягкость аксессуара, который заставил прочувствовать разнообразный спектр эмоций за считанные секунды: от застенчивого трепета до сладкой истомы. Ему третий десяток лет, а он ощущает себя рядом с ним одержимым своей первой влюблённостью школьником. Прикосновение настолько осторожное, почти невесомое. Альфа будто остерегается, что тот может превратиться в пыль, оставив после себя разве что эфемерное воспоминание. Безумство какое-то. Разве, касаясь лоскута ткани, можно чувствовать, будто прикасаешься к телу любимого человека? Хотя ни одна разновидность шёлка, даже самого качественного и дорогого, не сравнится с кожей оттенка топлёного молока, при касании к которой он, как зацикленный в период полового созревания подросток, никак не может унять свой животный голод. Прикрывая налитые свинцом веки, мужчина откидывается затылком на мягкую обивку кресла автомобиля, поднося платок к носу, втягивая шумно его аромат. Хватает одного жадного вдоха. И больше он не здесь, не в этом месте. Не в этой Вселенной. Сознание переносит его за многие километры от этой злосчастной пристани — в город на другой стороне страны. Туда, где он, позволив себе забыть обо всех делах и проблемах, разрешает своей сущности зрелой особи волка вернуться в беззаботную юность. Позволяет себе только от вида любимого хозяина радостно поскуливать и вилять хвостом, как маленький неуклюжий щенок; подставлять мордочку под прикосновения его нежных ладоней, которые совсем не скупятся на ласку и любовь. Альфа по натуре склонен к зависимостям. Кажется, только что в его ассортименте появилось пополнение. И без того чувствительное обоняние обостряется в десятки раз, когда в столь неприятной обстановке вещица в его руке становится единственным способом забыться и абстрагироваться от действительности. Древесно-цитрусовые ноты мягко переплетаются с медовым звучанием, что создаёт непередаваемый аромат, который альфа узнает из тысячи. Едва заметный, едва уловимый. Этого всё равно оказывается достаточно, чтобы погрузиться в отчётливые воспоминания о том, как прекрасно оказаться в ласковых объятиях его прелестного создания. До тех пор, пока хриплый баритон нахальным образом не вырывает альфу из блаженных грёз. — Каково Дьявола, Чон? Ох. Вот и всё. Пришло время прощаться со спокойствием, умиротворением и здоровыми нервными клетками, если таковые в его арсенале, конечно же, ещё есть. А ведь альфа только-только смог зацепиться за тонкую нить безразличия гложущего чувства отвращения к самому себе. — Совсем спятил? Изо рта его напарника вырывается второй вопрос за последние, кажется, пятнадцать секунд. Феноменально. Чонгук всегда поражался этому навыку кучерявой головы. — Ты, чёрт возьми, пакет с этими обрубками ещё бы к себе на колени положил! — раздаётся громкое со стороны пассажирского места с правой стороны. Ким Тэхён собственной персоной. Господь Всемогущий, дай ему сил. — Не ори. И закрой дверь. Холодно, — безразличным тоном чеканит Чонгук, так и не разомкнув глаз от бессилия. У него нет настроения остроумными фразами отвечать Киму, как бывает всегда, когда они делят одно пространство на двоих. Даже учитывая тот факт, что являются напарниками до неприличия много лет. Раздосадованный тем, что его уединение прервали, мужчина не без усилий разлепляет тяжёлые веки, отнимая платок от лица. Аккуратно сворачивает и убирает в нагрудный карман, перед этим удостоверившись, что не заляпал ткань кровью. Через открытую дверь продолжает проникать зябкий воздух, запуская в автомобиль новую порцию смрада, который морская сырость только усиливает. Он ведь едва отделался от присутствия зловония на слизистой носоглотки и мерзкой горечи на корне языка. Кима, кажется, этот букет ароматов нисколько не смущает. Альфа, очевидно, совершенно не торопится покидать это скверное место, что постепенно начинает раздражать. — Либо ты сейчас же садишься и мы едем. Либо ты тащишь свой тощий зад в машину Сокджина и я еду без тебя. Выбор за тобой. Десять секунд на размышление, — спокойно говорит брюнет, открывая портсигар, чтобы наконец закурить. Давит пальцем на кнопку стеклоподъёмника, вслух отсчитывая установленное количество времени. Язык пламени облизывает никотиновую дрянь. Чонгук крепко затягивается, ожидая, когда альфа соизволит принять решение, избавляя его от очередного приступа головной боли, которая обрушится на него, если в ближайшие две минуты они не сдвинутся с места. Краем глаза Чон замечает, как его несносный напарник упирает руки в карманы брюк, перед этим кинематографично расстегнув пуговицы на пальто и распахнув его полы. Продолжая стоять, он играючи проводит подошвой ботинка по гравию. Вот же срань! — Семь… Да чтоб тебя! Хоть раз нас ещё отправят вместе… — Чон всё же сдаётся, раздражённо протягивая руку к соседнему креслу, чтобы подхватить закрытый зип-лок пакет с находящимися внутри десятью отрубленными фалангами пальцев. Кровавые разводы стекают по стенкам пластикового пакета, когда брюнет одним движением отправляет его в бардачок. — Садись уже, паршивец, — ворчит альфа, глядя на то, как в чужих глазах пляшут озорные смешинки. Невыносимый. Неисправимый. Чонгук ненавидит это всем сердцем. Или отчаянно пытается делать вид, что ко всем его замашкам за столько лет так и не привык. — И что ты сделаешь, Джей Кей? — довольная физиономия Кима и его квадратная улыбка начинают маячить непозволительно близко, когда он наконец-то приземляет свою задницу в кресло, хлопая дверью Кадиллака. — Пожалуешься Господину Паку на это? Или, может, его чудесному сыночку, с которым крутишь роман в тайне, — открывает и закрывает пальцами кавычки, — от всех? — продолжает трепаться шатен, протягивая ладонь к лицу напарника, чтобы посмотреть на ущерб ранения. — Руки! — рявкает Чон, отклоняясь от чужих пальцев. Он предупреждает кудрявого не в первый раз. Лишь один человек имеет право к нему прикасаться, какой бы ни была ситуация. На крайний случай это может делать Юнги, когда есть необходимость залататься. Но у Кима и в поминках такой привилегии нет. — У тебя открытая рана, придурок! — рычит альфа в ответ, нервно выхватывая портсигар из чужой руки. — Хоть бы кусок тряпки приложил и залил антисептиком! Сзади аптечка валяется для таких уникумов, как ты! — на повышенном тоне говорит Ким, прикуривая сигарету. Знает же, что беседовать о мерах безопасности с таким человеком, как Чонгук, — пустая трата времени. Для него что ножевое, что огнестрельное — разницы нет. У него уже иммунитет. — Или хочешь получить нагоняй от Юнги? — спрашивает альфа, бросая гневный взгляд на брюнета. Если не он, так Мин точно сможет вправить ему мозги. Точнее, их остатки, которые не успели отбить. Если таковые в его черепной коробке, конечно же, ещё остались, в чём Тэхён очень сильно сомневается. — Хён же просил тебя быть осторожнее, — говорит шатен, обратно протягивая портсигар и зажигалку своему бестолковому напарнику. Чонгук зажмуривает глаза, с силой зажимая переносицу между указательным и большим пальцами, массируя болевую точку. Он чертовски устал, чтобы распыляться на бессмысленные перебранки, особенно с неугомонным Кимом. Делая ещё одну затяжку, он спрашивает хрипло: — Закончили? Забирая свои вещи, получает лаконичный ответ: — Закончили, — Тэхён приоткрывает окно со своей стороны, чтобы стряхнуть серый пепел. — Трогай, — тон его голоса сквозит пренебрежением. Не то чтобы альфу это задевает или вообще как-то волнует. Такова специфика их отношений. Как два подростка, честное слово. Чон бросает короткий взгляд на боковое зеркало, наблюдая за тем, как остальные парни рассаживаются по машинам. Сверкнув поворотниками, альфа трогается с места, периодически поглядывая за следующими за ним автомобилями. Ни о какой погоне и преследовании речи и быть не может. Они никого не оставили в живых. Чонгук даже не замечает, как делает это на автомате, желая удостовериться, что никто из парней из клана не подвержен опасности. Полупрозрачная туманная дымка оседает на окнах маленькими каплями росы — от набранной скорости они растекаются по стеклу причудливой развилкой. Стеклоочистители шаркают по лобовому время от времени, нарушая повисшую тишину. Ночная пелена постепенно рассеивается, из-за чего в салон проникает больше света. Однако небо по-прежнему стянуто тяжёлыми серыми тучами, а порывистый ветер гоняет по земле опавшие жёлтые листья, выставляя на обозрение мерзкую осень во всей красе. Паршивая погодка под стать паршивому настроению. — Мы в бар с парнями, — уже позабыв о перепалке, первым заводит разговор Ким, включая радио. Салон автомобиля заполняет какая-то старая джазовая песня, словам которой альфа беззастенчиво начинает подпевать. — Ты с нами? — скурив сигарету дотла, Тэхён избавляется от окурка и закрывает окно, переводя взгляд на водителя. — Как только Юнги меня подлатает, я возвращаюсь в Сеул, — безо всяких раздумий отвечает Чонгук, выдувая сизый дым последней затяжки. Мужчина прикладывает немалые усилия, чтобы не закатить глаза, прекрасно зная, что последует за этой репликой. Они друзья. Они напарники. Они вытягивали друг друга из цепких лап смерти много раз. Они идут плечом к плечу по криминальному пути, числясь в рядах клана и служа одному Господину много лет. Познакомившись ещё юнцами, они много чего повидали и испытали, вкушая все «прелести» мафиозного образа жизни. Но тем не менее их характеры, даже в силу того количества времени, что они провели вместе, ни на унцию не являются совместимыми. Проблема Кима, по критериям педантичного и скупого на эмоции Чонгука, заключается в: а) он болтливый и чересчур эмоциональный; б) он часто суёт нос не в свои дела; в) он особенно болтлив и чересчур эмоционален в те моменты, когда суёт нос не в свои дела. — Ну, конечно, Чонгук-и, — начинает ехидничать шатен, откидывая козырёк с зеркалом, чтобы собой полюбоваться, — как же ты можешь пропустить день рождения своей сладкой конфетки? — беззастенчиво интересуется Тэхён, пропуская мелкие кудри сквозь длинные пальцы. — Неужто в честь совершеннолетия дашь ему то, о чём он так отчаянно просит уже несколько лет? — Ким поигрывает своими густыми бровями, оборачиваясь в сторону брюнета. — Чимин-и будет очень расстроен, если его заносчивый альфа снова откажет ему в этой милости, — он проводит пальцем по своей щеке, театрально имитируя скатывающуюся слезинку. Господь Всемогущий. Вот за что ему всё это? Да, его душа грешна, а руки по локоть замараны в крови виновных и невинных, но… Вот так сразу впаять высшую меру наказания, воплощением которой является чёртов Ким Тэхён? Во веки веков он со своими грехами не расквитается, постоянно находясь в окружении такого напарника. — Иди к чёрту, Ким, — беззлобно бросает Чонгук, просто потому что у него не осталось ни моральных, ни физических сил, чтобы как-то бороться с остроумием кучерявой головы. — И прекращай трепаться с Чимином обо мне. Ничем хорошим это не закончится, — делает предупреждение Чон уже в тысячный раз, хоть и знает, что без толку. Проблема Кима номер два: он знаком с сыном их Господина, Пак Чимином, с раннего детства. Они настолько близки для альфы и омеги, что, Чонгук, только присоединившийся к клану около десяти лет назад, подумал, что их связывают родственные узы, потому что Господин Пак в то смутное время к своему сыну вообще никого не подпускал. Как оказалось позднее, клан Кимов и клан Паков очень дружны. Единственные наследники своих семей, они являются близкими друзьями и по сей день, несмотря на приличную разницу в возрасте и принадлежность к разным видам. Увы, у Чонгука такой привилегии нет. Его, озлобленного на весь мир и одержимого идеей мести отплатить убийцам своих родителей, однажды заметил Господин Пак и взял юношу на своё попечительство. Так он и попал в это место, полный решимости и благодарности своему Господину. — Я серьёзно, Чонгук, — говорит Тэхён, отстукивая пальцами ритм песни по подлокотнику. — Твоей детке нужен член. Желательно с узлом, — наконец умозаключает шатен. — Г-господи… — протяжно произносит Чонгук, не отводя глаз от дороги. Почему они вообще обсуждают это? Кем возомнил себя этот засранец? Экспертом в области отношений и секса? Смешно. — Не припомню я что-то тот момент, когда ты уверовал в Бога, — прыскает смехом Ким. — Или у тебя импотенция? Нам же только по двадцать девять, чувак! — альфа строит шокированную физиономию и лупит напарника кулаком по плечу. — Ты бы хоть к доктору обратился! Совсем не дело это! — раскатистый смех альфы заполняет салон автомобиля. Нахмуренные брови и невозмутимый взгляд брюнета веселят его только сильнее. Тэхён, конечно, знает, что с членом у Чона всё в порядке, просто решил немного позабавиться. Его одновременно и удивляет, и умиляет то, как за пару лет, что Чонгук и Чимин хоть и тайно, но вместе, альфа так и не набросился на него, обходясь слащавыми разговорами, мокрыми поцелуями и сном в обнимку. Бесчисленное количество подарков и обещаний идут в комплекте. Потому что, откровенно говоря, находясь рядом с этим омегой, сдерживать себя крайне, крайне затруднительно. У Чонгука, должно быть, стальная выдержка. Ну и яйца в том числе. — Клянусь, — спокойным ровным тоном говорит Чонгук, не обращая никакого внимания на приступ смеха кучерявого, — однажды придёт день, и я прострелю твою славную черепушку, Тэ. Помяни моё слово. Спустя двадцать минут езды по пригороду Пусана они оказываются у высоких массивных ворот дома в традиционном корейском стиле. Едва дорожка из автомобилей успевает выстроиться, как те раскрываются, запуская водителей внутрь. — К моему счастью и к твоему несчастью, — альфа подчёркивает вторую часть предложения самодовольным тоном, — Чимин-и тебе этого не позволит сделать. Так что можешь запугивать меня сколько угодно, Джей Кей, — с издёвкой в голосе отвечает шатен, выскакивая на улицу, как только Чонгук паркуется рядом с голым деревом сакуры. Ким оглядывается по сторонам, наблюдая, как парни постепенно выходят из своих машин. — Ах, да, — едва Чон успевает облегчённо выдохнуть, кучерявая макушка снова маячит в открытой двери, — не забудь это, — указывает пальцем на бардачок, во всех красках вспоминая, что находится внутри, — приложить к отчёту и предоставить на блюде Господину, — договаривая, он тормозит рядом проходящего Намджуна, который только-только вышел из авто Сокджина. Старший альфа салютует Чону, попутно протягивая Тэхёну открытый портсигар и зажигалку. — И молю, посади уже Минни на чёртов член! — говорит альфа и суёт в рот сигарету, прикуривая с блаженным видом. Оба Кима мягко посмеиваются, глядя на то, с каким хмурым выражением лица на них смотрит Чонгук. Чонгук, которому всё это порядком осточертело. Но разве он не сам виноват, по глупости влюбившись в единственного сына одного из самых влиятельных и опасных людей в мафиозном мире?❦
Приглушённый свет мягко обволакивает содержимое рабочего кабинета, в котором сейчас находится Чонгук, с интересом разглядывая корешки многочисленных книг из коллекции Господина. Массивные стеллажи из красного дерева пронизаны историческим антуражем разных эпох. Висящие на стенах картины и изделия из фарфора, которым несколько сотен лет, погружают в атмосферу музея. Мужчина уже сбился со счёта, в какой раз он в этом месте. Однако это и сейчас не мешает ему с любопытством разглядывать каждую деталь, словно он здесь впервые. — Ваш кофе, Чонгук-щи, — мягкий голос вырывает альфу из водоворота мыслей о прошлом. Из приоткрытой двери появляется служанка с подносом в руках. — Господин Пак спустится через пару минут, — мелодичный голос продолжает лепетать, но уже на расстоянии вытянутой руки. Молодая девушка-омега ставит поднос на стол, но Чон опережает служанку, цепляя пальцами чашку с блюдцем, чтобы та ненароком не обожглась. — Благодарю, — тут же говорит девушка, в смущении поджимая губы. Он всегда так делает, жалея её хрупкие руки. Чонгук никак не реагирует, настолько этот жест стал для него привычным и автоматизированным. — Уверены, что не хотите другой напиток? — интересуется служанка, подходя к противоположному краю стола. Поднимает короткий взгляд на мужчину, ожидая ответа. Альфа в отрицательном жесте крутит головой, безучастно наблюдая за тем, как она протирает стол перед тем, как поставить гранёный бокал, наполненный виски со льдом, предназначенный Господину. Закончив, девушка прижимает пустой поднос к груди, направляясь к двери. Знакомый запах, исходящий от омеги, который не в силах перебить даже стойкий аромат свежесваренного кофе, трогает чувствительное обоняние мужчины. Сердце в груди начинает биться быстрее. Волнение от предстоящей встречи подхлёстывает соскучившуюся и оголодавшую сущность волка. — Юми-а, — Чонгук тихо зовёт омегу по имени. Служанка тут же оборачивается, обращая взгляд на серьёзное выражение лица подопечного Господина. Этот мужчина всегда суров и непреклонен, несмотря на вежливость и тактичность. — Чимину ни слова, — говорит альфа, осведомлённый тем, насколько хороши её отношения с сыном Господина. Если бы Чонгук сейчас не сделал ей предупреждение, ноги непременно несли бы её к покоям другого омеги. Юной пташке не терпелось поделиться новой информацией, мужчина отчётливо чувствует это по взволнованным ноткам в её запахе. — Пожалуйста, — вежливо просит брюнет, замечая на молодом девичьем лице тень смятения. — Это правда важно, — продолжает убеждать омегу, зная, насколько прислуга любит разносить сплетни. — Как пожелаете, Чонгук-щи, — склонив голову на короткий миг в знак почтения, служанка бесшумно выходит из кабинета, оставляя альфу в одиночестве дожидаться Господина. Клубящийся пар над чашкой маячит перед глазами, когда Чон возвращает взгляд перед собой. Тонкие, едва уловимые ноты родного запаха продолжают витать в воздухе, беспощадно волнуя взбудораженное сердце альфы. Навязчивая мысль сорваться с места и направиться в противоположное крыло огромного особняка четы Пак заполняет черепную коробку. Он, обладающий терпеливым нравом и удивительной выносливостью, прикладывает немалые усилия, чтобы вытряхнуть эту заевшую, словно пластинка, мысль из головы. Хотя бы на время встречи с Господином. С Чимином они не виделись всего несколько дней, пока он был с парнями в Пусане, но, когда нахождение рядом превращается в острую необходимость, даже эти жалкие несколько дней кажутся варварской пыткой. Чонгук зависимый, безо всякого преувеличения. Терпкий кофейный привкус оседает на корне языка, когда альфа делает глоток в надежде на то, что это поможет унять его беспокойный разум. Не успевает он поставить чашку с блюдцем обратно на стол, как со стороны двери раздаётся: — Здравствуй, Чонгук. Альфа тут же приподнимается с кресла, чтобы поклониться, но мужчина, проходя к своему рабочему месту, говорит мягким тоном: — Оставь. Господин Пак садится в своё кресло, предварительно расстегнув пуговицы пиджака. Поправляя на переносице изящную оправу очков, мужчина тянется к папке с отчётом, который подготовил его подопечный. Никакой лишней болтовни, всё строго по делу. Благодать для неразговорчивого Чонгука. Старший альфа медитативно потягивает свой виски, внимательно просматривая каждую страницу. Ладони брюнета непроизвольно потеют. Он непрерывно корпел над отчётом целые сутки, как только вернулся в Сеул. Альфа уверен в своих навыках на двести процентов, но это не исключает присутствия волнения в его груди во время встреч с боссом. К тому же причина для волнения всё же была, хоть и косвенно относилась к качеству выполненного поручения. — Потрясающе, — подводит итог мужчина, когда проходится взглядом по последней странице. — В общем-то, как и всегда, — он закрывает папку, переводя взор на собеседника. Альфа тянется к нагрудному карману пиджака, вынимая из него портсигар. Раскрывая металлический корпус, он протягивает тот в сторону подопечного. Чонгук принимает сигарету, укладывая меж губ. Прикурив предложенной зажигалкой и крепко затянувшись, Чонгук тянет руку вниз, подхватывая с пола термопакет, чтобы передать тот Господину. — Ох, а вот и сувенир, — с весёлой улыбкой говорит старший альфа, принимая из рук подопечного наглядное подтверждение. — Отлично впишутся в мою коллекцию, — мужчина заглядывает внутрь пакета, недолго рассматривая отрубленные фаланги пальцев обидчика. — Ты молодец, Чонгук, — сердечно хвалит Господин, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. Губы Чона расплываются в натянутой улыбке. Если раньше похвала его прельщала и он старался изо всех сил, чтобы заполучить внимание своего Господина, то сейчас это стало обыденностью. Давно сменились приоритеты. Всепоглощающая ненависть и безудержный гнев превратились в более возвышенное чувство, которому удалось растопить бескрайные ледяные просторы. Расправа и насилие перестали приносить удовольствие, жажда крови поутихла вместе с убийством тех, кто посмел отнять его близких. Однако клеймо убийцы теперь преследует его по пятам, куда бы он ни пошёл, где бы ни засветился. Как бы он ни хотел, из этой сферы деятельности так просто не выбраться. А список тех, кого он отправил на тот свет, не стереть. Он по гроб жизни обязан человеку, который сидит перед ним. Значит это только то, что вариться в этом котле он будет ровно до тех пор, пока сам не окажется в могиле. — Благодарю, Господин, — вежливо отвечает брюнет, делая глоток из чашки. — Довольно быстро справился в этот раз. Через стеклянную призму очков взгляд тёмных глаз Господина сканирует его с такой точностью и детальностью, что концентрация волнения в груди альфы распространяется теперь по всему телу, как наркотик по венам. Его подловили, словно глупого зверька в силки. На выполнение поручения по установленному регламенту отводится от пяти дней до двух недель. Вместе с перелётами и переездами, если того требуют обстоятельства, зачисткой улик и написанием отчёта. Чонгук уложился в трое суток. — Не по тому ли это, что сегодня день рождения моего сына? — интересуется старший альфа, облокачиваясь на спинку кресла. Тон его голоса не сквозит поддразниванием или ехидством. Поза не выражает превосходства или надменности. Чонгук должен быть благодарен за это, потому что, по правде говоря, он не ожидал, что его раскусят так быстро. — Верно, Господин, — без колебаний отвечает Чон, наблюдая за реакцией собеседника. Нет ни страха, ни сомнений. Рано или поздно он должен был это сделать. Прежде чем продолжить, он делает крепкую затяжку, наслаждаясь качеством премиального табака: — Ваш сын… — голос его ровен и твёрд, несмотря на щекочущее нервы чувство волнения, — очень важен для меня, — альфа делает короткую паузу, чтобы затянуться снова. — Вы сами знаете, Господин, я не задумываясь лишу ради него жизни любого, кто посмеет навредить ему, и сам её лишусь, умерев за него. — Это так, — подтверждает альфа, слегка покачивая головой в знак согласия. Он делает нерасторопный глоток своего напитка, не отводя глаз от подчинённого. — Но не только потому что так был обучен, — в горле совсем не вовремя пересыхает, из-за чего голос становится тише, — не только потому что являюсь его сторожевым псом… Непроизвольно чужой образ всплывает в мыслях, вынуждая альфу застопориться. Нежный взгляд карамельных глаз и мягкая улыбка на пухлых губах маячат на периферии сознания отчётливым воспоминанием. Невесомые прикосновения, словно хрупкие крылья бабочки, покрывают уродливую роспись шрамов на его теле — без отвращения и брезгливости. Чонгук прикрывает глаза, ощущая, как подрагивают ресницы. Ангельский образ под створками век превращается в явь. Звонкий переливчатый смех проигрывается в голове, словно любимая пластинка. Медово-липовый аромат проникает в дыхательные пути, стоит альфе начать жадно хватать ртом воздух, лишь бы впитать в себя больше, увековечив внутри грудной клетки. — Разве тебе не страшно? — хриплым голосом спрашивает брюнет, с упоением проводя носом по изящной шее юноши. Вдыхает шумно, стоит достичь точки пульса, где концентрация феромонов ощущается острее всего. Пристанище для изнеможённого странника, кем и является Чонгук. — Если ты видишь в себе монстра, это не значит, что и остальные видят его в тебе… — хрупкие ладони проводят по напряжённым плечам и шее с такой лаской и нежностью, что сущность взрослого, раненного обстоятельствами и болезненным опытом волка постепенно обретает очертания поскуливающего от радости щенка. — Для одних — каратель, для других — спаситель, — шёпот омеги, словно шёлковая вуаль, окутывает альфу в чувство спокойствия и умиротворения, выдворяя гнетущие мысли из черепной коробки. Маска кровожадного зверя расходится по швам, а руки, омытые кровью, внезапно становятся чистыми, стоит мягким губам оставить россыпь поцелуев от Адамова яблока до линии челюсти. — А для тебя?.. Кто из них я для тебя? — мужчина ощущает, как дрожит собственный голос, когда он решается задать гложущий его вопрос. Из-под опущенных ресниц альфа наблюдает за тем, как полные губы трогает лукавая улыбка, а по округлым щекам омеги растекается персиковый румянец. Миниатюрные пальцы прокладывают путь от родинки к родинке, от шрама к шраму. Тягучий взгляд карамельных глаз мажет по росчерку проделанных линий, пока не натыкается на глубокие чёрные бездны. — Любовь слепа, — сладчайший голос обжигает раковину уха. Юноша беззастенчиво оплетает тонкими руками крепкую шею своего мужчины; утыкается носом в точёную скулу, ненасытно втягивая терпкую смесь из кедра, табака и виски. — Я вижу только то, что хочу видеть, — плюшевые губы робко касаются уголка Чонгукова рта, — и это то, что останется неизменным, — произносит едва слышно, прежде чем утянуть в жадный поцелуй. — Чонгук? — мужской голос возвращает альфу в реальность. Ему требуется несколько долгих секунд, чтобы вспомнить, где он находится. Понурый взгляд натыкается на красную древесину стола; медленно скользит выше, обнаруживая обеспокоенно глядящего на него Господина. — Я думаю, на этом мы закончим встречу. Тебе стоит хорошенько отдохнуть, Чонгук, — говорит старший альфа, наблюдая за тем, как выражение лица подопечного буквально пронизано усталостью и бессилием. — Наверняка не спал несколько суток, — продолжает мужчина, прекрасно осведомлённый этой проблемой младшего альфы. — Можешь идти, мой сын будет рад видеть тебя, — серьёзный тон тут же сменяется на более мягкий и трепетный, стоит ему заговорить о своём наследнике. Губы брюнета трогает невесомая улыбка. От этого человека ничего не скрыть, каким бы ни был Чонгук конспиратором. Сердце в груди начинает колотиться как оголтелое. Он обязан сидящему перед ним человеку всем, что у него сейчас есть. А есть у него немало: баснословные суммы на банковских счетах, высокий статус и небезызвестное имя в мафиозном мире; материальные блага, которые десять лет назад ему представлялись разве что во снах, в виде пентхауса в самом сердце Сеула, дорогой марки автомобиля, брендовых шмоток и техники. И всё это по милосердию Господина, который в буйном и агрессивном парнишке разглядел потенциал, мощь и силу, решив направить его гнев в верное русло. И чем отплатил Чонгук? Отхватил самый лакомый кусок? Позарился на самое ценное и дорогое сердцу? Как мило и благородно. Господин Пак в своём сыне души не чает, всеми правдами и неправдами старается уберечь от того, чем живёт и руководит. А его подчинённый столь нахальным и бесцеремонным образом решил, что имеет право присвоить омегу себе. На каком основании? — Сегодня его совершеннолетие. Я дал одно обещание, которое должен исполнить. Если Вы позволите, Господин, я бы хотел провести с ним все выходные. Мужчина расплывается в добродушной улыбке, впечатывая остатки скуренной сигареты в дно пепельницы. — Ах, Чонгук-щи, я всё гадал, сколько тебе потребуется времени… — альфа делает глоток из бокала с таким будничным видом, будто даёт новое поручение. — Вы двое слишком очевидны, — уточняет мужчина. — Ты один из немногих, кому я действительно доверяю. Если мой сын счастлив рядом с тобой, почему я должен отвергать его выбор? — задаётся вопросом Господин. Тугой узел из беспокойства и волнения, который стягивал внутренности, за считанные секунды ослабевает, позволяя выдохнуть с облегчением. — Вы слишком добры ко мне, — озвучивает мысль, которая бесперебойно крутится у него на уме. Двойственность чувств разрывает сердцевину грудной клетки. — Отнюдь, — отмахивается старший альфа, — если бы я действительно был добр, как ты считаешь, стал бы я делать из тебя того, кем ты являешься? — голос его отдалённо сквозит сожалением и печалью, что не может не удивить. Это правда. Но, как известно, у медали две стороны. — Значит, таков мой путь, — коротко отвечает Чонгук, уже давно переставший терзаться по вопросу своего предназначения в этой жизни. — Ничто не случайно, — альфа, стряхнув серый пепел в пустую чашку, делает последнюю затяжку, — и моя встреча с Вами — в том числе. Господин улыбается краешком губ, в который раз поражаясь силе духа этого молодого мужчины. Чонгук напоминает ему самого себя в молодости. Наверное, поэтому он так благосклонен к нему, прекрасно понимая, каково это — быть причиной хаоса в собственной голове; вести бесконечную войну с мыслью о том, что для многих являешься кровожадным монстром. — Иди. Исполни обещание, которое дал моему сыну.❦
Приглушённая музыка и мягкий свет в просторной ванной комнате окутывают стоящего в дверях альфу трепетным теплом. Болезненный спазм в грудной клетке ослабевает, стоит ему вдохнуть родной запах, расщепляя тот до мельчайших частиц. Продолжая бесшумно наблюдать за ничего не подозревающим омегой, он облокачивается на дверной проём, скрещивая руки на груди, чувствуя, как ткань рубашки начинает прилипать к коже от высокой температуры в помещении. Нагревшийся воздух напитан влагой и ненавязчивой сладостью пышной пены, которая покрывает практически всё тело юноши. Небольшие ладони покоятся на бортиках по обеим сторонам, миниатюрные пальцы отстукивают ритм песни, пока мелодичный голос подпевает словам. Ступни, едва доставая, упираются в дальний бортик так, что на поверхности воды показываются только милые пальчики. Тонкая шея умещена на свёрток небольшого полотенца, поэтому волосы нежно-розового оттенка остаются сухими, пока макушка продолжает вилять из стороны в сторону в такт песни. Чонгук не может сдвинуться с места, застыв как изваяние. Грудную клетку распирает от переизбытка ощущений. Смесь волнительного предвкушения и повального истощения вынуждает мужчину медлить. Он прикрывает уставшие веки, ощущая небольшой дискомфорт от наложенных швов, чтобы перевести дух и собраться с силами. Он уже здесь. Больше ничто не имеет смысла. Проблемы, работа, заботы — всё это должно остаться за порогом этой двери. Судорожно выдохнув, альфа отталкивается от дверного проёма, мягкой поступью ступая к источнику своей жизнеспособности. Подходя ближе, он расстёгивает запонки на манжетах, убирая те в карман брюк. Аккуратно присаживаясь на бортик ванной по левую сторону, Чонгук подкатывает рукава рубашки до сгиба локтей, продолжая неотрывно наблюдать за безмятежным выражением на румяном лице. Он и не припомнит даже, чтобы ему когда-либо удавалось встречать настолько красивых омег, да и людей в целом. И красота эта природная, естественная, лишь слегка подчёркнутая грамотным способом. От этого факта ещё сильнее захватывает дух. Зацепившись ладонями за бортики, мужчина склоняется ниже, продолжая всё делать бесшумно, чтобы ненароком не испугать. Любовно разглядывая персиковый румянец на щеках, россыпь бледных веснушек на переносице кнопочного носа и мягкий контур полных губ, альфа нежно обдувает прохладным воздухом кисточки длинных ресниц, которые сразу же начинают трепетать, словно тонкие ветви деревьев на ветру. Пальцы мгновенно перестают отбивать ритм песни, светло-розовая макушка застывает в одном неподвижном положении. Чонгук проделывает действие снова, подтверждая догадки юноши. — Ты вернулся… — голос Чимина практически беззвучен. Как будто он не до конца уверен, что всё это может происходить на самом деле. Чон мягко посмеивается, наблюдая за тем, как тонкие брови надламываются, когда до слуха омеги доносится бархатный звук смеющегося альфы. — Ты правда вернулся, — снова вторит юноша, неуверенно разлепляя веки. Глаза цвета сливочной карамели начинают сиять, губы трогает счастливая улыбка. Плеск воды кажется непозволительно громким в столь интимной обстановке, когда Чимин тянется к нему навстречу. — Боже, Чонгук-и, ты правда вернулся! — восклицает юноша, окольцовывая шею любимого мужчины. Зарывается носом в открытый участок на крепкой шее, жадно втягивая родной запах с бронзовой кожи. — Да, детка, я здесь, — коротко отвечает альфа, позволяя делать мальчишке всё что вздумается. В неге прикрывает веки, наслаждаясь близостью объятия, мягкостью и теплотой нежной кожи. Ощущая, как миниатюрные пальцы зарываются в его загривок, мужчина оставляет на нежно-розовом виске целомудренный поцелуй. Его ангел так соскучился. — Как же я мог пропустить такое важное событие, м? — спрашивает альфа, любовно проводя носом по раковине небольшого ушка. Чувствует, как омега улыбается, продолжая застенчиво прятаться в сгибе его шеи. — Не такое уж и важное, — спустя несколько секунд молчания отвечает юноша, задевая губами участок оголённой кожи прямо у точки пульса. Землисто-древесный аромат кедра окутывает теплом и спокойствием разнеженное тело омеги, что вынуждает его тихо заурчать. Альфа тихо посмеивается, стоит ему заслышать этот прелестный звук. — Лукавишь, Минни, — говорит Чонгук, зная, насколько важен для Чимина этот день. В частности, зная реальную причину, почему этот день так важен для юного омеги. Чимин решает проигнорировать эту реплику, лишь бы не зардеться сильнее. Нехотя отстраняется от крепкой шеи, укладывая ладони на точёные скулы мужчины. Тут же замечает небольшой шрам, затянутый свежими швами. Взгляд его моментально тускнеет. — Всё хорошо, детка, — решает сразу пресечь беспокойство омеги, — ничего серьёзного, — вкрадчивым голосом говорит брюнет, окольцовывая тонкое запястье своей рукой, чтобы поднести миниатюрную ладонь к своим губам. Ластится к милым пальцам, как щенок, продолжая глядеть из-под опущенных ресниц на нежнейшее создание перед собой. — Тебе не о чем волноваться, — хрипло произносит Чонгук, наблюдая за тем, как Чимин непроизвольно дует губы, — правда, — уверяет мужчина, оставляя поцелуй в центре раскрытой ладони. — Ты сменил цвет волос? — спрашивает альфа, разглядывая воздушные пряди тёплого розового оттенка. Помогает переключить внимание. — Д-да, — тихо отвечает юноша, легонько проводя подушечкой указательного пальца под ранением на красивом лице альфы. — Захотелось чего-то… — он задумчиво закусывает нижнюю губу, скользя взглядом от тёмных глаз к своей ладони, которую Чонгук до сих пор продолжает держать у своего рта, — нежного?.. Губы альфы трогает игривая усмешка. Сердце в Чиминовой груди из-за этого начинает трепыхаться, словно пташка, угодившая в клетку. — Нежного, значит?.. — мужчина заводит руку омеги за свой затылок, чтобы оказаться ближе. Взгляд тёмных глубоких глаз беззастенчиво скользит по юному лицу, не находя в себе сил оторваться от созерцания самого прелестного создания на планете. Опираясь одной рукой о бортик позади розововолосой макушки, вторую ладонь альфа опускает в воду, сразу же находя искомое: острые коленки разъезжаются в стороны, стоит мужчине едва дотронуться до них. — А-ах… — срывается с полных влажных губ, когда Чонгук ведёт костяшками пальцев выше, по чувствительной коже бедра. — Д-да… — отвечает на вопрос спустя, кажется, бесконечное количество времени. Воздух становится непозволительно горячим, он обжигает лёгкие, когда мужчина прикусывает нежную кожу на подбородке, мучая и терзая нетерпеливую и жадную до ласк натуру омеги. — Пожалуйста… — просит осипшим голосом, сильнее цепляясь за крепкую шею своего мужчины. Ему отчаянно хочется потянуть его мускулистое тело на себя, прямо так, в одежде, лишь бы оказаться ближе, теснее. Но Чон Чонгук — чёртов джентльмен. С самого первого дня их знакомства. Молодое тело требует близости, но всё это время, что они вместе, альфа настаивал дождаться совершеннолетия юноши. Оберегая чистую и ни в чём не повинную душу, Чонгук стоически и терпеливо ждал. Отсрочил время, искренне рассчитывая на то, что чувства поутихнут, а омега одумается. Но его милый ангел остался непреклонен. Чувства, словно необъятное пламя, разгорелись только сильнее, растопив бескрайние льды в сердце альфы. — Хочу украсть тебя на все выходные, — бархатный голос мужчины пронизан лёгкой хрипотцой, что вызывает у Чимина головокружение. Губы альфы осыпают тонкую шею влажными поцелуями, зубы слегка прикусывают сладковатую кожу, вырывая из груди мальчишки мяукающие звуки. Узловатые пальцы, сокрытые под слоем воздушной пены, любовно перебирают пышное бедро. — Позволишь? — спрашивает Чонгук, снова поднимаясь на уровень лица омеги, чтобы взглянуть на расплавленную тягучую карамель на дне его глаз. Внутренности обдаёт жаром. То, с каким упоением и доверием его ангел смотрит на него, вынуждает альфу молниеносно терять рассудок. — Да, — едва слышно отвечает Чимин, жарко дыша в приоткрытые губы мужчины. Мягко цепляет миниатюрными пальцами точёный подбородок, приближая их лица так, чтобы кончики носов соприкасались. — Позволю тебе всё, что захочешь, альфа, — слова утопают в коротком расстоянии между их телами, оседая пылающим пламенем на бронзовой коже Чонгука, — всё, что попросишь… — продолжает томно шептать юноша, ожидая, когда верный своему хозяину, покорный волк наконец сорвётся с цепи. Жадность. Голод. Вожделение. Похоть. Всё это разом обрушивается на изнеможённые тело и разум альфы. Более ничего не существует. Есть только Чимин. Чимин, Чимин, Чимин. Даже имя у него ангельское. Тает на языке, словно сливочный мусс, вынуждая вкусовые рецепторы трепетать от восторга. — Признайся, детка, — хрипит альфа, легко прикусывая нижнюю губу омеги и оттягивая её на себя, — ты намеренно проворачиваешь все эти вещи? Намеренно искушаешь меня? — интересуется мужчина с абсолютно непроницаемым видом, прекращая терзать плоть, чтобы перейти к более смелым действиям, потакая прихоти мальчишки. Маленькая ладонь соскальзывает по влажной от испарины шеи альфы. Пальцы цепляются за пуговицу, которая скрепляет полы рубашки, как за опору. Влажный взгляд карамельных глаз бесстыдно мажет по лицу брюнета. Чимину даже отвечать не нужно, он в руках альфы словно раскрытая книга. Мяукающий звук непроизвольно срывается с губ омеги, когда Чонгук надрывает последнюю нить здравого смысла и наконец, наконец целует его. Длинные пальцы под водой скользят выше, сжимая бок, чтобы притянуть мальчишку ближе. Поцелуй изначально не складывается ни трепетным, ни нежным, потому что жадность Чимина никогда не имела границ. Особенно когда дело касается его альфы. Мокрый и глубокий, грязный и разнузданный — это становится тем, что из раза в раз вынуждает Чона усомниться в его ангельской невинности. Где угодно и с кем угодно, но только не при Чонгуке; не с Чонгуком. От ангельского там остаётся разве что внешность, всё остальное — замашки дерзкого дьяволёнка. Выдержке Чонгука действительно стоит позавидовать, потому что любой другой бы сдался на первой же секунде, не нашедший в себе сил устоять перед шармом и обаянием этой сладкой конфетки. Пряность медового аромата так хорошо сливается со свежестью кедра, что сочетание этих запахов одурманивает пуще алкоголя и наркотических веществ вместе взятых. Чонгук, склонный к зависимостям, имеет большие проблемы с тем, чтобы остановиться, когда происходит то, что происходит сейчас. — Котёнок, — у альфы едва получается шевелить губами, когда Чимин всё продолжает и продолжает измываться над ним, над его сущностью волка, подставляя свою оголённую и такую уязвимую часть тела, как шея. Он чувствует, как под тонкой, белоснежней кожей, пульсирует вена, прямо под запаховой железой. Раскрасневшиеся и распухшие от несдержанного поцелуя губы маячат прямо перед глазами оголодавшего альфы, призывая все шестерёнки в беспрерывно работающем мозгу застопориться. — Совсем скоро… — бормочет брюнет, утыкаясь носом в округлую щёку омеги, — не сейчас, но совсем скоро, — уже более сфокусированным взглядом проходится по лицу юноши, который отчаянно пытается отдышаться, смотря на своего альфу с нескрываемым желанием. То, как он дует губы в наигранной обиде, вынуждает его сердце трепетать. Такой нуждающийся малыш. Альфа непременно даст ему всё, что тот потребует. Исполнит любую прихоть и каприз. — Можешь не торопиться со сборами. Я подожду столько, сколько потребуется, — тихим голосом говорит альфа, оставляя поцелуй на остром плече. До его слуха доносится разочарованный вздох, когда он вынимает руку из-под толщи тёплой воды и плотного слоя пены, оставляя на обнажённом участке кожи лишь призрачное напоминание в виде едва заметных белых следов. Омега тянется ладонью к бортику за своей шеей, вытягивая из-под неё маленькое полотенце, чтобы просушить им покрытую мелкими каплями руку мужчины. Чернильная вязь татуировок покрывает весь периметр от запястья до сгиба локтя, уходя за манжету подкатанного рукава белой в мелкую голубую полоску рубашки. Светлый оттенок так хорошо контрастирует с бронзовой кожей, что Чимину приходится прикладывать усилия, чтобы снова не наброситься на своего альфу. — Обычно ты не носишь светлые вещи, — проговаривает вслух омега, разглядывая стойку воротничка, которая выполнена в изысканном стиле. — Мне нравится, как она смотрится на тебе, — лепечет юноша, касаясь кончиками пальцев верхнего ряда пуговиц. — Но мне было бы интересно увидеть, как она смотрится на моём теле. Вот и что прикажете делать? Чимину ничего не стоит довести его до помутнения рассудка. — Обещаю, детка, — мужчина вновь склоняется над омегой, цепляя пальцами его подбородок и заглядывая в глаза, — мы проверим вместе уже этой ночью, — альфа оставляет на плюшевых губах короткий поцелуй, страшась вновь попасть в ловушку. — Я кое-что оставил на твоей кровати, — Чонгук проводит пальцами по воздушным локонам, отмечая, как омеге к лицу новый цвет, — надеюсь, тебе понравится, — загадочным тоном произносит альфа, наблюдая, как брови юноши надламываются, когда Чонгук не уточняет, какой именно его ожидает сюрприз. Чимин промаргивается несколько раз, наблюдая за тем, как лопаются пузырьки пахучей пены по поверхности воды. Тень от ресниц красиво играет на пунцовой коже, вынуждая альфу зависнуть. Мерную тишину, внезапно возникшую между ними, нарушает лишь поток меланхоличной песни. — Только не уходи, ладно? — тихо спрашивает юноша, вновь цепляясь за шею альфы, как за спасательный круг. Мужчина хмурит брови, едва заслышав этот вопрос. — Что? Откуда такие мысли? — Чонгук обхватывает ладонями лицо омеги, вынуждая поднять слезливый взгляд на своё лицо. — Я никуда не уйду, Чимин, — отвечает мужчина со всей серьёзностью, развеивая все сомнения в голове. — Я говорил с твоим отцом. Всё в порядке. Мы в порядке, — альфа приникает своим лбом ко лбу юноши, наблюдая за тем, как подрагивают его длинные ресницы, отбрасывая витиеватую тень на румяную кожу. — Хорошо. Мне нужно не так много времени, — отвечает Чимин спустя несколько секунд молчания. Он упивается тем, как альфа оставляет россыпь поцелуев на его лице, прежде чем отпрянуть от него и скрыться за дверью ванной комнаты.❦
Когда Чимин заканчивает принимать ванну, его кожа приобретает оттенок спелого персика в разгар сезона. Голова слегка кружится от перепадов температуры, когда он пересекает порог спальной комнаты. Свежий прохладный воздух проникает под шёлковую ткань халата, оседая на распаренной румяной коже колкими мурашками. Кедровый аромат его альфы наполняет всё пространство спальни и смежной с ней комнаты, где мужчина сейчас и находится. Омега намеренно не стал заглядывать в неё, зная, что не смог бы устоять и не подойти ближе. Всё, что ему остаётся сделать — одеться и накраситься. Мурлыча под нос слова какой-то песни, он походит к изножью постели, рассматривая её содержимое: на ней пара коробок, аккуратно сложенных друг на друга. Чонгук был бы не Чонгуком, если бы не надарил ему кучу подарков ещё до начала самого празднования. Как и его отец, собственно. Когда любопытство всё же берёт верх, юноша садится в центр кровати, подгибая под себя ноги, чтобы аккуратно распаковать все коробки. В них оказывается всё, что Чимин хочет надеть прямо сейчас. Ему до безумия нравится стиль Чонгука: строгий и лаконичный; сдержанный и изысканный. Даже несмотря на то что стиль Чимина довольно сильно отличается от стиля альфы, юноше доставляет непомерное удовольствие одеваться в то, что выбирает для него Чонгук. Это всегда оказывается тем, что отлично вписывается в его гардероб. На этот раз выбор альфы пал на блузку из шёлка красивого оттенка слоновой кости. Свободные рукава-фонарики на запястьях отделаны узкими манжетами, которые украшают несколько декоративных пуговиц. Такие же пуговицы находятся на стойке воротника с задней стороны шеи. Несмотря на то что передняя часть полностью закрывает участок в области грудной клетки, блузка всё равно не кажется слишком строгой и официальной. Потому что прямо под стойкой воротника с задней стороны находится вырез в виде сердца, открывая вид на впалую линию позвоночника и острые лопатки. Вырез доходит ровно до середины спины, поэтому он не кажется вульгарным. Тонкое кружево обрамляет очертания сердца, что делает вещь ещё более привлекательной в глазах Чимина. Альфа так хорошо знает его предпочтения, даже в тех же тканях, ведь шёлк и кружево одни из его любимых, и от этого в груди разливается тепло. Столько мелких деталей, на которые многие даже не обращают внимания, Чонгук подмечает всегда. Приталенные почти строгие брюки антрацитового оттенка не только идеально садятся на упругие мышцы бёдер омеги, но и превосходно сочетаются с верхом. Чонгук продумал образ до мельчайших деталей. Не только одежда, но и обувь, и аксессуары. Просовывая ступни в наполированные до блеска ботинки челси, юноша ближе подходит к зеркалу, осматривая себя с разных ракурсов. За туалетным столиком он не проводит много времени, лишь добавляет немного румян на щёки и слегка проходится аппликатором декоративного блеска по губам. Локоны сохранили свой первостепенный вид, поэтому Чимин лишь проходится по ним пальцами, поправляя пряди в нужное направление. Предвкушение разъедает его, несмотря на то что он прилагает непомерные усилия, чтобы не показывать этого. Всё, о чём он может думать, что заслоняет собой все абсолютно неважные и ненужные вещи — это альфа, находящийся за стеной этой комнаты, ждущий его, как верный и преданный своему хозяину пёс. Ничто больше не имеет значения. Только этот мужчина, ворвавшийся в жизнь омеги, словно головокружительный вихрь. Когда Чимин заканчивает сборы, складывая в маленькую сумочку самое необходимое, пробивает полночь. Клокочущее в сердцевине грудной клетки волнение переливается через края, стоит ему в последний раз бросить короткий взгляд в зеркало, прежде чем он переступит черту. Он доверяет ему. И он влюблён в него так сильно, что порой становится трудно дышать. Выглядывая из-за угла, омега подсматривает за тем, что делает его альфа. Сидя в кресле у журнального столика, мужчина держит в руках книгу, сосредоточенный и абстрагированный от внешнего мира. Вязкий тягучий взгляд скользит по точёному профилю мужчины: смоляные волосы зачёсаны назад, открывая красивый лоб; густые брови слегка нахмурены, из-за чего между ними пролегает небольшая морщинка, которую Чимин всегда разглаживает подушечкой пальца; длинные кисточки тёмных ресниц слегка опущены вниз; линия скульптурного носа плавно переходит к губам с отчётливым луком Купидона; широкие плечи расслаблены; грудная клетка вздымается мерно и плавно. Невероятная красота этого альфы пробуждает в Чимине какие-то животные инстинкты. Волчья сущность так и рвётся заклеймить его, навсегда присвоить себе, показав всем, что этот альфа принадлежит только ему и никому кроме. Языки пламени и треск древесины в камине погружают альфу в умиротворённое состояние. Кружащий в воздухе липово-медовый аромат трогает чувствительное обоняние, вынуждая оторваться от столь увлекательного занятия, как чтение. Его детка здесь. Прямо за его спиной. — Я знаю, что ты подсматриваешь, — хриплый голос брюнета разрывает убаюкивающую тишину, заставляя Чимина вздрогнуть. — Иди ко мне, — альфа заводит руку за спинку кресла, протягивая ладонь в сторону юноши. Чимин ступает, словно лань, настолько бесшумно, что Чонгук даже шагов не слышит. Откладывая книгу в сторону, он поднимает взгляд, когда миниатюрная ладонь ложится в его. В горле застывает вздох. Чонгук в Бога не верит, но, он поклясться готов, прямо сейчас перед ним предстаёт небесное создание. — Привет, — тихо говорит юноша, когда альфа аккуратно тянет его на себя, чтобы посадить себе на колени. Тонкие руки тут же окольцовывают крепкую шею мужчины. — Привет, — отвечает брюнет, обвивая тонкую талию и прижимая ближе к себе. Кнопочный нос тычется ему в висок, милые пальцы ложатся на открытый участок в области ключичной кости. — Нравится? — интересуется альфа, скользя взглядом по образу, который он подобрал. Кончики пальцев находят вырез на спине, оглаживают кружево, а затем забираются под него, любовно проводя по мягкой коже. — Д-да… — с заминкой отвечает омега, наслаждаясь прикосновениями. Он своевольно цепляет подбородок альфы, приближая их губы, и заглядывает в тёмные глаза. В них, таких глубоких и манящих своей беспросветной чернотой, плещется безграничное восхищение и обожание. — Я добавил от себя пару деталей, — едва ли слышно шепчет омега, намеренно задевая губами бронзовую кожу, пышущую жаром, — но о них ты узнаешь позже, — юноша чувствует, как пальцы альфы сильнее стискивают его талию. — Маленький провокатор, — хрипит мужчина, отчётливо представляя, о деталях какого характера идёт речь. — С твоим совершеннолетием, детка, — тихо произносит поздравление Чонгук, оставляя на округлой щеке, покрытой замечательным румянцем, нежный поцелуй. Смущённая улыбка трогает полные губы юноши, когда мужчина всё продолжает и продолжает осыпать трепетными поцелуями его лицо. — Готов? — спрашивает альфа, касаясь носом раковины уха, из-за чего короткая цепочка на серёжке начинает покачиваться из стороны в сторону. — Да, — без промедления отвечает Чимин, проводя ладонью по задней стороне шеи мужчины, когда Чонгук подхватывает его под коленями в стиле невесты, поднимаясь с кресла. — Так и будешь меня нести? — тихо посмеивается омега, когда они практически доходят до двери, а альфа так и продолжает держать его на руках с такой лёгкостью, будто Чимин и вовсе ничего не весит. — М-м… — мычит мужчина куда-то в сгиб его шеи. — Планирую это делать до конца своей никчёмной жизни. Ты против, ангел? — спрашивает Чон, проглатывая смешок. Он останавливается в дверном проёме, аккуратно опуская свою ношу на пол. Чимин, отклоняясь назад, упирается лопатками в деревянную поверхность, поправляя ворот рубашки мужчины. Приглушённый свет красиво обрамляет острые черты его лица. Даже наложенные швы на полученной ране не смеют испортить весь шарм и красоту этого мужчины. — Твоя жизнь не никчёмная, — тихо произносит юноша, касаясь подушечками пальцев его щеки. Чимин прекрасно знает, что терзает душу альфы и насколько ему тяжело изо дня в день нести это бремя. Ему отчаянно хочется излечить его раненное сердце, в которое альфа слишком долго никого не впускал. Губы мужчины трогает тоскливая улыбка. Как ему могло так повезти? За какие заслуги Бог смиловался над ним, послав в его жизнь этого ангела-хранителя? — Конечно. Потому что в ней присутствуешь ты, — альфа склоняется над хрупким телом, чтобы заключить в свои объятия. Сердце мужчины делает кульбит, когда омега жмётся к нему теснее, ласково обнимая за шею. Подушечки пальцев с нажимом проходятся по обнажённому участку, забираются в загривок, чтобы притянуть ближе. Пространства между телами не остаётся вовсе, когда Чимин едва слышно просит поцеловать его. Что Чонгук незамедлительно делает, потому что его выдержка трещит по швам после стольких лет борьбы с запретными желаниями, в которых Чимин — эпицентр его личного хаоса. — Такими темпами, мы даже до моей машины не доберёмся, — отрываясь от плюшевых губ, говорит мужчина, стараясь привести дыхание в норму. Чимин тычется носом ему в щёку, опаляя горячим дыханием кожу. Продолжает перебирать милыми пальцами его короткие волосы на загривке, никак не находя в себе сил прекратить. — Прости, — тихо произносит юноша, оставляя невесомый поцелуй в уголке губ мужчины. — Ты делаешь меня жадным и нетерпеливым, — сокровенно признаётся омега, скользя ладонью по крепкой шее вниз. Надавливает указательным пальцем прямо на то место, где расположена запаховая железа. Ему хочется припасть к ней носом и вдыхать, вдыхать, вдыхать до тех пор, пока он не потеряет сознание. Альфа давит усмешку, перехватывая маленькую ладошку своей. — Поверь мне, Минни, — шепчет на ухо, переплетая пальцы с омегой, — это куда больше, чем просто взаимно, — прикусывает линию челюсти, ощущая при этом, как юноша дрожит. Не удерживаясь, Чонгук снова целует его. Сладость его запаха, влажность его рта, мяукающие звуки, которые вырываются из его груди — всё это дурманит голову настолько, что в какой-то момент брюнету начинает казаться, что земля уходит из-под ног. Какой властью и могуществом обладает этот мальчишка, раз может приструнить взрослого волка? Всё, о чём может думать Чонгук — это то, как он жаждет исполнять все его прихоти и капризы, словно цепной пёс, сидеть на привязи у его ног, защищая и оберегая своего любимого и драгоценного хозяина. — Чонгук-и… — лепечет омега, отрываясь от его губ с громким влажным звуком, чтобы вдохнуть немного воздуха. Приложив немалые усилия над собой, они прекращают целоваться. Альфа оплетает его талию, чтобы продолжить путь, спускаясь на первый этаж. Когда они преодолевают последние ступени, ведя тихий разговор о всяком, неожиданно для обоих в дверном проёме проскальзывает силуэт Господина. — Отец? — удивлённо-испуганным тоном срывается с губ Чимина. Волнующий жар приливает к лицу, когда юноша натыкается на озорные смешинки в глазах своего родителя. Он с добродушным интересом оглядывает молодых людей перед собой. Трепетное тепло разливается в его груди, когда он замечает то, как Чонгук прижимает его сына к себе, сжимая в своей руке его ладонь. — Душа моя, — мягко обращается он к Чимину, подходя ближе. Юноша тут же делает шаг вперёд, оказываясь в отцовских объятиях. — С твоим совершеннолетием, мой милый мальчик, — ласково говорит Господин, проводя ладонью по спине своего сына. — Не спускай с него глаз, Чонгук, — нарекает мужчина уже более строгим голосом, обращая взор на своего подчинённого. Чимин мягко посмеивается, хлопая отца по плечу. Они отстраняются друг от друга, когда альфа говорит: — От такой красоты даже на секунду взгляд отвести смертным грехом кажется. Чиминовы щёки рдеют ещё сильнее, чем прежде, потому что альфа прожигает его своим глубокими чёрными глазами; тон его голоса серьёзен как никогда. Господин Пак давит усмешку, абсолютно согласный со словами младшего альфы. Сжимая ладонь сына в своей, он говорит: — Хорошо вам провести время вместе. Чимин чувствует себя настолько неловко, когда замечает, как переглядываются между собой мужчины, что ему просто-напросто хочется провалиться под землю. Как будто у него всё на лице написано. — Нам пора, — вклинивается омега, ненамеренный больше краснеть здесь. — Спасибо за поздравление и за подарки, отец, — Чимин сжимает родительскую ладонь в ответ. — Не переживай, я вернусь в целости и сохранности. Чонгук позаботится об этом, конечно, — с уверенностью говорит юноша, переводя взгляд на своего альфу, ища поддержки. Брюнет без промедления подтверждает слова, утвердительно покачивая головой. Попрощавшись, Чимин цепляет пальцами ладонь Чонгука, утягивая его в сторону парадной двери. — Айщ! Вы что, говорили обо мне? — тут же спрашивает омега, взвинченный встречей с родителем. Чонгук помогает надеть ему пальто, мягко посмеиваясь с реакции юноши. — Чонгук! — маленькая ладонь обрушивается шлепком на его грудь, когда альфа продолжает медлить с ответом. — Детка, — обращается он к Чимину, плавно притягивая за запястье к себе, — когда я сказал, что мы в порядке, я это и имел в виду. Твой отец совсем не против нас с тобой, — мужчина проводит костяшками пальцев по румяной щеке, заглядывая в глаза цвета сливочной карамели. — Правда? — голос юноши едва можно расслышать. — Да, — коротко отвечает Чонгук, кутая шею Чимина в кашемировый шарф. — Тебе не о чем волноваться. С этого момента и до конца нашего уикенда ты просто расслабляешься, хорошо? — спрашивает альфа, хватая вместительную кожаную сумку с вещами омеги, которую подготовила служанка. Качнув головой в знак подтверждения, Чимин переплетает пальцы с протянутой Чонгуком ладонью, и они выходят из парадной двери, за которой привычно находится охрана. Прохладный осенний воздух приятно охлаждает зардевшуюся кожу. Под подошвой ботинок шуршат опавшие листья. Фары дорогого автомобиля коротко мигают, когда Чонгук заводит авто, нажимая на кнопку ключа зажигания…