Считать года до твоей смерти

— И как? — В холостую. — А я предупреждал. Рассел выдохнул, падая в мягкое кресло. Конечно, его предупреждали, но он ведь не мог даже не попытаться. Теле-ангел насуплено выдохнул, растирая все еще зудящие ключицы. Он попытался сходить и докопаться до Небесной Канцелярии по поводу его… ситуации с метками, но ему просто наговорили какой-то увещевательной чуши и выпроводили из здания едва не под руки. Вопрос, почему у Рассела, черт возьми, две метки вместо одной, и почему никто даже не пытается искать его суженных, так и остался не закрытым. Разумеется, ему сказали, что их, дескать, ищут, но просто безрезультатно, но Рассел мог поклясться, что это все вранье и от него просто отмахиваются. Ну не может быть такого, чтобы поиски аж двух праведников с двумя совпадающими метками одновременно могли занимать столько времени! Нет, наверное, он был не один такой — наверняка на Небесах были и другие праведники, повязанные полиаморными узами, все-таки сам Рай пропагандировал идею любви, заботы и вот этого всего. Но во имя Небес, у вас есть три точных года! Три! Как можно не найти ни одного совпадения?! Как?! Любой компьютер с загруженными в него данными по Раю обнаружил бы совпадение в течение суток. Соц-сети тоже молчали: Рассел выкладывал в интернете запросы и пытался копаться по различным группам, где добровольцы помогали искать соулмейтов, но там тоже было глухо. Он не понимал, как такое вообще может быть возможно. Рассел достал телефон, открыл фото собственных меток и еще раз окинул внимательным взглядом. 1973 и 2011, зеркально расположенные на обоих ключицах. Цифры были стилизованы: завитушки первой цифры выглядели как струйки дыма и в целом цифра имела очертания чего-то крылатого, напоминающего бабочку или мотылька, а у второй цифры изгиб двойки венчал крохотный клювик, а ноль и единицы выглядели как интернет-эмоджи и значки «Лайков». Это означало только одно — его метки были запечатленными. У него были полноценные партнеры, которых он нашёл где-то в тот забытый им промежуток времени, и между ними было по крайней мере что-то. Они встречались, это не какие-то вымышленные люди, которых он никогда в своей смерти даже не видел в глаза, поскольку вплоть до «запечатления» цифры у всех выглядели абсолютно одинаково и безлико — об этом Рассел прочитал в интернете. Будь его цифры безликими, ему было бы не так обидно. На секунду оторвавшись от экрана, Рассел поднял глаза на Виктора. Змей неспешно ползал возле стола, заставленного горшками с маленькими кустиками, и занимался своим… мини-цветником, чем бы ни являлись эти странные кусты (вроде бы, это были разные сорта чая, но теле-ангел в этом совсем не разбирался). Эмили познакомила их вскоре после появления Рассела в Раю, и хотя у них было не то что бы очень много общего, по крайней мере они были в одной лодке и это вызывало хоть какое-то чувство общности. Виктор тоже очнулся тут без памяти о годах между своей смертью и нынешним временем, и проходил примерно через те же трудности, что и Рассел. С той лишь разницей, что с момента его пробуждения прошло несколько месяцев, а с пробуждения Рассела всего несколько недель. Но по крайней мере с Виктором всегда можно было поделиться мучающей проблемой. — Сколько они тебя так мурыжат? — Сссколько я здесь, — отозвался Виктор, срезая верхушку у какого-то обильно разросшегося куста, и складывая листья в жестяную баночку. — Сссначала меня кормили завтраками и обещали, что кого-нибудь найдут. А потом я понял, что никто никого иссскать даже не собирается. Я не был удивлен, если чессстно. — Неужели ты даже не находишь это странным? — О, еще как. Но что я могу сссделать? Мы оба выпали из этой сиссстемы. Рассел мрачно нахмурился. Он отлично понимал, что собеседник подразумевает под «выпали из системы». Они оба сталкивались с одними теми же подозрительными препятствиями: им отказывали в поиске родственников, в подборе соулмейтов, даже с их документами всегда была какая-то путаница. То не те фамилии, то другие даты смерти. Это все было пиздецки странно, подозрительно и ненормально. — Но не сидеть же и бездействовать в конце концов! — упрямо возразил Рассел, бездумно поглаживая ключицы сквозь ткань рубашки. — Нужно докопаться до сути, что тут вообще происходит. — Тебе нужно — ты и докапывайся, Расссел, — раздраженно отмахнулся от него змей, ненадолго раскинув капюшон. Рассел, откровенно говоря, несколько оторопел от такой реакции. Виктор был каким угодно, но только не пассивным. Странный, себе на уме, но уж точно не бездеятельный — это была одна из немногих общих черт между ними. Телеангел в недоумении дернул антенками и склонил голову-экран набок, озадаченно рассматривая праведника перед собой. — Что они тебе сказали? — Всссе то же, что и тебе. — Нет. Ты знаешь больше меня, верно? Что они скрывают от нас? Виктор прервался, бездумно теребя листья растения, а после продолжительного молчания обогнул стол и подполз к Расселу. Поравнявшись с ним, он стянул садовую перчатку с руки и обернулся, полностью поднимая капюшон и придерживая его когтями, демонстрируя свою метку, которую Рассел до того ни разу не видел. От затылка почти до основания длинной шеи тянулась цифра 1989, обе девятки были стилизованы под бомбочки, а восьмерка была похожа на две сцепленные черенком вишенки. Его метка тоже была запечатленной, но странным было то, что змеиная шкура поверх цифр выглядела испещренной рубцами, хотя цифры все равно четко проглядывались сквозь чешую и любые повреждения. — Это сссделал не я, — терпеливо пояснил Виктор в ответ на немой вопрос и печально провел когтями поверх цифр. — Они появляются время от времени, и я часто думаю… каким ужасссным партнером я был, если тот, с кем я должен был быть связан сссудьбой, так остервенело пытается избавиться от единссственного напоминания обо мне, — тихо прошипел он, не глядя на Рассела, полностью сосредоточенный на цифрах своими дополнительными глазами на капюшоне. Сам Рассел подсознательно потянулся к шее и скользнул ладонью под воротник рубашки. У него тоже недавно появился странный шрам поверх цифр, похожий на ожег от сигареты, но он был всего один и время от времени все еще припекал кожу под одеждой. Он появился однажды ночью и больше такие вещи никогда не повторялись. — Мне… жаль. Думаешь, она или он злится на тебя? — Думаю, он или она не захочет меня видеть, даже есссли я ее или его найду, — вздохнул Виктор, снова пряча метку под «волосами». — Не могу сказать, что я удивлен или осссуждаю этого человека. Когда я спрашивал в Канцелярии, могут ли они организовать мне вссстречу с моими родственниками, мне сказали, что моя сссемья отказалась от встречи. Похоже, я просссто… был таким человеком, — неловко улыбнулся Виктор, хотя в его глазах была только тоска. — Мне сказали то же самое, — нехотя признался Рассел. — Точнее, мне сказали, что в Раю нет родственников, которых я застал при жизни, а те, что жили до или после меня, не имеют обо мне никакого представления, так что… я сам отказался от встречи с ними. Хотя и им тоже не нужен полнейший незнакомец. — Мало того незнакомец — еще и обуза без памяти. Мы для них были бы хуже детей. Неизвессстно, что мы натворили и где мы были столько лет, так еще и теперь барахтаемся как ссслепые котята, едва понимая, что происходит вокруг. — Виктор замолчал на какое-то время, держась за шею поверх метки, пока внезапно не спросил: — Как думаешь, может быть это нашшше наказание? — Наказание за что? — переспросил немного удивленный Рассел. Его собеседник лишь пожал плечами. — За что-то, что мы сссделали тут. Иногда мне кажется, что я, наверное, где-то оступился, и поэтому теперь здесссь. Все еще в Раю, но живу в другом месссте, ничего не помню и не могу вернуться к прежней жизни. По-моему, это вполне звучит как наказание. Или… попытка изолировать нассс от… чего-то. Теле-ангел лишь отрицательно помотал головой. — В этом нет смысла. Зачем наказывать того, кто не помнит, за что несет наказание? — Не знаю. Но почему-то же мы одни. И нас во всссем ограничивают. — Если я где-то и накосячил, я хочу хотя бы знать, где именно. — Голос Рассела наполнился уверенностью и упрямством. — Если мои соулмейты не хотят больше быть со мной, пускай скажут мне это в лицо и объяснят, где я продолбался. Я не хочу существовать в неведении. Пусть Канцелярия отмахивается от меня сколько угодно, я отыщу их и поговорю с ними как нормальный человек. — Даже есссли… даже если ваша встреча принесссет им боль? Или если они всеми сссилами пытаются тебя забыть? — Спросил Виктор, но было очевидно, что он все еще думает про собственную метку. Рассел уверенно кивнул. — Да. Если это действительно так, то я увижусь с ними один раз, а потом уйду и оставлю их в покое. Или попытаюсь исправить то, что натворил. — Что ж… надеюсь, на сссамом деле окажется, что они все еще любят тебя и ждут. — Спасибо. Надеюсь… что реакция твоего партнера — всего лишь недоразумение. *** Валентино потерял счет времени, сколько он уже сидел перед зеркалом, рассматривая собственное тело. И вовсе не потому, что находил себя крышесносно сексуальным или, наоборот, выискивал на своем поджаром теле какие-то изъяны. Все его внимание полностью приковали две метки, расположенные на торсе в промежутке между верхней и нижней парой рук. 2011 и 1956, вторая цифра выглядела как ломаная линия звуковой дорожки или эквалайзер, и была обрамлена в ровный прямоугольник. Поверх пятерки едва-едва проглядывался недавний ожег от сигареты, который, не смотря на повышенную регенерацию в Аду, пока еще не успел полностью затянуться, но очень скоро должен был уже исчезнуть. Валентино было все еще совестно за его малодушную попытку выжечь на себе болезненное напоминание, но в тот момент он был настолько пьян и обкурен, что едва соображал, что творит. Он был с головой погружен в горе и хотел хоть как-то ослабить это чувство. На метку его спонтанный выплеск никак не повлиял, она осталась такой же четкой, какой и была, и это удивляло больше всего. Валентино в задумчивости очертил каждую цифру пальцами, едва касаясь собственной кожи, но резко вздрогнул и одернул руку, услышав неожиданный хлопок дверью. Тихий цокот маленьких каблучков разнесся по погруженному в полу-мрак помещению. Вельвет подошла к тому месту, где сидел Валентино, но ничего ему не сказала и никак не прокомментировала ни его странную позу, ни еще более странную ситуацию, в которой она его застала. А ситуация была действительно пиздец странная, потому что Валентино сидел, полуобнаженный, с зеркальцем для нанесения грима, всего в нескольких шагах от погребального постамента. Девушка проигнорировала происходящее, прошла к накрытому стеклянным колпаком телу Вокса в неком подобии саркофага и положила рядом пухлую папку с распечатками отчетов. Вокс всегда любил порядок в работе и теперь, когда Вельвет взяла на себя большую часть его обязанностей, он был бы рад узнать, что она неплохо справляется. Возможно, он бы даже ей гордился. Посмотрев несколько секунд на неподвижное тело на постоменте и потухший расколотый экран, она так же тихо вернулась к Валентино и похлопала его по нижней паре рук — куда могла дотянуться. «Пиздец,» — все, что смогла она произнести в пустоту. Валентино молча согласился и накрыл девушку крылом, притянув ее к себе. Вельвет скосила глаза на цифры, как раз оказавшиеся примерно напротив ее лица, и сморщилась, вспоминая жгучую боль в бедре, которую тоже ощутила, когда Валентино начал тыкать себя тлеющей сигаретой. Она его тогда чуть не прибила после того как кучу времени искала его по всей башне, пока не обнаружила в бывшей спальне Вокса. Разбитого, пьяного в говнище и закутанного в одеяло по самые усики. Очень хотелось его поколотить, но Вельвет тоже было больно, поэтому она только отмундохала его подушкой и осталась сидеть на той же кровати, растирая метку там, где заканчивалась линия домашних шорт. Ее до сих пор преследовал запах паленых перьев, которыми, словно нежнейшим пушком, была покрыта часть ее тела. Они с Валентино справлялись с горем по своему — кто как умел или считал уместным. Вельвет последовала примеру Вокса при жизни и с головой ушла в работу, пытаясь занять голову. Валентино тоже так пытался, но он был не как эти двое. Он не мог заставить себя думать о чем-то другом и приглушить эмоции. Вельвет умела сосредотачиваться на задаче лучше него. Валентино, когда у него все валилось из рук, мог думать только о том, что Вокс с этими делами справлялся лучше него, а не о том, как это все, блядь, вообще решить и разгрести. Он мог думать лишь о том, что будь тут Вокс, у него бы все получилось ловко и быстро, за несколько телодвижений. Как у фокусника. Вельвет иногда тоже думала, но она умела заставить себя сосредоточиться на рабочем процессе и людях вокруг. — Думаешь, он каким-то образом еще восстановится? — спустя бесконечно долгое время спросил Валентино, кивком указав на тело в «гробу». Вельвет в ответ тихонько щелкнула клювиком. — У тебя есть варианты получше? Его метка не исчезла. Выходит, шанс есть? Может быть, он оставил себе какие-то пути к отступлению как раз на такой случай? Вокс ведь умный. — Да… Вокси умный, — растеряно согласился Валентино, снова задумчиво начав гладить метку. Вельвет молча наблюдала за ним какое-то время, а затем выпуталась из крыльев и вскарабкалась к мотыльку на колени. Не понимая, чего она хочет, Валентино убрал верхние руки, поставив их позади себя, а нижними по привычке придержал Вельвет за талию. Девушка наклонилась ближе, рассматривая чужую метку, и едва ощутимо коснулась следа от ожога маленьким клювиком, переходящим к уголкам в губы. Валентино было немного щекотно, но он даже не шелохнулся, просто наблюдая за ней. Одна свободная рука сама собой легла на лохматую макушку и погладила Вельвет по волосам почти также, как это часто делал Вокс. Сама Вельвет оставила еще несколько коротких поцелуев, а затем прижалась к торсу мотылька щекой поверх заветных цифр и закрыла глаза, обнимая Валентино руками. — Он к нам вернется. Обязательно. Это же Вокс. Он не мог нас бросить, — упрямо повторила Вельвет, надеясь, что ее не придушит неуместный плач, и слезы не размажут ей тушь. Опять. Валентино ответил ей задумчивым кивком, снова укрывая крыльями. — Не мог. — Нам нужно просто искать внимательнее. Перерыть еще раз всю башню, найти какой-то жесткий диск или… или флешку. Какое-то хранилище. — Мы займемся этим после работы. — И нужно найти программиста. Самого крутого. Заставить его молчать, и пусть только попробует не починить его тело или не перезапустить систему. — Угу. Определенно. — А когда Вокс вернется, я дам ему по экрану за то, что он так долго прячется от нас. — Только после меня, куколка. — Значит, сделаем это вместе. — Да… вместе. А потом вместе трахнем его жопу. — Ага. — И не будем выпускать этого засранца из постели неделю. — Звучит как пиздатый план. — Тогда договорились, малышка. — Да… осталось только его дождаться. — Мы подождем. В конце концов, его метка все еще на месте. *** Черри понятия не имела, сколько она выпила за этот вечер, но зато очень отчетливо осознавала, где она теперь находилась. Не помнила, как сюда добралась, но точно знала, почему. Из-за этой чертовой метки, будь она тысячу раз неладна и проклята ко всем чертям. «Это все твоя вина, мудак,» — прошипела она, глядя на портрет в холле блядского отеля. Взгляд Пентиуса на полотне был как всегда безучастен и направлен куда-то поверх головы всякого, кто решался к нему подойти. Черри это раздражало, как и сам портрет. Она не понимала, почему принцесса заказала у художника такую… безвкусицу. Пентиус на нем даже не был похож на самого себя. Уж Черри это точно знала. Сколько раз они сталкивались в войнах за территорию, сколько крови друг другу попортили. — «Не знаю, в каком сундуке ты откопал этот мундир, и он, конечно, секси, но это, блядь не ты.» Черри снова приложилась к бутылке, глуша остатки чего-то достаточно крепкого, чтобы обжечь ей глотку, но недостаточно крепкого, чтобы ее свалило с ног. Чувствуя себя ходячим коктейлем Молотова, готовым вот-вот взорваться, она в сердцах показала молчащему портрету средний палец. Взгляд единственного глаза скользнул с пальца на руку, полностью забитую татуировками, и остановился на оплетенной узорами метке. 1888 — каждая восьмерка была сложена из шестеренок, а единица по очертаниям походила на змею. Каждый раз когда пьяная Черри моргала, ей чудилось, что шестеренки начинают вращаться. Одни адские владыки знают, сколько Черри пыталась избавиться от этой сраной надписи. Пока она была безликой и неприметной, девушка слой за слоем забивала ее татуировками, в итоге расползшимися по всей руке, до кисти и плеча, переходя на лопатки. Тогда ей даже удавалось вполне успешно прятать метку — после неудачных отношений на Земле и в Аду, она даже не хотела встречаться со своим соулмейтом, не хотела снова разочаровываться. И в принципе по началу ее даже все устраивало, ведь для грешника тридцать лет в Аду — это совершенно ничтожный срок, если тебя в процессе не убьют. Особо живучие (как чертов Пентиус) при удачном раскладе живут тут столетиями. Черри не видела причин торопиться искать какого-то старпера, проторчащавшего в Аду сто лет до ее появления. Ее проблемы начались в тот момент, когда Пентиус, словно полоумный, сгреб ее в момент битвы и поцеловал на фоне взрывов, как в сопливой мелодраме. У Черри к тому моменту уже были подозрения, что тут к чему, хотя она не видела его собственной метки: просто в Аду не так много настолько старых грешников, чтобы ей было среди кого перебирать. Но у них ведь не успело завязаться нормальных отношений перед всем этим пиздецом. Так какого черта через мгновение после поцелуя, когда изобретатель унесся с криком «Запомни меня!», а Черри в растерянности и смущении потирала затылок, она заметила ярко вспыхнувшую на предплечье запечатленную метку? Разве так должно было работать? Они… даже не были парой. Нормальной парой — годы соперничества, неловкий флирт и прощальный поцелуй с отчаянным признанием не в счет. Но, видимо, кто-то, кто придумал эти тупые метки, считал, что для тех, кому уготовано быть вместе после смерти, и этого будет достаточно. Видимо, это был для них такой знак. Черри и была бы рада выяснить это, если бы Пентиус выжил и вернулся после атаки Адама. Но он, сука, сдох. Он не вернулся, они не поговорили, вопрос повис в воздухе. Но что было хуже всего — сраная метка после этого никуда не делась. Так не должно было быть. Когда исчезал один соулмейт, цифра на теле просто менялась на новую, чтобы ты мог найти себе кого-то еще. Черри видела, как это работало у других грешников вокруг, пока ее метка все эти годы оставалась неизменной. Но почему-то в этот раз система дала сбой. Когда чьи-то чужие руки попытались обнять ее со спины, Черри вскрикнула, развернулась и попыталась ударить наглеца, но, обнаружив перед собой печального Энджела, мгновенно потухла. Несколько секунд она просто смотрела поплывшим взглядом в лицо лучшего друга, а потом уткнулась в него лбом. Энджел утешающе погладил ее по лопаткам. — Извини, сисечка, но сколько бы ты ни орала на портрет, он тебе не ответит. — Я знаю, — простонала Черри, выпустив из рук опустевшую бутылку. — Просто это, блядь, несправедливо. Он и не вернулся сам, чтобы я с ним лично разобралась, и теперь не отпускает меня, чтобы я нашла себе кого-то другого. — Метка до сих пор не исчезла? — немного удивленно спросил порноактер и почувствовал, как пьяная Черри затрясла головой, все еще утыкаясь в него. — Это странно. Если его нет-… — Я знаю, знаю! И я не ебу, как это работает. Я пыталась от нее избавиться. Не выходит. Сколько бы я ни сдирала и ни забивала эту штуку, она каждый раз проявляется через чернила, а все шрамы на ней рано или поздно затягиваются. Почти все. Энджел решил, что сейчас лучше ничего ей больше не говорить, и лишь с непониманием уставился на портрет почившего друга. Он тоже скучал и не любил лишний раз ошиваться возле мемориала, чтобы не цеплять на себя хандру. — …как думаешь, у нас могло что-то получиться? — Что? — Вопрос прозвучал слишком неожиданно и выдернул Энджела из задумчивого созерцания. — О чем ты, сис? — Ты жил с ним тут полгода. Ты… знал его лучше. Думаешь, если бы мы не срались за территорию, у нас могло что-то срастись? Энджел в ответ смог только неопределенно пожать плечами. — Понятия не имею. Вблизи он оказался гораздо приятнее, чем в тех старых склоках. Пен был… хорошим парнем. Ты ему нравилась, он бы не стал тебя обижать. Не как тот уебок. Черри шумно вздохнула и выругалась. О «том уебке» у них с Энджелом было не принято говорить. Справедливости ради, наверное, кто угодно был бы лучше него. По крайней мере Пентиус достаточно заботился о своих близких, чтобы пойти ради них на совершенно ебанутые вещи. Возможно, ради Черри бы тоже пошел если бы между ними что-то сложилось. — Скажи принцессе, что портрет — говно, — неожиданно прогундела Черри, которую начало клонить в сон после обилия выпитого. Энджел усмехнулся внезапному признанию и аккуратно развернул ее, перекидывая руку девушки через шею. — Почему? Выглядит довольно пафосно, — спросил он, медленно ведя подругу в сторону спален. — Пафосно. Но не похож, — заплетающимся языком заявила Черри, покорно плетясь на буксире. — Он был другой. И запомнили его все другим. — Думаю, я понимаю, о чем ты. Мы все так думаем. Но у тебя по крайней мере осталось хоть одно истинное напоминание.