Слёзы наложницы Чу

Тасянь-Цзюнь ненавидел. Ненавидел его так сильно, что хотел сломать, растоптать, смешать с грязью. Вывести из его привычного равновесия, убрать эту маску спокойствия с лица. Ох, он ненавидел. Эту смесь чувств ведь можно назвать ненавистью, да..? А то, что его тянет к нему, пустяк. Это просто похоть. Он просто напоминает Тасянь-Цзюню Ши Мэя, его настоящую любовь. А это просто замена, просто жалкая подстилка, с которой можно развлечься. И сегодня Тасянь-Цзюнь как раз хотел развлечься. Чу Ваньнин, растерянно и даже испуганно смотрящий на него, лишь распалял его желание. Почувствовав, к чему всё идёт, Ваньнин сделал шаг назад, ещё один и ещё. Это было нелепо, ведь он был достаточно умён, чтобы понять, в каком он положении. Противостоять Тасянь-Цзюню он не мог, потеря духовных сил сделала его бессильным против него. Ваньнин старался быть стойким, и всё же, когда оказался сжат в этих сильных руках, когда увидел ухмылку и жестокий взгляд, не предвещающий ничего хорошего, он отвернул голову и зажмурил глаза. “Одумайся, Мо Жань, я же ведь… я твой учитель.” – он произнёс так тихо, что невозможно было понять, говорил он это, обращаясь к Тасянь-Цзюню, или же просто шептал себе под нос. В любом случае, он был услышан. “Пф, учитель? Ты? Ну, ты сам виноват, я ведь твой ученик, говоришь..? Так пожинай плоды своего воспитания. Ты сделал меня таким… учитель.” Тасянь-Цзюнь смерил Ваньнина ещё одним взглядом, и, решив, что больше тянуть время желания нет, начал потихоньку стягивать с него одежду, легко пресекая любые попытки сопротивления. “Не забывайся, ты больше не тот Чу Ваньнин, образцовый наставник, прославленный человек… теперь ты просто наложница. Наложница Чу. С ролью учителя ты не справился – всё, на что ты способен, это ублажать меня. Так что не проверяй моё терпение и прими это. Будешь раздражать меня и сопротивляться, и я заставлю тебя надеть одежды наложниц. Или ты этого и добиваешься, развратная ты шлюха?” Ваньнин вздрогнул. Каждое новое слово изо рта его ученика ранило его сердце с новой силой. Кажется, Тасянь-Цзюнь стал совсем далёк от того подростка из прошлого, который был так дорог ему. Которого Чу Ваньнин тайно… Хлоп – остатки одежды упали на пол. И до того беззащитный, Ваньнин перевел взгляд на Тасянь-Цзюня. Неужели он правда собирается сделать это? Ему всё казалось, что это какой-то дурной сон, что вот сейчас он зажмурит глаза ещё раз – и откроет их уже у себя в кровати. Выдохнет. Начнёт корить себя за то, что ему не подобает видеть подобные сны и вообще думать о плотских утехах, и наверняка он сам виноват, но это уже не так важно, просто проснуться бы, ещё раз попробовать открыть глаза и вырваться из сна и— Его вырывают из размышлений, и Ваньнин понимает, что кем-то повален на шёлковую простынь. И этот кто-то, нависший над ним, сейчас просто взбешён. “Наложница Чу, ты не умеешь быть благодарна, да? Я тянул время, чтобы ты могла расслабиться, а ты позабыла, что я рядом, и игнорировала меня, словно я грязь под твоими ногами… Высокомерная дрянь, я спущу тебя с небес на землю. Я позабочусь о том, чтобы на протяжении этой ночи хорошенько дать тебе запомнить, с кем ты делишь ложе.” Тасянь-Цзюнь наклонился к шее Чу Ваньнина и слегка коснулся зубами. Отодвинул голову, убедился, что оставил небольшой след, довольно улыбнулся и продолжил покрывать тело наложницы Чу засосами и укусами. Ваньнин отзывался тихим всхлипом на каждое его действие, что распаляло Тасянь-Цзюня всё сильнее. Его раздражало то, что Чу Ваньнин старается абстрагироваться и не реагировать, словно ничего не происходит, и максимально сдерживает стоны. Как он может так оскорблять его?! Даже в такой ситуации держится за свою гордость и старается продемонстрировать, как ему плевать на всё вокруг… Тасянь-Цзюня такое не устраивает. И раз уж Ваньнин так хочет играть в недотрогу, он выбьет из него эмоции и звуки любой ценой. Тасянь-Цзюнь окинул глазами представшую перед ним картину: Чу Ваньнин лежал, отводя взгляд и сжимая губы, свежие следы сильно выделялись на фоне бледной кожи, и сам он был… прекрасен. Отогнав промелькнувшую мысль - в конце концов, он ненавидит Ваньнина - Тасянь-Цзюнь решил, что пора приступать к тому, ради чего всё и затевалось. Порой его ненависть перерастала в сильнейшую страсть, и он легко этому потакал. Тасянь-Цзюнь начал спешно избавляться от своего одеяния, снимая с себя слой за слоем прекрасные, изысканные чёрные одежды, расшитые золотом, заботливо выбранные Сун Цютун. Сама супруга императора не была в восторге от постоянных посещений им наложницы Чу, но не то чтобы его волновало её мнение, правда? Тасянь-Цзюнь потянулся к губам мужчины на кровати за поцелуем, но тот отвернулся. Тасянь-Цзюнь раздражённо схватил Ваньнина за подбородок, повернул его лицо к себе и впился в его губы. Чёрт! Эта высокомерная подстилка ещё и кусается! Тасянь-Цзюнь решил больше не стараться быть нежным. Влепив звонкую пощёчину, он грубо перевернул Чу Ваньнина на живот и потянулся пальцами к его заднице. Ввёл сначала один палец, затем второй, немного развёл их, растягивая и пытаясь подготовить к проникновению. “Мо Жань… Пожалуйста, остановись” - слабо произнёс Чу Ваньнин - “ты не ведаешь, что творишь, одумайся, пока не поздно. Прошу.” “Да как ты смеешь учить меня, чёрт возьми! Но раз уж тебе так хочется, чтобы я прекратил - ладно, давай закончим с этим поскорее, я не буду тратить время на то, чтобы растянуть тебя. В конце концов, твоя дырочка уже столько раз принимала меня, что мой член войдёт без проблем.” В голове Чу Ваньнина промелькнула мысль о том, как несправедливо, что он может закрыть глаза и перестать видеть, но со слухом так не получится. Эти вульгарные речи были для него невыносимы, они смущали и ужасали, и он недоумевал, где же его ученик- его бывший ученик набрался таких слов. Тасянь-Цзюнь действительно не стал больше тянуть и взял свой давно уже вставший член, чтобы войти, наконец, в задницу наложницы Чу. Поднёс головку к отверстию, вставил и, не давая Ваньнину привыкнуть, толкнулся до упора. Чу Ваньнин громко вздохнул и спрятал лицо в подушке, чтобы ему было легче скрыть своё смятение и всякие постыдные звуки, против воли срывающиеся с его рта. Тасянь-Цзюнь, желающий услышать стоны, начал неистово вдалбливаться в Ваньнина, вкладывая в каждый толчок всё больше усилия. Он провёл руками по прекрасной спине перед ним, по её ровному изгибу. “Я же знаю, что ты наслаждаешься этим. Какой же ты похотливый… Так сжимаешь мой член, словно не хочешь отпускать… и такой человек хочет, чтобы я считал его своим учителем. Тебе определённо больше подходит твоя новая роль, наложница Чу.” – Тасянь-Цзюнь усмехнулся и добавил – “а теперь я хочу услышать, как ты наслаждаешься.” Он вытянул вперёд руку, запустил её в длинные чёрные волосы Чу Ваньнина и резко дёрнул на себя. “Ты думаешь, что если будешь стонать в подушку, я не пойму, что тебе безумно нравится чувствовать член внутри себя? Твоей дырочке определенно будет грустно с ним расставаться, ха-ха.” Тасянь-Цзюнь продолжал уверенными толчками входить в Ваньнина снова и снова. Внутренности Чу жгло, и чувство наполненности было невыносимым и странным. Боль от грубых толчков незаурядного члена и дискомфорт из-за недостаточной подготовки смешивались с удовольствием, которое он отрицал, как мог. Лишённый возможности вновь спрятать своё лицо, он прикусил губу и лишь тихонько вздыхал. По комнате разносились звуки шлепков. Свободной рукой Тасянь-Цзюнь изучал тело Чу Ваньнина, проводя по каждому сантиметру: прошёлся по ключицам, поигрался с его чувствительными сосками, провёл пальцами по выступающим рёбрам и спустился ниже. Чувствуя, что вот-вот кончит, Тасянь-Цзюнь обхватил член Ваньнина и начал рукой доводить Ваньнина до оргазма. “Не хочу пропустить момент, когда ты будешь задыхаться от удовольствия, раздвигая ноги перед своим бывшим учеником.” Пара толчков, и Тасянь-Цзюнь притянул Чу Ваньнина к себе, стиснул в объятиях и прижался к его спине. Он излился в Ваньнина и замер, наслаждаясь секундами сильнейшего удовольствия. “Ах… Наложница Чу, а ты и правда хороша. Не спеши вырываться из моих объятий, ты ведь ещё не?..” Тасянь-Цзюнь чувствовал, как Ваньнин остро реагировал на прикосновения, и понимал, что тот скоро тоже дойдёт до пика. Он ускорился, старательно двигая рукой по члену Чу Ваньнина. Вскоре тот кончил, и с губ его сорвался тихий стон. Тем не менее, он не укрылся от слуха Тасянь-Цзюня, который только этого и добивался. В то время, как внутренне Ваньнин укорял себя за подобное, как ему казалось, распутство, кривая улыбка расплывалась на лице Тасянь-Цзюня. Голова его была полна язвительных комментариев, подчёркивающих нынешнее положение Чу Ваньнина, дрожащего, такого уязвимого, лежащего с ним на одной кровати и неровно дышащего в попытках восстановить дыхание. Тасянь-Цзюнь протянул руку, чтобы укрыть его простынью, и резко остановился, поймав себя на этом странном порыве. Кажется, он почувствовал.. Нежность? О, нет, нет, это, вероятно, была жалость вперемешку с отвращением, ведь очевидно, что он ненавидит Чу Ваньнина. Да. Он ненавидит Чу Ваньнина. И да. Что-то этот Ваньнин совсем расслабился. Всего один раз - и вот, лежит, собираясь провалиться в сон, совсем забыв о присутствии Тасянь-Цзюня. Странный порыв и злость от того, что Ваньнин смеет его игнорировать, вновь распалили его, и уже стоявший у выхода, он передумал уходить так спешно. Подняв с пола пояс от своего ханьфу, нетерпеливо сброшенного до этого, Тасянь-Цзюнь направился к Чу Ваньнину. Дремоту Ваньнина внезапно прервали. Его схватили за бёдра и протащили по кровати вниз, освобождая пространство сверху. Не понимая, что происходит, он распахнул глаза и увидел перед собой Тасянь-Цзюня. Тот схватил Чу Ваньнина за тонкие запястья, запрокинул руки и крепко связал их поясом. Потянулся за поцелуем. В этот раз Ваньнин не сопротивлялся. Чу ненавидел себя за то, каким беззащитным он стал, лишившись духовных сил. Его талию обхватили сильные руки. Ваньнин, лежащий на спине, уставился на стену, и Тасянь-Цзюнь принял его смятение за нежелание смотреть на него из-за неприязни. “Что, презираешь своего ученика настолько, что тебе невыносимо смотреть на меня? Смотри мне в глаза, пока я тебя трахаю. Не забывай, что те жалкие людишки, что пришли свергнуть меня, пока ещё живы. Пока. Не зли меня, и, может, им доведётся прожить ещё не один день. Или я могу убить их, стоит тебе ослушаться… Раздвигай ноги. И не отводи взгляд.” Конечно, Ваньнин не хотел этого. Он не хотел, чтобы всё было так. Он не хотел слышать, как Тасянь-Цзюнь произносит все эти мерзкие слова. Он никогда бы не подумал, что его ученик так его возненавидит. Да, он был плохим наставником, человеком, не заслуживающим любви, и всё же. Это было ужасно больно. Чу Ваньнин знал, что он виноват в том, что из милого Мо Жаня тот превратился в жестокого мужчину, виноват - и он не заслужит прощения. Ваньнин послушно смотрел на Тасянь-Цзюня. и видел в этих чёрно-пурпурных глазах холод и отстранённость. Лишь на мгновение в нём промелькнула та теплота, с которой тот смотрел на него раньше - и Ваньнин боялся, панически боялся, что ему привиделось. Ваньнин всячески старался отвлечь себя от мыслей о том, что происходит. Ему были чужды плотские утехи, и он даже не думал о занятии парным совершенствованием. А сейчас его руки были связаны, он был раздет, всё тело пестрело следами от укусов и засосов, и Тасянь-Цзюнь входил в него снова и снова, бросая едкие комментарии по поводу того, как тому подходит роль подстилки. Чу тихо вздыхал и выгибался, и каждая его реакция, каждый вдох не проходили мимо внимания императора, который самодовольно ухмылялся. Секс с Тасянь-Цзюнем, несмотря на грубость и принуждение, приносил ему физическое удовольствие, а тот факт, что он занимался этим с человеком, который не был ему безразличен… Он ненавидел себя то, каким беззащитным было его сердце перед Тасянь-Цзюнем. Даже сейчас. Тасянь-Цзюнь продолжал достаточно долго - по крайней мере, Ваньнину казалось, что прошла целая вечность - и вновь кончил внутрь, напоследок обняв его. Нежность не продлилась долго, и сразу после он развязал руки Чу Ваньнина и равнодушно оттолкнул от себя. Лениво махнул рукой, намекая, чтобы Чу Ваньнин помог ему с одеждой. Обессиленный, тот поднялся с кровати, медленно нагнулся, борясь с агонией в теле, и поднял с пола одежды. С одеванием, наконец, было покончено. Тасянь-Цзюнь бросил последний взгляд на Чу Ваньнина, и с его губ сорвалось хриплое и неуверенное: “Ваньнин…” Он ушёл, не произнеся больше ни слова. Он не мог больше находится рядом с ним, ведь чувство сожаления, тоски и вины давило. Словно он сделал что-то не то, допустил огромную ошибку, нет, сотни ошибок, которые будут тяжёлым грузом лежать на его плечах… Тасянь-Цзюнь гнал эти мысли прочь. Всё правильно. Он же так ненавидел Ваньнина. Чу Ваньнин, не шевелясь, лежал на кровати. По его бёдрам стекала сперма. Он чувствовал себя омерзительным и грязным, использованным и брошенным. Ему хотелось срочно пойти в купальни, смыть с себя телесные жидкости, отмыться от его прикосновений к каждой клеточке тела. Но он не мог найти в себе сил на то, чтобы вновь встать с кровати. Боялся попасться на глаза кому-то из слуг. Его голову не покидали мысли о том, что могло бы быть, если бы он справился со своей ролью учителя. Если бы тот не возненавидел его, если бы он попытался спасти Ши Мэя, жертвуя собой, может, всё было бы иначе? Может, тогда “наступающего на бессмертных” не было, как такового, был бы только Мо Жань. Его бывший ученик Мо Жань. Это он во всём виноват. Он не смог предотвратить, он не заметил, он усугубил. Вина поглощала Чу Ваньнина, не оставляя больше ничего. Ваньнин пустым взглядом уставился в потолок, куда-то в пустоту, и бесшумно заплакал. Как же он себя ненавидел.