dark red

      Кислотный дождь почти не смывает запекшуюся кровь с кожи, а она везде: на лице, форме, во всем полицейском участке Раккун-сити, распростерлась по полам, стенам – даже потолкам – и везде-везде грязно карминовым пятном.       Ливень из выбитого окна хлещет холодной водой на пол рядом с трескучей первой ступенькой витиеватой лестницы. Черт бы с этим ливнем, и черт бы с этими старыми досками: благо клятый громила здесь почти не ходит.       — Я справлюсь… — бормотание растворяется в шуме непогоды –непрекращающемся кислотном дожде, бьющим по еще целым окнам хлестко и оглушительно.       Когда свет фонарика снова мерцает, Леон сдавленно шипит, глотая ругательство. Горло жжет от сухости, от проглоченной пыли и боли, а размытая дождевой водой кровь хлюпает под ногами, режет настороженный слух. И тоже больно.       — Я справлюсь, — окрепшим вдруг голосом повторяет он, прислушиваясь к собственным шагам и рассматривая в темноте намеки на движение.       В академии банальную истину талдычили ему начиная с первого года: «У вас, салаги, нет права на ошибку. Ошибка стоит жизни.»       И даже новичкам вроде Леона ошибки допускать нельзя.       — Я…       С прохудвшегося потолка вода стекает по потрескавшейся штукатурке вниз. И за углом почти кажется, что свист ветра с шумом ливня скрывают за собой чужие шаги.       Леон прячется за автоматом с напитками, вслушиваясь в каждый шорох и судорожно вспоминая, сколько патронов в магазине осталось: то ли десять, то ли пятнадцать. Если повезет, на одного живучего зараженного уйдет порядка пяти, в худшем случае…       Подрагивающей рукой он смахивает пот со лба, растирая копоть с пеплом по ссадинам. Что-то ему подсказывает, что профессор из академии дал бы тот же совет в подобной ситуации. Нет права на ошибку.       И в дерьмовых ситуациях лучше реже думать о последствиях ошибок. Нет-нет, все-таки ошибаться ни в коем случае нельзя.       — Я справлюсь.       Патронов в матильде осталось от силы на трех хилых зараженных, а последняя световая граната уже ушла в расход на лизуна вместе с единственным порохом. И убегать не вариант – мертвецы на подлость шустрые и сильные, да и есть риск нарваться на тварь пострашнее. Там даже пулеметом не отделаешься, хотя откуда у Леона подобное ружье?       Но на всякий случай он все равно перезаряжает пистолет, нервно сжимая губы в тонкую полоску и еле слышно бормоча под нос счет падающих капель с потолка. Разбушевавшийся ветер на пару с морозящим ливнем сливает все звуки в неразборчивый шум, а клокочущий в ушах пульс заглушает любые хрипы, даже собственные. Леон не спешит выглядывать из-за угла: не зря говорят, тише едешь – дальше будешь.       Тише будешь – меньше пуль потратишь.       И все-таки среди призрачной тишины шаркающие шаги узнать не сложнее приглушенных хрипов задыхающихся зараженных. Сколько точно кругов он успел обойти по каждому из этажей, чтоб это понять? Не считал.       Переизбыток адреналина обостряет чувства. Леон должен быть тихим: бесшумно передвигаться, перезаряжать матильду и подавлять стоны от ноющих ран – каждая из них по-особенному болезненна.       Десять патронов, и один быстро приближающийся зараженный. Если пули заденут оба сустава под коленями, Леон сможет сэкономить патроны и без шумихи избежать драки, если нет… А впрочем, лучше плана и не придумать. Он справится, точно справится.       Но утопающий во мраке коридор словно покрывается изморосью, стоит Леону вскинуть пистолет и среди пятен крови на стенах узнать красную кожанку Клэр, её поднятые вверх руки, растрепавшиеся волосы и большую царапину на щеке.       — Не стреляй! — она останавливает его сдавленным шепотом, отчаянным и почти срывающимся на крик.       — Клэр?       Второй раз за день Леон позволяет себе криво улыбнуться, стряхнуть с плеч прилипчивый как пепел страх. Сейчас он не один, здесь он не один.       — Как ты?..       …Себя чувствуешь? …Выжила?       Шквал острых вопросов давят на легкие, но Леон не находит в себе сил ни на один из них. И только чуть позже понимает, что не зря. Клэр стоит перед ним с все еще поднятыми трясущимися руками. И только это должно иметь для Леона значение.       — Хреново, а ты? — Клэр отвечает нервным смешком, плавно опуская руки.       Не лучшее место для разговоров по душам. Не лучшее место для пребывания в принципе.       — Могу сказать, что так же.       При виде улыбки на лице Клэр – слегка дерганной, но искренней – Леон в мгновение забывает о боли в мышцах, о затягивающихся рваных ранах на руках. Его беспокойное сердце наконец перестает стучаться в ребра по пять ударов в секунду при каждом шаге.       И Леон неосознанно тянется к единственному источнику тепла в ледяном здании, полном недоброжелательных мертвецов. Вроде бы, это естественно, вроде бы, все люди такие.       — Я так рада тебя видеть, Леон! — Клэр первая преодолевает разделяющий их метр.       А я тебя.       От нее пахнет чем-то почти родным: потом, теплом, жизнью и долгожданным дождем после засухи — но не тем, что сейчас кислотой разъедает заражённых снаружи полицейского участка.       — Мы же договорились выжить вместе, — ответ выходит робким, немного сухим. Леон застенчиво прячет в уголках губ слабую улыбку и нервно дергается от хрипа мертвеца, эхом разнесенного по коридору.       — Вот дерьмо, — голос Клэр заглушает пульс в ушах.       Она ловко заряжает пистолет последними двумя патронами и метко выстреливает в лоб шатающегося на ногах зараженного. Первая пуля ожидаемо застревает в черепе, только задерживая мертвеца, но не сваливая на пол. Последняя же простреливает щеку – и это все равно что промазать. Клэр сдавленно цедит ругательство, из набедренной сумки выхватывая нож, но Леон не дает ей шанса на ближний бой – слишком опасно.       Густая кровь всплеском холодного кармина окрашивает стену позади зараженного при повторном попадании в голову: на этот раз фатальном. Зараженный наконец падает на пол, кряхтя и дергаясь прежде чем замереть навсегда. И вместе с его хрипами угасают посторонние звуки: бьющий по окнам дождь, воющий ветер и стекающая с прохудившегося потолка вода. Но кажущаяся бесконечной тишина ожидаемо разрывается грохотом быстрых шагов на втором этаже полицейского участка.       — Вот же… — Леон наспех прячет матильду в кобуру – все равно она бесполезна против громилы.       — …Дерьмо — бледное лицо Клэр комкает тот же страх.       Обнадеживают только оставшиеся патроны в набедренной сумке и комната под лестницей за углом. При шуме приближающихся шагов паника не кажется такой удушающей, когда Леона уводит Клэр за руку в укрытие: здесь светлее, не пахнет разрухой и смрадом.       — Ублюдок, — Клэр шипит еле слышно прежде чем затаить дыхание.       Громилу не услышать невозможно — от его шагов на этаже ниже штукатурка грозит посыпаться. А сейчас он рядом: ходит где-то поблизости, вслушивается в каждый шорох чтобы в конце концов найти и прикончить двух выживших. И маловероятно что у них пока есть шанс против громилы.       Эхо тяжелых шагов как раскаленное сверло ввинчивается в мозг Леона, и он протирает глаза костяшками пальцев от пыли и засохших слез. Леон не замечает, как Клэр медленно поворачивает к нему голову и с каким беспокойствием смотрит на него. И конечно же он не подозревает, какие эмоции ее терзают внутри.       — Сколько патронов у тебя осталось? — вопрос срывается с ее губ робким шепотом.       Леон горько усмехается, поднимая голову выше: мигающая лампочка и бледное освещение в комнате как будто добавляют ситуации обреченности.       — Около десяти…       — Паршиво.       — И не говори, — Леон улыбается, не боясь поранить треснувшую губу, когда шаги за дверью наконец растворяются в непредсказуемой тишине бушующего ливня и беспокойного ветра. — А у тебя?       Но вместо ответа ему дерганная улыбка, грозящая стремительно завянуть и обвиснуть по краям.       — Ничего, мы обязательно найдем еще, — Клэр отмахивается от взволнованного взгляда Леона, рыская глазами по полкам стеллажей, одержимая слепой надеждой отыскать хоть немного остатков.       Но движения Клэр выдают закипающую в ней панику. Она тщательно обыскивает все выдвижные ящики, полки, пустые упаковки и даже заглядывает в щель под шкафами.       — Я здесь уже искал, — обмякнув на мгновение от усталости, бормочет Леон. Ему удается с первого раза отстраниться от холодной стены и приблизиться к Клэр. — Это не оружейная. Нам нужно пойти в другую комнату. Тут недалеко.       Но он не может быть уверен в том, что громила не поджидает их за углом. Однако сидеть вечно здесь тоже не блестящая идея: у Леона патроны на исходе, а у Клэр они закончились вовсе.       — Держи, тебе они нужнее.       Сам не понимает, что творит - то ли безрассудство, то ли благородное безрассудство, но других идей нет.       Леон отсыпает в ладонь Клэр шесть патронов для пистолета, у самого же в кармане остается около четырех или пяти — теперь прав на ошибку у него вдвое меньше. Но разве разумно делить ноль на два?       — Леон… — её удивленный вздох растворяется в треске мигающей лампочки.       — Ничего не говори, — он аккуратно и почти нежно сминает ладонь Клэр в кулак. — Они тебе понадобятся, а у меня есть еще.       Леон робко замолкает, не желая ляпнуть лишнего, но им двоим и не нужны громкие слова, чтобы понять чувства друг друга.       — Мы справимся. Клэр, давай выживем… вместе?       Вместо слов она встречает его тело порывистыми объятиями, потому что боится, что голос ее, вопреки желаниям, зазвенит подкатившими слезами. Сейчас не время для этого, не место. И Леон судорожно цепляется за Клэр, вдыхает ее запах – теплое солнце после мрачных туч – и выдыхает жгучую боль, стягивающую льдом легкие.       Он так долго ждал этого, нет... Так нуждался.