***
отвратительно мокнущий шрам во всю грудину, обнаруженный при вскрытии, оставшийся вечным клеймом на теле от стычки с зенином. но было ли в гето действительно хоть что-то отвратительное? одержимость устроить геноцид всех не-магов, желание заполучить способность юты оккоцу, даже ценой его смерти, также для массовых убийств.поступил ли он правильно? да, определенно. спас весь магический мир. «..но сугуру ведь не был злодеем.» трепещут,волнующиеся мысли в голове, захлестывают, заставляют захлебнуться в невозможности вернуть все назад. хоть на секунду.хоть раз за эту жизнь принять одно верное решение! но сёко кладет свою теплую руку на макушку, заставляет смотреть правде в глаза, вытаскивает из пугающей глубины, в которой яркие, спокойные волны в чужих глазах поглощались черным цунами и теряли всякий свет, как и надежду. сатору не семнадцать лет и поэтому он все еще держится. потому что все еще помнит как бедная иейри успокаивала его, сидя плечом к плечу, хотя скорее они успокаивали друг друга. он пришел к ней, спустя день без знания, что сугуру где-то там выслушивает нового последователя, бестактно ложась на кушетку, прося ее резать, только бы он больше ничего не чувствовал:не ощущать комок в горле, дыру в сердце, с заполняющим ее одиночеством, духотой в голове и невозможностью проветрить. он все время вспоминает сильную спину сугуру, уходящую вдаль и помнит как не сдвинулся с места, не побежал вслед, не остановил и не влепил сильной пощечины, а потом загреб в свои теплые объятия, долго плача в плечо и плевать, что будут смотреть. если это бы остановило друга, то он бы без раздумий сделал все, что тот бы попросил. но не сейчас. он же вроде прошел все стадии горя? отрицал, что есть мочи, стоя перед мертвым телом, не разрешая делать с ним ничего. ненавидел за то каким безрассудством занимался тот все это десятилетие.чувствовал и чувствует вину.давал себе проживать утрату так долго как будет нужно, но кто знал, что понадобиться вся никчемная жизнь сильнейшего? и знаете, он даже не против. его статус сам по себе подразумевал собой постоянное одиночество хозяина и встреча с гето сугуру—случайность. а он должен был быть благодарен за три года. за их первую и последнюю голубую весну. да что такое? почему как только он пытается абстрагироваться от ситуации в голову лезут клопами сожаления о прошлом. да он поехавший, зацикленный на прошлом чудак! он и не спорит. одиночество — привилегия, его статус—обязательство , тянущее за собой смердящий шлейф из крови и чужих трупов будь-то товарищи или случайные жертвы проклятий. в этом мире он был один. даже тогда, когда принес мертвое тело сугуру сёко, перед этим выплакав все слезы, чтобы лишь нос и покрасневшие глаза выдавали его состояние. девушка стоит рядом, не верит, вдыхает никотин, проходящий через фильтр, стряхивает пепел,ударяя ногтем по сигарете.по ее щеке катится слеза и теперь она падает, кладет голову на сильную грудь сатору, не способная смотреть на «такого» друга. на кого угодно. только не на них с сатору. каким бы профессионализмом она не обладала. здесь, сейчас, только сатору и тот сам не в лучшем состоянии, чтобы додуматься до осуждения—нет.у него перед глазами дымка и сигаретный омут тут совсем не причем. казалось, что слез больше не осталось. ошибся.***
на руки выдают форму гето, без пуговицы. выдают и его прикид, вместе с годжо-кесой. и сатору до смешного по-детски утыкается носом в вещи, втягивая аромат, сжимает крепко-крепко, не в силах отпустить. сёко знала какая будет реакция, но не хотела говорить раньше, что сугуру оставил последний раз в комнате все и даже их глупую фотку, сделанную такими беззаботными ими..кажется, сейчас это были совершенно другие люди. техникуму не позволялось забирать их юность, но он забрал все. с той ночи проходит время. с больной головой и ноющей каждый день спиной, от количества побочных заданий, на которые сатору ездил только так, стараясь вымотать себя на максимум. вымещая свою силу на проклятьях на полную катушку, иногда забываясь и вовсе не ставя завесу за, что выслушивал выговоры от старейшин. но их слова давно не имели веса. какой смысл в сильнейших шаманах, когда они не могут просто прекратить выращивать магов для губительно короткой жизни. тебя даже не запомнят, а пришлют нового юнца, которому останется такой же непродолжительный срок чуть больше или меньше твоего—не имеет значения. разве это не война? разве они имеют право говорить хоть что-то, когда именно из-за их системы погиб сугуру? сатору заходит в душную квартиру, с промокшей на нем формой, с прилипшей к глазам повязкой. проходит, снимая обувь, оставляя на пороге, устало промаргивает сон, кажется, брать несколько заданий с проклятиями особого уровня было не очень хорошей идеей, и если по началу он игрался и растягивал удовольствие битвы, то в конце хватало одного(пары)зарядов фиолетового и бой кончался. как и энтузиазм парня. он раздевается, залезает под холодный, покрывающий соленую кожу мурашками;пробивающий до самого сердца морозом, душ,находя только его способом избавиться от всей дневной грязи и такого же беспорядка в голове. выключает бесконечность, промокает, закрыв глаза и чувствует себя будто под весенним дождем, ловит капли носом, ощущает струйки прохладной воды, бегущие по напряженным мышцам, смывая гнетущую, свинцовую усталость. и эти минуты, заставляют чувствовать себя лучше, вспоминая прошлое. сатору вообще в курсе, что это тревожный звоночек и его неспособность по-настоящему радоваться в моменте может выльется в огромную проблему?но пока ведь не выливается,потому что его стакан наполнен только наполовину или как там? открывая глаза, чтобы пройти до кровати, нарочно спотыкается и падает лицом прямиком в удобную подушку. его жизнь стала чередой отрывков, потерявших стезю повествования. дни сменялись, становясь аналогичными, появлялась заземляющая рутина. никакой злой бессонницы.перед глазами темный экран, но мозг все еще работает,хоть тело и отдыхает не в силах выдерживать такие нагрузки. он наконец засыпает, мечтая проваливаться в эту тишину насовсем. и слышит знакомый голос: —сатору наверное послышалось. да, вероятнее всего. о таком предупреждала сёко, когда говорила, что находиться неделями без нормального сна—самоубийство. —саторуу.. где-то совсем рядом, почти завывающе, протяжно. и в совершенно такой же мягкостью, какой обладают только свежие розовые персики, покрытые пушком. —са-то-ру.. слышится над ухом, задувает ветерком. от чего глаза машинально открываются, а руки дергаются в желании защититься.он чуть ли не подпрыгивает на кровати, переводя взгляд на говорящего.грудь резко подымается, но также быстро замирает. —доброе утро, сатору! ты так крепко спал, что я не сразу смог тебя разбудить, пришлось постараться,—смешок,—как тебе спалось? спрашивает гето. его сугуру. такой же как раньше: с россыпью смоляных волос на плечах, в растянутой белой футболке и каких-то черных шортах, стоит прямо у кровати сатору, в его квартире. такой домашний и уютный, словно так и должно быть. смотрит, не пялит взглядом, просто наблюдает, давая время подумать, что после хорошего сна сделать бывает очень сложно. и он это прекрасно понимает. —отлично спалось,—неумело произносит годжо, еще ловя тени сомнения, пытаясь переубедить самого себя,—а тебе как?что-то случилось? —мне тоже хорошо.ты всю ночь ворочался, подумал тебе снится, что-то дерьмовое, поэтому приготовил завтрак в постель, чтобы порадовать тебя!— и в правду гето держит небольшой поднос с едой, накрытый серебряным клошем. —вау, спасибо..подача достойная звезды мишлен.—усмехается сатору и теперь все окончательно правильно. расслабленный взгляд:глаза в глаза, спокойная атмосфера утра , слегка пробивающиеся лучики солнца из под закрытых штор. пение скворцов прямо под окнами. одним словом—спокойствие. из кухни доносится аромат выпечки, а еще запах кофейных зерен и сладкий благовоний. откуда они—неважно. в глубине души сатору тот еще романтик, наверное где-то есть и розовая морская соль для ванны и декоративные розы красного и белого цвета. —открывай скорее, я ведь не зря старался.—хохочет сугуру, прищурив глаза, а утренний свет падает прямо на его пушистые волосы. —хорошо-хорошо. сатору в предвкушении закрывает глаза и наощупь открывает клош, мысленно представляя увидеть добро, улыбающуюся глазунью с двумя-тремя кусочками бекона, прожаренных до золотой корки, тостовый хлеб с маслом. может все это приправлено зеленым луком и крохотными чери…но открывая глаза он не видит желаемого и близко. на него смотрит живой мозг, со ртом меж двух полушарий. отвратительно-розового, почти кровавого цвета, с серыми жилками на коре. с хлюпающими звуками,открывающий рот, а слизь вокруг стекает на пол, пачкая ноги сугуру. точно, сугуру. что он… и взгляд зацикливается на гето, держащем свою черепную коробку в руке, снимая живой скальп, оставляя пространство в голове полностью пустым. и делает он это так будто сейчас ничего этого не происходит и у годжо точно едет крыша, но по мнению сатору крыша у него есть, в отличие от стоящего напротив. и,боже, что за..выражение лица, нет, он не страдает от боли, он плача улыбается и кровь тонкими струйками попадает ему в рот, стекая дальше.как и раньше глаза в глаза только вот, одни расширены до безумия, в них страх и немой шок, неспособный сорваться с губ, будто парень лесной олень, который застыл перед ярким светом фар, не осознающий, что через пару секунд будет сбит насмерть. а другие: темные, совсем непроглядные, в них нет былого золота и луча света, играющего в радужке, тьма. злой оскал, прищур и комната наполняется заливистым,насмехающимся глумом. годжо хватается за голову в попытке проморгать то, что видит. рвет волосы, слюна собирается во рту и крупицы слез на уголках глазниц—базовая реакция,он ее почти не контролирует. зрачок мечется из стороны в сторону. тресет голову, в отчаянной попытке пытаясь проверить на месте ли его собственный мозг. картинка плывет, сугуру протягивает руку прямо к лицу и…. сатору просыпается. встает резко, осматривает комнату, старается отдышаться, жадно, глотая воздух. пялит на все, что только может по несколько секунд: замечает ночь в открытом окне, задравшийся конец штанины и сухость во рту. садится на край кровати, размышляет и прогоняет сон еще и еще, будто было в этом гето..что-то прошлое, родное и такое теплое. конечно, парню снятся кошмары, почти во всех случаях,когда ему все же удается поспать, но все они заканчивались на моменте его расчленения очередным проклятьем или настоящей смертью от рук тоджи зенина, когда клинок впивается, словно змея в горло и багровая кровь, бурлит заливаясь в глотку, заставляя захлебнуться, в грудине дыра, а мухи облепливают его тело, медленно пожирая. но в них никогда не было сугуру. прогресс или регресс—решать не стал. пошел на кухню и закинулся таблеткой успокоительного, которое так любезно принесла секо после неприятной панической атаки в три часа ночи жарким летом, помнится..это гето позвонил ей, держа все это время сатору за руку, ни за что не отпуская, а второй легко поглаживал по мокрым волосам, заправляя их наверх, чтобы не мешали. притащил стакан прохладной воды, тазик, таблеток не нашел. ясно откуда они. гето оставил. чтобы, если сатору опять стало плохо он мог помочь себе. сам. подсознание играет с ним в злую,очень злую шутку, намекает. кричит венами из под кожи, что сугуру планировал уйти еще в самом начале и медленно прогревал его, чтобы не сделать больно слишком резко. но было больно. пару секунд сатору дышит и старается контролировать то, что происходит в его голове, потому что он опять додумывает. додумывает не за себя, а за мертвого человека, что вероятнее всего было неуважительно.напоследок он вспоминает про серебряную посуду и находит клош, накрывающий обычную тарелку. затаив дыхание,словно маленький ребенок, слегка отводит взгляд в сторону, держит «красный» на готове…но ничего нет. только до ужаса изнуренное лицо показывается в кривом отражении. синяки видно, переутомление не смыть, а духоту в комнате не развеять открытым окном. на что он рассчитывал, проспав два часа от силы? что сможет пойти на все четыре стороны, победить любое из сильнейших проклятий, даже не вспотевши. но его мозг отказался. бесконечность—барахлила, не подчинялась,призывая остановиться. или у них тут чертов марафон: что-убьет-его-быстрее-собственная-тупость-или-собственная-техника. он действительно на пределе. в мыслях промелькнуло: « тебя так легко утомить, а? великий ,годжо сатору? сильнейший,но такой беспомощный перед обычной человеческой усталостью. стыд и позор.» и звучало бы смешно, по-дурацки, но сатору мучал себя. значительно снизил потребление сладкого, разрешал себе только в критических ситуациях, подобных этой. когда даже техники отказывались убивать хозяина, изматывая тело сильнее и сильнее с каждым разом, поэтому пришлось выйти в круглосуточный комбини.проходит еще полгода.
сатору отпускает тихо и медленно,больно и терпко на корне языка. продолжает тиранить бедный организм заданиями, но теперь чуть меньше. у него появились ученики, за которыми тоже стоило бы приглядывать, а не оставлять на само попечительство.поступить как хороший учитель или вроде того. из годжо он такой же замечательный, как из секо первоклассный боец, стремящийся оказаться в пылу жаркой битвы. то есть, в теории он бы мог заморочиться, но тратить на это силы и время—не было желания. если это только не сосуд сукуны, за которым глаз,да глаз нужен;слава богу у сатору их целых шесть. неудивительно, что его вызвали на ближайшее к его местоположению задание,где пропадали люди, находили пару трупов и бла-бла-бла…сокращая:делай свою работу:приди и убей, потом на все четыре,но только до следующего звонка. —ох, и с чем меня заставили разбираться в этот раз? очередное проклятье особого уровня? — разминает ноги, чуть тянет шею,отмечая, что рвануть в бой без легкой(скорее показушной)подготовки уже не мог— не переживай, мы сильнейшие так что больно не будет, ты даже не почувствуешь, ну может слегка, не знаю..если, что скажешь,где болит.мне интересно. года идут ,годжо сатору не меняется. все такая же язва, только уже взрослая. идти наперекор старейшинам, яге, себе и своей судьбе — без проблем, обычное занятие на день. что-то из разряда купить клубничный моти за хорошую работу. сейчас он не ограничивал себя, только временами, когда вкус приедался и он осознавал, что сможет закончить миссию без дозы легкого дофамина. отвратительный гуманоид смотрит на него как на крайне тупого и безнадежного пациента,потому что парень перед ним здесь точно один, нет запаха чужой проклятой энергии, даже людей поблизости не осталось,а у этого чудака со взрывом на голове и стремной повязкой на глазах точно не все дома. —ты чего так смотришь? если это глаза,конечно…,—доходит не сразу, с опозданием и глупым взглядом прямо в лоб врага.смаргивает, а потом еще и еще, приударяя себя по белесой макушке— я опять сказал «мы»,да? боже-боже, прости меня. здесь только я, ну ты наверное итак понял. поставил в неудобное положение,приятель? ввел в заблуждение…но ты знаешь я ведь не нарочно.. но особому уровню все равно на эту болтовню, он бросается прямиком на парня, в следующую секунду, получая заряд концентрированной атомной энергии прямо в тело, тут же расщепляясь и оставляет после себя лишь темно-фиолетовое пятно. завеса осторожно сползает, проясняя чистое небо с отливом закатного солнца, в котором буйными красками смешались холодные синие и голубые оттенки, с приятно переливающимися тепло-оранжевым и кораллово-розовым цветом,стремящегося уйти за горизонт, скрывающегося за высокими зданиями многоэтажек и бизнес-центров. —ты меня не отпустишь,сугуру? даже, если передо мной встанет самое сильное из проклятий? таких, к слову, нет. пока что…поэтому,—вздыхает,—делай, что хочешь,—ведет монолог, затягивая ткань на лице потуже, не желая больше видеть мир и чувствовать его тоже не особо хочется,но техника не позволяет. оглядывает место своеобразной битвы в одно действие и отступает в переулки, петляя между развилок, запутывая не только след,но и себя, все сильнее и сильнее в пучину голодных мыслей. приходит к сёко, опять. она стала ему так близка. только после смерти одного лучшего друга, начинаешь ценить второго? и да, и нет. они переживали одно травмирующее событие на двоих и иейри ударила бы себя по лицу, если бы отказала сатору в помощи. как никак он все еще близкий друг, с которым можно было обсудить много сокровенных вопросов и устроить сеанс психотерапии тоже,в крайнем случае. специального образования у нее нет, зато умение слушать и слышать развито на максимум. да и сатору не то, чтобы сильно размяк. он все еще держался, может из-за давящего статуса, или какого-нибудь данного самому себе обещания, способного удержать его на плаву. она рада всему, пока тот не прыгает с многоэтажек, проверяя свою телепортацию или ломает ребро в спарринге с гето. такое,кстати, невозможно окликаются мысли. сугуру мертв как полгода.да,точно. —сёко, думаешь я и в правду сильнейший? — процеживает сатору, теребя в руках снятую темную повязку. к нему приходит осознание, что каким бы сильнейшим он не был, он все еще слаб, потому что внутренние раны не вылечить обратной техникой, приходится говорить о них, извечно залечивать. —да, ты сильнейший маг, рождавшийся за последние четыре сотни лет—это общеизвестный факт.почему ты вдруг спросил?раньше…,— молчит, подбирает слова,— когда вы с сугуру были сильнейшими вместе..всем было чуть проще,но теперь ты один. как себя чувствуешь ?—она искренне интересуется, хотя годжо раз в две недели, сидя у нее на кушетке задает этот вопрос, каждый раз понуро опустив голову и смотря в пол. —знаешь, у меня осталась привычка говорить «мы» и я никак не могу перестать. сегодня во время битвы опять сказал, даже тупое проклятье посмотрело на меня, как на психа. он меня никак не отпустит,сёко! я пытался грустить, злиться, ненавидеть его,но я не могу.—злит до чертиков, до сжатых костяшек и оставшихся на белоснежной коже «полумесяцев», потому что это несправедливо:так его мучать! —…это лишь мое мнение, но я думаю, что ты все еще не готов отпустить его. полгода слишком небольшой срок.дай себе время, сатору. это нормально , когда болит, даже если сердце. —тебе легко говорить вот это все,да? часто видишь больные или вообще в щепки размазанные сердечки?—переводит в шутку, сглаживая момент, не позволяя секо быть с ним нежной, не позволяя проявить к себе жалость, потому что не считает себя достойным утешений.пульсирующая боль в его голове все рассудит. —боже, годжо.ты такой ребенок.—девушка встает с кушетки, намереваясь выйти из помещения. —знаю. —поэтому и не можешь отпустить.—выкидывает слова на ветер, просто допуская такой вариант. необязательно верный и правильный, но вряд-ли у самого страдальца-сатору был ответ. —чего?—вскакивает вслед за уходящей. —ухожуу.. и дверь с громким хлопком закрывается. сёко саму чуть-чуть подташнивает говорить об этом. ей до одури жарко в помещении, ведь мозг работает на пределе, стараясь не вспоминать мертвое тело гето на столе, брызги засохшей крови на щеке, буквально вой сатору и всхлипы, наполняющие все пространство вокруг них и она тоже плачет. особенно в ее голове вырезался момент, когда они вдвоем сидят в первые пару часов рядом с трупом и глаза у обоих болят и щипят от количества пролитых слез, голос дрожит, а в голове туманно-пусто: —он мертв сатору, я не могу ничего сделать, я не могу помочь, гето…не в этот раз.прости,дорогой..— держит крепко за руку,будто сейчас от ее неудачных слов парень мог бы встать и разрезать себе горло любым скальпелем на выбор,но он бы взял тот, которым вскрывали сугуру. тот лишь тихо шепчет: —сёко…сёко ..—,с хрипотцой несвойственной звонкому, бодрящему голоску годжо, его дурашливому нраву,—почему наши техники не могут ничего сделать.. это не вопрос. он знает, что не в силах, никто не сможет, если даже сильнейший шаман столетия не смог. и сёко тоже это знает. и становится до паралича в теле — мучительно плохо. наверное хуже всего не в тот момент, когда видишь труп, а в тот, когда действительно понимаешь, что человек мертв. его задорный смех не раздастся посреди комнаты, никогда не пригодится запасная резинка на запястье сатору, все поглощенные проклятья исчезнут, как в бездонной яме. на дорожках не останутся следы,их навсегда смоет весенним дождем.сохранится отпечаток твоего присутствия у двоих, кого еще не погубил мир. комната будет стоять, наполненная тишиной и летающей по ней пылью. общая фотография, нарочно оставленная на столе. забытая, не прочитанная книга, взятая у нанами. две конфеты в углу шкафчика:для себя и сатору. маленькая статуэтка радужного дракона, подаренная по случаю дня рождения, сделанная прекрасным ювелиром, передающая,отливающие разными цветами чешуйки. и старая моторола, с треснутым экраном, на котором когда-то…хватит! он умоляет остановиться самого себя. не способный слушать дальше, потому что забыть уже не в силах. и мир делает паузу на еще одну секунду, когда просматривает контакты на побитой раскладушке. находя тот, что подписан:«гето сугуру»
диалог ни к чему бы не привел, да и говорить уже не с кем. но будь у него шанс, возможность…что бы он сказал? в трубке гудки, растянутые и монотонные, линейные и без ответов. обжигающие сердце с каждым новым «бип» и протяжным затишьем перед очередным. вдруг в трубке чей-то голос.незнакомый, мужской, но без мягких сиплых нот, скорее вымотанный. дыхание замирает, промаргивает пару раз и думает, что ошибся, случайно нажал не туда. но цифры давно въелись в голову, были выжжены на подкорке, да и следующей в списке контактов шла «иейри сёко». —алло?—вопросительно задают на другом конце провода. и сатору сбрасывает. хотя, чего он ожидал? неактивные номера часто перепродают другим людям. или он правда думал, что кто-то поднимет трубку и этим кем-то окажется сугуру, случайно ждущий запоздалый звонок, приглашающий сбежать из токио.к сожалению, нет. спустя семь месяцев боль все еще чувствуется, она притупленная дневными заботами, но осязаемая, как стертые подушечки пальцев при игре на гитаре. вместе с девушкой,оба одетые в черный, идут навестить могилу, возложить цветы. он несет белые гипсофилы,нежно обвивающие голубые розы,сплетенные с жемчужными, означающими молодую любовь.у секо букет поменьше, в нем: хризантемы, вперемешку с раскрытыми бутонами мраморной лилии, символизирующие глубокую рану из-за разрыва дружбы и вечную признательность. на кладбище тихо, потому что расположено вдалеке от города, в лесу с хвоями.слышно только шелест деревьев, пролетающих между ними,птиц.скрежет лопаты, покрытой ржавчиной, чей-то плач и молитвы. они не льют слез, потому что слишком много и долго делали это, кажется, осушив глаза полностью. смотрят устало, слегка замылено. на подложку бережно кладут букеты. и на них смотрит высеченный из камня вертикальный столб серого цвета с вкраплениями, нанесено только имя, без каких-либо рисунков или фотографий. минималистично. обычно во внутрь памятника помещается урна с прахом, но в этом ничего не было. сатору не разрешил кремировать тело. со стиснутыми зубами и переходом на крик доказывал сёко то, что они не имеют право вот так обращаться с телом сугуру. если оно не принадлежит им, то и земле не может. его нельзя просто развеять, превратив в пепел, если бы годжо захотел он бы и сам мог сделать это. но сёко смотрит ласково, с грустной улыбкой. она соглашается, откидывая тени сомнения и посылая куда подальше приказы старейшин, потому что единственный живой друг просит. ей и самой не хочется, вряд-ли она бы смогла сделать это без пары часов отрицания и выкуренной пачки сигарет, с каждым разом прожигающих легкие сильнее и сильнее.будто бы отрезвляюще. начинается теплый дождь.у иейри с собой в сумке всегда есть черный большой зонт, но она не предлагает стоящему рядом. у того бесконечность и невосприимчивость ко всем внешним воздействиям. достает пачку, протягивает и после отказа закуривает, выдыхая белесый дым. она же вроде бросить пыталась? между ними,затянувшаяся тишина. молчать было не то, чтобы приятно, просто не находилось нужных слов, а даже, если в голове и промелькнуло пару здравых мыслишек, то они были слишком юркими и постоянно сбегали. на очередном выдохе девушка не выдерживает, оголяя свои раздумья: —это нормально, сатору.он выбрал свой путь и был верен ему до конца. если гето сугуру правда тебе дорог, ты должен уважать его выбор.—она прикидывает тот размах сожаления, творившийся в черепной коробке напротив, поэтому говорила то, что не облегчит как чужой так и собственной скорби,но позволит грузу вины чуть меньше давить на надломленные плечи. —я мог бы спасти его.—без тени сокрушения, он также просто рассуждает. все еще не готовый смиряться и отпускать, но нашедший в себе силы для банального прощения. —не мог,—поглаживает плечо.после трагедии в их отношениях появилось много физического контакта,для чего нужны слова, когда тело может сказать гораздо больше?— он не нуждался в нашей помощи тогда.хотя…ты и сам это знаешь. —хе,если бы я был как оккотцу я бы смог проклясть его, чтобы он навсегда остался со мной, как думаешь?—не то чтобы перспектива видеть сугуру, как проклятого духа его привлекала. но как вариант, о котором он чисто теоретически мог задуматься, если бы узнал о случае юты чуть раньше. но не в его вкусе обрекать гето на еще большие мучения. —ты уже проклят.и я думаю твое проклятье было добровольным. —заключает. —иейри,ты...,—поправляет сползшие на переносицу узкие очки,—боже, фух, а… так, мне нужно вернуться к студентам у них время тренировок после обеда,не хочу ничего пропустить! как раз из киотской школы вернулись тодо и май, нужно оказать радушный прием. поэтому до встречи,сёко!спасибо, что составила компанию.—он встает и уходит так же быстро как и пришел, так же резко как выпалил, заходя в морг, что хочет пригласить девушку прогуляться до могилы. —увидимся, сатору. и она думает, что будь он один, то сошел бы с ума, без возможности хоть минуту говорить о том, что произошло. преувеличивать свою значимость не хотелось, но легче может стать только в контакте, пусть и не сильно, даже на грамм—уже успех. она бы сказала, что сейчас у них период бесконечной рефлексии, когда заместо слез приходит горькое понимание, гадким осадком остающееся в памяти.***
проходит год и сатору уже почти не больно. почти. все это время находясь в тюремном царстве, размышляя о том кого он встретил на станции в сибуе. как очередной триггер, разрушивший все спокойствие, как событие выбивающее из затяжной ремиссии. сатору бы предпочел не ощущать себя снова там, находясь в плену воспоминаний прошлого, стоя достаточно для того, чтобы врата закрылись и он оказался в окружении стрекочущих костей. и закрывая глаза в его голове вырисовываются спокойные пейзажи юности. и гето полностью закутанный в теплый объемный шарф, сидящий на остановке. помнит как подбегает к нему и сугуру выдыхает в него пар, натягивая шапку на голову. они вместе сидят на кухне отеля в окинаве.ночью шум волн становится особенно слышен, но не он мешает уснуть. приходится смотреть в оба, не отключать бесконечность из-за чего силы расходуются быстро. но гето теребит его за плечо, призывая пойти спать. у годжо расфокусированный взгляд из под оправы круглых очков, волосы слипшиеся из-за жары и сам он выглядит совсем помятым, поэтому нелепо хватается за край гавайской рубашки парня, прося посидеть с ним до утра. билеты в кинотеатр.места в центре огромного зала, большая пачка попкорна,газировка и два устремленных на громадный экран взгляда, и на перегородке между двух кресел неосознанно переплетенные руки. годжо пытается спихнуть с себя гето, который еще сильнее прижимает его к земле. все таки не стоило недооценивать сугуру в рукопашном бою. так что теперь оба парня заливаются смехом, когда видят проходящую иейри, просящую их наконец снять комнату. и они еще целый час лежат в траве, разгоряченные из-за дружеской битвы и счастливые, с парой ссадин на щеках. они сидят в классе. он устало щелкает ручкой, потому что больше заняться нечем. гето конспектирует лекцию, внимательно слушая сенсея, а сёко спит, закрыв лицо руками. и сатору хочется, чтобы этот момент продлился вечность. пылинки в комнате летят туда-сюда, годжо кажется, что он вот-вот и сможет поймать их руками, не дав пройти через пальцы. рядом на кровати сидит сугуру и рассматривает подарок от ребят, смущенно прикрывая глаза. ловит вопросительный взгляд от сатору и громко благодарит. воздух в небе такой свежий, а до облаков можно дотянуться, чтобы потрогать. радужный дракон набирает обороты, стремясь выше и выше ввысь. и теперь годжо утыкается в затылок парня, не желая упасть, чувствует легкий одеколон, и крепче обхватывает талию руками. на, что сугуру лишь усмехается, прося дракона быть помедленнее ради гостя. и все это перед глазами, проносится неумолимо быстро, не давая дотронуться и остаться навсегда в том счастливом моменте. без возможности сказать как он все это ценит. и когда он выходит из царства, его лицо выглядит значительно старше, чем до этого. в сапфирах бездонная пустота и абсолютно тихое море, без единой волны. он просто хочет увидеть гето еще разочек, так же близко как ему позволяло сознание в заточении. перед ним ученики. сбившийся с пути мегуми, не в силах предстать перед ним сейчас, но он ловит решительный взгляд юджи, которому также пришлось повзрослеть за период его отсутствия. маки выглядит совсем измученной, но ее глаза полны желания действовать. юта смотрит с надеждой, потому что знает, что будет, если сенсей не справится, поэтому верит. инумаки как всегда молчалив, но всех их объединяет неумолимо сверкающий огонь в глазах. его глаза так даже примерно не сияют, если только не блик от яркого света. но это неважно.. —мы ведь сильнейшие.—проговаривает, и верит в это сам, потому что читает в лицах ребят волнение и легкий мандраж. своими словами ему не убрать весь страх перед битвой, потому что противник серьезен, но почему бы не подарить им хоть каплю спокойствия и уверенности. осознавая, что скорее всего это последняя их встреча, поэтому в конце концов ему не жалко. может лишь чуть-чуть..когда смотрит на своих учеников, искренне веря, смотрит за их спины в надежде увидеть чужое лицо, расплывающееся в нежной улыбке, но не видит, поэтому отворачивается. отправляясь на битву с сукуной он знает чем это закончится для него. без боязни потерять прошлое, осознавая, что теперь он старается ухватиться за настоящее, которое вот-вот уйдет из под его ног. начинаешь ценить только, когда почти потерял, да..? сукуна то…сукуна се..король проклятий. самое смертоносное из них. когда-то про сатору говорили также, потому что сильнейший и потому что он может все это вынести. годжо почти такой же , что и рёмен, монстр. разве, что изгнать его совсем не получится. а вот убить.. когда он впервые увидел***
он стоит в поле, рядом аэропорт, а перед ним гето сугуру живой и удивленный. они смотрят друг дружке в глаза, все не решаясь сдвинуться. но сатору не может упустить возможность второй раз, поэтому изо всех сил сокращает дистанцию между ними, прыгая на него, падая с ним в высокую траву и тот успевает лишь захватить годжо в крепкие и долгожданные объятия, место которым наконец-то нашлось. и, когда сатору смотрит в глаза,лежащему под ним гето в его собственных стоят крупные слезы, а на лице расплывается счастливая улыбка, потому что он вернулся домой, способный утонуть в глазах напротив, спуститься с аквалангом на глубину марианской впадины. —я так скучал.—утыкается в шею, прося что-то неразборчиво, пуская море мурашек по всему телу и сугуру лишь крепче зажимает его, говоря, что все закончилось. и где-то в небесах над ними пролетает самолет, держащий путь на юг. 07.12.1989-24.12.2018 прощай, годжо сатору.