Прикоснись к тому, что раньше было незнакомо.

Невысокий каблук мерно стукал по каменному полу, раздаваясь эхом по зданию. Желталмаз медленно проходит мимо комнат, мимолетно заглядывая в каждую и, если позволяет расположение спального места, оглядывая своих спокойно спящих «сестер», стараясь идти как можно тише, в итоге вовсе стягивая с ног громкую обувь. Не хотелось кого нибудь разбудить так поздно ночью, попадать под сонный растерянный или раздраженный взгляд, ведь в любом случае было бы неудобно. Лунный свет падал на нее, переливаясь в ярко-желтых волосах, а тонкая тень плавно скользила по стене чуть впереди идущей. Наконец, Желли доходит туда, куда ее так тянула вина и волна презрения к себе — обширная комната Рутил за счет огромного выреза в стене была намного более освещенной, чем коридор. Заглянув в нее, сразу в глаза бросилась спящая на стуле у стены доктор, ее большой стол-«гроб» и такое до боли знакомое тело на нем. Оставляя туфли у входа, чтобы не мешались, она тихо проходит вглубь помещения, не сводя глаз со спящего врача, но, видя, что та никак не реагирует, продолжая бездвижно сидеть с опущенной головой и закрытыми глазами, подходит к столу и присаживается на колени, склоняя голову и вглядываясь в лицо своей бедной напарницы — Циркон. Короткие оранжево-желтоватые локоны рассыпаны по твердой поверхности, руки лежат вдоль оголенного, лишенного одежды тела, кожа которого, еще не покрытая светлой пудрой после тщательной и долгой сборки, имеет тот же цвет, что и волосы, отражая в себе лунный свет и отливая теплой рыжиной. Рутил работает очень аккуратно, и от этого почти бесследно, но сейчас, когда поверхность обнажена, если приглядеться, можно без проблем увидеть тонкие ниточки-линии между двух вновь соединенных конечностей, между мелких или более крупных осколков. Алмаз не спеша разглядывает их все, прикрывая глаза и чувствуя, как что-то гудит в груди, особенно когда среди них она без проблем находит совсем свежие — те, которые Ци получила сегодня из-за очередной ее ошибки. Пусть они никак и не отличаются от остальных. Паутинка склеенных трещин ползет вокруг шеи и правого предплечья. Когда она очнется, то сразу скажет, что виновна здесь только она, потому что неопытна и глупа, тороплива и суетлива, стыдливо притупив взгляд, вновь показывая все восхищение и уважение к старшей, чего та совершенно не хочет. Все равно ведь не заслуживает… Перчатки ее итак достают почти до самых плечей, но Желтая на всякий случай немного нервно натягивает их еще выше, заправляя под короткий рукав костюма, проверяя сохранность после боя. Не обнаружив никаких повреждений, вытягивает руку вперед, останавливаясь в паре сантиметров от самоцвета, еще, наверное, тысячу раз обдумывая правильность своих действий. Если бы это увидела сама она или кто-то еще, было бы это правильным в их глазах? А для самой Желли? Вот только если в вопросах боя и отношения к остальным вызывали сомнения, то к Циркон, после тех миллиардов бессоных ночей — точно нет. Еще давно стало ясно, что она отличается от других, просто для самого Алмаза, что относится к ней совсем иначе. Ранее она бы могла еще свалить все на то, что это не первый ее напарник, и знакомый страх потери не должен быть удивительным, вот только и он был совершенно иным, не схожим с предыдущими. Иногда осознание и вынужденность скрываться утомляли, и хотелось вывалить на девочку все так, как есть, как бы не было для нее это странно, непривычно, неожиданно. И все, что тормозило Желли, приводило в чувства — отсутствие встречных намеков на какие-то особые отношения, на то, что она могла бы отнестись к старшей по-другому, не так, как всегда. Как к партнеру в совершенно ином смысле. Даже самых маленьких. Циркон, конечно, уважала и определенно ценила, любила ее, вот только так было и со всеми остальными. Стеснительный, немного замкнутый камушек вел себя так всегда, выполняя все указания и не позволяя себе и лишнего слова сказать, и это помогало Желталмазу возвращаться из мыслей на землю, в реальность, где она — просто влюбившийся в свою напарницу по бою эгоист, когда как Ци больше волновали однотипные дни патруля, собственная сохранность и черные пятна лунян на небе. Это, возможно, немного огорчало, а временами и мешало, но она стойко держала себя в руках, утешая тем, что и не с таким справлялась. Понимая, что она вновь задумалась, так и застыв с протянутой к камню рукой, она все таки опускает ее, пальцами прикоснувшись к шее. Даже несмотря на плотную ткань и осторожность, послышался тихий стук, заставляя Желтую вновь кинуть взгляд на Рутил. Но та не проснулась, даже не двинулась, а вот глаза Циркон резко раскрылись. Желли не на шутку испугалась, слегка дернувшись, но что-то не дало ей отпрянуть от пришедшей в себя и перестать ее нагло трогать, пока та лежит обнаженная и ослабленная после травмы, ничего не понимая. Наверное, все тот же эгоизм. И она, если честно, готова на самую ужасную ее реакцию, ведь не может же ее терпение к непутевой старшей быть вечным. Невольно в голову ползет ситуация, где все происходит с точностью наоборот, и сейчас она лежит на докторском столе, только вернувшаяся в сознание, а смущенная сокомандница хлопает своими рыжими ресницами, не успевая от страха убрать спрятанную в ткани ладонь и сделать вид, будто ничего и не было. Также невольно понимает, что не попросила бы остановиться, а может и дала бы слабину, в случае неудачи скинув на болезненный бред, на деле же вполне сознательно умоляя о продолжении. Вот только она вовсе не ожидает, что Ци лишь слабо улыбнется и поднимет медленно руку, укладывая ее чуть выше желлиного локтя и вновь закрывая глаза, расслабленно откидывая голову. Молча наблюдая за всем этим, Желли замирает и не понимает, как реагировать на это. Можно ли расценивать эти действия, как доверие, как просьбу продолжить, как новый провал в пустоту? Почему она вообще делает именно так, почему не отгоняет, не смущается? Еще больше удивляют ползущие по руке пальцы и абсолютное спокойствие на чужом лице. Видимо, она сидит в тихом шоке настолько долго, что Циркон снова приподнимается и начинает смотреть на нее с каким-то незнакомым блеском в желтых радужках. Лишь находясь будто под гипнозом наконец отмирает и обхватывает полностью тонкую шею, видя широкую улыбку, а после, с характерным звуком потирания камней друг об друга, опускается вниз, натыкаясь на гладкость отполированной кожи, совсем небольшие выпуклости наподобие груди, ровный живот, худые бедра, длинные ноги. Они все были одинаковы внешне, разве что цветами различались, поэтому Желтый алмаз и не думала, что когда нибудь такой знакомый вид будет ее настолько смущать и, одновременно с этим, удовлетворять. Реакция младшей все еще непонятна окончательно, но она опять позволяет себе расслабиться и действовать так, как хочется, тем более тогда, когда не встречает четко выраженное «нет». Лишь бы это снова не стало ошибкой. Ци не сводит с нее взгляда даже тогда, когда старшая напарница резко убирает от нее руки и стягивает одну перчатку, укладывая самую широкую ее часть на лицо лежащей. Та не задает никаких вопросов, и в целом за все время в сознании не произносит ни слова, лишь доверчиво наблюдая, отчего Желли чувствует себя так, будто плавится, растворяется, ломается на мелкие кусочки, которые на удивление все еще спящая Рутил, которую она опять проверяет, будет напряженно и сосредоточенно собирать не один день. Поправляя ткань, чуть приподнимается, вставая из прежней позы на коленях у стола и усаживаясь рядом с Циркон, смотрит на нее в ответ, медленно наклоняясь. Ведет оголенными теперь пальцами на пробу по чужим губам, невольно улыбаясь, чувствуя, как та поддается и даже чуть чуть рот приоткрывает, а после прижимается к ним собсвтенными, одной рукой опираясь о твердую поверхность недалеко от ее головы, другую же оставляя на бедре. Если это незнакомое чувство и правда особенная любовь, отличающаяся от той, что она испытывает к остальным своим сестрам, она, наконец, готова полностью принять ее, ощущая скрежет размеренных движений. Остается лишь узнать, взаимна ли она, хотя уже и так, похоже, все понятно.