***
Идёт обеденный перерыв. Дилюк сидит на подоконнике и пьет сладкий сок. Кэйа торчит у автомата с напитками и наперебой с Розарией избивает машину, потому что последняя не выдаёт банку. — Подготовились к паре? — Вот же… — Кэйа наклоняется к стеклу. Смотрит на кончик спирали, издевательски придерживающий её напиток. Жестокая бездушная машина. — Ага-ага, то есть… — она снова бьет кулаком по левой стороне огромной железной коробки, — нет… зараза, третий раз за неделю! И как назло никакой больше налички в кармане. Может у Дилюк? — Нет? Господин Штайн тебя прибьет. Ты вообще когда отвечала в последний раз? — Я торчу на ночных сменах почти месяц, мне не до него, — Кэйа хмуро переводит взгляд на Дилюк. Хмуро не из-за неё, конечно. Та всё ещё сидит на подоконнике. Болтает своими стройными ногами и из-под ресниц смотрит на стоящего рядом одногруппника. Улыбается совсем уголками губ, скрытыми жестяной банкой. Так, как нравится Кэйе. Той всегда хочется сцеловать эту сладкую усмешку с её губ. И вполне возможно не только ей. Шварц Адлер стоит как-то чересчур близко. Ухмыляется, будто имеет на её девушку свои виды. Типичной мужской усмешкой «смотри какой я крутой», которой они обычно думают, что закадрят любую. Кэйа знает эту улыбочку. Она сама девушка. Также она знает, как сама реагирует на неё. Её бы порадовало, если бы её девушка реагировала так же. Но Дилюк только улыбается, закидывая ногу на ногу. Банка наконец падает, Розария открывает лоток, и банка падает уже оттуда на пол. Стук. Шипение. Сладких запах виноградного сока. — Блядь, — Кэйа смотрит вниз — на заляпанные напитком белые штаны.***
Кэйа и Дилюк очень внимательны друг к другу. Они всегда придержат дверь, проверят, взяла ли с собой в дорогу необходимые лекарства партнерша, поела ли, поинтересуются как прошла ночь, что снилось, застигнут пуговицу на рубашке, если другая не заметила, придержат волосы когда нужно, даже не дожидаясь просьбы. Хотя последнее больше относится к Дилюк, потому что Кэйа чаще всего ходит с пучком, а роскошной шевелюрой у них хвастается лишь одна. — Есть мысль, что приготовить? Кэйа, сидящая на диване в гостиной, закинув лодыжку на левое колено, равнодушно пожимает плечами. — Давай просто в кафешку? — Дождь же. Кэйа переводит взгляд с телефона на Дилюк: — Атмосфернее же? — улыбается она. Дилюк раздумывает пару секунд. Смотрит на настенные часы в форме кошачьей головы, словно у неё в руке нет новенького смартфона со всеми удобствами для просмотра времени в любой части земного шара. — Собирайся, — подытоживает она, подходит и целует в висок, — только недолго. Кэйа смеётся и, потянув за загривок ближе, целует в губы и дразняще мурчит, как вредная кошка, которая сделает всё наперекор. Они стоят у выходной двери уже через пятнадцать минут. Дилюк застегивает браслет, который Кэйа подарила ей на день влюбленных, на запястье, а вторая опускается на колени, чтобы завязать ей шнурки. — Всё? — вскидывает голову. — Всё, — отвечает Дилюк и заправляет ей прядь волос за ухо. Кэйа целует её в коленку, встаёт и берет за руку, а та подхватывает зонт.***
На самом деле Кэйа не знает, как так получилось. Как они сошлись с Дилюк. Изначально та не воспринимала её всерьёз. На весь флирт и кокетство хоть и не злилась, но относилась прямо говоря как к чему-то бесцельному. Вероятно думала, что это просто девичьи «шуточки», какие обычно бывают между подружками. Но «подружкой» Кэйа быть не хотела. Она хотела быть подружкой. И в конце концов этого добилась, когда взяла и засосала огненную бестию в клубе «У Мартинса» под электро-свинг. После этого их отношения стали немного более однозначны. Хотя не настолько, чтобы Кэйа могла поцеловать Дилюк когда захочет. Сначала она думала, что та стесняется, но когда рядом со своей подружанцией Джинн, с которой, по её словам, она дружит с детства и может доверять всё, что угодно, её взяли и оттолкнули, стали возникать вопросы. Кэйа потребовала ответы. Произошла первая крупная ссора. Стало понятно, что к ней относятся несерьезно. И если до поцелуя Кэйа относилась к данному факту терпимо, потому что никаких надежд Дилюк не давала и ясно показывала, что бегать за ней — выбор самой Кэйи, то после, когда между ними произошло столько взглядов и касаний — не односторонних — это глубоко задело. Ею пользовались. Держали рядом на поводке, чтобы потом было что рассказать подружкам и чтобы сохранить немного воспоминаний на будущее о бурной молодости. После той ссоры, к счастью, Дилюк начала понимать, что чувства Кэйи — не шутка и всё происходящее для неё весьма и весьма важно. Дилюк рассказала о консервативном отце. О строгости и нравах, в которых она выросла. И Кэйе сказала, что понимает, хотя совсем не понимает. Она согласилась пойти на некоторые уступки, но всё равно чувствовала, как яд просачивается в кровь, когда при посторонних Дилюк заговаривала о «идеальном муже» и «сложных мужчинах». Нахуя девушке, состоящей в отношениях с девушкой, говорить с другими о «сложных мужчинах»? Разумеется, Дилюк оправдывала всё тем, что это всё фасад, чтобы никто не догадался о их отношениях, пока сама она не будет готова к их афишированию. И, видите ли, именно поэтому ей нужно разговаривать на людях так, будто её интересуют исключительно мужчины. Кэйа кивала и запихивала назойливое ощущение, что Дилюк во время всех этих разговоров выглядит удивительно искренне, — будто неспособность мужчин к «тем» ухаживаниям её нешуточно волнует, — глубоко внутрь себя. Под вечер Дилюк брала её под руку, вела в отель в отдаленном районе, и уделяла столько внимания и смотрела в глаза так, что забывалось всё: от умения не лыбиться, как полная дура, до собственного имени.***
Кэйа лежит на их милом угловом бежевом диване в небольшой гостиной. Здесь миллион подушек, одна из которых лежит под её животом. Они обустроили свою квартиру, опираясь на небезызвестный образец апогея подросткового комфорта. Минимализм, комфорт и «нежность». В телефоне открыт чат с управляющей кафе, в котором она временно работает. В голове не единой мысли, какую отмазку на этот раз придумать, чтобы не выходить завтра на ночную смену. — Милая? Любимый голос зовёт со стороны спальни. Кэйе лень отвечать, но она все-таки чуть приподнимает подбородок от подушки и просто зовёт в ответ: — Малышка? — с ленивой меланхолией. На это Дилюк выглядывает из спальни: — Что такое? — думает, что что-то случилось. Кэйа бубнит в подушку «ничего», которое звучит как «нививо». Это провоцирует Дилюк обойти диван и сесть на корточки рядом с лицом Кэйи. — Кошечка грустит? — она касается с лаской у виска. Кэйа продолжает угрюмо смотреть в телефон, но буркает что-то похожее на согласие, а потом все же укладывается одной щекой на подушку, чтобы Дилюк сейчас её хорошенько пожалела. Но тут же слегка вскидывает брови, рассматривая намарафеченную девушку. — Куда это ты? На свидание? Дилюк смеётся. — Хочу немного посидеть с Джинн. Она уезжает на выходные к матери и сестре на следующей неделе. — И давно ты так наряжаешься к Джинн? Дилюк скептично изгибает бровь, но продолжает улыбаться. — Мне пойти в толстовке и домашних штанах? — Я бы ревновала даже так. — Я знаю, — она снова смеётся, двигается ближе и целует в губы, — что случилось у моей девочки? — Мишель отказалась от смены. Мишель — та, кто согласилась подменять Кэйю на этой неделе. Они часто выручают друг друга, в критичный момент заменяя друг друга, но у Мишель температурит сын, и ночи она сейчас хочет проводить, наблюдая за ним и его здоровьем. — Но разве ты выходишь сегодня? — Сегодня — нет, но я и завтра не хочу, — Кэйа жалуется, как ребенок, дуя губы. — Почему? — Дилюк вопросительно клонит голову. Глупый вопрос. Кто хочет работать? Но очевидно, что Дилюк спрашивает о каких-то других причинах. Таких Кэйа ещё не придумала. — Не хочу. Та гладит её по щеке и снисходительно тянет один уголок губ вверх. — Настроение повредничать? Кэйа закрывает глаза и поворачивает голову в другую сторону — к спинке дивана. Драматизирует. Дилюк, уже привыкшая к её заскокам, целует темную макушку, а затем треплет по голове. — Я помогу тебе придумать что-то, когда вернусь, а сейчас давай ты пока немного полежишь и отдохнешь. Может проснешься с мыслями, что пара лишних бумажек в кармане звучит очень даже неплохо? Рассказать ли Дилюк, какой она нашла способ заработать пару «лишних бумажек» в карман? Причем намного больше, чем она получает в этой забегаловке в полуживом районе. Правда тогда придется ещё признаться, что новое… кафе немного нестандартное. Работает только после шести вечера, впускают по фейс контролю, а работники вместо имён имеют псевдонимы и прикрывают верхнюю половину лица масками. Кэйа раздумывает, будто уже не ответила на предложение знакомой Розарии, которая работает там: «Нет. Моя девушка меня прибьет». Не дождавшись от неё ответа, Дилюк вздыхает и уходит в спальню. Такое ребячливое настроение возлюбленной для неё не в новинку, и то, что она оставит её одну, ничем существенно ни на что не повлияет, потому что Кэйа хочет просто поактерствовать, а не прийти к какому-то решению. Она уходит где-то через полчаса, напоследок еще раз попытавшись поднять настроение Кэйе, пообжимавшись с ней. Это приводит только к тому, что Дилюк приходится заново наносить красную помаду и стереть с шеи остатки, которые Кэйа со своих губ перенесла туда. Заканчивается всё тем, что вторая начинает драматизировать сильнее, но уже с жалобами о том, что её жестоко бросают — несчастную и одинокую, на произвол судьбы, совсем одну, в темной (вранье) и неуютной (наглое вранье) квартире.***
На смену Кэйа выходит в более дурном настроение, чем планировалось изначально. Продуктивное открытие начинается тем, что она гавкает «здравствуйте» в лицо гостю, который не удосужился поздороваться с ней. Вместо этого ей плюнули в лицо «кофе сделай», и если бы это был адекватный заказ, то Кэйа бы с радостью приняла его, потому что и ей самой впадлу постоянно лыбиться и здороваться с незнакомцами, так нет, она пять минут выясняла какой «кофе», чтобы в итоге неотесанный кабан кинул: — Девушка, кофе знаете что такое? Кэйа прикрывает глаза, отсчитывает от одного до пяти, и предлагает сделать латте. Кабан соглашается. Кэйа еле сдерживается, чтобы не кинуть в его плешивую голову железный стакан, когда тот поворачивается к ней спиной. Вчера Дилюк пришла домой не к пяти и даже не к восьми. Кэйа продемонстрировала, что ей это не понравилось, но в целом старалась вести себя сдержанно. Что, к слову, удивительный подвиг, учитывая, что дело было не столько в позднем возвращении, сколько в том, что её девушка не отвечала ей на смс! Кэйа понимает, что ведет себя иногда чересчур вызывающе, придираясь к мелочам, как школьница, впервые вступившая в отношения и которой хочется страстей. Она придумала сгладить всё, перекрыв негативные эмоции — позитивными. Предложила пойти в кино. Дилюк, которой возмущенная реакция Кэйи уже успела испортить впечатления от времяпрепровождения с подругой, отмахнулась, сказав, что уже сходила сегодня с Джинн. Это оказалось лишней ложкой сахара в чаше терпения Кэйи, которая и так была наполнена до самых краев. Как бы абсурдно это не звучало, её это разозлило просто немыслимо. Настолько, что провокационное слово за слово, всё переросло в ссору нешуточных масштабов. Они бросались претензиями друг в друга, как в игре в вышибалы на жизнь. Бесконечно долго, обидно и метко. Когда Дилюк начала собираться, явно с намерением переночевать где-то вне дома, Кэйа быстро взяла свою подушку (словно в гостиной их мало) и улеглась перед теликом, чтобы спровоцировать её остаться. Какая бы ссора у них не произошла, Кэйа лучше выдержит её присутствие, чем отсутствие и прерогативу ночевать одной в квартире, где накопилось за последний час столько негативных испарений. В гостиной обзор на спальню закрывает спинка дивана, когда ты лежишь, но Кэйа всё равно почувствовала, когда ночью Дилюк вышла, чтобы пойти на кухню попить, как она остановилась и пару минут стояла, решая — подойти к ней или нет. Это обыденный их сценарий. Кто-то сбегает на диван, а другая, не в силах уснуть в ссоре, приходит и ложится рядом. Или уговаривает вернуться в постель. Стоит ли говорить, насколько просто сам «выход за водой» нелепый, учитывая, что в спальне у них стоит кувшин с водой? Именно из-за этого Кэйа утром вернулась в спальню и легла рядом со своей красавицей, хоть ночью та так и не подошла. Просто то, что она вышла, уже доказывает, что ей было не плевать, верно? — С утром, принцесса, — тихонько подползла она. В голосе скользила тонкая нитка вины, которая на самом деле не планировалась. Не сказать, что она чувствовала себя виноватой. Просто расстроенной из-за ссоры. Ответа не последовало, но голое плечо, оттого, что Дилюк слегла повела им, немного оголилось из-за сползшего одеяла. Кэйа накрыла его кончиками пальцев, а Дилюк сделала то, что заставило её без какой-либо дополнительной мысли и обдумывания ситуации встать и, спешно собравшись, уйти. Она потянула плечо на себя. Сейчас, размышляя обо всём в пустом кафе в час ночи, Кэйа осознает, насколько тупо развились события. Она даже на секунду не допустила мысль, что Дилюк не пыталась уйти от касания, а, например, из-за щекотки повела плечом. Что она, черт возьми, возможно даже просто не проснулась и повела плечом в том же сне. Сама придумала сценарий в своей голове, сама интерпретировала все действия Дилюк, как ей самой захочется, и сама же обиделась. Шедеврально, Кэйа. Молодец.***
— Не успеешь закончить до пяти? — До пяти? А что? Дилюк сидит рядом на пассажирском сидении, скашивает взгляд с учебной книги на неё. Они ещё не помирились, но прекратили откровенно игнорировать друг друга. Кэйа замедляет ход, смягчая давление на газ, чтобы пропустить машину справа, и, воспользовавшись моментом, смотрит на телефон и читает смс. — Чтобы доехать от Вагнера к центру, мне нужно… — ну, если поспешить, и прикинуть, что пробок будет минимум, — самое малое минут тридцать. Потом довезти тебя домой, или к кому ты там… — Домой, — вставляет Дилюк. — Ага. И дальше мне придется ехать по восточной дороге, потому что центральную перекрыли… думаю, успею ли я к закрытию пункта, чтобы забрать тумбу, которую мы заказали. — А во сколько он закрывается? — Около восьми, кажется? — она снова берет телефон, смотрит, — в половину седьмого. — У них нет доставки курьером? От того, чтобы не сжать веки от недовольства, останавливает только дорога. Поэтому Кэйа лишь прикусывает щеки изнутри, отсчитывая до трех — она уже говорила, что нет. Чем Дилюк вообще слушает? — Нет. Несмотря на старания, Дилюк чужое раздражение, кажется, замечает. И либо расстраивается, либо раздражается в ответ, потому что слегка хмурится и порывисто открывает книгу, с неестественной бесстрастностью вчитываясь в текст: — Я доеду на такси. Поезжай после Вагнера сразу на почту. Пальцы на руле сжимаются сильнее. Почему нельзя обойтись без этого? — Я тебя спрашивала, успеешь ли ты закончить до пяти. Каждый раз. Каждый чертов раз. — Я возьму такси, неважно. — Малышка. Выходит отнюдь не так нежно и спокойно, как намечалось. Дилюк устало вздыхает, уже не пытаясь скрыть. Уже один тон намекает ей, что дальше последует что-то, что наверняка не приведёт их к разумному решению вопроса. — Кэйа. — Нет, погоди. Эту сраную обувницу заказывала я? — Ты сейчас серьезно? Я… — Так? — напористее. — Какого черта ты меня затыкаешь? — Дилюк тоже заводится. Кэйа не слушает её и продолжает: — Я волочусь туда для себя? — впереди прямая пустая дорога. Она вжимает газ сильнее, хрустит шеей. — Что решает то, кто и что заказал? — листы под ухоженными аккуратными пальцами сминаются. Дилюк сглатывает, пытаясь вернуть самообладание, — меня сейчас больше волнует то, как ты говоришь со мной, ты в курсе? — Ты переводишь тему. — Я? — голос становится звонче. — Ты, — кивает Кэйа, дергая головой. Единственное, что мешает ей вжать газ в пол — дальнейший поворот и мелькающая через зеленую ограду ярко-красная низкая легковушка, — о чем я спрашивала изначально? Красная машина мигает правым поворотником. Кэйа тоже перестраивается на длинный разворот, но налево. — Да какая разница, с кем я поеду, на такси или… — Да дело не в ёбаном такси! — Кэйа, следи за тоном… — Дилюк… — она снова перебивает её, разворачивая машину и не оглядываясь. До тех пор, пока не замечает красное пятно, мчащееся в их левый бок. — Кэйа! Кэйа матерится, вжимает ногу в газ и поворачивает руль влево до упора ровно с криком Дилюк, еле уворачиваясь от неминуемого столкновения. Пиздец приехали. Их перепалка чуть не стала причиной ДТП. Водитель легковушки тормозит. Кэйа опускает окно и выглядывает. Водительница. Молодая и очень симпатичная. Машинку принцессе купили, а мозги нет. Извините Кэйю, она на эмоциях. — Куколка, — она вздрагивает бровь, снисходительно смотря на девушку, которая тупо стоит посреди дороги, отняв руки от руля и с бьющимся сердцем. Кэйа может поклясться, что видит силуэт таранящего грудную клетку мышечного органа. — Туда, — она указывает на дорогу, с которой они выехали, — это налево. — Да, хорошо, простите, — тараторит девушка. Кэйа возобновляет движение, не вслушиваясь, но всё равно слышит справа от себя ядовитое: — Куколка. И кто её за язык тянул?***
Бомба, напичканная общей злостью, успешно обезврежена. Как минимум на этот вечер. Физиология взяла вверх. У Дилюк раскрасневшиеся щёки, плывущий взгляд и влажные, припухшие губы, из которых доносятся потрясающе неприличные звуки, ради которых Кэйа готова продолжать своё дело хоть до утра. Язык, имей он собственное сознание, наверняка выразил бы своё — не очень солидарное — мнение на этот счёт. Мягкие бёдра раскинуты по бокам от её головы. Её девочка нежная, сладкая, самая замечательная и вкусная. Она похожа на плавящийся зефир. Весь разнеженный, обмякший. Она не в силах даже поднять руки и прикрыть рот, громкость которого возросла уже настолько, что впору ждать недовольных соседей. Так и лежит среди подушек и одеял, раскинув полусогнутые руки и масленым взглядом смотря вниз — на неё. Так пошло и нуждающеся, что встретившись взглядом с ней, у Кэйи непроизвольно тоже вырывается стон. Встречают вибрацию от него очень приветливо. Соскучившись почти за неделю показного равнодушия, они придаются утехам уже не первый час. Повезло — завтра выходной. Может они подсознательно ждали конца недели, чтобы мириться было удобно и с блеском? Правда, блеск уже давно перерос в масштабный фейерверк. Фейерверки. — Ещё? Моя малышка такая выносливая сегодня, — блаженная улыбка не слезает с губ, а встреченная капризным стоном и ноготками, лезущими в волосы и тянущими их хозяйку к себе, расплывается пуще. — Ты устала? — спрашивает Дилюк так, что даже если бы и да, Кэйа бы никогда в жизни и под страхом смерти не призналась бы в этом. Как она может быть такой… такой. Сука. Кэйа сглатывает, еле сдерживаясь, чтобы не накинуться на эту сладость, как оголодавший зверь. — А похоже на то? — даже усмешку на лице удалось удержать, скрыв под ней позорное обожание. — Похоже, — мягко выдыхает Дилюк из своих персиковых губ и улыбается так расслабленно и нежно, что не прижаться к этим половинкам было сравнимо с чем-то греховным. А Кэйа очень чтит душевную чистоту, если вы не знали — разумеется, она льнет и целует. Дилюк, по её хихиканью, кажется, всё нравится. Она любит быть любимой. Любит внимание и когда демонстрируют благоговение. Кэйа любит любить её, внимать и благоговеть. Они сложились идеально. Как пазл к пазлу. Ладонь двигается по плоскому животу вниз, и на ухо рушится сладкий стон.***
Секс — важная часть их отношений. Кэйа даже не постыдиться признаться, что, наверное, это именно то, из-за чего Дилюк всё же решилась перейти с ней на сторону «зла». Разумеется, были и другие причины, но «опыт» сыграл свою роль. И если бы Кэйа не давала ей страсти достаточно,— или просто недодавала её — она, наверное, смогла бы оправдать то, что сейчас происходит перед её глазами. То, что Дилюк так нагло и бесстыдно улыбается парням, уже привычное дело, как бы это странно не звучало. Кэйа не перестала закатывать из-за этого скандалы, но явно перестала считать весомым поводом для расставания. Ну потому что странно наверное терпеть и терпеть, истерить, но оставаться дальше в отношениях, а потом в случайный день сказать, что тебя это не устраивает? Она каким-то странным образом приспособилась. Может быть дело в том, что своими глазами Кэйа не заставала такую картину уже долгое время и успела отвыкнуть. Потому что сейчас сердце плещется в ядовитых соках. — Почему такая красавица совсем одна? Кэйа чувствует, как что-то прижимается к её спине, а теплое касается талии и пытается затянуть её в танец под ритм музыки, но ничего не слышит и не видит. Она сосредоточена только на одном — своей девушке: распушенные волосы, по бокам от головы две маленькие косички, которые идут вдоль висков вниз, яркий макияж, короткое приталенное чёрное платье со стразами и сетчатым верхом, и ёбаные мужские ладони на бёдрах. Должно быть, не нужно объяснять, какая часть из перечисленного аутфита нравится Кэйе меньше всего. — Красавица, может, выпьем? Высокий брюнет стоит перед Дилюк, которая сидит на барном столике. — Ау? Кэйе она такое не позволяет. — Ты, кажется, уже вдурь, — на ухо икают и похотливо смеются. Ладони Дилюк лежат на широких плечах. Что-то касается руки, тянет назад, а Кэйа — в трансе — даже не сопротивляется, чувствуя, как её пальцы прикасаются к джинсовой ткани брюк с характерной выпуклостью. — Стесняешься? — вес наваливается на её плечи, но она так и не двигается. Смотрит вниз, на другую свою руку — левую. На ней красный неоновый браслет. Она в другой вселенной, в каком-то совсем ином мире, где всё сузилось до одной точки. — Да, вот так, давай, я сделаю всё за тебя, — хрипло дышат на ухо, волозя её рукой по жесткой ширинке. Кэйа поднимает взгляд. Вглядывается через толпу, пытаясь убедить себя, что ей показалось. На её Дилюк, обаятельно улыбающейся, так, что сердце волей-неволей трепещет… на её Дилюк, которая заливисто смеется, закинув голову вверх и обнажив чистую, красивую шею… на запястье её Дилюк — ярко светится зеленый цвет. В голове переполох, в груди — ярость. Ладони сжимаются в кулак что есть сил. И на ухо вдруг обрушивается пронзительный мужской крик, будто у кого-то лопнули яйца. Кэйа удивлённо оборачивается, замечая за собой пацана, и медленно разжимает руки. А может и не «будто».***
Веки распахиваются. Дыхание тяжелое, будто на груди что-то лежит. Тело в холодном поту. Плохой сон? Кэйа опирается ладонью в постель и пытается приподняться, и после понимает, что на груди лежит как раз-таки Дилюк. Та сонно возится, приподнимает голову и вялым голосом спрашивает: — Что случилось? Она безмятежна и расслаблена. Если бы что-то произошло, она бы не была такой, верно? Кэйа растерянно смотрит сквозь неё, вид у неё взъерошенный. Голосовые связки отказываются работать, а какой-либо мыслительный процесс в общем не рождается в голове. Дилюк начинает слегка беспокоиться из-за затянувшегося молчания и встревоженного состояния девушки. Взгляд её чуть проясняется, пелена сна в глазах отходит. Она накрывает смуглую щеку ладонью и мягко давит своим весом, укладывая Кэйю обратно на подушку и нависая сверху. Ту уменьшение свободного пространства только загоняет в состояние близкой к панике. Но спокойный взгляд и ладонь на щеке вместе с успокаивающим шёпотом дарят свой баюкающий эффект. — Дилюк? — Кэйа хватает её за запястье руки, находящейся на щеке. Бесцельно зовёт. Уже то, что Кэйа зовёт её по имени, а не по какому-то слащавому прозвищу, показывает, в каком она состоянии. — Что случилось, милая? Дурной сон? Она всё ближе к ней. Её запах, её тепло, её касания и заботливый взгляд. — Я рядом, дорогая, всё хорошо, — она гладит её по щеке и целует в лоб, — хочешь воды? Кэйа мотает головой. Прикрывает глаза и медленно приходит в себя: действительно, что ей снилось, что она чувствует, будто пробежала марафон, а не спала сладко в постели со своей возлюбленной? — Болит что-то? Кэйа снова мотает головой, но теперь сама тянет Дилюк и целует в лоб уже её. Затем вплетает пальцы в копну густых волос и настойчиво, но мягко, укладывает её обратно на свою грудь. — Всё хорошо. Спи. — Приснилось что-то плохое? — Дилюк ложится, но все равно негромко интересуется. — Видимо, да, но я уже ничего не помню, если честно, — голос практически пришел в порядок, только еще не до конца успокоившееся сердце выдает, что парой минут назад в голове была полная тревога. Дилюк улыбается — Кэйа чувствует это кожей — затем целует её в шею и расслабляется. Тяжесть её тела помогает осознавать себя в реальности. Взгляд в полной темноте направлен к двери, стоящей напротив кровати. Пальцы перебирают кудрявые волосы Дилюк. Кэйа пытается отпустить гнетущее чувство неизбежного. Дилюк думает, что ей приснилось что-то страшное, и она смущается признаться в этом. Всё как обычно.***
Кэйа не хочет этого признавать, но что-то всё-таки поменялось. Взгляд устремлен в потолок. На душе — непонятная смесь апатии и тревоги. По телу разливается теплая нега, но до удовольствия всё еще далеко. Хотя Дилюк старается. Её губы покрыли засосами весь торс Кэйи от груди до живота. Мягкими и слабыми, которые она оставляет, слегка зажав кожу между губ. Она во всем такая, что касается ухаживаний и отношений: трепетная, нежная, бесконечно заботливая; никогда не забудет о памятных датах, принесет букет без повода, поведет на внезапное свидание. И если скажешь ей, что для тебя важно, чтобы на день рождения тебя поздравили ровно в полночь — не жди, что она оплошает. Её Дилюк очень внимательная. И то, что Кэйа не до конца расслабленна, она очевидно замечает. Но у них это в норме. Ей в принципе тяжело расслабляться всегда, так что они уже приноровились. Ей легче доставлять удовольствие и наблюдать, чем получать и отдаваться в чужие руки. Это несильно мешает их комфорту в постели. Сначала, конечно, возникали проблемы, но разговоры их быстро решили, и теперь Дилюк знает, как надо находить подход к ней. В ней уже два пальца. Они давят вверх, и самый звонкий стон за вечер все же слетает с губ. На самом деле, Кэйа не сильная любительница пенетрации, но Дилюк нравится, а Кэйе нравится, что нравится ей. Да и просто чувствовать, что в ней пальцы именно Дилюк — ощущения выше крыши. Губы припадают к груди, мягко сосут горошину соска, и Кэйа чуть морщит нос, вздыхая и путаясь пальцами в чужих волосах. Ласки груди — тоже пристрастие Дилюк. Кэйа предполагает, что это осталось у неё от бывших партнеров. Она сама переняла это именно от неё, потому что до этого — не являясь фанаткой чрезмерных касаний к соскам — больше уделяла внимание другим частям тела. Принять во внимание её тягу оказалось отличной идеей — иногда даже казалось, что Дилюк может кончить только от одной ласки сосков. Что до Кэйи — в процессе больше всего ей нравится тот факт, что всё это с ней делает Дилюк. Но мысли, как назло, будто и не тут. Её голова располовинина: одна часть горит от касаний к телу, а другая, отстраненная, находящаяся где-то явно в ином месте, всё портит, туша желание и возможность получить удовольствие — иррациональной отрешенностью, проснувшейся совсем не к месту и времени. Дилюк целует её в ляжку, а Кэйа только думает, как неудобно сейчас лежит нога, но она приподнята под коленом чужой рукой, так что деваться некуда. В какой-то момент Дилюк тянется через неё, чтобы взять тюбик и добавить смазку. Она выдавливает лубрикант на руку, перебрасывает волосы с одного плеча на другое, и кокетливо, с румяными щеками и улыбкой на лице, выгибаясь в пояснице, близится к её лицу, явно для поцелуя. И замирает. Её красивое лицо искажается непониманием. — …Кэйа? — она звучит растерянно. Её ладонь так и замерла между смуглых ног. Неловко. Кэйа осознает, как выглядела, только после того, как смотрит на Дилюк. Да, возможно, Дилюк ожидала видеть не совсем ту реакцию, когда решила удовлетворить партнершу. Поджатые губы, сосредоточенный взгляд прямо себе между ног, который выражает только обеспокоенность, напряженное тело. Хотя последнее, стоит предполагать, Дилюк не брала во внимания ввиду рассказанных ранее фактов. Кэйа сама говорила, что ей будет легче, если возлюбленная немного закроет глаза на то, что ей нелегко расслабиться в первые моменты близости, так что это не служило весомой причиной останавливаться. Но сейчас причина была не только в мышечном напряжение и не умение сразу расслабиться. Возможно, если бы не эти оговорки, Дилюк заметила, что происходит что-то не то — раньше. — Ты что, терпишь? Кэйа только может, что безмолвно раскрыть рот и пялиться в обеспокоенные глаза перед собой. Кажется, она только что обидела свою девушку. — Ты нормальная? А теперь та звучит расстроенно, и на душе начинает скрести противный зверь. — Я… нет? — Ты — да, — говорит Дилюк и, приложив чистую руку ко лбу, вздыхает и садится назад. Кэйа неловко сглатывает. Только она тут лежит голая и вся влажная — немного смущает, если начистоту. А теперь ещё и Дилюк расстроила, попытавшись симулировать и скрыть, вместо того, чтобы прямо заявить, что идет что-то не так, и обсудить это с ней. — Если ты не хотела, ты могла просто сказать. Кэйа давится вздохом. Она? Не хотела? С Дилюк? Она резво садится и двигается ближе. Берет её за запястье, пытаясь отнять от лица. — Но я хотела? Эй, малыш… — Я чувствовала, что ты напряжена больше, чем обычно, но ссылалась на твою общую усталость от работы и учебы, — Дилюк продолжает, явно не веря ей, — милая, не делай так, идёт? Тебе не нужно соглашаться, когда ты не хочешь. Кэйа теряется и не знает, что сказать. Вообще, она действительно согласилась не из-за того, что не может отказать Дилюк или боится, что та может обидеться, и другой прочий бред: просто так получилось? Она устало лежала на диване, Дилюк подошла и начала прижиматься, они возбудились, в голове особо мыслей не было — хочу или нет — просто всё на самотек. Как обычно. Только результат получился, увы, не «как обычно». — Но я нет? — и что сказать? Я «думала», что хотела? Я «не знала», что не хотела? Как всё глупо. — То есть… — она вздыхает, — принцесса, послушай, разумеется я тебя хочу, — на это Дилюк опять хочет возразить чем-то, но Кэйа настроена решительно — уверенно убирает её руку от лица и своей рукой хватает за щеки, — разве ты не видишь? — другой рукой хватает чужую и прижимает себе между ног, — я такая только из-за тебя, малышка, как я могу не хотеть? Дилюк поджимает губы, сомневаясь, но даже по её глазам видно, что пелена возбуждения всё ещё не спала окончательно, хотя она и делает вид, что да. Есть за что хватиться. — Но ты… — Малышка, разве я тебе не говорила? Сделай это ради меня, игнорируй мою напряженность, я расслаблюсь постепенно вместе с процессом. Когда мы акцентируем на этом внимание, мне тяжелее, — повторяет Кэйа, хотя сама предельно ясно осознает, что конкретно сейчас — другой случай и Дилюк остановилась, прислушавшись к себе — очень верно и к месту. Но Кэйа, к сожалению, сейчас не очень хочет рефлексировать и искать корень проблемы. Лишь бы не аукнулось потом. Дилюк долго смотрит ей в глаза, но после всё же кивает. Её губы все ещё блестят от поцелуев и усердной работы над телом Кэйи. Неуверенность смешанная с желанием продолжить отчетливо читаются в ней. И кто Кэйа такая, чтобы лишать удовольствия эту сладкую малышку? Она берет обеими руками её лицо в руки и слито тянет к себе, впечатывается в пухлые губы и падает обратно на спину, утягивая Дилюк за собой.***
Дилюк ждет снаружи кондитерской. Она сидит в плетенном мягком стуле, расположенном рядом с огромными панорамными окнами заведения. Дерево крашенное, нежно розовое (хотя Дилюк сказала бы тускло-коричневое), перед ней столик — из того же материала; на ней корзинка с цветами — искусственными разумеется, менять их каждый день свихнуться можно — над головой — маркиз из такой же розовой в полоску тентовой ткани. Всё устроено на славу. Кэйа и она любили заходить сюда после учебы и закупаться сладким, до того, как переехали в новую квартиру, которая была поближе к центру. Кондитерская многим не изменилась, поменяли только вывеску с названием заведения на более яркую и качественную. Дилюк когда-то думала открыть подобное место с Кэйей. Не столько из-за стремления добиться успеха и известности, сколько из-за мечт о совместном будущем. Месте, где они могли бы работать рука об руку, решать, как и что декорировать, обсуждать десерты, приглашать кондитеров, разрабатывать рецепты собственных сладостей и первыми пробовать их. Всё это веяло очень сильной атмосферностью и теплом. Конечно, спустя время такие мысли начали казаться очень наивными и детскими. Поэтому в какой-то момент, где-то с середины весны, Дилюк прекратила рассказывать Кэйе о их «семейной» кондитерской, в котором всё было бы, как они захотели. Расстроилась ли из-за этого Кэйа? Может быть, но скорее всего нет. Та упомянула об этом только раз, когда проходя мимо какого-то заведения — тоже с выпечкой и подобным — ляпнула «о, смотри, ты ведь хотела повесить такие же корзинки с цветами в нашу кондитерскую?». Сейчас Дилюк считает то, что у неё были такие мысли, по-доброму забавным. Начинает мелко моросить. Капли бьют об мощеную в «ёлочку» улицу. Серый цвет камня окрашивается крапинкой за крапинку в более темный. Если Кэйа не поспешит выйти, и им не повезёт, может начаться полноценный дождь. Нужно будет вызывать такси — которых в выходные дни ужасно мало — или искать, где купить зонт, потому что сегодня они без машины. Дилюк переводит взгляд на витрину, через которую видно всё заведение. Всё в нежно-розовых тонах. За стойкой стоит молодая девушка, на ней рабочий фартук цвета пыльной розы, фирменный логотип, находящийся на груди, с буквой, искаженной из-за немаленьких форм продавщицы. Но голове повязка, талия туго затянута бантом. Изменения всё-таки есть — теперь униформа рабочих выглядит, будто сшита по образу анимешных девочек из мейд-кафе. Блондинка смеется, прикрывая рот рукой, потом достает пирожное с витрины, видимо, предлагает Кэйе попробовать, потому что в следующую секунду та так и делает. Дилюк не знает, дело ли в том, что продавщица оказалась симпатичной, но то, что Кэйа отвечает ей улыбкой и как-то, по ощущениям, дольше обычного задерживает ложку во рту, провоцирует подозрения, что перед глазами разворачивается сцена взаимного флирта. Успокаивает лишь маловероятность подобного развития событий: насколько должна быть глупа Кэйа, чтобы кокетничать на глазах своей девушки? Дилюк переводит взгляд на стол. Цветы из полимерной глины вблизи выдают свою фальшь. Замечает ли Кэйа фальшь в ней, когда подходит близко? Совесть хватает за горло. Может, зайти? Будет ли ей спокойнее, если она будет слышать, о чем они говорят? — Пошли? Решать не пришлось: Кэйа выходит раньше. — О, — Кэйа выставляет руку, на которой висит пакет с большой коробкой, из-под навеса, — уже дождь пошел? Зря я утром потешалась над синоптиками… Дилюк хватает пакет с соседнего стула и встаёт рядом, натягивает улыбку. — Заметила бы раньше, но всякие блондинки оказались интереснее, верно? — дразнит, проходя вперед. Кэйа переводит вопросительный взгляд на неё, затем смеется и шутливо толкает в плечо: — Я даже не обратила внимания на её волосы. Может, это мне стоит ревновать? Столько внимания к незнакомке. — Было что-то, что увлекло больше, чем волосы? — провоцирует дальше, намекая на фигуру. Кэйа хитро щурит глаза, снова толкается плечом, но не отходит, а остается близко, почти кладёт голову на плечо Дилюк: — Радость моя, мне не надо смотреть по сторонам, если я хочу полюбоваться на большие сиськи, — и тянет, играючи и глупо. Дилюк закатывает глаза, делает два быстрых шага вперед, но чувствует, как теплеет в груди. Ладно, стоит признаться хотя бы себе: да, Кэйа говорит глупости, да, Дилюк эти глупости нравятся.***
То, как они обе игнорируют, что в их отношения произошел скол — довольно комично. Они пытаются вести себя обычно, делают вид, что раздражение на любое слово или невинное действие — норма — не обсуждают это и не решают. У Кэйи сильно подорвалось доверие. Она злится, высказывает это и грубит, а Дилюк либо игнорирует, будто ничего не происходит, либо закипает в ответ. Стоит ли говорить, что первое бесит Кэйю больше, чем второе? Они не извиняются перед друг другом, когда исступление проходит. Целуются, будто ничего не произошло, и жмутся в постели друг к другу, будто и не бросались последними мерзкими словами в приступе злости. — Чего ты пытаешься от меня добиться? — ладонь Дилюк на ключах сжимается. Она смотрит со смесью злости и раздражения, выглядит как проклятая мученица, чтоб её, — что мне сказать, чтобы ты осталась довольна? «Да, я шлюха»? Я ебусь на стороне и вожу тебя за нос? Что? Что ты хочешь услышать?! Без намёков, всё — прямо. Кэйа никогда не обвиняла её прямо в лицо, всегда избегала прямых формулировок, словно так можно будет избежать возможности их воплощения в явь. — Я не говорила этого. — Ты говорила. И говоришь это давно, — брови на миловидном лице хмурятся. Дилюк идет такое выражение лица, но только когда Кэйа злит её намеренно. Вот так — Кэйе не нравится. Вихрь за вихрем внутри начинает рождаться полноценное торнадо. Беспричинны ли подозрения Кэйи? Дилюк делает ей больно, и прямо это осознает, но почему вину чувствует именно она? — Возможно у меня есть для этого основания? Дилюк выдыхает нервный смешок, на её лице тянется кривая улыбка. Кэйа никогда не видела её такой. — Ах так? — она усмехается, — славно. Очень славно. Кэйа терпеть не может, когда она делает вид, будто её сущность — воплощение ангела, не способного на злое, но которого безосновательно уличают в грехе. — Как наш разговор о том, что мне не понравилось, что тебя за грудь лапал какой-то урод, переросла в то, что ты упрекаешь меня в неправильно использованных словах? — Разговор? — Дилюк сжимает ладонь в кулак и возмущенно дергается вперед, — ты схватила меня за шею! Ахуенно ты разговариваешь, милая, нечего сказать. — Разговор все ещё не об этом, — упрямствует Кэйа. — Составь ещё перечень очередности, — огрызается. — Если надо — пускай. Дилюк неверяще поднимает взгляд. Не нравится, что Кэйа не позволяет перевести разговор в другое русло? Что-то не устраивает, манипулятивная принцесса? — Это была игра. — Если «в игре» кому-то скажут прилюдно выебать тебя в задницу, ты тоже позволишь? Дилюк строго смотрит на неё. — Кэйа. Убавь тон. — Завались, просто… блядь… — Кэйа прикладывает ладонь ко лбу. Грузно садится на диван и закидывает лодыжку на колено другой ноги, а голову — к потолку, — ненавижу. Дилюк сглатывает и смотрит на неё. Видимо, ожидает продолжения реплики. — Когда во время всей этой хуйни ты акцентируешь внимание на том, как я говорю, — объясняет. — Это важно. То, что используется только во время ссоры, постепенно может перерасти и в отношения. Я не горю желанием слышать от тебя подобную речь ни в ссоре, ни в спокойное время. Я не горю желанием слышать от своей девушки вместо своего имени — «блядь», — шипит она. И снова она об этом. Нашлась осмысленная. Снова о тональности, о звуках изо рта, но не о смысле и словах, которые несет за собой этот «не тот» голос. — Я же так усердствую, зовя тебя по имени. Дилюк на это ничего не отвечает. Опирается бёдрами о подоконник, который они уложили мягкой нежно-лиловой сидушкой, и отводит в сторону взгляд, сложив руки на груди. Её явно не устраивает, что ей не позволяют слиться с ссоры. Спустя время слышится: — Я ведь спросила тебя. Кэйа еле подавляет порыв закатить глаза. Спросила она. Спросила она блядь. — Откуда я нахуй знала, что там будет такое? — Мне нужно было отказаться? — говорит Дилюк, будто это что-то невероятное. — Для тебя это новость? — Кэйа срывается, взмахивая рукой. Опять кричит, но, сука, иначе уже просто не получается. Уверенность Дилюк, кажется, немного убавляется. Она нервно дёргает рукав своей короткой футболки, смотрит прямо на неё, но как будто одновременно и сквозь. — Всё это произошло как-то… быстро. Ты была рядом и ничего не сказала, когда Кавех загадал ему действие. Я подумала, что ты… не против? Кэйа хочет возмутиться, но Дилюк быстро продолжает: — Я растерялась, — эмоционально добавляет она, — ты знаешь, что я редко хожу в такие места, и когда никто не отреагировал как-то… ну, так, будто в этом есть что-то зазорное? Я не знаю. Я подумала, мне нужно просто принять это? — Дилюк, у тебя есть своя голова на плечах. И такая, которая очень неплохо варит, так какого хуя ты не решила, что можно, а что нельзя — сама? Нахуй тебе моё или чужое решение? И после этого Кэйа замечает в языке тела Дилюк такое, из-за чего сразу предугадывается дальнейшее развитие сюжета. Когда Дилюк не может найти выход, она делает так. Дилюк выпрямляется. Дыхание нормализуется. Взгляд — холодеет. На неё всю опускается вуаль уверенности и спокойствия. Кэйа хочется только сматериться. — Нам нужно передохнуть друг от друга. Режет. Приехали. Кэйа даже не следует за ней, когда она хватает ключи и идет к выходу из квартиры. На душе только разочарование. Безнадежность. Вселенская усталость. Дверь закрывается без хлопка. Кэйа хотела бы так же бесстрастно закрыть дверь своего сердца перед Дилюк, чтобы не мучаться больше. Как же она устала.***
— Куда ты? — Ортвин пригласил на посиделки. Ортвин — их одногруппник. Высокий, плечистый и довольно плотный. На голове у него странный горшок, который сейчас именуется самой топовой прической сезона, носит он яркое, с надеждой, что уникален, а на самом деле пестрит и слепит глаза. В компании они любят шутить, что тем, кто боится темноты, нужно просто брать с собой везде Ортвина. Как-то даже было, что они хотели установить его вместо диско шара на университетском «банкете», вечные пайетки на его одежде подходили для этого очень даже. Но не суть. Главное, чем известен Ортвин — своими… междусобойчиками. По-простому — пьянками. И хорошей травой. Нет, правда — добротная. Почему они с Дилюк снова в одной квартире и даже проснулись сегодня утром в одной постели? Всё просто — ума обеих даже на половину одного мозга не хватит. Что с них взять. Почему Кэйа сейчас выходит кутить, зная, что её девушка это не одобрит, и даже намеренно добивается этого? Всё просто — она круглая дура. Это понятно, но причина? А нужна причина? Дилюк столько раз делала ей больно, почему не ответить ей тем же? Но зачем Кэйа тогда сегодня утром искренне будила свою возлюбленную ласковыми поцелуями, если так её ненавидит? Всё просто — она конченная сука. Кэйа берет ложку для обуви из подставки в виде огромного красного башмака. Они с Дилюк заказали её онлайн, когда только переехали в эту квартиру. Гостям она нравится, да и им самим тоже — было много случаев, когда она тушила их ссоры одним своим видом: как оставаться рассерженным, когда тебя отчитывает девушка, за спиной у которой стоит огромный красный сапог? Но кажется сейчас не тот случай. Дилюк мнется, кусает нижнюю губу и наблюдает, как Кэйа шнурует ботинки. Если она сейчас что-то скажет, всё перерастет в ссору, если не скажет — тоже в ссору, но отложенную. Исход один, потому что даже если Дилюк сдержится сейчас, то вечером, накопив даже больше негативных мыслей и опасений, выплеснет их в двухкратном объеме. Она такая. Долго держать в себе не может — прямая, вся наружу. — И надолго ты… — она складывает руки на груди, — к Ортвину? Кэйа задумчиво гнет бровь, но делая вид, что не замечает ничего странного в поведении Дилюк, отвечает: — Не знаю. Может, буду где-то после двенадцати. — Мм… — тянут и просто наблюдают. Нет, она серьезно? Дилюк все-таки не выдерживает, когда Кэйа заканчивает со шнурками и хватает ключи от машины. — А почему ты не позвала меня с собой? — она звучит спокойно, хоть на душе и кошки скребут. — Ты же говорила «отношения, где пара — слипшийся пельмень и единое целое, что не существует друг без друга — полная фигня». Вот. Ищу свои интересы, своих друзей, — невинно улыбается Кэйа. Вот как. Решила её наказать. Как по-детски. Дилюк долго смотрит на неё, в итоге кивает и переводит взгляд на дверь, мол, иди уже, заждались, мне не важно чем ты там заняться хочешь. — Всё ок? — Кэйа берет её за руку, когда она разворачивается, чтобы уйти. Тянет к себе и «любовно» смотрит в глаза. А по ощущениям просто издевается. Выбить на эмоции хочет? Какая молодец. — Да, — Кэйа водит пальцем по её ладони, и руку хочется вырвать, чтобы избавиться от этих глумливых касаний, — развлекись. Я лягу сегодня пораньше, так что возьми ключи. На лице Кэйи тянется улыбка, будто она правда поверила и расслабилась. Будто она не знает свою девушку и не поняла, что её что-то не устраивает уже после «куда ты?». — Хорошо. Люблю тебя, принцесса, — смотрит она в глаза, но поднять свои у Дилюк не хватает сил. — Я тебя тоже, — спустя пару секунд отзывается, только голос звучит как-то неярко и на последовавший короткий поцелуй отвечает как-то без энтузиазма. Кэйа выходит. На телефоне смс. «я не дома» «Значит, приезжай.» «ахуела?» «Мне похуй, Роза. Ключи у меня все равно есть, так что я войду будешь ты там или нет» «пиздец.» Разумеется, ни к какому Ортвину, славящемуся своим потребительским отношением к девушкам, она не идет. Разумеется, Дилюк не сидит полчаса молча в гостиной, а потом плачет, поджав колени к груди и уткнувшись в подушку с тривиальной надписью «я люблю тебя». Это всё неизбежно — ясно, как в солнечный день.***
Когда-нибудь это должно было произойти. Как бы они не бегали, как бы не скрывались. — Это всё? — спрашивает Дилюк, когда в какую-то ночь Кэйа возвращается совсем не такой, какую она знала её год назад. Они изменили друг друга. Возможно, даже не в самую лучшую сторону. Ладони лежат на столе, она опирается на него бедрами. Позади — две кружки с тёплым чаем. Кэйа написала ей за пять минут, перед тем как вернуться. А сейчас она стоит, просто смотрит на неё с повисшими плечами. Такими же, как пакет из магазина в её руке. Взгляд у неё усталый, но все равно как будто любящий. — Не нужно плакать. Дилюк не понимает, о чём она. Только когда капля мочит футболку на груди, до неё доходит, что она реально плачет. Она не отследила момент, когда слезы подступили к глазам. Об этом подсказывал только ком в груди. — Это всё? — повторяет Дилюк, уже не так ровно, как в первый раз. Банки и упаковки падают на пол — Кэйа разжала руку с пакетом, и всё покатилось вниз. Безнадега в её глазах делает только больнее. Она медленно подходит ближе и берет её за щеки обеими ладонями. — Мне так хотелось любить тебя. — Люби, — выходит сипло, надрывно. Кэйа качает головой. И всё-таки выдыхает: — Люблю, — искренне, столкнувшись лбом с её и прикрыв глаза, — не могу иначе. Пальцы впиваются в дерево стола. Дилюк изо всех сил кусает нижнюю губу, чтобы сдержать лицо. — Это… — голос дрожит. Вопрос закончить так и не получается. Не через пять секунд, ни через десять. Но Кэйа выдыхает: — Это всё, — и звучит это так, будто ей всадили нож в сердце, прежде чем заставить сказать это. Она стискивает Дилюк в объятия, и та утыкается ей лицом в шею. Они устали. Тянуть это дальше нет смысла. Когда-нибудь это должно было произойти. Всхлипы заполняют пространство их милой, с любовью обустроенной квартиры. На столе остывают две чашки чая. Они бы пришли к этому годом раньше, годом позже. Когда-нибудь это должно было произойти. И произошло.