Не может быть иначе

В помещении до одури душно и жарко. Хочется прямо сейчас окунуться в ледяную воду или встать под холодный поток ветра из под вентилятора. Даже не смотря на то, что за окном непроглядно валит снег и воет сильная метель. За стеной слышатся громкие басы какой-то песни, разобрать из которой можно лишь пару слов и сплошные маты. Чье-то громкое, совсем неумелое пение в микрофон и восторженные выкрики, вызванные, видимо, неподобающим и пьяным поведением кого-то из присутствующих на вечеринке гостей. Какофония голосов безжалостно сливается в одну неразборчивую кашу, заменяется громким писком и белым шумом. Холодный ветер пробивается через маленькую щель в оконной раме, обдавая потный затылок потоком прохлады и вызывая мурашки, которых и так уже через чур много. Ладошки потеют, пока Лиза прижимает к себе пьяную в стельку Захарову, что заметно покачивается из стороны в сторону и неровно дышит, мыча что-то невнятное. Крепко обнимает, все ближе притягивая к себе за шею и сжимая пальцами дрожащими желтую куртку. Та, видимо, собиралась выйти на перекур. — Кристин, пошли я тебя спать уложу, тебе достаточно уже. Ты на ногах еле стоишь. Прерывисто шепчет в светлую макушку, прикрытую оранжевой шапкой, что слезла наполовину. Понимает, что той нужно проспаться, но хочется провести с ней больше времени. Пока она здесь и никуда не уходит. Ведь прекрасно знает, что потом возможность вряд ли выдастся. Кристина что-то тихо и неразборчиво мямлит, пару раз дернув руками. Обмякает прямо в ее объятиях и болезненно стонет. Голова, видимо, раскалывается, Андрющенко точно не знает. К большому сожалению. Поджимает губы и продолжает ласково водить ладонью по длинным волосам, прикрывая глаза и упираясь лбом в чужое плечо. Все идет кругом и плывет, но она продолжает упорно пытаться удержать Захарову на ногах. По ту сторону двери сидит Бурая, которая, наверняка, с нетерпением ждет пьяную от ее же рук Крис. Лиза отчетливо помнит то, как примерно полчаса назад Таня нагло лезла на ту, с явным энтузиазмом впиваясь в чужие губы. От представления этой картины, что в самых ярких красках предстает в голове она мелко передергивается, чуть сильнее сжимая куртку. Все это больше смахивает на настоящий ад, ведь от беспорядка мыслей в голове хочется выть и лазить по стенам. А лучше просто прибить себе к черепу то, что у них с Кристиной не было и не будет возможности на хорошее будущее. От этой грязи не отмоешься никогда. Это лишь начало конца, обе ведь понимают. Но, почему-то, вся эта бесконечная игра в горячо-холодно не прекращается и идет по сороковому кругу. И никто не может с этим ничего сделать, ведь чувства выключить нельзя, даже если безумно хочется. Две травмированные девочки лишь еще больше ломают друг друга, в жалких надеждах построить здоровые отношения. И эти надежды будут всегда, но никогда не воплотятся в реальность. Увы, для них это запретный плод, который режет по плоти не хуже заточенного ножа. И не может быть иначе. Но сейчас на все это абсолютно все равно. Потому что сейчас они слишком близко. Через чур. Горячие руки медленно размещаются на талии, скрытой под белой толстовкой. Кристининой, кстати. Они резко притягивают совсем в плотную и Захарова отрывает голову от чужого плеча, заглядывая в затуманенные янтарные напротив. Тяжело дышит прямо в губы, от чего дурман затягивает в свою бездну, кажется, с концами. Обе тонут во всем этом, сталкиваясь губами и больше не имея никакой возможности выкарабкаться и забыть. Сейчас нет места нежности и трепету, это ни к чему и каждая это осознает, хоть и дается оно с большим трудом. Поэтому, Захарова, зарываясь в черных, густых волосах, легонько оттягивает их, кусая нижнюю губу почти до крови и напористо изучая ротовую полость партнерши. Так, будто в первый раз. Забавно получается, конечно. Воздуха совершенно не хватает, поэтому блондинка отстраняется также резко, как и притягивает ближе вновь. Утыкается холодным носом прямо в плечо и тычется в шею, пока все еще подрагивающие татуированные руки запутываются в пшеничных прядях. Покрывает нежную кожу влажными поцелуями и укусами, бесстыдно оставляя после себя багровые метки, спускаясь ближе к ключицам. Лиза трясется, словно осиновый лист. Температура тела абсолютно точно превышает норму, но ей до безумия холодно. Конечности сводит и покалывает, и она до звездочек жмурит глаза, упираясь в широкие плечи Захаровой. Все это сводит с ума и не позволяет здраво мыслить, оставляя лишь возможность обрывисто втягивать воздух и крепко сжимать пальцы на плечах напротив. Она не хочет, чтобы все продолжалось так. Потому что знает, чем все закончится. Кристина пьяна и не способна смотреть на ситуацию трезво, поэтому и творит чушь. Утром она ведь просто уйдет, пока Лиза спать будет. И не скажет ни слова, до крови закусив губу и покидая комнату, хотя мечтает остаться в ней навсегда и утонуть в теплых, сонных объятиях под пуховым одеялом. — Стой… Остановись, пожалуйста. Все таки находит в себе силы промямлить эти жалкие три слова. Ощущает себя обнаженной и уязвимой, пока Крис непонятливо моргает, насупив светлые брови. Все так же тяжело дышит и находится неприлично близко, опаляя тонкую шею перегаром. Чуть отодвигается, и смотрит. Смотрит, все так же выгнув бровь. Искренне не понимает, что не так, ведь раньше такого не было. — Ты же знаешь, что нам не стоит делать этого. Тебя ждет Таня, разве нет? Ты будешь жалеть, Крис. Шепчет, будто боится чего-то. Возможно, даже, Кристину, которая смотрит слишком сурово и осуждающе. Бегает взглядом по лицу той, но в глаза не смотрит. Потому что знает, что иначе все точно полетит к чертям. Произносит уверенно, но голос местами предательски подрагивает. Она знает, на что способна Крис под опьянением, поэтому и ежится, будто ожидая удара. Но та в свою очередь отстраняется чуть сильнее и безмолвно машет головой, будто виновато поджимая губы. Если бы не расфокусированный затуманенный взор голубых глаз, то Лиза точно бы разревелась и позволила бы той все на свете. Захарова тяжко выдыхает, проводя двумя ладонями по лицу и тут же шумно втягивая воздух. — Да похуй мне на Таню. Понимаешь? Андрющенко озадаченно округляет глаза, непонимающе смотря на ту. — В каком смысле? — В обычном, Индиго. Мне все равно на нее. Абсолютно. — Разве вы не… — Нет. С каждым словом все становится еще запутаннее. Лиза совсем не понимает ее позиции и лишь пару раз моргает, все же поднимая взгляд на ту и сталкиваясь со взором пьяных, стеклянных глаз. — Но ты же понимаешь, что даже без Тани все будет точно так же, как и до этого? — Да почему, блять? Почему ты так не веришь в нас? — Потому что нету никаких нас. Мы только мучаем друг друга. Пожалуйста, пойми это. Сама не думает, что несет. Она потом точно тысячу раз пожалеет о сказанном сейчас. Страшно от неизвестности того, что будет дальше. Захарова вновь машет головой, отшатываясь назад. Заглядывает прямо в душу, переворачивая все внутри с ног на голову одним пронзительным взглядом. — Что ты хочешь этим сказать? Ее голос звучит ужасно надломано, и Андрющенко хочет прямо сейчас упасть на пол и без конца извиняться за то, что несет сейчас. — То, что из всего этого ничего не выйдет. Больно. Просто ужасно. Кристина хочет исчезнуть, а Лиза стереть ей напрочь память, чтоб та забыла все, что с ней связано. Она не успевает добавить ни слова, как ее перебивает до жути хриплый и осевший голос, который пару секунд назад был не таким совершенно. — Ты хочешь, чтоб я ушла? И Индиго вздрагивает от того, насколько ужасно это звучит, вглядываясь в бледное лицо. Не может больше выдавить ни слова, только закусывает щеку изнутри и пытается сдержать подступающие к глазам слезы, чувствуя на языке металлический привкус. Не хочется говорить это, не хочется даже думать об этом. Но так будет лучше. И в следующий момент она слабо, едва заметно кивает, все таки разрешая себе заплакать. А Кристина, в ответ, выдавливает из себя что-то на подобие кривой улыбки, что получается очень плохо. А потом и вовсе срывается с места, чуть ли не вылетая за дверь. Андрющенко делает пару опасливых шагов назад, упираясь лопатками в холодную стену. Закрывает глаза и оседает на пол, зарываясь дрожащими пальцами в копну волос. Мечтает испариться и никогда больше не появляться. Только сейчас постепенно приходит осознание того, что она натворила. Определенно, этот ужас необходимо было закончить, но точно не таким способом. Словно в бреду шепотом повторяет ее имя, мотая головой и пачкая рукава ее кофты слезами. Она насквозь пропитана ее духами, от чего голова совсем идет кругом, создавая иллюзию ее присутствия. Но этого больше не будет. Видимо, уже никогда. А потом… Резкий, громкий вздох. Лиза, в холодном поту, подскакивает на кровати, широко распахивая красные от слез глаза, проводя руками по лицу и понимая, что рыдает, и вся ее подушка наверняка насквозь мокрая. После чего почти сразу издается щелчок включенного ночника, а за ним хриплый, тихий и обеспокоенный шепот. — Лиз, ты чего? Что такое? — Сонная Кристина на локтях приподнимается, потирая глаза, — Опять кошмары, м? Один ее сиплый голос и понимание того, что она здесь, вынуждает разрыдаться еще сильнее. Лиза поворачивается на нее, и, кажется, вот-вот взорвется от любви и обилия чувств к этой девушке, что смотрит на нее так ласково и нежно, как никто никогда не смотрел. Быстро кивает, собирая все еще скатывающиеся по щекам дорожки слез. — Мне опять всякий бред снится… — Ну, что ты, лисена… Иди ко мне, не плачь, тише. Это все только твоя фантазия. Да ведь? Ты мне веришь, любовь моя? Широко раскидывает руки, приглашая в объятия, а Лиза тут же льнет как можно ближе, прижимаясь щекой к грудной клетке, ежась и обнимая в ответ крепко-крепко. Захарова тепло улыбается, поглаживая ту по волосам и выключая приглушенный свет. Андрющенко так и засыпает в самых крепких и теплых объятиях ее девушки, вдыхая самый любимый аромат, пока родные руки успокаивающе прижимают к себе. И теперь все точно хорошо. Потому что Кристина рядом, а с ней не может быть иначе.