Ш𝙴𝙲𝚃Ы𝙴 𝙱𝙾𝙲П𝙾𝙼𝚄𝙷𝙰𝙷𝚄Я

Свет свечей освещал гостиную мягким светом. В голове у него пролетали различные воспоминания, совсем не связанные друг с другом — одни с детства, другие с лицея, третьи со школьной скамьи, четвертые с переезда в Санкт-Петербург, пятые с друзьями, а шестые с молодым писателем Николаем. Николай не появлялся у его окон уже более чем неделю. При этом учитывая то, что в конце прошлой недели он обещал прийти к Александру. Но тот так и не появился у него. Прохожие говорят что пару раз замечали писарчука на кладбище. Но что же ему там понадобилось? Николай родом не из Петербурга, и, как он говорил, родственников здесь у него нет. Кого он навещал там? Может быть, у него умер какой-то дорогой ему человек, и сейчас ему просто тоскливо? Ну, наврядли.. Друзей у Николая здесь не было, а родственники в Малороссие. Или прохожие бесстыжие, соврали? В любой ситуации он волновался за молодого писателя. Почему-то из всех знакомых Александра этот был самый мягкий и ранимый. Хотя часто вспыльчивый, но свой гнев он проявлял не в скандалах. На кого бы не злился Николай, всегда все решалось через разговоры. А уж если не получалось решить мирно, то вина была не Николая. Что же с ним случилось? Неужели у него нашелся обидчик? Александр не любил думать о плохом, но на этот раз не получалось. Слишком навязчивые мысли. У Александра помимо Николая было много забот, но то, что друг не появлялся у него больше недели его волновало. Вообще Николай был не как все — в каком-то своем мире. Людей не любил, на социум тоже выходил редко. Мысли прервал стук в дверь. Александр мысленно подумал, что это не мог быть Николай. Гоголь не появлялся у него поздно ночью, и перед тем как прийти писал письмо. Может быть, это почтальон? Александр встал с дивана и, с отчетливым стуком своих сапог, подошел к двери. Шумно отварив ее и резко замерев, он увидел, что на него смотрели два глаза медово-орехового цвета. В этих глазах была не описуемая не одним пером грусть и сожаление, отражаемое тоску. На этих глазах словно прекрасный жемчуг были слёзы, которые было заметно под мокрыми ресницами. —Николай Васильевич, мой милый друг... Александр отступил на шаг, пропуская родного друга в дом, закрывая дверь. Николай выглядел не опрятно — развязанный пыльно-красного цвета галстук, растрепанные волосы.. В принципе брюнет выглядел бледный, как мел, даже слишком необычаемо. Когда Александр протянул к нему руку, мягко обняв его, Николай вздрогнул. —Друг мой.. —голос Александра был необычаемо хриплый, даже какой-то не свой.—Что с вами случилось? Последовал ответ слегка дрожащим и тихим голосом. —Можно я у вас на ночь останусь? Николай ушел от вопроса, что взволновало Александра. Он не хотел отвечать. Значит, что-то точно произошло.. —вопросом на вопрос не отвечают, Николай Васильевич. Вы можете приходить сюда в любое время суток, как пожелаете, я всегда вам рад. Но что же случилось с вами, Николай?.. Брюнет смотрел куда-то в сторону, в тень, чуть опустив веки. Это был опустошающий взгляд, словно Николаю было настолько плохо, что он уже устал плакать. На душе было тяжело, буд-то бы на его груди лежал тяжелый камень, обжигающий изнутри. Николай заглянул в сапфировые глаза кумира. Яркие, сапфировые, какого-то электрическо-синего цвета глаза выражали беспокойство, явно волнуясь. —Завтра мы больше не увидимся. *** —Вас обвинили в краже?! Почему?! Неужели они не понимают, что вам не нужна была эта цепь?! Да, вы оставались у них в особняке на двое суток, но ведь это немыслимо.. У вас даже входа в их спальню не было, как вы могли это взять? Они не подумали? Николай сидел на диване грея руки о горячую кружку чая, пока его друг метался по комнате. —Он подумал, что я влюбился в его жену, и поэтому украл его цепь.. Но я правда этого не делал! Да и вообще не влюблялся я не в кого.. Николай отвëл глаза. У Александра уже вскипали нервы из-за этой семьи Данишевских. Нет, ну, в самом деле — обвинять Николая в том, что он не делал. Совсем с ума сошли. Александр скрестил руки на груди, подойдя к окну, всматриваясь в ночь. Николай тихо встал и подошел к кудрявому поэту. Александр всегда был его обожанием — красивый, талантливый, прекрасный, элегантный.. Николай чувствовал жалость, отрешенность. Тревога, сожаление, безысходность, загнанность — все кипело в его груди. Заботливо, но так отчужденно, печально он обнял кумира, на то раньше не мог осмелится. Еще полчаса до рассвета, и Николай должен был уехать. Уехать навсегда, в Малороссию... Он больше никогда не будет жить как раньше. Одиночество будет хлещать в его груди. —Это наша последняя встреча..