Согрей меня

Кожа его была словно матовое стекло, сквозь нее просвечивали синие венки, узорами молний разбегающиеся по замерзшему телу. Губы почернели, на длинные пышные ресницы лег иней. Холод пожирал. Муан чувствовал, как от кончиков пальцев мороз поднимается вверх, сводя руки болезненной судорогой, но мужчина не отпустил бы своего проклятого мастера, не отстранился бы, несмотря ни на что. Он пытался согреть Шена в объятиях. В самом начале заклинатель еще дышал, сипло и осторожно. Его веки подрагивали, а сердце определенно билось. Но сейчас вдруг повисла гнетущая тишина. Вдохи стали едва уловимы, сердце стучало редко, еле слышно, тело перестало вздрагивать и застыло, обратившись статуей вырезанной из хрусталя. Казалось, мужчина умирает, покрываясь ледяной коркой, чтобы стать сосудом Зимней стужи и хранить в себе метели и вьюги до следующего года. Муан Гай был вне себя. В нем бушевал огонь эмоций. Жаль только, что это лишь словесный оборот и нельзя вырвать этот пламень, охвативший голову, и передать другому, тому, кто превращается в ледник, погибая на его руках. — Ты не можешь умереть, — шептал он, — я запрещаю тебе меня покидать. Теплые розовые губы коснулись лба. — Ты обещал мне. Ты клялся. Ты не можешь умереть. Не можешь уйти, все бросив. Губы скользнули ниже, осыпая мелкими поцелуями застывшие черты: щеки, всегда бледные, но сейчас и вовсе потерявшие всякие признаки жизни и человечности, расслабленные брови, неподвижные веки, замершие в грустном спокойствии уголки рта. — Ир Шен, прошу тебя. Голос Муана шелестел, как южный ветер в кронах деревьев, обдавая горячим дыханием нежную кожу шеи. Медленный ритм под прикосновениями исчез, и сердце самого мужчины пропустило удар. Он прислушался, но спустя двадцать секунд, а затем спустя тридцать, тонкая нить жизни не затрепетала вновь, растворяясь в холоде. Серебристое сияние гасло, уступая место темноте. — Нет! Нет! — заорал он. — Почему чертов камин не греет! Нет, так нельзя! Мысли перепутались, Муан запаниковал, как никогда. В комнату быстрым шагом вошел Ти Ши Ни, уставившись большими ошарашенными фейскими глазами. — Что случилось? — Чертова купель готова?! Я не слышу его пульса! Боги, его сердце еле бьется! — голос мечника сорвался. — Д-да, да, все почти готово, ты можешь отнести его. Муан не раздумывал ни секунды, подхватив почти невесомое тело. Укутанный в лед, с нутром, выжженным Зимней стужей, Шен сам стал легкой снежинкой, каплей росы, слезой, скованной морозом. Горячий бассейн встретил их облаками белесого пара и мягким ароматом розы. Каменные ступени, вырезанные в породе, похожей на мрамор, вели вниз, к источнику. Одеяло воды шевельнулось, расступаясь и принимая их, обволакивая плотным теплом. — Вот так, — зашептал мечник. — Вот так. Сейчас станет лучше. Он прижимал ухо к белой груди с темными пятнышками сосков, в надежде расслышать громкий, уверенный стук, а не странное, тихое трепетание. — Прошу тебя, Шен, борись. Он шептал глупости и шутки, которые никогда бы не рассказал Шену, будь тот в сознании. Возможно, даже что-то обещал, остаться вместе навсегда, клялся в любви? Теперь никто не узнает. Изо всех сил пытался растопить тело и душу правдами и неправдами, молитвами, угрозами, страстью, лишь бы проклятый мастер не оставил его одного. Мечник прижимал своего колдуна, обнимал, обвивал руками, целовал в губы, трогал и гладил, растирая мышцы, но ничего не помогало. Холод лишь множился и рос, сковывая воду и превращая живых в статуи. Тихое дыхание растворялось в воздухе. Неизвестно, сколько прошло времени. Возможно, Стужа усыпила и самого Муана. Пробудился он, лишь услышав чужую неразборчивую речь. Это вновь был Ти Ши Ни. Его лицо было хмурым и сосредоточенным, напряженная морщинка, залегшая меж бровей, выдавала настроение. — Я кое-что нашел, — сказал он негромко, глядя на остывший бассейн, — я знаю, как полностью разрушить холод и вернуть Ир Шена. Он говорил уверенно, но его вид не был радостным. — Говори, — только и произнес Муан, разбивая хрустальную корку, что уже завязалась на поверхности. Тут больше не было тепла. — Ему нужно передать ваш жар... — он помедлил, словно подбирая слова. — Тот пламень, что создается во время акта страсти и выплескивается в моменты наивысшего наслаждения. Теперь нахмурился и мечник. Он понимал, о чем речь. — Если вы любите его, я думаю, вы могли бы так поступить. Взять его себе. Ти Ши Ни, смущенный, отвернулся. Ир Шен дремлет во льдах под колыбель Зимней стужи. У него нельзя спросить разрешения. Фейри это понимал. Заклинатель, прикусив губу, выбрался из ледяной воды и смахнул с лица своей снежной королевы мокрые темные пряди. — Иного выхода нет? — спросил Муан Гай. — Можно продолжить растапливать его, ждать и надеяться на лучшее. Но только огонь любви точно исцелит; остальные методы... лишь попытка лечить симптомы, игнорируя болезнь. — Я сделаю это, — вздохнул мужчина. — Вы ведь понимаете... — Я понимаю. Пусть лучше... что угодно лучше смерти. Я приму от него все, любые слова, обвинения и проклятия, и предложу что угодно взамен, но только после того, как спасу. — Замок протопился. Кроме того, я положил горячие грелки на перину. Вы можете вернуться в комнату, вас никто не потревожит. — Хорошо. Они вот так просто спланировали преступление. Может ли на самом деле Муан так поступить? Отнять свободу, отнять достоинство, посягнуть на телестную и личную неприкосновенность? А ради спасения жизни? — Прости меня, — зашептал он, — прости, что я перехожу эту грань. Прости меня. Он сбросил с плеч Шена тонкий халат, снял и свою одежду, ложась вместе с ним в постель. Они разделят ложе, словно супруги, словно они добровольно связали себя серебряной нитью судьбы. — Мне так жаль, — просипел он, впившись в чужие губы, накрыв поцелуем, — прости меня, если сможешь. Рука осторожно огладила обнаженное плечо и побежала ниже к худой груди, проступающей лесенке ребер, к соблазнительному изгибу талии, о которой мечник так долго мечтал. Вот только все его сны и грезы были иными. Тело под ним было холодным и неподвижным, но не смотря на это, внутри, теплой волной поднималось возбуждение. Чувство вины соленой слезинкой скользнуло по лицу. — Я люблю тебя, клянусь, люблю, прости… Он ласкал осторожно, боясь разрушить ту хрупкую связь, что они построили. И не только ее, но и душу Шена. Что, если ради спасения он убьет его? Мысли не давали покоя. Муан вытрясал их из головы, жмурился, представляя улыбающееся лицо проклятого наглеца, хитрую насмешку нежных губ и блеск глаз. — Прости меня… Собственное тело с охотой отозвалось. Он вожделел статую, спящего принца, белый лотос на водной глади. Вожделел запретный плод, сладкий, как мед, питкий, как вино. Наслаждался им, припадая губами, тонул, погружаясь с головой. Плоть его окаменела от желания, и мужчина, наконец, решился. — Будь я проклят, ради того, чтобы ты жил. Напряжение свербело в животе. Он перехватил два мужских меча и принялся ласкать, навалившись на тонкого своего любовника, неподвижного и неотзывчивого. Отвратительные мысли все лезли, но он гнал их раскаленными кнутами страсти. Подсознание кричало о творимой мерзости. О том, что он берет куклу, труп любимого друга, неживое тело, что не дало и никогда не даст согласия на осквернение. Нет, нельзя погружаться в пучину отчаяния. Не сейчас, когда он плавится и пот бежит по спине, а комнату наполняют звуки потрескивающего дерева и тихие стоны. Он должен обратить это тепло в пожар, огненный смерч, и извергнуться, словно вулкан, изливая лаву, чтобы уничтожить семя зимы. Муан Гай прижался к Шену, слушая, как кровь начинает шуршать по сосудам, и прерывистый стук вновь набирает силу. Чужая мягкость поддавалась ласковым уговорам, наполняясь желанием. Чудесный крем, способный исцелить любую рану, удачно оказался под рукой. Не жалея, он вывернул баночку на худой живот, завороженно наблюдая, как вязкая субстанция скользит по тайным уголкам. Тянется маленькими щупальцами, осторожно огибая затвердевший ствол, падает ниже к дому мужества, расчерченному светлой полосой шва. Руки поглаживают сильные бедра, и Шен отзывается, тихонько сопя. Ресницы его вздрагивают, иней тает, сбегая слезинкой по лицу. — Ш-шен? Шен, — позвал он. — Ответь мне, хочешь ли ты этого? Могу ли я продолжать? Однако тот молчал. Муан страстно и решительно подхватил своего темного мастера, проводя влажной розовой головкой по промежности и уткнулся в сердцевину нежной астры. Мужчина чуть надавил, проскальзывая внутрь, и потерял всякие ориентиры. Он более ничего не хотел, кроме как предаваться любви. — Горячо, — глухо, одними губами на выдохе промолвил проклятый заклинатель. — Ш-шен… я… — Муан задохнулся, захлебнулся, чуть отстраняясь. Вся горячая страсть, что его опьяняла, в момент развеялась, уступая место страху. — Не останавливайся… прошу… — тихо попросил белокожий принц и вздрогнул всем телом, вцепившись еще слабыми руками в шелковые простыни. — Шен… ты понимаешь, что..? — Понимаю. Не останавливайся… не уходи… Согрей меня, — просьбы его были уверенными. Он приоткрыл глаза и постарался улыбнуться. — Я чувствую твой жар, зима отступает, прошу, не отдаляйся от меня. — Шен… мой Шен. Муан Гай взял его в руки, чуть притягивая, насаживая на себя, и сделал осторожный, нерешительный толчок. Мужчина под ним застонал, соблазнительно приоткрыв рот. Синюшные губы утопленника начали приобретать цвет. — Вот так, — зашептал Ир Шен, — это то, что мне нужно. Серебряная нить, словно фитиль фейерверка, вспыхнула ярким светом. Тени их сливались воедино и разъединялись, повторяя движения двух мастеров. Но были они лишь блеклым отражением истинной любви, немые, скучные, плясали на стене, пока комната тонула в духоте страсти и наполнялась любовной влагой. Стоны и всхлипы, мягкие шлепки и шепот завоевывали пространство. Шен таял. Наконец, Стужа отступала под напором горячего копья, что пронзало плоть, разбивая лед. — Шен… я… — дыхание сбилось, Муан почти хрипел, запрокидывая голову. — Я должен закончить в тебя, чтобы унять холод. Так сказал Ти Ши Ни. — Закончи. Наполни меня и согрей собой. Слова эти опустились горой возбуждения, и ощутив, что не в силах сдерживаться, мечник двинулся быстрей и навалился, целуя потеплевшие уста. — Мой Шен. Мужчина под ним застонал, по ногам прошла сладкая судорога удовольствия. — Да! Твой! Только твой! Рык грозовым эхом прокатился туда-обратно, и бездна разверзлась языками пламени, лава бурным потоком потекла по тропам и дорогам, воспламеняя траву и деревья. Зимняя стужа столкнулась с другим, не менее опасным стихийным бедствием, и пала, рассыпаясь дрожью по телу Ир Шена. Мастер выгнулся, засопел, плоть вздрогнула, изливаясь белыми каплями. На глазах выступили слезы. — Тебе тепло? — спросил Муан, глядя на него не моргая и поглаживая по голове. — Да, наконец-то тепло. — Что ж, это хорошо. Их любовь была прекрасна. Их любовь удалась. Их любовь спасла.