I love the day we first met.

      я ненавижу день, когда мы впервые встретились. именно тогда я потеряла голову и именно тогда я отдалась в руки той, что еще долгие месяцы меня отказывалась воспринимать. помню, как сбегала из дома по ночам к ней, как бросала все по одному лишь ее первому звонку, как, поскальзываясь, спешила на последний автобус, только бы увидеть ее хотя бы на пять минут. помню эти чертовы бессонные ночи из-за невыносимо тяжелых ссор, когда по квартире летало все, включая посуду, одежду, мебель и даже технику. я помню каждую нашу ссору — каждый порез на хрупком сердце, полюбившем кого-то впервые. она никогда не слышала меня, я никогда не слышала ее, но мы так активно доказывали друг другу обратное, что не слышали в итоге самих себя.       — я ненавижу тебя! — в очередной раз кричу я в попытке вырвать право голоса из ее крепкой хватки.       — я тебя не меньше, — сквозь зубы отвечает она, усаживаясь на новый стул. старый мы уничтожили около недели назад, в разгар ночной ссоры.       — все наши проблемы из-за тебя! это ты во всем виновата! ты ни черта не делаешь, только жалуешься, как тебе все не так!       она тут же поднимается обратно и с криком «заткнись!» с силой хлопает ладонью по столу. да так, что я на секунду замолкаю, рассеянно уставившись на женщину. а она тем временем подходит ко мне ближе, толкая изувеченной спиной в толстую стену. как предусмотрительно, ведь раньше я волновалась, что наши ссоры слышат многие. чувствительная кожа даже сквозь плотную футболку отдает жгучей болью, пока женщина сокращает расстояние между нами до половины метра, раздраженно оглядывая меня с ног до головы.       — я виновата?! — снова повышает голос она.       признаться честно, меня всегда пугала ее злость вблизи: безумный взгляд с расширенными зрачками, до ужаса грубый хриплый голос, отдающий холодной сталью прямо в жутко ранимое сердце. она, конечно, ничего не знала, но, может, догадывалась, замечая, как медленно стихает моя буря эмоций.       сейчас я не кричу, не толкаю ее в ответ и даже не пытаюсь изображать несуществующие мне эмоции. я лишь молча сдерживаю всю боль и обиду, ожидая, когда меня наконец отпустят и я смогу в одиночестве избить подушку в нашей спальне, представляя, что колочу Беллу. уверена, она часто делает нечто похоже, иначе ее поведение объяснить я не могу.       — ты считаешь, что я виновата?! — гневно повторяет она, на что я, поджав губы, киваю. — из-за тебя я лишилась всего! я едва концы с концами свожу, ведь идея о переезде в эту глушь была твоей! я так много отдала тебе, а ты считаешь, что вина на мне?!       — ты ничего не сделала для меня.. —бормочу я, чувствуя, как злость окончательно испарилась, а на глазах выступили слезы, заменив все мои ранние эмоции. — я не чувствую себя счастливой в этих отношениях..       — в таком случае проваливай, — рычит она в ответ, кидая к моим ногам куртку, только что снятую с кручка. — убирайся, черт возьми!       дрожащими от слез и страха руками я натягиваю куртку и даже не бегу собирать вещи, стараясь как можно скорее покинуть этот дом. больше она ничего не говорит мне, и я, на прощание взглянув на нее боязливым взглядом, выхожу, оставив ее наедине со своими совершенными ошибками.       но долго находиться в разлуке с ней я не могу. спустя три часа почти непрерывных слез я уже стою возле той двери, откуда сама же и уходила, провожаемая колючим взглядом женщины. открывает она не сразу. еще долгое время я просто стою под ледяными порывами ветра, то и дело нажимая кнопку звонка. и только через 30 минут она выходит из дома, смеряя меня все тем же колючим взглядом, только в этот раз чуть мягче.       — чего тебе? — спрашивает она через секунду, скрестив руки на груди.       — я помириться хочу, — не слишком уверенно произношу я, пытаясь вглядеться в ее холодные глаза.       — ладно, — слишком быстро сдается она, тяжело выдыхая.       под мое нескрываемое удивление она отходит назад, пропуская меня в дом. и я захожу, все еще пытаясь понять причину ее поведения. на все мои вопросы, связанные с ссорой, она лишь отмалчивается. говорит только на другие темы, старательно избегая обсуждать ранее сказанные нами слова.       — ответь мне уже. в чем дело? — спрашиваю я, когда она недовольно переключала каналы на небольшом телевизоре, тихо ворча, что все эти программы — собачий бред и ничего нормального больше не снимают.       — о чем ты?       — перестань. ты прекрасно понимаешь. что случилось?       — ты ведь понимаешь, что я не буду извиняться? — вдруг интересуется она, наконец сделав шаг навстречу мне.       оторвавшись от вычесывания черной гладкой шерсти Барона — нашего кота, что вылез из собственного укрытия лишь недавно, оценив наконец спокойную обстановку дома, я откладываю небольшую расческу в сторону и под недовольство четырехлапого друга сажусь на диван к Белле.       — я тоже не буду. я просто хочу помириться без продолжения взаимных обвинений.       — не будешь, потому что не умеешь? — улыбается она, наконец оставив пульт в покое.       Барон в этот момент, решив, что продолжать процедуры ему просто необходимо, запрыгивает мне на колени и под громкое мурчание начинает вылизывать черную как ночь лапу. его присутствие немного снижает взаимное напряжение, но не настолько, чтобы мы были готовы продолжать вести себя так, будто ничего не произошло.       — умею, — бормочу я, почесывая кота за ушком. — просто знаю, что моей вины нет.       — хорошо. но и моей тоже нет. что ты предлагаешь?       — предлагаю отпустить эту ситуацию. мы можем долго решать, кто прав из нас, а кто виноват. но мне не хочется сейчас устраивать новые разборки. ты согласна со мной? — спрашиваю я, на что получаю молчаливый кивок в ответ. — хорошо.. я голодна, — я тут же перевожу тему, услышав через секунду «да, я тоже».       на этом разговор, которого я добивалась, заканчивается. остаток времени мы проводим у того же телевизора с котом под боком, доедая уже холодную запеченную курицу, о которой мы забыли еще в разгар дневной ссоры.       неделя после этого события прошла довольно спокойно. по крайней мере таких ссор, как недавняя, больше не было. однако я, даже прожив с ней около года, все еще удивляюсь ее способности раздуть конфликт из-за чего угодно. будь то обычная, никем не замеченная мелочь, на которую даже я, будучи дико злой, не всегда обращу внимание. сегодня мы не разговаривали целый день из-за кофе. из-за чертового крепкого кофе без сливок, молока и сахара, пролитого на белую идеально выглаженную для работы рубашку. я отвлеклась всего на секунду из-за жалобных речей голодного Барона, как пальцы ненароком разжались, и чашка упала на Беллу, обдав ее горячим напитком.       — ты долго будешь не замечать меня, Белл? — спрашиваю я, когда она в очередной раз с обиженным лицом проходит мимо меня.       — нам нужно расстаться, — вдруг отвечает она, останавливаясь в дверях.       расстаться? из-за кофе? не в силах стоять на ногах от такой новости, я сажусь на диван, пытаясь вспомнить, почему такие глупые шутки вылезают даже после первого апреля. она тем временем медленно разворачивается, встречаясь со мной взглядом.       — ты шутишь так? — мой вопрос, даже не пытаясь сдерживаться, тут же вырывается наружу. — это ведь обычный кофе. я постирала рубашку, почему ты продолжаешь так злиться?       — не в кофе дело, — пожимает плечами она, подходя ко мне чуть ближе.       противная мысль, осуществления которой я боялась больше всего, успешно пробралась в мою голову. неужели сотни моих слез и переживаний из-за этой темы не смогли убедить Беллу не совершать подобной ошибки?       — только не говори, что ты изменила мне.. — беззвучно произношу я одними губами, зная, что она все равно услышит меня. — нет, скажи. постой, нет.. не говори об этом. черт, кто она? почему именно она, Белла? — я срываюсь на крик, моментально вскакивая с дивана.       а она лишь смеется в ответ. неужели весь этот разговор действительно шутка? глупая шутка, чтобы отомстить мне за что-то. за то же самое несчастное кофе, к примеру. но чем дольше она не дает ответа, тем сильнее я начинаю думать, что мысли о розыгрыше неверны. я заметно напрягаюсь что, естественно, не ускользает от внимания женщины. от слишком острого, цепляющегося ко всему взгляда скрыть что-то почти невозможно.       видя мое напряжение, смысла скрывать которое даже не было, теперь и она становится серьезной, окончательно уничтожая все надежды на обычную шутку. она подходит еще ближе ко мне, осторожно протягивая чуть помятые листы, которые я заметила в ее руках только сейчас. глаза быстро бегут по тексту, и пока я молчу, она начинает говорить первой.       — я смертельно больна. я не выживу. врачи максимум месяц обещают. нам нужно расстаться, — совершенно спокойным голосом сообщает она, словно ей каждый день приходится делиться новостью об этом.       она говорит что-то еще, но я уже не слышу. руки слишком сильно дрожат, а голова буквально раскалывается от услышанного. листы невольно выскальзывают из пальцев, расстилаясь на гладком полу. это все сон? глупый сон, который скоро закончится. я щипаю себя один раз. потом другой. но все остается на своих местах: я по-прежнему дрожу, потеряв связь с реальностью, листы, причинившие мне боль, по-прежнему лежат на полу, она по-прежнему стоит рядом. несколько крупных холодных слез бегут по моим щекам, пока она, наконец присев рядом со мной, пытается меня успокоить. бред. это все чертов бред. она продолжает шутить. мстит мне за ту ссору, за кофе, который лучше бы делала она сама, или за то, что ей пришлось отказаться от своей прошлой жизни из-за меня.       я все ждала, когда она, крепче обняв меня, скажет своим мягким голосом, который в последнее время я слышу так редко «милая, я просто пошутила. со мной все хорошо, я абсолютно здорова». но она молчала.. молчала так же, как и всегда, когда сообщала мне тяжелые новости.       — это неправда.. — спустя какое-то время говорю я.       — мне незачем тебе врать. я давно не проверялась, поэтому..       — то есть ты знала?! — перебиваю ее я, поднимая красные от слез глаза на нее. — ты знала, что можешь болеть, но ты молчала?!       — я знала, что ты захочешь уйти. я просто не хотела тебя терять. хотелось оттянуть момент признания, чтобы провести с тобой больше времени, — без единой эмоции на лице сообщает она, чуть отстраняясь.       — черт, да ничего ты не знала!       — а что бы изменилось? мы бы точно также ссорились, мирились, проводили время вместе. какая разница?       — я бы не вела себя так.. - тихо проговариваю я, опуская голову.       — это уже не важно. нам нужно расстаться. я не хочу умирать на твоих глазах.       я снова поднимаю взгляд на нее: совершенно спокойная. ни единой эмоции на лице. может, старается быть сильнее, находясь рядом со мной? но это все меня уже не волнует. найдя в себе силы, я крепко ее обнимаю, роняя прозрачные слезы на домашнюю одежду женщины.       — нет. мы не расстанемся, — настаиваю я. — я буду рядом до самого последнего твоего вдоха, хочешь ты этого или нет.       три недели пролетели как один день. я видела, как от моей ранее прекрасной возлюбленной оставалось лишь некое подобие человека: она сильно похудела, кожа побелела на несколько тонов, руки стали невыносимо холодными. все дни она проводила в постели. сил не было даже встать. я забыла, когда последний раз улыбалась, выходила к друзьям, на учебу или ездила к родителям. все свое время я проводила возле нее. мне было больно засыпать, ведь каждая ночь могла стать последней в ее жизни. каждая ночь стремительно приближала ее к смерти.       — никаких шансов нет? — спрашиваю я, стоя перед ее постелью на коленях. рука моя крепко сжимает холодную ладонь, словно бы я надеялась отогреть ее, вдохнуть в Беллу жизнь, что так стремительно угасала.       Лестрейндж молча качает головой, откидывая мои последние надежды на спасение.       — я.. я не знаю как буду дальше..       — как и до меня, — ослабевшим голосом отвечает женщина.       — я до тебя плохо жила, ты же знаешь. а без тебя сейчас будет еще хуже, — шепчу я, чувствуя, как холодные капли в который раз за все это время стекают по моим щекам.       — я ненавижу тебя, — с легкой улыбкой говорит она.       — я тебя тоже.., — отвечаю я, прижимая горячий лоб к мертвенно-холодной руке.       весь остаток дня я провожу с ней, продолжая крепко сжимать ладонь. не было желания ее отпускать. а утром я просыпаюсь одна, продолжая глупо надеяться и держаться за нее.. слезы лились из глаз безостановочно еще целый день. на похоронах, организованных на следующий день, меня не оказалось: я все это время прорыдала в подушку, пытаясь найти в себе силы просто вдохнуть. зато я пришла ночью одна, сжимая в руках букет красных роз. те самые, которые она так сильно любила..       сил что-то сказать у меня не нашлось, и я просидела на холодной земле еще несколько часов, продолжая сжимать в онемевших от холода пальцах колючие цветы. Барон, самостоятельно прибежавший ко мне, словно почувствовал мою боль, а потому неуклюже тыкался влажным носом в мою руку, изредка отводя взгляд на свежую могилу.       я люблю день, когда мы впервые встретились. именно тогда я полюбила чисто и искренне. именно тогда полюбили меня. я поняла, что на самом деле была счастлива с ней. поняла, как сильно она была нужна мне. поняла, что больше никого и никогда не полюблю так же, как ее.       я помню каждую нашу ссору. помню, как была неправа, но отчаянно пыталась себя оправдать, отказываясь произносить до боли простое слово «извини». теперь я могу произносить его сколько угодно. все равно она больше не услышит моего голоса. извини меня. извини, что начала ценить тебя лишь когда узнала о болезни. извини, что не уберегла.       извини, но я люблю день, когда мы впервые встретились...