Обещал – исполни

Он чувствовал себя разбито, паршиво – не находя себя себе место, он метался внутренне, но внешне почему-то оставался спокоен. Ремус бы никогда не предположил, что все станет настолько серьезно – что та война, которая во время обучения в Хогвартсе казалась спокойной и отдалённой, звучащая там, где-то за пределами крепких стен, вдруг наберёт обороты, и заберёт у него четырех друзей. Он не мог смириться ни с потерей Питера, ни с потерей Джеймса и Лили. Но больше всего его терзали мысли о Сириусе, которого сразу же с места событий посадили за решетку. Ремус не помнил, что на предплечье у того была черная метка, но, сам не зная, отчего именно, он поверил в то, что Сириус ему служил. Смириться с предательством было невозможно, и Ремус разрывался между отрицанием случившегося и желанием увидеть Сириуса. Пусть даже так, зная, что тот совершил и не сумев бы ему даже улыбнуться. Он хотел увидеть его в последний раз. Хотел, возможно, сказать что-то – что-то на прощание, посмотреть в глаза Сириуса, которые последнее время были до были грустными. Ещё вчера Ремус даже и не подозревал, что в миг лишиться всего. Он не желал вспоминать свое детство, но одно конкретное воспоминание все время лезло в память – конечно, оно было с Сириусом в главной роли, но Ремус вполне успешно отгонял его, стараясь занять чем угодно, не тем обещанием, что они друг другу дали. Ремус не мог больше находиться среди людей – он видел печальные взгляды, которые были направлены на него, и поначалу даже порывался оказывать помощь и дальше, но взгляд Дамблдора вполне мягко намекнул ему, что лучше бы Ремусу прийти в себя. И Ремус согласился – Дамблдор и люди, его окружавшие, вполне справятся, Люпин верил, что победа будет за ними. И он отдалился как можно дальше, укрылся в лесу в своей старенькой, но уютной лачужке, о которой знали только два человека. Он и Сириус. Когда-то, когда их дружеские отношения были слишком шаткие и грозящиеся перейти во что-то большее, он привел Сириуса в этот небольшой домик среди огромного леса – Сириус тогда окончательно отдалился от семьи и убежал, обосновавшись у с распростёртыми объятиями принявших его Поттеров. Но семья у тех была пусть не большая, но шумная, а Сириус вдруг понял, что невероятно от этого устал, и предложение Ремуса отдохнуть вдали от всех оказалось как никогда кстати. Они провели там неделю, разговаривая ни о чем, дурачась в небольшом саду и часто засиживаясь допоздна за игрой в шахматы или просто в тишине – Ремус всегда засыпал первым, головой опускаясь или на спинку дивана, на котором они всегда сидели, или на плечо Сириуса. Блэк сидел ещё минут пятнадцать в тишине, или наблюдая за чужим умиротворённым лицом или бессмысленно переставляя фигурки на доске, а после засыпал и сам. Просыпались они всегда одновременно и в неловком молчании, но вскоре привыкли к этому. Ремус грустно улыбнулся, отгоняя воспоминания и осматривая немного заброшенный дом – его здесь уже давненько не было. Все свое время он проводил в Блэк-Хаусе с Сириусом, а уединения там было больше, чем можно было бы пожелать, поэтому про небольшой домик в лесу они пусть не забыли, по крайней мере Ремус точно, но просто не думали о нем за ненадобностью. Ремус принялся избавляться от пыли и грязи очищающими, расставил везде свечи, распаковал чемодан, выкладывая свои немногочисленные вещи и убирая в шкаф одежду – несколько рубашек принадлежали Сириусу, который когда-то отдал их Ремусу, и Люпин постарался сильно не обращать на них внимания. Но они, несмотря на такую же цветовую гамму, как и его гардероба, все равно выделялись слишком сильно, чтобы их можно было не замечать. Ремус приводил в порядок слегка подкосившийся от времени дом и проводил полнолуния в лесу, теперь точно уверенный, что никому не навредит. День сменялся неделей, та месяцем, а месяц годом – он уже и забыл, каково это – общаться с кем-то и выходить в люди. Он, иногда выбирающийся в Британию да покупками, ловил обрывки новостей, но этого было катастрофически недостаточно, чтобы знать, что происходит в стране. Прошло достаточное количество времени, чтобы Ремус сумел просто замуровать любые воспоминания о Сириусе. Но, конечно, они были не в сказке, и Дамблдор каким-то чудом выловив его в одной из продуктовых лавок в Британии, напомнил о себе и, в дополнение, о Сириусе – тот, оказывается, сбежал из Азкабана. Новость обухом ударила по голове, а Альбус, словно это не он когда-то с натяжкой принял в Хогвартсе обучение оборотня, предложил ему стать преподавателем ЗОТИ. Ремус в своих навыках не сомневался так же, как не сомневался и в том, что Альбус не спроста вспомнил о его существовании. Но Ремусу по большому счету на планы Альбуса было плевать – он 12 лет просидел в глуши, и, пусть и не нуждался в общении, но успел соскучиться по людям. Да и кто не захочет увидеть выросшего сына своих друзей? Гарри был до боли похож на Джеймса, но глазами действительно пошел в Лили – только у нее они были такими яркими зелёными. Ремус смотрел на Гарри и не мог не погружаться в воспоминания о своих годах в Хогвартсе – и воображение любезно рисовало рядом фигуру Сириуса, без которой не обходился ни один день в школе. Ремус так и не смог до конца разобраться в собственных чувствах по отношению к предательству со стороны Сириуса, но, смотря на подросшего Поттера, думать об этом совершенно не хотелось. У Ремуса вдруг появилась своя цель – во что бы то ни стало обучить мальчика заклинанию патронус, и Ремус с Гарри уверенно шли к цели, отбросив лишние мысли. Рождество, как правило, всегда отмечают с семьей, но, как бы ни звали его к себе Уизли, Ремус отказался – он вернулся в свой домик, настроенный провести эти каникулы в тишине и одиночестве, но планам, конечно, не суждено было сбыться. Впрочем, Ремус ничуть не удивился, что судьба снова подкинула ему дополнительных препятствий – так уж почему-то завелось у нее. Это был тихий зимний вечер, который Ремус проводил за книгой и горячим какао с шоколадом, когда он вдруг услышал странные шорохи за окном. Живности в этом лесу было мало, но кто-то настойчиво и словно специально петля вокруг его дома, будто не определившись до конца – хочет он, чтобы его нашли, или чтобы не заметили. Ремус поднялся с кресла как можно аккуратнее и подошел к двери, прислушиваясь к звукам за ней. Когда шорох приблизился настолько, что преобразовался в звук идущих по мелкому снегу и сырой листве лап, Ремус распахнул дверь. И, если бы не держался за нее же, наверное, упал бы. На земле, почти прижавшись к ней и будто собравшись удрать, но вдруг поняв, что делать поздно, остановился крупных размеров черный пес. Конечно, Ремус узнал его – просто не мог не узнать того, с кем провел столько лет вместе. Все стало вдруг настолько... глупым и бессмысленным, что Ремус, не имея ни сил, ни желания ругаться, пропустил побитого пса в дом. И тот, виновато прижимая уши к голове, перевоплотился в Сириуса Блэка. Живого и почти невредимого. Ремус без лишних слов усадил того на диван и, достав из шкафчика аптечку, принялся вливать в истощенного волшебника различные зелья, параллельно с этим обрабатывая чужие раны. Сириус все это время сидел молча, рассматривая Ремуса, и Люпин старательно пытался делать вид, что не замечает этого. Из шкафа он достал одну из рубашек Сириуса – за все эти годы он сам так и не смог их надеть – и свои домашние штаны. Сириус, отмывшийся от грязи, вышел из душа. Они долго сидели молча, со тот, наконец, не нарушил гнетущую тишину. – Я не передавал Поттеров. – С чего бы мне верить тебе? Сириус скривился, пальцами вцепляясь в чужую руку. – Ты не помнишь? Клятву, которую мы дали друг другу в детстве? «Обещаю ни за что и никогда не предавать тебя, любить любым и никогда не врать». Конечно, Ремус помнил – это была совершенно детская клятва, он даже и ее вспомнит уже, из-за чего конкретно они дали ее друг другу, но Магии все равно на формулировки и на то, кто и как произносит клятву – она скрепляет сами слова и намерения, и если бы Сириус действительно нарушил бы обещание... Ремус не хотел бы думать, что с тем могла бы сделать Магия. Впервые за столько лет Ремус посмотрел на Сириуса ясным взглядом – и единственное желание, которое читалось в его взгляде, он исполнил, не задумываясь. Сжимая Блэка в крепких объятиях, Ремус верил ему. Видимо, всегда ему верил.